СТАТЬ МИНИСТРОМ — КАТАСТРОФА

СТАТЬ МИНИСТРОМ — КАТАСТРОФА

В те дни министр иностранных дел России Андрей Владимирович Козырев словно доказывал, что есть жизнь после смерти. Услышав слова Ельцина, весь мир фактически простился с Козыревым как с министром, но он продолжал руководить российской дипломатией и пытался уверить всех (и, возможно, себя), что ничего особенного и не произошло.

Я побывал у него на Смоленской площади в последних числах ноября 1995 года и после почти двухчасовой беседы мог подтвердить, что официальный Козырев так же спокоен и уверен в себе, как и прежде. Он надеялся вновь стать депутатом Думы (шла избирательная кампания) и побороться за любовь и внимание президента. Андрей Козырев, как обычно, говорил полушепотом, иронически улыбался, смотрел прямо в глаза и находил дипломатичный ответ на любой вопрос.

Я пришел с вопросом, который не задать было нельзя:

— После того как президент Ельцин в унизительной форме заявил, что освободит вас от должности министра, почему вы сами сразу же не ушли в отставку?

— На следующее утро мы должны были вместе лететь в Соединенные Штаты. В аэропорту я сказал Борису Николаевичу: наверное, мне нет смысла ехать и целесообразно уйти в отставку.

Но Ельцин не хотел начинать визит в Соединенные Штаты со скандала и лететь без министра иностранных дел. Президент возмущенно развел руками:

— Да меня просто не так поняли. Я сейчас сам все журналистам растолкую.

Президент вышел к журналистам, собравшимся в пустом зале правительственного аэропорта Внуково-2, и сказал, что вовсе не собирается увольнять Козырева. Ему просто нужен сильный заместитель, чтобы вести дела в министерстве… И, подозвав Козырева, Ельцин пошел к самолету. Андрей Владимирович развел руками, улыбнулся журналистам и пошел вслед за президентом.

— Разве не лучше ли было вам уйти самому? — снова спросил я Козырева.

Он чуть заметно качнул головой:

— Я считал, что подать в отставку накануне визита президента — значит ослабить позиции государства на переговорах. Это все равно что военным выяснять отношения, когда идешь в разведку.

— Вы приравниваете визит в Соединенные Штаты к боевым действиям?

— Я очень привержен партнерству и сотрудничеству, но я и партнерство рассматриваю как форму отстаивания национально-государственных интересов. В поездке мы с президентом общались тесно и вполне дружески, но объясниться я решил по возвращении. Борис Николаевич заболел, и разговор наш состоялся уже в Центральной клинической больнице. Результатом было заявление президента о том, что он поддерживает министра иностранных дел.

— То есть вы пришли к выводу, что слова президента были оговоркой, а не твердым решением вас снять?

— Я должен спокойно разобраться, что стояло за теми словами и что потом стояло за выражением поддержки мне. Это требует времени.

Козырева молва уже столько раз отправляла в отставку, что он, вероятно, и на сей раз не поверил в серьезность намерений президента. Андрей Владимирович говорил, что, конечно, рано или поздно ему придется покинуть свой мрачноватый кабинет, обставленный мебелью, оставшейся со времен Вышинского. Но ему, понятное дело, хотелось, чтобы это произошло как можно позже. Вероятно, он находил для себя массу доводов в пользу решения задержаться на посту министра. Еще неизвестно, кого посадят на его место, а пока он министр, он все же способен влиять на политику в разумном направлении и уберечь страну от очевидных глупостей…

— Наверное, вам трудно иметь дело с иностранными партнерами? Они не знают, как долго вы пробудете на этом посту.

— Представление о том, что мы ослаблены сейчас на внешнем фронте, неверно. Партнеры все поняли правильно.

Не одному Козыреву хотелось понять, почему Борис Ельцин вдруг заявил, что отправит своего министра в отставку. Может быть, это всего лишь проявление безграничной экстравагантности, свойственной первому президенту России? Но при всей своей экстравагантности президент твердо знал: за Козырева никто не вступится, поддержки у него нет. Националистически-коммунистический фланг ненавидел министра. Козырев в том правительстве был последним демократом первого призыва, да еще к тому же просвещенным и образованным западником, либералом, интеллигентом. Козырев говорил мне:

— Западные демократии — естественные партнеры и союзники России. Я никогда не отказывался от этой идеи и умру с ней.

