Глава 4 Мать

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 4

Мать

Смерть Птолемея и подчинение Цезарю Александрии привели войну к явному завершению, и Цезарь, снова оказавшись в комфортабельной дворцовой резиденции, получил наконец возможность довести до конца свои планы по улаживанию дел в Египте, исполнению которых так долго мешала военная кампания. Младшему брату Клеопатры, юному Птолемею, было всего лишь одиннадцать лет, и он, по-видимому, еще не проявил таких явных признаков интеллекта или сильного характера, которые сделали бы его помехой либо Цезарю, либо его сестре, и поэтому было решено, что его следует возвести на трон во дворце его погибшего брата как номинального царя и супруга Клеопатры. Следует помнить, что Цезарь подарил этому молодому человеку и его сестре Арсиное Кипр, но теперь, когда последняя стала пленницей, покрыв себя бесчестьем, а первый не был еще достаточно зрелым, чтобы стать в Египте источником неприятностей, островное царство им не навязывали. Александрийцам, военные действия которых против Цезаря так прекрасно развлекали его, пока он продолжал свой роман с Клеопатрой, Цезарь показал, что хочет быть снисходительным, и предпочел рассматривать сильное опустошение, причиненное некоторым районам их города, как достаточное наказание за их преступления. Однако Цезарь наделил евреев равными правами с греками, учтя их помощь в недавней войне, – шаг, который, вероятно, вызвал некоторое раздражение у большинства горожан. Затем он создал регулярную римскую оккупационную армию для оказания помощи Клеопатре и ее младшему брату, сидящим на троне, и для поддержания порядка в Александрии и во всей стране. Эта армия состояла из двух легионов, которые выдержали вместе с ним осаду во дворце, и третьего легиона, который прибыл из Сирии. Командующим этой армией Цезарь назначил талантливого военачальника по имени Руфин, который поднялся из рядовых благодаря своим личным достоинствам, будучи изначально одним из вольноотпущеников Цезаря. Обычно пишут, что, передавая командование армией человеку с таким положением в обществе, а не представителю сената, Цезарь продемонстрировал свое презрение к Египту, но я придерживаюсь того мнения, что этот шаг был сделан осознанно, чтобы сохранить власть в стране полностью в своих собственных руках, так как Руфин, без сомнения, был пешкой Цезаря. Нам неизвестно, что стало с солдатами Габиния, которые воевали против Цезаря, но вполне возможно, что они были распределены по легионам, размещенным в других уголках римского мира.

Наступил апрель, и Цезарь находился в Египте уже больше шести месяцев. Первоначально он намеревался возвратиться в Рим, по-видимому, в ноябре прошедшего года, но открытое неповиновение александрийцев и последующая осада дворца дали ему разумный повод остаться с Клеопатрой. Будучи по натуре конъюнктурщиком, Цезарь за эти месяцы сам сильно заинтересовался делами Египта, и, как мы уже увидели, они, а также страсть к царице полностью завладели его вниманием. Конец войны, однако, означал для него не угасание этого интереса, а, скорее, появление возможности для претворения своих замыслов в жизнь. Вероятно, на Цезаря произвели большое впечатление возможности широкой эксплуатации, которые предлагал Египет. Клеопатра, несомненно, рассказала ему многое о чудесах этой страны, удостовериться в которых у нее самой еще так и не нашлось случая. Цезарь узнал от нее (и получил видимые доказательства) о богатствах долины Нила, и его марш-бросок через его дельту наверняка показал ему изобилие этой страны. Не было человека, на которого не произвело бы впечатление зрелище тянущихся на много миль пшеничных полей, которые можно было видеть в Нижнем Египте; и до Цезаря, несомненно, доходили сообщения о богатстве районов в верхнем течении Нила, где мирное и законопослушное население находило время и для сбора урожая с плодородных земель три раза в году, и для постройки огромных храмов для своих богов и дворцов для своей знати. Ежегодный налог только на зерно в Египте, который выплачивался натурой, вероятно, доходил где-то до 20 миллионов бушелей (мера объема жидкостей и сыпучих веществ, которая в Англии равна 36,4 литра, а в США 36,2 литра. – Пер.) – такая цифра была во время правления Августа. И этот факт, если не какой-нибудь другой, наверное, вызвал у Цезаря большую алчность.

