Глава 2 Кто такие троцкисты, зиновьевцы, бухаринцы?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 2

Кто такие троцкисты, зиновьевцы, бухаринцы?

С середины 30-х годов в советской печати и по советскому радио непрерывно звучали яростные проклятия в адрес троцкистов, зиновьевцев, а также правых, которых затем стали именовать бухаринцами. Их обличали в сатирических стихах поэты. Их смерти требовали на массовых митингах и собраниях. Позже осуждение этих людей сопровождало все занятия по истории Коммунистической партии. Поэтому без хотя бы краткого знакомства с троцкистами, зиновьевцами и бухаринцами невозможно правильно понять события 1937 года.

Правда, с конца 80-х годов отношение к троцкистам, зиновьевцам и бухаринцам в нашей стране изменилось. Сначала отдельные авторы, а затем подавляющая часть политической пропаганды стали именовать многих из долго проклинаемых лиц «верными ленинцами». А вскоре стало широко распространяться представление о том, что те, кто долго именовался троцкистами, зиновьевцами, бухаринцами, на самом деле составляли «ленинскую гвардию», которая была безжалостно истреблена Сталиным.

Ныне, несмотря на полярные отличия в оценке событий 1937 года, противоборствующие стороны нередко сходятся в одном, считая, что они стали кульминацией борьбы Сталина против «ленинской гвардии». При этом одни восхищаются тем, как Сталин «разделался» с «марксистами-ленинцами», а другие клеймят Сталина за измену «принципам марксизма-ленинизма» и истребление «ленинской гвардии».

Известно, что после смерти В. И. Ленина в состав Политбюро входили: Г. Е. Зиновьев, А. И. Рыков, Л. Б. Каменев, И. В. Сталин, М. П. Томский, Л. Д. Троцкий. Кандидатами в члены Политбюро были: Н. И. Бухарин, М. И. Калинин, В. М. Молотов, Я. Э. Рудзутак. Те, кто считает, что главным в политической жизни СССР была борьба Сталина против ленинцев, указывают на то, что в 1924–1929 годах из Политбюро были выведены почти все те, кто ранее входил в его состав, а Сталин остался. При этом утверждают, что идейно-политическая борьба в партии, которая велась в партии в те годы, на деле была лишь прикрытием для действий Сталина по устранению своих политических соперников в руководстве партии и страны.

Затем обращают внимание на то, что почти все бывшие члены и кандидаты в члены Политбюро (Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков, Рудзутак) были в середине 30-х годов арестованы, подвергнуты суду и затем расстреляны в 1936–1938 годах. Опасаясь ареста, покончил жизнь самоубийством в 1936 году Томский. Наиболее грозный противник Сталина — Троцкий, который сначала был выслан из страны, был убит сотрудником НКВД в 1940 году. В ходе репрессий 1937–1938 годов, были арестованы и многие другие члены партии, принадлежавшие к «ленинской гвардии». Немало из них было расстреляно. Поскольку репрессии 1937 года считались расправой со сторонниками Ленина, приход Сталина к власти был объявлен антиленинским переворотом.

При этом забывают, что Сталин принадлежал к «ленинской гвардии» задолго до того, как те, кто потом стали троцкистами, зиновьевцами, бухаринцами и были репрессированы, вошли в состав Политбюро. Еще до революции и до того, как он стал использовать псевдоним Сталин, И. В. Джугашвили, известный также как Коба, стал членом ЦК, когда на Пражской конференции (1912 г.) произошло окончательное отделение большевиков от меньшевиков. Тогда членами ЦК стало девять человек. Одновременно со Сталиным членом ЦК стал Г. Е. Зиновьев. Л. Б. Каменева избрали в ЦК лишь через пять лет — в апреле 1917 года. Н. И. Бухарин, А. И. Рыков и Л. Д. Троцкий стали членами ЦК в августе 1917 года. Я. Э. Рудзутак вошел в состав ЦК только в 1920 году.

Доказывая, что Сталин не играл никакой заметной роли в событиях 1917 года, часто ссылаются на книгу Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир», в которой о Сталине не было сказано ни слова. Объясняя «незаметность» Сталина в 1917 году, его биограф Исаак Дейчер, отнюдь не симпатизировавший герою своей книги, писал: «В то время как целая плеяда ярких трибунов революции, подобных которым Европа не видела со времен Дантона, Робеспьера и Сен-Жюста, красовались перед огнями рамп, Сталин продолжал вести свою работу в тени кулис». Следует заметить, что успех октябрьского выступления большевиков был во многом обеспечен усилиями тех, кто находился за кулисами, а не на авансцене.

О высоком авторитете Сталина в партии свидетельствовало то, что на VI съезде большевиков, состоявшемся в подполье в июле — августе 1917 года, он выступил с отчетным докладом ЦК. Накануне восстания на заседании ЦК 10 октября было создано Политическое бюро из семи человек, среди которых был Сталин. Через месяц после победы Октябрьской революции, 29 ноября 1917 года, ЦК создал Бюро «для решения наиболее важных вопросов, не требовавших отлагательств», в следующем составе: Ленин, Сталин, Троцкий, Свердлов. Бюро неофициально именовали «четверкой».

После смерти Свердлова и завершения VIII съезда РКП на заседании ЦК 25 марта 1919 года было создано Политбюро из пяти человек. Сталин вошел в его состав и оставался членом Политбюро, а затем Президиума ЦК до своей смерти.

Сталин никогда не вел политической борьбы против Ленина, хотя в ряде случаев он не соглашался с вождем партии и имел особое мнение по некоторым вопросам. В этом он отличался от тех, кого с 80-х годов произвольно зачисляли в «ленинскую гвардию». В своем «Письме к съезду», упоминая о Каменеве и Зиновьеве, Ленин писал, что происшедший с ними «октябрьский эпизод… не является случайным». Об этом «эпизоде», в результате которого Октябрьская революция чуть не была сорвана, было широко известно членам партии.

