Глава 46

Глава 46

Развитие народного хозяйства. — Ухудшение положения села. — Раскрестьянивание. — Погром русской деревни. — Закупка зерна за рубежом. — Монополизация промышленности. — Потеря управляемости экономикой. — Падение качества продукции. — Продажа природных ресурсов за границу. — Рост теневого капитала.

Начатая А.Н. Косыгиным в 1965 году экономическая реформа, несмотря на ее несовершенство и незавершенность, в первые годы дала в целом неплохие результаты. Прежде всего темпы роста производства товаров народного потребления на некоторое время сравнялись с темпами роста производства средств производства. Почти на треть повысилась производительность труда, в полтора раза вырос объем промышленного производства.1771

Дальнейшая динамика экономики тоже не вписывалась в понятие «застой», которым неправильно пытаются характеризовать этот период. Напротив, темпы экономического развития были довольно высокими, немного опережали страны Западной Европы и США. За 1966-1985 годы национальный доход СССР вырос в 4 раза, промышленное производство — в 5 раз, основные фонды — в 7 раз, даже сельскохозяйственное производство увеличилось в 1,7 раза.

В 3 раза возросло производство товаров народного потребления на душу населения и розничный товарооборот. В 3,2 раза увеличилась производительность общественного труда и реальные доходы населения.1772

Однако по сравнению с огромными хозяйственными возможностями страны эти успехи были очень скромны. По самым завышенным оценкам, трудовой потенциал страны использовался не более чем на треть, фондоотдача промышленного оборудования была в два-три раза ниже дореволюционного уровня, заметно росли материалоемкость и энергоемкость.1773

Все это сочеталось с безмерным расточительством ресурсов на производство устаревших, а порой и ненужных товаров, ведением никому не нужных строек и каналов, потерями товаров на пути от производителя к потребителю, нерациональными перевозками, хищнически-колонизаторским отношением к природным богатствам страны. Не менее 40% трудовых усилий были связаны с работами, общественная полезность которых являлась либо ничтожной, либо вообще равнялась нулю. Рядом с официальной экономикой и в результате ее малой продуктивности развивалась теневая экономика, оборот ее достигал в первой половине 80-х годов 70-90 млрд. руб. На дефиците вырастали тысячи подпольных миллионеров из числа темных дельцов, чиновников госаппарата, работников торговли и услуг. И чтобы как-то компенсировать результаты неудовлетворительного хозяйствования, осуществлялась гигантская распродажа природных ресурсов России за границу.

Самым чутким показателем ухудшения положения в экономике было сельское хозяйство. Первые годы после устранения Хрущева положение крестьян на какое-то время улучшилось: колхозники стали получать пенсии (правда, очень маленькие); для них была гарантированная минимальная зарплата; снизились нормы обязательных поставок государству; возросли цены на закупаемые государством сельхозпродукты (однако по традиционно русским культурам они были значительно ниже, чем по культурам, производившимся в кавказских республиках). Сельские жители получили обратно отобранные у них при Хрущеве приусадебные участки.

Постепенно прекращается кампания по освоению целины, несколько увеличивается финансирование сельского хозяйства в коренных русских землях. Прекратилось бессмысленное навязывание посадок кукурузы в тех местах, где она не могла произрастать.

В середине 70-х годов по сравнению с серединой 50-х годов оплата труда колхозников возросла в сопоставимых ценах примерно в 4 раза, а работников совхозов — в 3 раза, хотя значительно отставала от оплаты труда в промышленности.

Однако никаких коренных изменений в сельском хозяйстве не произошло. На очередном пленуме ЦК КПСС по сельскому хозяйству (март 1965) в привычных понятиях «был взят курс» на «мелиорацию, химизацию и механизацию». На практике же мелиорация обернулась расточительными проектами строительства бесчисленных, как правило, ненужных каналов и возникновением преступного антирусского «проекта века»: переброски стока северных рек на юг. Механизация и химизация сельского хозяйства также не получили разумного развития из-за недостатка финансовых средств.