Вероятно, он также слышал о торговле с Индией, которая уже начала процветать и несколько лет спустя приобрела огромную важность. И ему, несомненно, рассказывали о почти сказочной стране Эфиопии, преддверием которой был Египет и откуда текли воды Нила. Египет всегда был страной спекуляций и привлекал к себе в равной степени и интерес финансиста, и воодушевление завоевателя. И воображение Цезаря, вероятно, возбуждали те честолюбивые замыслы, которые будоражили умы столь многих завоевателей этой страны точно так же, как три века назад (в 332 г. до н. э.) это произошло с Александром Великим. Понимая, что его работа в Галлии и на северо-западе Римской державы уже в большей или меньшей степени закончена, Цезарь мог рассмотреть целесообразность того, чтобы привести римских легионеров в самые дальние уголки Эфиопии, пересечь Красное море и высадиться в Аравии или проникнуть, как Александр, в Индию и удивительные царства Востока. Египет считался вратами в эти земли. Торговый путь из Александрии в Индию с каждым годом приобретал все большую известность. Купцы плыли вверх по течению Нила до города Коптоса, а затем караванами переходили пустыню до порта Береника, откуда с муссоном отплывали в город Музирис на западном побережье Индии рядом с современным Майсуром. (Греки из Египта плыли вдоль южного берега Аравии, затем, пересекая Аравийское море, в совр. Камбейский залив, севернее совр. Мумбаи [Бомбея] – в индийские порты Бхригукачха [совр. Броч] и Сопар и уже затем плыли на юг, к Музирису [в районе совр. г. Кочин]. Уже позже [во II в. н. э.] греки из Египта проникли в порты Индокитая и Южного Китая. – Ред.) Возможно, Цезарь поддался притягательности далекого завоевания и исследования, которые по причине географического положения Египта вдохновляли так много умов, и позволил своим мыслям совершать путешествия вместе с купцами по великим дорогам на Восток. Он, должно быть, всегда сознавал, что непокоренные парфяне сделают поход через Азию в Индию самым трудным и опасным предприятием, и испытывал некоторые сомнения в том, сможет ли он повторить подвиги Александра Великого на этом пути. Но здесь через Египет пролегала дорога на Восток, по которой можно было идти без серьезного риска. Купцы обычно покидали Беренику, расположенную на египетском побережье, приблизительно в середине июля, когда Сириус всходил вместе с солнцем, и добирались до западного берега Индии около середины сентября. И было бы действительно странно, если бы Цезарь не обдумывал возможность перевезти свою армию по этому морскому пути в страны, завоеванные Александром, о подвигах которого он любил читать.

Множество возможностей вроде этих, вероятно, занимали его ум и, вероятно, стали одной из причин его желания остаться в этой пленительной стране еще немного. Но была еще одна, и более важная, причина, которая побуждала его подождать еще несколько недель в Египте: Клеопатра собиралась стать матерью. Семь месяцев прошло с тех октябрьских дней, когда Цезарь столь энергично взялся за осуществление задачи по завоеванию любви царицы и добился того, что она уступила его желаниям. И теперь через несколько недель ему на руки положат ребенка, плод их любви. Хоть Цезарь и был старым распутником, кажется, что он увидел в нынешней ситуации нечто отличное от того, что случалось с ним раньше. Клеопатра своим блестящим умом, приподнятым настроением, своим особым шармом в поведении, своей храбростью и безграничным оптимизмом сумела удержать его любовь на протяжении этих месяцев их тесной близости; она затронула чувствительную сторону его натуры, и он не смог устоять. Он пожелал быть рядом с ней в час испытания и, кроме того (ведь в действиях Цезаря в Египте всегда был как практический, так и сентиментальный мотив), вполне вероятно, что он лелеял надежду получить от Клеопатры наследника своего земного богатства и положения, который со временем будет признан полностью законным. Долгое общение с царицей во многом изменило точку зрения Цезаря, и я полагаю, можно почти не сомневаться в том, что его разум с нетерпением ждал развития событий и революционных изменений в своей жизни.