Известно, что 16 октября 1917 года на секретном заседании ЦК большевистской партии было принято решение о вооруженном восстании большинством в 19 против 2 (Каменев и Зиновьев), при 4 воздержавшихся. Протестуя против этого решения, Каменев вышел из состава ЦК, а на другой день, 18 октября, он и Зиновьев опубликовали свое письмо в небольшевистской газете «Новая жизнь», в котором они оспаривали принятое решение ЦК.

Хотя в письме Зиновьева и Каменева не говорилось о восстании, в те напряженные дни можно было догадаться, о чем могло быть решение ЦК. Именно в этом обвинял Ленин авторов письма. В своем «Письме к членам партии большевиков» он называл Зиновьева и Каменева «штрейкбрехерами», «политическими проститутками», предлагал им «основывать свою партию с десятком растерявшихся людей» и квалифицировал их поступок как «тяжелую измену». Через день, 20 октября, в новом письме в ЦК РСДРП(б) Ленин потребовал исключения Зиновьева и Каменева из партии. Он считал, что «только так можно оздоровить рабочую партию, очиститься от дюжины бесхарактерных интеллигентиков».

На заседании ЦК 20 октября обсуждались эти письма Ленина. Дзержинский, Свердлов и ряд других членов ЦК поддержали критику Ленина, но не приняли его предложение об исключении Каменева и Зиновьева из партии. Сталин предложил не принимать никаких решений, а отложить вопрос до пленума ЦК. Хотя Ленин до самой смерти помнил о действиях Зиновьева и Каменева накануне Октябрьской революции, в первые дни Октябрьской революции Ленин постарался забыть свои гневные слова, и Каменев с его ведома был избран на II съезде Советов председателем Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета (ВЦИК).

Однако через несколько дней Каменев и другие своими действиями вызвали первый правительственный кризис в Советской России. В знак протеста против несогласия Ленина создать коалиционное правительство на условиях профсоюза железнодорожников (Викжель) о своем выходе из ЦК партии объявили Зиновьев, Каменев, Рыков, Ногин и Милютин. Одновременно Каменев подал в отставку с поста председателя ВЦИК. С постов наркомов ушли в отставку Рыков, а также Ногин, Милютин, Тодорович.

Почти с первых же дней советской власти развернул борьбу против внешней политики правительства Ленина Бухарин. Зимой 1917/18 года он стал во главе фракции «левых коммунистов», которая решительно выступила против заключения Брестского мирного договора. Вместо него Бухарин и его сторонники выдвинули лозунг «революционной войны». Хотя Бухарин отдавал себе отчет в том, что у Советской республики не было никакой возможности победить Германию и ее союзников в «революционной войне», он утверждал, что главным итогом поражения России и ее оккупации станет разрастание партизанской войны против захватчиков. А это, уверял Бухарин, приведет к потерям среди интервентов и спровоцирует революции в их странах. За возможную мировую революцию Россия должна была заплатить оккупацией, огромными человеческими жертвами и хозяйственным разорением.

В своей борьбе против Ленина Бухарин сначала опирался на большинство в ЦК партии. Позиция «левых коммунистов» препятствовала выработке твердого курса на подписание мира в Бресте. В дальнейшем Бухарин и «левые коммунисты» помешали Ленину сразу же дезавуировать срыв Троцким переговоров и заключить мир на более приемлемых условиях. Вместе с Троцким Бухарин и его сторонники способствовали тому, что в марте 1918 года Россия утратила огромные территории. Следует также иметь в виду, что выступавшие против Брестского договора левые эсеры предлагали Бухарину и его сторонникам арестовать Ленина и совершить государственный переворот. В мае 1918 года «левые коммунисты» требовали денонсации Брестского договора. Лишь по мере того как ряды «левых коммунистов» стали таять, эта фракция в октябре 1918 года была распущена.

Хотя Бухарина превозносили как выдающегося теоретика, Ленин в этом сомневался и в своем «Письме к съезду» писал о Бухарине, что «его теоретические воззрения очень с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским, ибо в нем есть нечто схоластическое (он никогда не учился и, думаю, никогда не понимал вполне диалектики)».

Наиболее сомнительным «ленинцем» был Троцкий. До мая 1917 года Троцкий не только не был большевиком, но, начиная с рождения большевистской партии в 1903 году, вел против нее активную борьбу.

Есть свидетельства того, что вступление Троцкого в ряды борцов против буржуазии было случайным. Выходцу из семьи крупного одесского зерноторговца Давида Бронштейна антибуржуазная суть марксизма была глубоко чужда, и поэтому, познакомившись с членами марксистского подпольного кружка в Николаеве, он вел с ними острую полемику, ссылаясь на труды буржуазного идеолога И. Бентама. Присоединение к кружку Троцкого было неожиданным для его участников, и некоторые объясняли этот шаг лишь желанием произвести впечатление на его будущую супругу марксистку Соколовскую.

Подпольная деятельность Троцкого в николаевском кружке длилась чуть более года, и за это время он не успел даже начать изучение марксизма. В то время как его друзья по кружку, оказавшись в тюрьме, усиленно штудировали марксистскую теорию, Троцкий не спешил этим заняться, усиленно изучая литературу по масонству. Лишь оказавшись в ссылке, он начал читать «Капитал» Маркса, но так и не осилил первый том, а потому, оказавшись после побега из ссылки в Лондоне осенью 1902 года, страшно боялся, что Ленин начнет экзаменовать его по марксизму.