Порочная система колхозов и совхозов была по-прежнему малопродуктивна, так как не заинтересовывала крестьянина в результатах своего труда. Трудовой потенциал сельского труженика использовался не более чем на пятую часть. Не эффективно применялась и техника. Но даже те скромные урожаи, которые получали, не удавалось сохранить. При уборке, заготовке, хранении, переработке и доведении до потребителя потери картофеля и овощей достигали в год 25-30, а то и более процентов, составляя убытки в сотни миллионов рублей. Потери сахарной свеклы достигали 8-10%, не менее ощутимыми были потери зерна и продукции животноводства.1774

Попытки реформирования колхозно-совхозной системы, которые предпринимались партийными органами, только усугубляли положение и вели к дальнейшему раскрестьяниванию. Директивные установки тех лет требовали укрупнения русских сельских хозяйств, а также преобразования части колхозов в совхозы. Если перед смертью Сталина существовало 124 тыс. колхозов, то после смещения Хрущева 38 тыс., а в 70-е годы — 28 тыс.

Для механического укрупнения сельских хозяйств идеологи этой антирусской затеи предлагали изменить саму структуру расселения сельского населения. Для них не имело значения, что «устаревшая» структура расселения русских крестьян была связана для них с вековой историей их предков, могилами дедов и отцов, сложившимся традиционным укладом жизни. Искусственно укрупненным хозяйствам соответствовали механически укрупненные населенные пункты, а сотни тысяч небольших русских сел и деревень должны были погибнуть навсегда. Из среды еврейских большевиков выдвигается целый ряд «ученых», с готовностью обосновывающих эти чудовищные идеи. Одна из таких «ученых» Т. Заславская декларировала в 1970 году: «Необходимо активная целенаправленная работа по сселению мелких и мельчайших поселков… Задача заключается главным образом в том, чтобы найти оптимальные формы и методы сселения мелких поселков и благоустройства крупных сел, придать этому процессу планомерный и организованный характер… По нашим расчетам не менее половины существующих сельских поселков, где проживает до 30% населения, со временем должны быть ликвидированы или превращены в пункты сезонного пользования, а население их должно быть организованно переселено в перспективные села».1775

Невежественные заявления антирусских теоретиков по сути дела являлись призывами к погрому русской деревни. Сселение крестьян из «неперспективных» в «перспективные» села фактически вело к бегству крестьян из деревни вообще. Молодежь почти полностью отправлялась в город, а в «перспективную» деревню переезжали только пожилые люди. Само собой сокращались приусадебные участки, уменьшалось количество домашнего скота. Если в 50-х годах в личном хозяйстве крестьян было 19 млн. коров, то в 1964 году снизилось до 13 млн., а к середине 80-х -до 10 млн.

Приведу типичный рассказ очевидца о том, к каким последствиям привели старинное русское село Грибцово (Вологодская область) «научные» идеи антирусских реформаторов:

«Была в Грибцове пекарня. Ежедневно обеспечивала свежим хлебом все деревни сельсовета. Закрыли пекарню, стали завозить хлеб из райцентра, сначала три раза в неделю, а, к примеру, перед первомайскими праздниками — вообще на неделю вперед. И мало того, что хлеб черствеет, он еще и плохо выпеченный. Всегда хуже, чем тот, которым торгуют в районном центре. Беден ассортиментом и наш единственный на 27 деревень магазин… Редко заглядывают к нам механики телевизионных ателье: только когда по деревням накопятся пять-шесть требующих ремонта телевизоров. Вот и ждешь неделями. Нелегко у нас починить и стиральную машину, и заказать в районной мастерской пальто, обувь.