По желанию Клеопатры Цезарь теперь позволял, чтобы египтяне признавали его божественным супругом царицы, воплощением бога Юпитера-Амона на земле. Между ними была заключена некая форма брака, или, по крайней мере, народ Египта, если не циничных александрийцев, заставили признать их законный союз. Приближающееся рождение ребенка сделало необходимым, чтобы Клеопатра обнародовала свои отношения с Цезарем и одновременно доказала своим подданным, что она, их царица, является не просто любовницей предприимчивого римлянина. Поэтому, как только ее брат и формальный муж Птолемей XIII погиб, она начала убеждать народ своей страны, что Юлий Цезарь – это великий бог Египта, сошедший на землю, и что ребенок, который должен появиться на свет, – это потомок их божественного союза. На стенах египетских храмов, особенно в Гермонтисе неподалеку от Фив, впоследствии появились барельефы, на которых была изображена Клеопатра, беседующая с богом Амоном в человеческом облике, и на которых боги помогают рождению божественного дитяти. Мифологический вымысел подобного рода использовался в Древнем Египте в отношении рождений и древних монархов, например Хатшепсут (ок. 1500 до н. э.) и Аменхотепа III (ок. 1400 до н. э.). В этих известных случаях царское происхождение ребенка было под вопросом, и по этой причине появлялась история о божественной связи. Так и в случае Клеопатры этот миф благодаря частому использованию стал привычным для контролируемых духовенством умов египтян и не был чем-то удивительным или оригинальным. В более поздние годы правления царицы события датировались, ведя отсчет от этого сверхъестественного события, и до нас дошла эпитафия, сделанная в «двадцатом году от (или после) союза Клеопатры с Амоном».

Цезарю очень нравилось, что в Египте его считают божеством. Его кумир Александр Великий точно так же считался в Египте богом и объявил себя сыном Амона, и его изображали с рогами барана, как у этого бога, выступающими с двух сторон головы. И хотя у самого Цезаря вера в богов заметно отсутствовала, он всегда хвастался своим божественным происхождением, а его древний патрицианский род Юлиев прослеживал свои корни до Юла (Аскания, принявшего это имя), сына Энея, внука Анхиса и богини Венеры (Афродиты) (ок. 1152 г. до н. э. именно Асканий [Юл] основал колонию Альба-Лонга к юго-востоку от возникшего позже Рима. Альба-Лонга – легендарная родина основателей Рима Ромула и Рема. – Ред.). И есть причина предполагать, что Клеопатра пыталась поощрять представление Цезаря о самом себе как о боге на земле (автор не совсем понимает, кто такой Цезарь. Это римский аристократ, получивший римское воспитание и образование, римский боевой опыт. Тот, кто знаком с римской историей и великими римлянами, делавшими ее, поймет. И Юлий Цезарь занял свое место среди этих людей, создававших великую державу, на наследии которой стоит [пока] современная цивилизация. – Ред.). Сама она правила Египтом по богом данному праву и не считала вопросом, подлежащим сомнению, что она является представительницей бога-солнца здесь, на земле, посредницей между человеком и его создателем. Египтяне (если и не александрийцы – в основном греки и евреи) падали, распростершись на земле лицом вниз, когда видели ее, и приветствовали ее как богиню точно так же, как их отцы приветствовали древних фараонов. С самого раннего детства Клеопатру называли богиней, и в египетских храмах ее называли бессмертной, словно по бесспорному праву. Те, кто соприкасался с ней, разделяли с ней божественную благодать, а ее спутники в глазах ее египетских подданных были священными. Так, Цезарь, как ее супруг, стал богом; и как только ее связь с ним стала достоянием гласности, он ex officio (по должности. – лат.) получил божественный статус. Некоторое время спустя мы увидим, как даже в Риме он стал считать себя выше простых смертных и как перед своей смертью он, забыв о своем неверии в бессмертных (то есть богов), публично назвал себя богом на земле. Но в этот, египетский период его жизни такое принятие статуса бога не было ясно определено, и вполне вероятно, что Цезарь на самом деле не знал, кем себя считать. Клеопатра питала его разум странными мыслями и так льстила его тщеславию, хотя, наверное, и не намеренно, что Цезарь был вполне готов поверить, что он сам каким-то образом произошел из лучшего мира (а Цезарь был в этом уверен, поскольку Юл [Асканий] – внук Афродиты [Венеры]. – Ред.). Клеопатра сама была, как все цари Египта, божественного происхождения; она любила Цезаря. Таким образом, мне кажется, она постепенно навязала ему осознание своей божественной природы, которое в последующие годы развилось в устойчивую веру.

