Вопрос о власти

Свержение царизма со всей остротой выдвинуло вопрос о власти. Петроградский Совет являлся единственной признанной трудящимися массами властью, органом, облеченным полным доверием восставших рабочих и солдат. Они повсеместно рассматривали Петроградский Совет как свою родную власть, как общероссийский центр. Рабочие других городов наказывали местным Советам «в дальнейшей своей деятельности… руководствоваться директивами Петроградского Совета рабочих депутатов»[475].

Выбирая депутатов в Петросовет, рабочие в ряде случаев прямо называли его Временным революционным правительством. Так, в мандате делегата в Петроградский Совет от завода Щетинина было сказано, что он избран рабочими предприятия во Временное революционное правительство. Восставшие массы рассчитывали, что именно Петроградский Совет образует Временное революционное правительство, возглавит государственную власть. В резолюции районного собрания большевиков Выборгской стороны, принятой 1 марта при одобрении присутствовавших на этом собрании беспартийных рабочих, указывалось, что «возникший Совет рабочих и солдатских депутатов, непрерывно вовлекая новые революционные кадры восстающих народа и армии, должен объявить себя Временным революционным правительством»[476].

Такова была позиция большевиков, занятая ими в первые же дни революции. В манифесте ЦК РСДРП и в других партийных документах было ясно выражено требование создания Временного революционного правительства Советом рабочих и солдатских депутатов. «Другого органа, способного создать революционное правительство, не было, — пишет А. Шляпников, — и мы решили проводить в Петербургском комитете, а также и в самом исполнительном комитете Совета наш взгляд на создание Временного революционного правительства из недр революционной демократии, организованной в Совете. На деле мы предполагали возможность создания революционного правительства из тех социалистических партий, которые окажутся большинством в Совете»[477].

Еще в годы первой русской революции В. И. Ленин открыл в Советах рабочих депутатов орган новой революционной власти, конкретную форму революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства, т. е. диктатуру победивших в вооруженном восстании классов. «Ведь Советы рабочих депутатов и т. п., — писал Ленин в июле 1906 г., — были на деле зачатками временного правительства; власть неизбежно досталась бы им в случае победы восстания»[478].

В февральско-мартовские дни 1917 г. большевики остались верны этой линии, рассматривая Совет как орган революционной демократии, хотя, выдвигая лозунг создания Временного революционного правительства, они не учитывали, что Совет — это и есть революционная власть, призванная стать основой новой государственности.

Иначе рассуждали меньшевики, которые остались верны своему курсу на соглашение с буржуазией, на подталкивание ее к власти. Вопрос о власти — коренной вопрос революции — меньшевики решали не в пользу народа, революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства, а в пользу буржуазии и потому торопились поскорее отвести могучий революционный поток в спокойное русло «нормального» буржуазного парламентского режима.

Меньшевики Д. О. Заславский и В. А. Канторович, присутствовавшие на заседаниях Совета, пишут: «Совет рабочих депутатов на первом собрании своем не ставил перед собою ни в прямом, ни в косвенном виде вопроса о власти… Непосредственная организационная работа поглощала все внимание, но чувствовалось само собой, что власть в широком смысле слова должны взять другие, их дело заниматься «политикой», вступать в те или иные отношения с царем, с военным командованием»[479].

Для меньшевиков «само собой» было, что власть, идущая на смену царизма, может быть только буржуазной. Совет, вещала меньшевистская «Рабочая газета», «не может пользоваться авторитетом в широких слоях буржуазии, а между тем на данном уровне нашего экономического развития буржуазии не может не принадлежать руководящая роль в экономической жизни». Из этой посылки, достойной соглашателей, делался вывод: «Если бы Совет рабочих и солдатских депутатов Петрограда взял в свои руки власть, это была бы власть призрачная, власть, которая привела бы к немедленному возникновению гражданской войны»[480]. Пугая рабочих и солдат призраком гражданской войны, меньшевики толкали их на гибельный путь соглашения с буржуазией в лице кадетов и октябристов.