Сотрудничество Троцкого с Лениным продолжалось недолго. Уже в ходе II съезда РСДРП, летом 1903 года, Троцкий порвал с Лениным и атаковал созданную на съезде фракцию большевиков. В течение 12 лет Троцкий вел постоянную борьбу против большевизма. Так толком и не разобравшись в марксистской теории, Троцкий нагло обвинял вождя большевиков в извращении марксизма. «Поистине нельзя с большим цинизмом относиться к лучшему идейному достоянию пролетариата, чем это делает Ленин! Для него марксизм не метод научного исследования, налагающий большие теоретические обязательства, нет это… половая тряпка, когда нужно затереть свои следы, белый экран, когда нужно демонстрировать свое величие, складной аршин, когда нужно предъявить свою партийную совесть!» Атакуя Ленина в этой работе, Троцкий сравнивал его с Робеспьером, очевидно исходя из сходства буржуазной партии якобинцев с большевистской партией.

Не примкнув ни к одной из фракций РСДРП, Троцкий вплоть до 1917 года пытался играть роль посредника между ними и на основе эклектической позиции создать «центристскую платформу», которая позволила бы ему играть решающую роль в руководстве партии. Ленин и другие видные деятели большевистской партии не раз разоблачали идейную беспринципность Троцкого. Ленин называл его «Иудушкой-Троцким». Сталин именовал Троцкого «красивой ненужностью» и «чемпионом с фальшивыми мускулами».

В конце 1904 года Троцкий сблизился с выходцем из семьи другого богатого одесского зерноторговца — Александром Гельфандом (Парвусом), который к тому времени играл видную роль в Германской социал-демократической партии. Теория перманентной революции, созданная Троцким и Парвусом в ходе их сотрудничества, предусматривала революцию в России прежде всего с целью спровоцировать процессы, благоприятствующие общеевропейской интеграции.

С целью осуществления на практике идей перманентной революции Троцкий и Парвус при поддержке видных социал-демократов Германии и Австро-Венгрии прибыли в Россию в разгар революции 1905 года.

Неизвестно откуда взявшиеся деньги помогли Парвусу организовать издание массовых периодических газет. Наиболее значительным действием двух друзей стал «Финансовый манифест», составленный Парвусом от имени Петербургского совета. Публикация в газетах, принадлежавших Парвусу, 2 декабря 1905 года «Манифеста», в котором вкладчиков сберегательных банков призывали изъять золотом свои рублевые вклады, так как рубль якобы находится на грани краха, спровоцировала падение рубля. Убытки государства были так велики, что правительство было вынуждено попросить Францию предоставить России огромный заем. От этой аферы выиграли финансовые воротилы Европы, а Россия попала в экономическую зависимость от Франции. Парвус же вскоре баснословно разбогател.

Сбежав из ссылки после ареста, Парвус и Троцкий встретились в Германии. А вскоре Парвус стал оперировать миллионными средствами и занялся торговлей зерном и оружием в Османской империи. Троцкий же поддерживал связи со своим другом вплоть до начала Первой мировой войны.

После начала Февральской революции Троцкий, как и в 1905 году, считал, что российская революция «сможет успешно развиваться и прийти к победе только как общеевропейская. Оставаясь изолированным в национальных рамках, она оказалось бы обречено на гибель». Он считал, что российская революция должна способствовать интеграции капиталистической экономики Западной Европы под лозунгом создания Соединенных Штатов Европы. Эти взгляды Троцкий изложил в опубликованной в мае 1917 года статье «Программа мира», которая стала идейно-политическим манифестом нескольких тысяч видных социал-демократов России, создавших «Межрайонную организацию», или «Межрайонку».

Троцкий и его сторонники из «Межрайонки» оказались вне крупных политических партий. Позже Троцкий признавал: «Меньшевики и большевики смотрели на меня со злобой и недоверием». К тому времени у Ленина не было сомнений в классовой позиции Троцкого. Готовя свой доклад на апрельской конференции 1917 года, Ленин писал в конспекте выступления: «Колебания мелкой буржуазии (Троцкий, Ларин и Биншток).

В сложившейся обстановке Троцкий, оказавшись вне крупных политических сил в разгар революционных событий, решил примкнуть к большевикам. Лишь стремление Ленина расширить фронт борьбы за социалистическую революцию и привлечь в свои ряды таких опытных ораторов, как Троцкий, Луначарский и другие, а также заручиться международными контактами „Межрайонки“, привело к соглашению между большевиками и сторонниками Троцкого. Летом 1917 года Троцкий вступил в большевистскую партию, а вскоре был избран в состав ЦК партии.

Однако с первых же лет пребывания Троцкого в большевистской партии, а затем в составе советского правительства его особая позиция постоянно порождала трудности и противоречия в руководстве партии и государства. Отказ Троцкого подписать Брестский договор в феврале 1918 года, который спровоцировал наступление германских войск и захват ими Украины, Белоруссии, Прибалтики, широкое недовольство многих коммунистов деятельностью Троцкого на посту руководителя Реввоенсовета, проявившееся на VIII съезде РКП(б), в марте 1919 года, создание им мощной оппозиции накануне X съезда партии и спровоцированная им острая дискуссия в 1920–1921 годах, едва не увенчавшаяся сменой руководства страны весной 1921 года, стали лишь прелюдиями к широкой оппозиционной деятельности Троцкого, направленной против руководства партии.

В своей борьбе против Троцкого и его сторонников в ходе дискуссии 1923 года Сталин полагался на „ленинскую гвардию“. Большевики с дореволюционным партийным стажем могли рассказать молодежи о многолетней борьбе Ленина и большевиков с Троцким и его сторонниками и развенчать в их глазах сложившееся после 1917 года представление о Троцком как о непоколебимом большевике и ленинце. Л. М. Каганович вспоминал: „Можно без преувеличения сказать, что старые большевики оказали неоценимую помощь партии, ЦК и МК в разгроме троцкистов в Московской организации“.