Такое растущее осознание своей божественной природы Цезарем принесло с собой, конечно, ощущение монаршей власти, желание получить царские привилегии. Клеопатра теперь называет его своим супругом, и в Египте, как я уже говорил, его, очевидно, признали ее законным мужем. Цезарь уже был, фигурально говоря, царем Египта; а то, что он не был официально коронован как фараон, вероятно, должно быть отнесено на счет того, что он возражал против такой процедуры. Теперь египтяне, наверное, были готовы предложить ему трон Птолемеев точно так же, как они приняли Архелая, верховного жреца Команы (в Каппадокии), в качестве супруга Береники, единокровной сестры Клеопатры. И в эти дни, когда их молодая царица должна была вскоре стать матерью, вероятно, у людей было искреннее и сильное желание упорядочить ситуацию путем такого брака с Цезарем и путем его восхождения на трон. Ничто не могло быть более удачного с политической точки зрения, чем брак царицы с величайшим человеком в Риме, и мы уже видели, что ранее существовала какая-то идея о союзе с Гнеем Помпеем в то время, когда отец этого человека был фактическим правителем республики. Для разума египтянина тот факт, что Цезарь был уже семейным человеком, жена которого жила в Риме, не вызывал реальных возражений. Жена не родила ему сына, и поэтому с ней можно развестись в пользу более плодоносной лозы. Сама Клеопатра, по-видимому, очень хотела разделить свой египетский трон с Цезарем, так как она, несомненно, достаточно ясно видела, что, раз он уже стал самодержцем и фактическим диктатором Рима, вскоре они станут монархами всего римского мира. Если она сможет уговорить его, как Архелая из Команы, принять корону фараонов, появится веская причина предположить, что он попробует заставить Рим предложить ему верховную власть в своей собственной стране. Благодаря главным образом Помпею в столице Римской державы уже явно просматривалась тенденция к монархическому правлению; и они оба, Цезарь и Клеопатра, вероятно, понимали, что, если они будут вести свою игру искусно, трон в этом городе будет ожидать их в весьма недалеком будущем.

Клеопатра была ярой патриоткой, или, скорее, ее очень волновала своя собственная судьба и судьба ее династии, и она, вероятно, с огромным удовлетворением наблюдала, в каком направлении развиваются события. Мужчина, которого она любила и который любил ее, мог в любой момент стать реальным правителем Рима и его доминионов; а ребенок, которого она собиралась подарить ему, если окажется мальчиком, станет наследником римского мира. На протяжении многих лет члены ее династии испытывали страх перед тем, что Рим прекратит их существование и поглотит их царство, присоединив его к республике, но теперь возникла возможность того, что Египет и земли, вратами в которые была долина Нила, станут равными Риму во главе великого объединения народов земли. Следует помнить, что Египет не был еще завоеван Римом (однако был зависимым царством, занять которое римляне могли тогда, когда это стало бы нужным, – что они и сделали в 30 г. до н. э. – Ред.) и являлся в то время самым богатым и значительным государством за пределами республики (автор преувеличивает. В описываемое время самыми мощными, помимо Римской державы, были Парфянское царство (все тот же вечный Иран – во главе с иранским племенем нардов [парнов], Ханьская империя [Китай]; кроме того, на территории Индии и сопредельных земель периодически возникали мощные империи [но в I в. до н. э. здесь было несколько соперничавших царств]. – Ред.). Александрийцы и египтяне считали себя самым главным народом в мире (по традиции, со времен Древнего Египта. – Ред.). Таким образом, для Клеопатры мечта о том, что Египет может сыграть главную роль в египетско-римской империи, была далеко не фантастической.

Ее политика в таком случае была очевидной. Она старалась удержать любовь Цезаря и в то же время заботливо лелеяла его растущее стремление стать монархом. Ей надо было так привязать его к себе, чтобы, когда наступит время, Клеопатра могла взойти на трон властелина мира рядом с ним. Она должна была сделать очевидным и постоянно напоминать ему о ее собственной власти и величии ее царского положения, чтобы у Цезаря в голове не возникло никаких сомнений в том, что ее плоть и кровь – и только они – подходят для того, чтобы смешаться с его плотью и кровью для основания того единственного царского рода, которому суждено править всей землей (авторское преувеличение. – Ред.).