Вслед за меньшевиками решительно отрицали возможность превращения Советов в органы государственной власти и эсеры. Их лидер В. М. Чернов признавал впоследствии, что время засилья меньшевиков и эсеров было «эпохой заботливого самоограничения Советов», т. е. отстранения их от государственной власти. Эта линия вела в конечном счете к параличу Советов и превращению их в простых придатков Временного правительства. Не веря в революционные возможности пролетариата, меньшевики и эсеры все глубже увязали в трясине соглашательства с либеральной буржуазией.

Под их влиянием Петроградский Совет все больше занимался «самоограничением». Временный исполком Совета лишь на первых порах вторгался в те или иные сферы государственной власти. Основные же его усилия были нацелены на то, чтобы направить движение в рамки буржуазного переворота и помочь буржуазии оправиться от испуга и взять в свои руки власть. Начиная с 27 февраля Чхеидзе, Керенский и Скобелев поддерживали непрерывный контакт с думскими деятелями, способствуя формированию буржуазного правительства.

Депутаты Государственной думы, получив утром 27 февраля предписание Николая II о перерыве в работе Думы, не решались собраться в обычном зале заседаний: ведь это можно было расценить как протест против царского указа. Лишь после долгих колебаний около трех часов дня в небольшом полуциркульном зале под руководством Родзянко открылось частное совещание членов Думы. Родзянко заявил: «Правительство совершенно бездействует», «медлить с подавлением бунта невозможно», надо «наметить меры к прекращению беспорядков»[481].

На совещании был образован Временный комитет Государственной думы, в который наряду с десятью представителями буржуазии вошли также Керенский и Чхеидзе. «Страх перед улицей, — иронизирует один из его членов, — загнал в одну «коллегию» Шульгина и Чхеидзе»[482]. Временный комитет так определил свою задачу: «водворить порядок в Петрограде», т. е. остановить революцию. С этой целью он и решил взять власть в свои руки[483].

Временный комитет Думы намеревался «восстановить порядок» при содействии царских властей и при сохранении монархии. Но он очень скоро понял тщетность своих попыток. Реальная власть находилась в руках Петроградского Совета, а царская монархия представляла собой уже смердящий труп.

Революция спутала карты буржуазии, сорвала ее игру. Когда победившие рабочие и солдаты сбросили правительство последнего царя, перед буржуазией возникла неотвратимая дилемма: выступить против революции или присоединиться к ней? Думские лидеры быстро поняли, что, если они не хотят разделить судьбу романовской монархии, остается одно: «признать» революцию, пробраться на гребне революционной волны к власти, выиграть время и направить события в безопасное для себя русло.

Движущие мотивы, определявшие поведение буржуазии в те дни, хорошо передал В. Шульгин. Успокаивая растерявшегося председателя Государственной думы Родзянко, он советовал ему не мешкать с взятием власти. «Берите, Михаил Владимирович, — говорил Шульгин. — Никакого в этом нет бунта… Может быть два выхода: все обойдется. Государь назначит новое правительство — мы ему и сдадим власть. А не обойдется, так если мы не подберем власть, то подберут другие, те, которые выбрали уже каких-то мерзавцев на заводах»[484].

Так буржуазия, помимо своего желания, вынуждена была «примкнуть» к движению, но сделала она это лишь на последнем этапе революции, когда судьба царизма была уже решена, сделала, чтобы не пойти ко дну вместе с царизмом. Обстоятельства заставили ее стать на сторону революции, ибо иной почвы под ногами не оказалось.

Путь к власти буржуазии был всемерно облегчен соглашателями. 27 февраля Скобелев, увещевая массы, собравшиеся у Таврического дворца, говорил: «Старая власть падает… Сейчас происходит заседание Государственной думы. Члены Государственной думы еще колеблются: они не решаются взять власть в свои руки. Мы оказываем на них давление»[485]. Впрочем, буржуазия не долго[486] колебалась. Убедившись, что революция побеждает, а лидеры Петроградского Совета на ее стороне, она осмелела и благосклонно «согласилась» принять государственную власть.