Большевики-ленинцы с дореволюционным стажем постоянно были ближайшими соратниками Сталина. Вопреки заявлению тогдашнего директора Института российской истории РАН А. Сахарова в ходе передачи „Имя России“ 19 октября 2008 года, будто со временем Сталин „убрал всех своих соратников“, на самом деле те, кто наиболее активно поддерживал Сталина в идейных боях против троцкизма, остались в составе партийного руководства до самой его смерти: В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов, Л. М. Каганович. Юрий Жуков имел основание причислить их и Сталина к „узкому руководству“ партии. Все они, а также М. И. Калинин, А. И. Микоян, А. А. Андреев, А. А. Жданов (то есть почти все члены Политбюро, избранные в его состав в 1939 году, после завершения периода массовых репрессий) вступили в Коммунистическую партию до 1917 года. Единственный член Политбюро в 1939 году, который вступил в партию после Октябрьской революции, был Н. С. Хрущев.

Многие из них были соратниками Ленина или его выдвиженцами. М. И. Калинин стал в 1898 году членом подпольного „Союза борьбы за освобождение рабочего класса“, которым руководил В. И. Ленин. В 1912 году Калинин стал кандидатом в члены ЦК большевистской партии. По рекомендации Ленина Калинин в 1919 году был избран на высший государственный пост в стране, став председателем ВЦИК, а затем — председателем ЦИК СССР. К. Е. Ворошилов был делегатом VI партийного съезда, состоявшемся в Стокгольме в 1906 году, и там познакомился с Лениным. С1921 года Ворошилов стал членом ЦК партии. В 1921 году Ленин выдвинул В. М. Молотова секретарем ЦК партии. С ведома Ленина Каганович в 1921 году вошел в состав Туркестанского бюро ЦК партии, а с 1922 года перешел на работу в Секретариат ЦК.

Говорить о том, что в ходе репрессий 1937 года ленинцев уничтожали антиленинцы, значит вопиющим образом искажать историю партии.

Лишь полное игнорирование исторических фактов позволяет утверждать, будто Сталин последовательно изгонял из Политбюро то одного, то другого члена, а остальные безропотно ждали своей злосчастной участи.

На самом деле не Сталин был инициатором борьбы против Троцкого и его сторонников. Еще со времени дискуссии 1920–1921 годов наибольшую активность в борьбе против Троцкого и троцкистов проявлял Зиновьев. Затем к этой борьбе присоединились другие члены руководства партии. В своем письме от 22 марта 1923 года все члены и кандидаты в члены Политбюро (кроме Троцкого и парализованного Ленина) подписали письмо, в котором резко осуждалась позиция Троцкого.

Троцкий и троцкисты выступили в октябре 1923 года с заявлениями, в которых осуждалась внутренняя и внешняя политика партии за „нарушение внутрипартийной демократии“ и „отказ от революционных принципов“. По этой причине позиция троцкистов считалась „левым уклоном“.

Высмеивая попытки Троцкого и троцкистов изображать из себя „демократов“, Сталин в статье в „Правде“ от 15 декабря 1923 года напомнил о диктаторских методах по отношению к партийным массам, к которым прибегали руководители оппозиции. Он писал: „В рядах оппозиции имеются такие, как Белобородов, „демократизм“ которого до сих пор остался в памяти у ростовских рабочих; Розенгольц, от „демократизма“ которого не поздоровилось нашим водникам и железнодорожникам; Пятаков, от „демократизма“ которого не кричал, а выл весь Донбасс; Альский, „демократизм“ которого всем известен; Бык, от „демократизма“ которого до сих пор воет Хорезм“.

Позже Сталин с не меньшим сарказмом говорил о том, что „Троцкий, этот патриарх бюрократов, без демократии жить не может“. „Нам было несколько смешно, — заявлял Сталин, — слышать речи о демократии из уст Троцкого, того самого Троцкого, который на X съезде партии требовал перетряхивания профсоюзов сверху. Но мы знали, что между Троцким периода X съезда и Троцким наших дней нет разницы большой, ибо как тогда, так и теперь он стоит за перетряхивание ленинских кадров. Разница лишь в том, что на X съезде он перетряхивал ленинские кадры сверху в области профсоюзов, а теперь он перетряхивает те же ленинские кадры в области партии. Демократия нужна, как конек, как стратегический маневр. В этом вся музыка“.

В то время немало людей считали, что за демагогическими фразами о „демократии“ идет подготовка к государственному перевороту.

Член Исполкома Коминтерна Альфред Росмер вспоминал, что осенью 1923 года в высших партийных кругах были широко распространены слухи такого рода: „Троцкий вообразил себя Бонапартом“, „Троцкий собирается действовать как Бонапарт“. Зиновьев увидел в этих слухах отголоски неминуемой угрозы военного переворота, и он предложил ввести в состав Реввоенсовета Республики И. В. Сталина или К. Е. Ворошилова.

Для таких слухов были веские основания. С марта 1918 года Л.Д. Троцкий занимал пост наркома военных и военно-морских дел, а также был председателем Реввоенсовета страны. Ему подчинялась вся армия. 41-й параграф устава Красной Армии, утвержденного в 1922 году, был посвящен изложению политической биографии Троцкого. Он венчался словами: „Тов. Троцкий — вождь и организатор Красной Армии. Стоя во главе Красной Армии, тов. Троцкий ведет ее к победе над всеми врагами Советской республики“. Такая установка позволяла представить политических противников Троцкого как врагов советской власти, подлежащих разгрому и уничтожению. Поскольку же происходившее сокращение армии по мере начавшегося мирного строительства отражалось болезненно на положении ряда командиров и политработников, некоторые из них с надеждой ждали от Предреввоенсовета сигнала к бою за победу мировой революции и готовы были поддержать его в борьбе за власть.