Приближающееся материнство, по-видимому, сильно укротило необузданную натуру Клеопатры, а успех ее замыслов поднял ее самосознание на такой уровень, с которого она, вероятно, с презрением смотрела на свою былую борьбу с утонувшим Птолемеем, обезглавленным Потином, убитым Ахиллесом и изгнанным Теодотом. Она, Клеопатра, была дочерью Солнца, сестрой Луны и родственницей богов; она соединилась с потомком Венеры (Афродиты) и других богов с Олимпа (Афродита, согласно Гесиоду, родилась из пены, возникшей из семени и крови в море там, куда Кронос [отец Зевса] бросил гениталии оскопленного им своего отца Урана. Это произошло у острова Китиры. Вышла же богиня на берег острова Кипр [отсюда Киприда]. – Ред.), а еще нерожденный отпрыск их союза станет поистине Царем Земли и Небес.

Историки, как древние, так и современные, сходятся в том, что Клеопатра была женщиной исключительного интеллекта. Ее характер, столь часто непредсказуемый во внешнем выражении, был в такой же степени доминирующим, в какой была сильной ее личность; и ей, вероятно, не составило труда воззвать к грандиозным честолюбивым замыслам великого римлянина. Когда ситуация того требовала, Клеопатра вела себя с достоинством, подобающим потомку древнего царского рода, и даже во время своих шальных выходок царское величие ее личности было всегда очевидно. В мире о ней осталось впечатление как о женщине, для которой величие монархии всегда имело большое значение, и ее влияние на Цезаря в этом отношении не следует игнорировать. Такой человек, как он, не мог прожить шесть месяцев в тесном общении с царицей и не почувствовать в какой-то степени чарующую силу царской власти. Она представляла монархию в ее абсолютном виде, и в Египте ее слово было законом. Сама атмосфера ее царского образа жизни, вероятно, представляла для Цезаря тему для размышлений, и та черта его характера, которая заставила его ненавидеть мысль о подчинении любому живущему на земле человеку, вероятно, вынудила его наблюдать за действиями самодержавной царицы с откровенным восхищением. Цезарь многое знал о царях Александрии и древних фараонах, и столь же несомненно то, что они заняли какое-то место в его голове. И вероятно, в его мыслях засела точка зрения Клеопатры как представительницы самого царского из царских родов мира.

Таким образом, мало-помалу под влиянием египетской царицы и под властью своих собственных неутомимых честолюбивых замыслов Цезарь начал серьезно подумывать о возможности создать всемирную империю, в которой он будет править как царь, став основоположником царского рода, который будет сидеть на троне высшей власти на земле во все грядущие века. Очевидно, ему приходило в голову, что цари должны править по праву крови и что его собственная кровь, хоть она и была благородной и, как говорили, имела божественное происхождение, была не той, которая дала бы его потомкам неоспоримую власть над своими подданными. Человек, являющийся потомком многих царей, имеет право на царскую власть, которой не обладает сын завоевателя, каким бы благородным ни было его происхождение. Глядя вокруг себя с этой мыслью в голове, Цезарь не мог бы выбрать кого-то лучше Клеопатры для роли основательницы его родословной. В то время у римлян не существовало никакого царского рода, и поэтому греческий был самой лучшей, если не единственной возможной альтернативой; а царская династия Птолемеев в Египте была чисто македонской и восходила к военачальнику кумира Цезаря Александра Великого (Птолемей Лаг, основатель династии, происходил из греческого аристократического рода. – Ред.). В таком случае он вполне мог с воодушевлением рассматривать мысль о будущих монархах Рима, сидящих, согласно праву наследования, на древнем троне македонского Египта. А Клеопатру вдохновляла мысль о будущих фараонах, которые, кровь от ее крови и плоть от ее плоти, будут править Римом по праву, переходящему по наследству.

Клеопатре нужно было найти мужа. Она уже раньше откладывала свой брак, и уже прошел тот возраст, когда такое событие должно было произойти; любой союз с ее братом-соправителем не мог не быть лишь формальным. Теперь в ее жизнь вошел Цезарь, завладев ее девичьей любовью и сделавшись отцом ее ребенка, так что естественно предположить, что она всеми средствами, имеющимися в ее распоряжении, будет пытаться сделать его своим супругом на всю жизнь, добавив тем самым к своей собственной царской породе кровь самого достойного человека Рима. Не может быть сомнений в том, что, удалось бы ей или нет сделать Цезаря фараоном Египта, она намеревалась передать египетский трон своему и его ребенку, прибавив к имени Птолемей имя рода Цезарей. Таким образом, можно сказать, хотя мое предположение сначала покажется поразительным, что Римская империя в большой степени обязана своим существованием египетской царице, так как монархия была во многих отношениях ребенком от союза Цезаря и Клеопатры.