…Урезывают нам всякое обслуживание, и в том числе культурное. Лекции в сельском доме культуры теперь бывают раз в полгода, а остальное время только кино. И вполне понятно, что молодежь по-своему, «ногами», реагирует! За последние восемь лет население сельсовета, и в основном за счет молодежи, убавилось с 560 человек до 325. Из трех школ закрыли две начальные. Да и школа — восьмилетка. Грибцово, имевшее когда-то до 300 учеников, теперь насчитывает 50. Закрылась школа, детей отправляют в интернат, а следом, глядишь, и родители уехали, и ферма закрывается.

А что это значит — ушел человек с земли? Это значит, что из производителя сельскохозяйственной продукции он автоматически превращается в потребителя. А земля, с таким трудом отвоеванная, мало-помалу выпадает из оборота. Больно смотреть, как возле брошенных деревень зарастают кустарником, выходят из сельскохозяйственного оборота земли, добытые, что называется, потом. Сколько участков пашни вокруг Грибцова превратилось в малопродуктивные сенокосы, да сколько лесных, некогда богатых травой полян заросло кустарником, снова ушло под лес. В целом в Сокольском районе за непродолжительное время сократилось сельское население вдвое и главным образом за счет таких, как мы — «неперспективных». И стоит ли удивляться, что валовое производство сельскохозяйственной продукции по району тоже сократилось, вдвое уменьшилось число сельских жителей и во всей Вологодской области, в которой таких сельсоветов, как Грибцовский, несколько сотен».1776

Всего в результате политики сселения «неперспективных» деревень было уничтожено более 138 тыс. сельских населенных пунктов,1777 доведены до нищеты и вымирания миллионы русских крестьян, необратимо подорвана корневая основа русской деревни, выведены из оборота миллионы гектаров сельскохозяйственных угодий. В середине 70-х годов советские «ученые» (вроде Т. Заславской) планировали из 149 тыс. сел и деревень только одного «Нечерноземья» «оставить в живых» 29 тыс., остальные же «ликвидировать, как неперспективные».1778

Ослабленное десятилетиями бессмысленных экспериментов, ограбленное и разоренное русское сельское хозяйство для своего восстановления теперь уже требовало огромных финансовых средств и капитальных затрат, однако реальные потребности села обеспечивались на 4050%, тем самым еще сильнее усугубляя катастрофическое положение крестьян. По расчетам специалистов для нормального развития сельского хозяйства капитальных вложений на 1966-1970 годы требовалось 58,9 млрд. руб., а в партийных директивах стояла цифра 41,0, выделено же было по годовым планам 35,4 млрд. руб., фактически освоено лишь 33,7. Недостаток финансирования сказался прежде всего на строительстве дорог и жилья на селе. В ответ на просьбы министра сельского хозяйства председатель Госплана СССР Н.К. Байбаков отвечал: «Что ты… все ходишь и денег просишь. Тебе хлеб нужен, скажи сколько, и я куплю тебе 10, 100 пароходов с хлебом».1779 Такова была хозяйственная логика руководителя главного экономического органа страны. Байбаков считал, что вкладывать деньги в сельское хозяйство невыгодно из-за снижения фондоотдачи. Выгодно, полагал он, вкладывать деньги в разработку и добычу природных ископаемых и нефти, продавать их за рубеж и покупать там необходимые продукты.

Закупки зерна за рубежом начались с 1957 года. Но при Хрущеве они были сравнительно невелики. С середины 60-х годов ситуация меняется. Закупки зарубежного зерна входят в систему и становятся плановыми. На них расходуется значительная часть золотого запаса государства. Всего же на импорт зерна в послевоенные годы было истрачено 12 тыс. т золота.1780

Страна, которая в начале XX века была житницей Европы, в 60-80-е годы становится самым крупным импортером зерна в мире. Рост ввоза зерна из-за рубежа в Россию осуществлялся следующим образом1781:

В девятой пятилетке на закупки зерна за рубежом было истрачено 5 млрд. руб., в десятой — 15, а в одиннадцатой — 35.1782

Катастрофический упадок сельского хозяйства, оскудение русского села, разорение крестьянства происходили в 70-е годы параллельно с глубокими кризисными явлениями в промышленности. Здесь доминантой всех экономических проблем стала неконтролируемая монополизация промышленного производства и фактическая потеря планомерной управляемости им. Существовавшая система централизованного руководства экономикой давала постоянные сбои, а управление внутри монополизированных отраслей, зависящих от финансирования, снабжения и сбыта из центра, не позволяло самостоятельно решать хозяйственные вопросы и регулировать межотраслевые связи.