При этом Козырев умудрился за последние два-три года рассориться и с теми, кто ему всегда сочувствовал.

— После того как вы вышли из «Выбора России», разойдясь с недавними товарищами в отношении к чеченской войне, вы ведь остались в совершеннейшем одиночестве как политик. Вас это не пугает?

— Не пугает и не смущает. Я остался в одиночестве среди группировок московской политической жизни. Но ведь это верхушечные группы, не имеющие в стране прочной базы. То, что за меня не проголосуют какие-то группировки, меня мало беспокоит. Важнее — как проголосуют избиратели в моем округе.

Козырев прочитал мне маленькую лекцию о том, что политика не может быть застывшей, догматической, что она должна учитывать реальность, реагировать на нее. И добавил:

— А мои политические взгляды, по существу, не претерпели изменений.

И ведь действительно: взгляды Козырева не изменились. Он только год от года «корректировал», как он выражается, свою политическую линию и свой словарный запас. И «государственником» называл себя чаще, чем «демократом». Старых друзей его новая лексика оттолкнула, новыми друзьями он, похоже, не обзавелся. Козырева считали ренегатом, которому кресло дороже всего остального. Почему не ушел, как ушел, скажем, Егор Гайдар? Уважали бы за принципиальность. Ответ есть: остался, потому что не хотел бросать то, что начал делать. Анатолий Чубайс тоже остался. Своего рода теория малых дел. И не знаешь: то ли порицать за беспринципность, то ли превозносить за последовательность.

Андрей Козырев в молодые годы достиг абсолютной вершины в своей профессии. Что же ему делать, когда он перестанет быть министром? Я спросил и об этом.

— Это большая проблема. Когда в политику приходит строитель, инженер или математик, он всегда может вернуться к своему делу. Мое дело — дипломатия, но вернуться к ней я не смогу. Так что для профессионального дипломата стать министром иностранных дел — это не вершина карьеры, а катастрофа.

Когда интервью закончилось и я выключил магнитофон, Андрей Козырев словно расслабился и на мгновение перестал быть министром. Он показался мне симпатичнее и человечнее. Я с сочувствием увидел, что никакой он не небожитель, защищенный от наших бед и страхов высоким постом, кремлевской охраной и иронической невозмутимостью.

Я рассказал министру, что, готовя очередную телепередачу, просматривал старую видеохронику. Когда он только вошел в правительство, начинающий министр выглядел добродушным и оптимистичным, хотя видно было, что он с характером, посему в одной из статей я назвал его «плюшевым медвежонком с железным сердцем». Прошло не так много лет, но медвежонка министр больше не напоминает.

— Укатали сивку крутые горки, — грустно сказал министр. — Кто же мог знать, что все так повернется?

Скорее всего, он имел в виду не только свою судьбу.

17 декабря 1995 года на выборах в Государственную думу Козырев победил в Мурманске и получил депутатский мандат. По закону депутат не может быть министром. Он должен был отказаться от мандата, если бы сохранил свой пост. Козырев ждал до крайнего срока: не намекнет ли президент, что ему следует остаться в правительстве? Не дождавшись, написал заявление об уходе в Государственную думу.

Смена президентов, глав правительств, министров — дело неизбежное. В демократическом обществе даже самые хорошие министры через определенный срок уходят в отставку. Пусть другие попробуют себя на этом поприще. В принципе отставка — дело нормальное. Но мы выросли в такой среде, где отставка означала политическую смерть, забвение, позор и полунищету. Поэтому у нас любой государственный чиновник всегда боялся отставки как огня. Поэтому Андрей Громыко был министром иностранных дел почти тридцать лет.

Времена изменились. Понимаю, как Козыреву трудно было расстаться с любимым делом, но он должен был знать, что рано или поздно это произойдет. Хотя, вероятно, утешал себя тем, что с таким лояльным человеком президент не расстанется. Но Борис Ельцин, как, вероятно, любой политик, легко расставался со всеми, кто ему больше не нужен. Жаль только, что события последнего времени как бы перечеркнули сделанное Козыревым. Много лет он был лицом новой России, и это было хорошее лицо с располагающей улыбкой.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.