Не только в армии, но и за ее пределами имя Троцкого связывали с грядущими победами в неизбежных войнах. Во время праздничных демонстраций пели популярную песню про Красную Армию, которая „всех сильней… от тайги до британских морей“. Тогда припев этой и ныне известной песни звучал так: „С отрядом флотским товарищ Троцкий нас поведет в последний бой!“

В конце 1923 года, когда Троцкий опубликовал свой программный документ „Новый курс“, начальник Политуправления Красной Армии В. А. Антонов-Овсеенко предписал изменить систему партийно-политических органов Красной Армии на основе положений „Нового курса“ Троцкого. Политбюро потребовало отозвать это распоряжение, но Антонов-Овсеенко заявлял в эти дни, что бойцы Красной Армии „как один“ выступят за Троцкого. От этих заявлений веяло угрозой военного переворота. Зиновьев поэтому предложил немедленно арестовать Троцкого. Сталин и другие отвергли это предложение.

Тем временем к началу января 1924 года дискуссия в партийных организациях, спровоцированная троцкистами, завершилась. Резолюции в поддержку ЦК получили одобрение 98,7 % членов партии, а резолюции в поддержку троцкистов — 1,3 %. XIII партконференция (16–18 января 1924 г.) констатировала поражение Троцкого и его сторонников.

Осенью 1924 года Троцкий возобновил борьбу за власть. В опубликованном им предисловии к собственным сочинениям „Уроки Октября“ он обрушился с острой критикой на руководство партии. При этом особо злые нападки были направлены против Зиновьева и Каменева. Снова в партии развернулась дискуссия. В ходе нее Ленинградский губком принял решение об исключении Троцкого из партии, поскольку его руководитель Зиновьев и поддерживавший его Каменев хотели довести борьбу с Троцким до конца.

Как через год напоминал Сталин, „мы имели некоторую борьбу с ленинградцами и убедили их выбросить из своей резолюции пункт об исключении. Спустя некоторое время после этого, когда собрался у нас пленум ЦК и ленинградцы вместе с Каменевым потребовали немедленного исключения Троцкого из Политбюро, мы не согласились и с этим предложением… получили большинство в ЦК и ограничились снятием Троцкого с поста наркомвоена“.

Троцкий остался членом Политбюро, когда Зиновьев, Каменев и их сторонники выступили против Сталина, Бухарина, Рыкова и других членов Политбюро. При этом Зиновьев и другие повели атаку под лозунгом борьбы с „правым уклоном“, вождем которого считался Бухарин. Сталина же считали заложником позиции Бухарина.

Перед XIV съездом партии Сталин и его сторонники не раз пытались преодолеть разногласия миром. За 10 дней до начала съезда, 8 декабря, Сталин обратился с письмом в президиум XXII Ленинградской партийной конференции, в котором опровергал слухи об „антиленинградской“ резолюции, якобы принятой Московской XIV партийной конференцией. Для этого Сталин предлагал „ленинградцам“ ознакомиться не только с резолюцией Московской партконференции, но и с содержанием ее стенограммы. Сталин высказывал беспокойство по поводу выступлений „некоторых товарищей“ на Ленинградской партконференции „с речами, призывающими к открытой борьбе на партийном съезде. В настоящих условиях единство ленинцев, — даже если между ними и имеются некоторые расхождения по отдельным вопросам, — является необходимым более, чем когда-либо“.

Через неделю, 15 декабря, Сталин, Калинин, Дзержинский, Молотов направили письмо в Ленинградское руководство, в котором вновь предлагался компромисс.

В отчетном докладе ЦК на съезде партии Сталин постарался не обострять внутрипартийных противоречий. В первых же словах он объявил, что у него нет глубоких разногласий ни с кем из других руководителей партии. Говоря же о своем отношении к „уклонам“, он также постарался занять примирительную позицию. Признав справедливым критику некоего Богушевского, который, по словам Сталина, допустил „уклон в сторону недооценки кулацкой опасности“, Сталин в то же время не счел этот „уклон“ серьезным. Однако тут же Сталин решительно осудил „другой уклон — в сторону переоценки кулацкой опасности, в сторону растерянности перед кулацкой опасностью, в сторону паники: „кулак идет, караул!“ <…> Вы спросите: какой уклон хуже? Нельзя так ставить вопрос. Оба они хуже, и первый и второй уклоны“.

Однако попытки Сталина ограничиться в полемике завуалированными намеками не были поддержаны Зиновьевым, Каменевым и их сторонниками, которых вскоре стали именовать „новой оппозицией“. В своем выступлении Каменев выдвинул весь набор обвинений, которые были изложены в „Платформе четырех“. При этом он обвинял Сталина в том, что тот „целиком попал в плен… неправильной политической линии, творцом и подлинным представителем которой является т. Бухарин“. В конце своей речи он заявил: „Именно потому, что я неоднократно говорил товарищу Сталину лично, именно потому, что я неоднократно говорил группе товарищей-ленинцев, я повторяю это на съезде: я пришел к убеждению, что товарищ Сталин не может выполнять роль объединителя большевистского штаба… Мы против единоличия, мы против того, чтобы создавать вождя“.

Эти слова Каменева были встречены аплодисментами ленинградской делегации и бурей возмущения остального зала. Раздавались крики осуждения („Неверно! Чепуха! Вот оно в чем дело! Раскрыли карты!“) и возгласы в поддержку Сталина. („Сталин! Сталин! Большевистский штаб должен объединиться!“) В защиту Зиновьева и Каменева трижды выступала Крупская. Однако ее усилия не помогли Зиновьеву и его сторонникам. Они были в явном меньшинстве.

После столь острой дискуссии Сталин в своем заключительном слове перешел к открытой полемике против Зиновьева, Каменева и их сторонников.

В дискуссии, которая развернулась на XIV съезде партии, Троцкий не принял участие, а лишь со злорадством наблюдал разгром своих противников. После завершения съезда Зиновьев и Троцкий были переизбраны в состав Политбюро. Лишь Л. Б. Каменев был переведен из членов Политбюро в кандидаты. Еще один сторонник Каменева и Зиновьева, Г. Я. Сокольников, перестал быть кандидатом в члены Политбюро.