Монополизация промышленности в 60-70-е годы достигла предела. Несколько сотен министерств монополизировали производство в своей отрасли. В рамках этих сверхмонополий работало около 2,5 тыс. крупных предприятий, являвшихся полными монополистами по выпуску того или иного вида промышленной продукции.

Не имея конкуренции, монополии превращались в замкнутые системы, интересы которых ставились выше интересов обществ и рядового потребителя. Полностью контролируя потребительский рынок, где их товары являлись дефицитом, монополии были даже заинтересованы сохранять рынок не полностью удовлетворенным, ибо это позволяло им навязывать потребителю товары низкого качества по дорогой цене и в бедном ассортименте. Замкнутость монополий на самих себя затрудняла развитие специализации, комбинирования и кооперирования производства, вела к ослаблению территориальных и производственных связей между предприятиями разных отраслей, даже если они располагались в одной области или промышленном центре, вызывала многочисленные нерациональные перевозки из одного конца страны в другой.

Монополизация промышленной деятельности в СССР сочеталась с гигантской концентрацией промышленной продукции на крупных предприятиях. Огромные заводы и фабрики считались вершиной прогресса. Им предоставлялись лучшие условия снабжения, новейшее оборудование и все это, как правило, в ущерб развитию средних и небольших предприятий. Чрезмерная концентрация производства и гигантизм многих предприятий делали их структуры громоздкими и неповоротливыми для управления и планирования, маловосприимчивыми к постоянному внедрению нововведений и обновлению продукции.

В начале 80-х годов в СССР 3/4 промышленной продукции производилось на предприятиях с численностью занятых более 1000 человек (в США соответственно лишь 34%) и только 26% — на средних и небольших (в США 66%). Низкий удельный вес небольших предприятий (2% производимой продукции, а в США 20%) делал структуру советской промышленности негибкой по отношению к меняющимся условиям технического развития, не позволял должным образом реагировать на изменение потребительского спроса.

Монополистический характер развития советской экономики не мог бы осуществляться так «успешно» без создания своего рода инфраструктуры по обслуживанию монополий, главными звеньями которой стали Госплан, Министерство финансов, Госснаб, Госкомцен и Госкомстат. Возникла эта инфраструктура еще в конце 20-х-30-е годы, а в 60-70-е можно говорить о полном ее сращении с монополистическими министерствами.

Госплан. Собственно, планирование хозяйственной деятельности той или иной отрасли осуществлялось министерствами-монополиями. Сам Госплан, имея много функций, прежде всего выполнял главную регулировал деятельность монополий для обеспечения гарантированного сбыта их продукции, а нередко просто навязывания потребителю негодной и ненужной продукции.

Министерство финансов осуществляло мобилизацию финансовых ресурсов для расточительного развития монополий за счет фонда потребления населения. Средства, сэкономленные на развитии человека, вкладывались в основные производственные фонды, в производство ради производства.

Госснаб ведал «бесплатным» снабжением монополий материальными и капитальными ресурсами. В этих условиях усилия руководителей направлялись, прежде всего, не на их экономию, а на стремление их «достать» и «выбить», конечно, опираясь на влиятельность своего ведомства. Для монополии «не было страшно», что огромное количество материальных ценностей оседало мертвым грузом на складах. В 80-х годах на складах предприятий лежали в запасах без движения материалы, сырье и готовые изделия на общую сумму 470 млрд. руб., то есть половина годового промышленного производства.1783

Усиление монополизации промышленности и мощи промышленных министерств подрывало возможности централизованного управления экономикой.