Эти еще неопределенные стремления и надежды нашли весьма реальное и материальное выражение в желании Цезаря знать, будет ли ожидаемый ребенок девочкой или же сыном и наследником. Кажется вероятным, что решение остаться в Египте было в основном результатом его нежелания уезжать, прежде чем он получит ответ на этот вопрос. Это и родительская ответственность, которую он ощутил, наверное, впервые в своей постыдной в отношениях с женщинами жизни (но великой и славной в остальном. – Ред.), заставили его отложить возвращение в Рим. По-видимому, Цезарь испытывал огромное чувство нежности по отношению к царице, которую он начал считать своей женой, и, без сомнения, очень хотел быть рядом с ней во время испытания, через которое должна была впервые в своей жизни пройти юная девушка хрупкого телосложения. Среди историков было принято приписывать затянувшееся пребывание Цезаря в Египте после окончания войны и улаживания там государственных дел этой страны чувственной привлекательности Клеопатры, которая, как подразумевалось, держала его в плену своих любовных чар и своей сладострастной красоты, а вышеупомянутое естественное жизненное обстоятельство полностью не принималось в расчет. Женщина, которая собирается оказать ту великую услугу, которую только может оказать представительница ее пола, не имеет ни возможности, ни желания возбуждать пылкие чувства в своем возлюбленном. Ее состояние требует от него большего проявления нежности в своей любви. Его ответственность выражается в предупредительности, интересе, сочувствии и благодарности; и совершенно глупо предполагать, что просто страсть, вроде той, которая, как считается, охватила Цезаря, могла в такое время повлиять на его действия. Если какая-то любовь и удерживала Цезаря в Египте, это была любовь мужа к своей жене, преданность мужчины, собирающегося стать отцом, женщине, которая в скором времени отдаст дань Природе в ответ на его подстрекательские действия. На самом деле, как мы уже видели, что-то большее, чем любовь, удерживало его в Египте. Там были честолюбивые замыслы, безудержное стремление и упоение завоевателя, которые обращали его мысли к новым победам; и там был высший интерес будущего царя, создающего трон, который будет занимать не только он, но и потомки Цезаря – его собственная кровь и плоть на все времена[2].

В ожидании желанного события Цезарь не бездействовал в Александрийском дворце. Он пожелал узнать для себя, каковы ресурсы страны, которую следовало считать приданым его жены. И поэтому Цезарь решил с этой целью совершить мирную экспедицию вверх по течению Нила. Поэтому для него и Клеопатры был приготовлен dahabiyeh, или дом-корабль, плывя на котором можно было извлечь пользу из праздной, но интересной жизни на реке. Его легионерам и довольно большому войску Клеопатры был отдан приказ готовиться к посадке на четыре сотни нильских судов, которые составили большую флотилию. Число кораблей наводит на мысль о том, что в экспедиции было задействовано несколько тысяч воинов; по-видимому, намерением Цезаря было проникнуть далеко в Нубию (совр. Судан).

Царское судно, или thalamegos, как его называли греки, имело огромные размеры и приводилось в движение многими рядами весел. На нем были дворики с колоннадами, пиршественные залы, гостиные, спальни, места поклонения Венере и Дионису, а также грот или зимний сад. Деревом, использовавшимся при его постройке, была древесина кедров и кипарисов, а украшения были выполнены краской и тонким листовым золотом. Мебель была привезена из Греции, за исключением обстановки в столовой, которая была декорирована в египетском стиле. Остальную часть флота составляли боевые гребные корабли (униремы, биремы, триремы и т. д.) и обычные местные плавсредства и транспортные суда с запасами всего необходимого.

Из Александрии флот вошел в ближайший рукав Нила и так поплыл вверх по течению на юг к Мемфису (египетское название – Меннефер), на подходе к которому Клеопатра, наверное, впервые увидела великие пирамиды и Сфинкса. До древней столицы под названием Фивы (египетское название – Уасет), которая в тот период находилась в упадке, корабли доплыли, вероятно, недели за три. На Цезаря, наверное, произвели сильное впечатление великолепные храмы и памятники, расположенные по обоим берегам Нила. Возможно, это было его предложение, чтобы по приказу Клеопатры один из огромных обелисков одного из ее далеких предков был перенесен из храма в Луксоре у Фив в Александрию, где он был поставлен неподалеку от форума; надпись об этом перемещении была сделана на основании обелиска. Путешествие продолжалось, вероятно, до Сиены (совр. Асуан, древнеегипетский Сунну) и Первого порога, куда экспедиция добралась, наверное, через четыре-пять недель после отплытия из Александрии. Здесь Цезарь, по-видимому, снова обратил свой взор на север. Светоний (Гай Светоний Транквилл, ок. 70–140 н. э.; римский историк. – Пер.) утверждает, что он очень хотел продолжать путь дальше вверх по Нилу, но его войска стали проявлять беспокойство и склонность к мятежу, что неудивительно, так как потребовался бы огромный труд, чтобы перетащить суда через речной порог, а горячие южные ветры, которые часто дуют весной, сильно осложнили бы эту задачу. Температура воздуха в это время года могла внезапно подняться от приятно умеренной, характерной для зимы в Египте до невыносимого градуса летней жары и оставаться такой в течение четырех-пяти дней.