Однако оппозиционеры не прекратили борьбу. В начале июня 1926 года в подмосковном лесу было проведено тайное собрание сторонников оппозиции, организатором которого был заместитель военного наркома М. М. Лашевич. Было известно, что Зиновьев использовал аппарат Коминтерна, который он продолжал возглавлять, для подготовки и распространения материалов оппозиции.

А вскоре бывшие заклятые враги зиновьевцы и троцкисты объединились. Программным документом так называемой объединенной оппозиции стало „Заявление 13-ти“, подписанное Троцким, Зиновьевым, Каменевым, Крупской, Пятаковым, Лашевичем, Мураловым и другими. Зиновьевцы отрекались от своих недавних атак на Троцкого и троцкистов. Последние же осуждали свои выпады против Зиновьева, Каменева и других. И троцкисты, и зиновьевцы объявили, что они представляют подлинных „большевиков-ленинцев“ и ведут борьбу „против правого уклона“.

Осенью 1926 года опять развернулась дискуссия. На сей раз руководству партии во главе со Сталиным, Бухариным и Рыковым противостоял объединенный беспринципный блок зиновьевцев и троцкистов, сплотившихся в борьбе за власть. „Объединенная оппозиция“ не получила поддержки в партийных массах. С 1 по 8 октября 1926 года в партийных ячейках Москвы и Ленинграда, на собраниях которых присутствовало 87 388 человек, за оппозиционеров проголосовало лишь 496 человек. Еще в июле 1926 года из состава Политбюро был выведен Зиновьев, а в конце октября — Троцкий. Тогда же Каменев был освобожден от обязанностей кандидата в члены Политбюро. Оппозиция объявила о прекращении борьбы.

Однако с весны 1927 года внутрипартийная борьба возобновилась. 24 мая 1927 года в ЦК ВКП(б) было направлено письмо, подписанное 83 оппозиционерами во главе с Троцким и Зиновьевым. „Заявление 83-х“ содержало обвинения руководства партии в проведении неверной внутренней и внешней политики, а также в адрес руководства Коминтерна. В это время произошло обострение международной обстановки и возникла угроза нападения на СССР.

24 мая 1927 года в своей речи на пленуме Исполнительного комитета Коминтерна (ИККИ) Сталин заявил: „Я должен сказать, товарищи, что Троцкий выбрал для своих нападений на партию и Коминтерн слишком неподходящий момент. Я только что получил известие, что английское консервативное правительство решило порвать отношения с СССР. Нечего и доказывать, что теперь пойдет повсеместный поход против коммунистов. Этот поход уже начался. Одни угрожают ВКП(б) войной и интервенцией. Другие — расколом. Создается нечто вроде единого фронта от Чемберлена до Троцкого“.

8 августа Троцкий, Зиновьев, Каменев, Пятаков, Смилга, Раковский, Муралов и другие направили в ЦК покаянное письмо, второе после осени 1926 года. В нем они обещали отказаться от выступлений против руководства ЦК.

Однако уже 3 сентября 13 членов ЦК и ЦКК во главе с Троцким, Зиновьевым и Каменевым представили в ЦК подготовленный к XV съезду партии проект „Платформы большевиков-ленинцев (оппозиции)“. Они потребовали начать дискуссию перед XV съездом партии.

21—23 октября 1927 года объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) вновь рассмотрел вопрос об оппозиции. В дискуссии принял участие Сталин. Сталин начал выступление с „личного момента“, объясняя причины, почему он стал главной мишенью атак оппозиции: „Вы слышали здесь, как старательно ругают оппозиционеры Сталина, не жалея сил. Это меня не удивляет, товарищи. Тот факт, что главные нападки направлены против Сталина, этот факт объясняется тем, что Сталин знает лучше, может быть, чем некоторые наши товарищи, все плутни оппозиции, надуть его, пожалуй, не так-то легко, и вот они направляют удар прежде всего против Сталина. Что же, пусть ругаются на здоровье“.

Сталин остановился на ленинском „Письме к съезду“, который был объявлен оппозиционерами „Завещанием Ленина“ и постоянно использовался оппозицией в атаках на Сталина. Напомнив, что место, в котором Ленин критиковал Сталина, „читалось раньше на пленуме несколько раз“, Сталин сам зачитал слова о том, что „Сталин слишком груб…“ и т. д. Закончив чтение этих слов, Сталин сказал: „Да, я груб, товарищи, в отношении тех, которые грубо и вероломно разрушают и раскалывают партию“.

Сталин напомнил, что сразу же после зачтения „Письма“ делегатам XIII съезда по делегациям, он „на первом же заседании пленума ЦК… просил пленум ЦК освободить от обязанностей генерального секретаря. Съезд обсуждал этот вопрос. Каждая делегация обсуждала этот вопрос, и все делегации единогласно, в том числе и Троцкий, Каменев, Зиновьев обязали Сталина остаться на своем посту… Через год после этого я снова подал заявление в пленум об освобождении, но меня вновь обязали остаться на посту. Что же я мог ещё сделать?“

Пользуясь тем, что оппозиция многократно возвращалась к словам Ленина о „грубости“ Сталина, он постарался показать, что эта характеристика является чуть ли не единственным аргументом в арсенале оппозиции и с его помощью нельзя объяснить многие проблемы идейной борьбы в партии. Он вспоминал борьбу Троцкого с Лениным до 1917 года, позицию Троцкого в вопросе о Брестском мире и его участие в профсоюзной дискуссии и всякий раз заключал эти напоминания словами: „Может быть тут виновата грубость Сталина?“ или „При чем же тут грубость Сталина?“

Сталин постарался показать, что не он, а Ленин был непримирим по отношению к тем, кто организовывал оппозиционные фракции, и обратил внимание на то, что недавно многие в ЦК ругали его, Сталина, за мягкость по отношению к оппозиции. В ответ на это замечание раздался чей-то голос из зала: „Правильно, и теперь ругаем!“.