Постепенно теряя управление народным хозяйством, и прежде всего промышленностью, советские руководители не могли уже остановить опасный процесс, при котором монополизированная промышленность стала работать в большей степени на воспроизводство самой себя — на выпуск оборудования и технических средств — и в меньшей степени на обеспечение жизненных нужд людей. Удельный вес производства средств производства в общем объеме продукции возрос с 61% в годы Сталина до 75% в середине 80-х.

В результате значительно отстали сферы экономики, связанные с обслуживанием человека и социальной инфраструктурой. Если в начале 80-х годов фондовооруженность в материальном производстве СССР находилась на уровне США 1965 года, то непроизводственные фонды (просвещение, здравоохранение, жилищное хозяйство) на душу населения — на уровне 1947-1948 годов. Занятость в отраслях, ориентированных на обслуживание человека (непроизводственная сфера плюс торговля), составляла в СССР 37% всех занятых против 64% в США.

Планирование народного хозяйства превращалось в фикцию, ибо постоянные корректировки планов в течение года стали принятой системой. Уже с начала года руководители ведомств просили пересмотра плановых заданий. И так квартал за кварталом. Настоящей ответственности за выполнение плана уже не было, многие добивались снижения плана уже в последние сроки его выполнения.

В результате всего этого происходило не только снижение темпов экономического роста, но и катастрофически ухудшалась управляемость народным хозяйством.

Результаты выполнения пятилетних плановых заданий по производству важнейших видов продукции1784

Если при Сталине план являлся действительно директивой, выполнение которой было обязательно, то в 50-70-е годы характер его изменился. Оставаясь на бумаге законом, план во многих случаев просто игнорировался. Если в сталинское время процент выполнения государственных планов в экономике составлял 88, то к 70-м годам упал до 55. Таким образом, в последние годы правления Брежнева с большой натяжкой можно было говорить о действительной плановой экономике, так как реально государственная программа обеспечивалась только наполовину.

Как отмечал Н.К. Байбаков: «Когда-то полновластная роль Политбюро в экономической политике страны при Брежневе стала из года в год ослабевать. Многочисленные решения и постановления в большинстве своем не выполнялись».1785 Не сумев решить экономические проблемы за счет внутренних источников, советское руководство пытается выйти из положения за счет внешних — продажи за границу природных ресурсов, покупки за рубежом недостающих стране продовольствия и оборудования. Впервые за все время существования СССР страна начала брать кредиты у западных банков. Набирались они понемногу, достигнув к 80-м годам около 20 млрд. долл., и в этом тоже проявлялась слабость власти. Обращаясь к председателю Госплана, А.Н. Косыгин не раз говорил: «Николай (Н.К. Байбаков. О.П.), как хочешь, где хочешь ищи, но я ни в коем случае не допущу, чтобы мы были должниками западных стран».1786 Тем не менее кредиты все-таки брали.

Конечно, самой позорной страницей советской экономики тех лет стала продажа природных ресурсов за границу. Ресурсы эти требовались самой русской промышленности (многие были дефицитные), их продажа на Запад усиливала его и ставила под угрозу экономическое будущее России. Вместо того чтобы перестраивать промышленность, ориентируя ее на переработку собственных ресурсов, советское руководство выбирает «легкое сиюминутное получение валюты за счет благополучия завтрашних поколений россиян».1787 Большая часть валюты, полученной за продажу российских энергоносителей и сырья, тратилась на покупку у Запада устаревшего оборудования (более совершенную технику западные правительства запрещали продавать), оплату западных поставок зерна, а также предметов роскоши для семей высшего и среднего эшелонов власти.