Что бы ни было, Цезарь повернул назад, удовлетворившись богатством и плодородием египетской земли и, несомненно, получив максимум информации от местных жителей о торговых путях, которые вели от Нила в Беренику и далее в Индию или же далее на юг вверх по Нилу в Напату (центр Мероитского царства, в 23 г. до н. э. взят и разрушен римлянами. – Ред.) и Мероэ (столица Мероитского царства с IV в. до н. э. до III в. н. э., разрушена царем Аксума. – Ред.) и далее. Экспедиция вернулась в Александрию, вероятно, через девять или десять недель после своего отплытия из нее – то есть в конце июня; а, видимо, в первых числах июля Клеопатра родила.

Ребенок оказался мальчиком, и обрадованный отец получил сына и наследника, которого немедленно приняли египтяне как законного ребенка от союза их царицы с «богом Амоном, принявшим облик Цезаря». Ребенка назвали Цезарем или более фамильярно Цезарионом, это греческая уменьшительно-ласкательная форма того же имени. Но официально, разумеется, он также получил имя Птолемей и был XV и последним, кто носил это имя. Надпись на двух языках, сохранившаяся до наших дней в Турине, называет его «Птолемеем, который также носит имя Цезарь». Эту надпись можно часто увидеть в египетских надписях в виде Ptolemys zed nef Kysares, то есть «Птолемей по имени Цезарь».

Больше диктатор не мог медлить, находясь в Египте. За последние несколько месяцев Цезарь и думать забыл о римской политике и даже не трудился писать какие-либо депеши правительству на родине. Но теперь ему нужно было начать создавать всемирную монархию, о которой его заставила мечтать Клеопатра этой зимой. В первую очередь необходимо было провести военные кампании на средиземноморских границах; нужно было подчинить Парфию и затем вторгнуться в Индию и завоевать ее. И когда весь известный мир (про Китай забыли. – Ред.) станет подвластным Цезарю и только Египет и его данники не будут еще находиться под властью римлян, он одним махом объявит о своем браке с царицей этой страны, сольет ее земли и ее огромные богатства с владениями и богатствами Рима и провозгласит себя правителем земли. Это был великолепный честолюбивый замысел, достойный великого человека; и, как мы увидим через некоторое время, можно почти не сомневаться в том, что эти блистательные мечты превратились бы в реальность, если бы враги Цезаря не убили его накануне их осуществления. Современные историки в один голос заявляют, что Цезарь зря потратил время в Египте, посвятив любовной интрижке недели и месяцы, которые следовало бы потратить на управление делами римского мира. На самом деле эти девять месяцев были потрачены далеко не зря, а на само создание основ будущей Римской империи. Да, планы Цезаря были сорваны ударами кинжалов его убийц, но, как можно будет увидеть впоследствии, они были реализованы Клеопатрой при помощи Антония и Октавианом.

Когда Цезарь выходил на корабле из Большой гавани Александрии, он, вероятно, с особым интересом обратил взгляд своих проницательных серых глаз на великолепные здания дворца, которые возвышались над городом, на мыс Лохиас, и, наверное, на его плотно сжатых губах заиграла спокойная улыбка при мысли о переменах, которые произошли с ним во время месяцев, проведенных в царской роскоши. Воодушевление перед делами, которые ему предстояло сделать, вероятно, горело внутри Цезаря огнем; но в его мыслях отчетливо отпечаталась картина: затемненная комната, в ней лежит своенравная и беспечная миниатюрная царица Египта, теперь притихшая и нежная, прижимая к груди новорожденного Цезаря, единственного наследника царства, которое включает в себя весь мир.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.