Однако сейчас Сталин не был настроен миролюбиво. Он говорил: „Теперь надо стоять нам в первых рядах тех товарищей, которые требуют исключения Троцкого и Зиновьева из ЦК“. Это предложение было принято пленумом.

Итоги предсъездовской дискуссии показали, что в поддержку политики руководства ЦК проголосовало 738 тыс. членов партии, против — немногим более 4 тысяч, а менее 3 тысяч воздержалось. Очевидно, что в партии сторонники оппозиции составляли лишь около 0,5 % от общего числа членов.

И все же оппозиционеры стали готовить контрдемонстрации в Москве и Ленинграде в день празднования 10-й годовщины Октябрьской революции под лозунгами „Выполним „Завещание Ленина““, „Повернем огонь направо — против кулака, нэпмана, бюрократа“. Однако попытки Троцкого, Зиновьева, Смилги, Преображенского и других лидеров оппозиции обратиться к колоннам демонстрантов были сорваны активными действиями представителей Московского комитета партии и московских райкомов партии, во главе которых стояли их руководители Угланов, Рютин и другие.

Было также очевидно, что „рабочие массы“ не поддержали оппозицию. Контрдемонстрации превратились в цепь скандалов, сопровождавшихся драками, потасовками и швырянием друг в друга разных предметов. В описаниях этих событий в числе метательных снарядов наиболее часто упоминали сосульки, что свидетельствовало о морозной погоде, а также булки, картошка, помидоры и огурцы, что косвенным образом свидетельствовало об успехах сельского хозяйства страны.

14 ноября 1927 года ЦК и ЦКК на совместном заседании после обсуждения событий 7 ноября приняли решение об исключении Троцкого и Зиновьева из партии; остальные активные деятели оппозиции были выведены из состава ЦК и ЦКК.

Состоявшийся в декабре 1927 года XV съезд партии подтвердил решение ЦК и ЦКК о Троцком и Зиновьеве, а также исключил из партии еще 75 активных членов оппозиции, включая Каменева, Пятакова, Радека, Раковского, Сафарова, Смилгу, И. Смирнова, Н. Смирнова, Сапронова, Лашевича. А вскоре Троцкий и многие другие видные оппозиционеры были высланы далеко за пределы Москвы. (Через год Троцкий был выслан в Турцию.) Троцкистско-зиновьевская оппозиция была политически и организационно разгромлена.

Однако вскоре в Политбюро возникли разногласия между Сталиным и его сторонниками, с одной стороны, и Бухариным, Рыковым, Томским — с другой. При подготовке резолюции по отчету ЦК в конце XV съезда Бухарин, Рыков, Томский и кандидат в члены Политбюро Угланов выступали против провозглашения коллективизации в качестве основной задачи партии. Отголоском этого конфликта явилось заявление Сталина об отставке 19 декабря 1927 года, во время послесъездовского пленума ЦК. В нем Сталин писал: „Прошу освободить меня от поста генсека ЦК. Заявляю, что не могу больше работать на этом посту, не в силах больше работать на этом посту“. Хотя, как и прежде, это заявление не было принято участниками пленума, оно явилось явным свидетельством наличия в Политбюро острых разногласий.

Весной 1928 года разногласия относительно политики в деревне вспыхнули с новой силой. Бухарин и Сталин выступали с изложением своих взглядов и критикой своих оппонентов, но не называя их поименно. Скрытая борьба усилилась к середине 1928 года.

В своей борьбе против Сталина Бухарин пошел на союз со своими политическими противниками — зиновьевцами. 11 июля 1928 года, за день до закрытия июльского пленума, Бухарин вступил в тайные переговоры с Каменевым. Впоследствии были еще две тайные встречи Бухарина и Каменева. Узнав об этих встречах, Троцкий решил в своих планах политического реванша сделать ставку на Бухарина. В своем письме „Откровенный разговор с доброжелательным партийцем“, который он написал 12 сентября и распространял среди своих сторонников, он объявил о своей готовности сотрудничать с Рыковым и Бухариным „в интересах внутрипартийной демократии“. Эти встречи и письмо Троцкого означали, что еще несколько месяцев назад идейно-политические разногласия, которые разделяли сторонников „левого“ и „правого уклона“, отошли на задний план, а первостепенное значение заняли соображения беспринципной борьбы за власть.

Из содержания июльской беседы с Каменевым следовало, что Бухарин считал теперь главной целью отстранение Сталина с поста генерального секретаря. Он объяснял Каменеву: „Свою главную политическую задачу я вижу в том, чтобы последовательно разъяснить членам ЦК губительную роль Сталина и подвести середняка-цекиста к его снятию“. Бухарин сожалел, что настроения в ЦК не позволяют осуществить намеченный им переворот. Он признавал: „Снятие Сталина сейчас не пройдет в ЦК“. Оценивая шансы Бухарина в ЦК, американский историк и советолог Стивен Коэн писал: „В случае решающего голосования в ЦК… Бухарин, по всей видимости, рассчитывал вначале разделить 30 голосов из 71 примерно поровну со Сталиным, если остальные останутся нейтральными“.

Однако, несмотря на ненадежность такой поддержки, Бухарин не собирался прекращать борьбы за власть. Он говорил Каменеву: „Планирую опубликовать в „Правде“ статью с критикой Сталина, а также доклад Рыкова, в котором поставим все точки над „и““. Комментируя эти планы Бухарина смести Сталина с поста генерального секретаря, С. Коэн писал: „Очевидно, на эту должность претендовал Томский, хотя по логике вещей, кандидатом на нее мог быть и Угланов, активно добивавшийся смещения Сталина“.