За 1974-1989 годы только нефти и нефтепродуктов было отправлено за границу на 176 млрд. долл. Кроме того, ежегодно продавалось не менее 200 т золота. К середине 80-х годов ежегодная сумма проданных природных ресурсов достигала 60 млрд. руб. в год.1788

Неравноправные экономические отношения СССР с Западом — «сырье и энергоресурсы на технику» — вели к неизбежному отставанию советской промышленности. В результате, если в 50-60-е годы технологическое оборудование в советской электронной промышленности было почти сплошь отечественное, то в 70-80-е — импортное. Из-за особенностей экономической политики Запада СССР мог покупать для этой отрасли в основном только устаревшие образцы, использование которых обрекало страну на технологическое отставание.

Заметно падало качество продукции. Особенно это ощущалось в ухудшении качества продовольствия. Право, данное предприятиям, самостоятельно планировать свою деятельность и получать часть прибыли многие использовали как лазейку для скрытого повышения цен на свою продукцию. Вместо того чтобы повышать эффективность производства и более экономно использовать ресурсы, производственники стали понижать качество. Например, при тех же материальных ресурсах мясокомбинаты производили больше колбасы, добавляя в продукт недопустимое количество крахмала, воды и разных заменителей. Проверка, проведенная Госпланом во второй половине 70-х годов, показала, что примерно половина прироста товарооборота достигалась за счет ухудшения качества и скрытого повышения цен.1789

Понижение качества продукции, на которое руководство страны смотрело сквозь пальцы, стало основой быстрого роста теневого капитала. Комбинируя с сортностью товарной продукции, теневики обеспечивали себе значительную экономию, за счет которой создавалась продукция, идущая налево и обогащавшая солидный слой дельцов и связанных с ними лиц. Так, например, по стандарту на метр шерстяной ткани требовалось 50 г чистой шерсти, а реально отпускалось 45, остальные шли на производство подпольной продукции. В результате каждый десятый метр ткани шел в пользу комбинаторов. То же самое касалось молока (за счет разбавления его водой), хлеба (добавляли заменители), колбасы (куда кроме крахмала добавляли даже туалетную бумагу). Таким образом, в 70-е-начале 80-х годов были созданы огромные капиталы, сделавшие бытовым явлением коррупцию в государственном и партийном аппарате и создавшие тем самым «материально-техническую базу» будущих деятелей «перестройки».

В 70-е годы многие экономические проблемы «социализма» решались путем повышения «производительности станка» по печатанию денежных купюр, не обеспеченных товарами.

За 1971-1985 годы количество денег в обращении выросло более чем в три раза, тогда как розничный товарооборот увеличился только в 2,1 раза. По некоторым оценкам, отложенный (неудовлетворенный) потребительский спрос составлял в первой половине 80-х годов от четверти до половины вкладов в сберкассы, то есть 70-140 млрд. руб.1790 Все это вело к скрытой инфляции, достигшей уже во второй половине 70-х годов не менее 3-5% в год.

Уровень потребления товаров и услуг на душу населения СССР в начале 80-х годов составлял 34% от уровня США. Ближе всего советские потребители были к американским по обеспечению продуктами питания (54%), а также одеждой и обувью (39%). В то же время разрыв по товарам длительного пользования и услугам был очень велик (объем потребления составлял менее 20% уровня США).1791

Кризисное положение советской экономики вызывало озабоченность у руководителей Госплана СССР. В их докладе, направленном в марте 1975 года в Политбюро, впервые за многие годы отмечалось, что «страна начала жить не по средствам — тратили больше, чем производили; шло неуклонное нарастание зависимости от импорта многих товаров, в том числе стратегических». Доклад вызвал недовольство Брежнева, заявившего на заседании Политбюро, что в нем содержится очень мрачный взгляд на положение дел. «А мы столько с вами работали. Ведь это наша лучшая пятилетка». Выражение «лучшая пятилетка» было подхвачено органами печати.1792

В 1979 году А.Н. Косыгин и его заместитель В. Новиков еще раз предпринимают попытку реформировать экономику. Однако и она натолкнулась на упорное противодействие Брежнева и его окружения, считавших, что дела в целом идут вполне нормально.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.