Бухарин так излагал Каменеву расстановку сил наверху: „Наши потенциальные силы огромны… Оргбюро ЦК ВКП(б) наше. (В состав Оргбюро ЦК ВКП(б), избранного на пленуме ЦК 19 декабря 1927 года, входили: А. А. Андреев, А. В. Артюхина, А. С. Бубнов, А. И. Догадов, С. В. Косиор, Н. А. Кубяк, В. М. Молотов, И. М. Москвин, M. Л. Рухимович, Д. Е. Сулимов, А. П. Смирнов, И. В. Сталин, Н. А. Угланов.) 11 апреля 1928 года пленум ЦК вывел из состава Оргбюро А. А. Андреева и ввел в его состав К. Я. Баумана (Бухарин считал, что число его сторонников в Оргбюро „значительно больше числа сторонников Сталина и Молотова“. — Примеч. авт.). Руководители ОГПУ Ягода и Трилиссер — тоже. (Хотя официально руководителем ОГПУ был Менжинский, но он был хронически больным, и его постоянно замещали его заместители — Г. Г. Ягода и М. А. Трилиссер. — Примеч. авт.)“

Как замечал Коэн, „в состоявшем из девяти членов Политбюро“ Бухарин и его сторонники „опирались на поддержку принадлежавшего к правым Калинина и нейтралитет или нерешительность Ворошилова, Куйбышева и Рудзутака и надеялись заручиться большинством против Сталина и Молотова“. В беседе с Каменевым Бухарин перечислил тех, на чью поддержку в Политбюро он мог рассчитывать: „Рыков, Томский, Угланов абсолютно наши сторонники… Андреев тоже за нас“. Однако он признавал, что расстановка сил в Политбюро не однозначна: „Я пытаюсь оторвать от Сталина других членов Политбюро, но пока получается плохо. Орджоникидзе не рыцарь. Ходил ко мне и ругательски ругал Сталина, а в решающий момент предал. Ворошилов с Калининым тоже изменили нам в последний момент“.

В то же время прочность позиций Бухарина зависела не только от отдельных лиц в руководстве партии. Коэн обращал внимание также на поддержку, которую Бухарин и его сторонники имели в профсоюзах, благодаря тому, что Томский был их руководителем, в ряде центральных наркоматов, благодаря тому, что Рыков занимал пост председателя Совнаркома, а также в центральном органе партии газете „Правда“, которой руководил Бухарин. Представители „школы Бухарина“ возглавляли главный партийный теоретический журнал „Большевик“, „Ленинградскую правду“, Московскую промакадемию, Институт красной профессуры, Коммунистическую академию, Академию коммунистического образования, важные посты в Госплане СССР, Госплане РСФСР, в ЦКК.

Одной из главных политических опор Бухарина являлось руководство Московской партийной организации. Как отмечал Коэн, „Угланов и его помощники в бюро Московского комитета ревностно и безоговорочно поддерживали Бухарина, Рыкова и Томского, используя свое положение в столице, обеспечивали организационную базу кампании против сталинской политики и поведения. Они договаривались со своими союзниками в партийных и правительственных органах, обрабатывали нерешительных и боролись со сталинскими аппаратчиками методами их же собственного аппарата. Кроме того, в министерствах (правильнее, в наркоматах. — Примеч. авт.), профсоюзах, центральных партийных органах и учебных заведениях Бухарин, Рыков и Томский взялись за укрепление своего контроля и объединение сторонников… Подспудная борьба сопровождалась словесной войной“.

Особую роль в укреплении позиций Бухарина играла группа видных пропагандистов из так называемой школы Бухарин» (А. Слепков, Д. Марецкий, В. Астров, А. Стецкий, П. Петровский, А. Айхенвальд, Д. Розит, Е. Гольденберг, Е. Цейтлин, А. Зайцев и другие). Как писал С. Коэн, эта группа помогла «Бухарину посадить своих людей как раз в тех учреждениях, где формировалась политика и идеология, готовились будущие кадры; они с большой эффективностью популяризировали и отстаивали его политику… В сотнях книг, брошюр, газетных статей и публичных выступлений — в учебных заведениях, на партийных собраниях и других общественных форумах, — они пропагандировали и защищали (а иногда развивали и дополняли) политику и идеи Бухарина. Они рецензировали его книги, написали его биографию и шумно прославляли его». «Школа Бухарина» превозносила своего учителя в качестве виднейшего теоретика партии и Коминтерна, готовясь провозгласить Бухарина главным руководителем партии и страны.

Во второй половине 1928 года борьба возобновилась с новой силой. Но Бухарин и его сторонники проигрывали ее. Как отмечал Коэн, «в конце лета и осенью 1928 года Сталин, заручившись санкцией большинства в Политбюро, перешел в наступление и безжалостно двинулся на устранение политической базы правых… Был уволен ряд сочувствовавшим правым работников московского и республиканского правительств». В отставку был отправлен редактор «Ленинградской правды» бухаринец П. Петровский. «Примерно в то же самое время… молодые бухаринцы-редакторы „Правды“ и „Большевика“: Слепков, Астров, Марецкий, Зайцев и Цейтлин, — были смещены со своих должностей и заменены сталинистами»… На Угланова и поддерживавших его секретарей райкомов обрушился огонь кампании «самокритики», направленной против «правого оппортунизма»… В первые недели октября Угланов столкнулся с повальным неповиновением в партийных низах, оказался не в состоянии сменять и перемещать работников в своей собственной организации и вынужден был сместить двух своих наиболее активных секретарей райкомов, Рютина и Пенькова.

На заседании Московского комитета 18–19 октября критике был подвергнут первый секретарь МК Угланов за «терпимое отношение к правому уклону». 19 октября на заседании выступил Сталин. Хотя он категорически отказывался «заострять вопрос на лицах, представляющих правый уклон», Сталин впервые резко поставил вопрос о «правом уклоне» и его опасности. Резюмируя, как и прежде, что оба уклона «хуже», Сталин тем не менее указал, что на сей раз необходимо сделать акцент на борьбу с правым уклоном.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.