Большевики решительно выступили в исполнительном комитете Петроградского Совета против соглашательских маневров меньшевиков и эсеров. М. Рафес, избранный в исполком от Бунда, рассказывает, что сообщение об организации Временного комитета Думы «вызвало негодование со стороны большевиков, которые с первых же шагов уже требовали борьбы против Временного комитета Гос. думы»[487]. Когда вечером 1 марта соглашатели наконец поставили на заседании исполкома вопрос о власти, с последовательно революционных позиций выступили только большевики. Они протестовали против формирования правительства Государственной думой и требовали, чтобы Совет сам создал Временное революционное правительство. Большевики предложили «взять дело управления страной в руки революционной демократии, путем выделения Временного революционного правительства из состава большинства Совета»[488]. Однако из 20 членов исполкома только восемь поддержали предложение большевиков[489]. Исполком отверг его и постановил предоставить формирование правительства Временному комитету Государственной думы.

Открытые оборонцы настаивали на включении представителей Совета в состав правительства, т. е. с самого начала высказались за коалиционное правительство. Но представитель OK Батуринский, меньшевики Чхеидзе, Гриневич, Скобелев, Суханов предпочитали действовать более осторожно, они не решались еще на открытую коалицию с думскими деятелями и высказались за образование чисто буржуазного правительства, которое будет действовать якобы под «контролем» Совета. Но то был всего лишь маневр: формально меньшевистские политики отказывались от непосредственного участия в буржуазном правительстве, а на деле вступали в прямой сговор с ним[490].

Когда поздно вечером 1 марта делегация исполкома Совета в составе меньшевиков Чхеидзе, Суханова, Стеклова, Соколова и эсера Филипповского пожаловала во Временный комитет и изложила свои условия, то Милюков, по словам Суханова, «был приятно удивлен нашей общей позицией по вопросу о власти». Он и не думал, продолжает Суханов, «скрывать свое удовлетворение и свое приятное удивление»[491].

И действительно, Милюков мог быть вполне доволен: меньшевистско-эсеровские лидеры предлагали представителям буржуазии взять власть на весьма приемлемых для нее условиях. Они предупредительно обходили наиболее острые вопросы: о войне и мире, о земле и 8-часовом рабочем дне. Думские либералы сразу же оценили обстановку и начали выторговывать новые уступки. В ходе переговоров был исключен пункт о немедленном введении демократической республики. Делегация исполкома Совета согласилась вопрос о форме будущего правления оставить открытым до созыва Учредительного собрания. Был отклонен и пункт, обязывавший правительство не делать никаких шагов, предрешающих будущую форму правления, до созыва Учредительного собрания. Поскольку думские либералы все еще надеялись на восстановление монархии, они решительно воспротивились принятию этого пункта, и соглашатели вновь уступили им. Таким образом, мелкобуржуазные вожди не проявили твердости даже в отстаивании республиканского образа правления и своими соглашательскими маневрами пошли навстречу попыткам буржуазии сохранить у власти Романовскую династию.

Соглашение было заключено 2 марта на следующих условиях: объявление полной амнистии по всем политическим и религиозным делам; установление политических свобод; отмена всех сословных, национальных и религиозных ограничений; созыв Учредительного собрания на основе всеобщего и равного избирательного права, которое установит форму правления; организация народной милиции с подчинением ее органам местного самоуправления; проведение демократических выборов в органы местного самоуправления; неразоружение и невывод из Петрограда воинских частей, принимавших участие в революционном движении.

Такие условия почти ничем не связывали буржуазию, не затрагивали ее коренных интересов. Это была полная сдача революционных позиций. Мелкобуржуазные лидеры, предавая интересы пролетариата, еще крепче привязали себя к колеснице российского империализма. Не только правые, но и левые меньшевики, которые выдавали себя за социалистов-интернационалистов, не помышляли идти дальше буржуазной власти. Все их трусливые маневры сводились к одному: как бы не напугать буржуазию «красным призраком», не обострить отношения с ней, а то, не дай бог, она откажется от власти.

2 марта вопрос о власти был вынесен на обсуждение пленума Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Представитель исполкома Ю. Стеклов доложил об итогах переговоров с Временным комитетом Думы. Он признал, что исполком под давлением Временного комитета отказался от немедленного провозглашения демократической республики, и в то же время убеждал депутатов санкционировать соглашение о передаче власти буржуазии.

Депутаты-большевики (П. А. Залуцкий, К. И. Шутко, В. М. Молотов, П. А. Красиков, А. Г. Шляпников) снова энергично выступили против образования буржуазного правительства как антинародного правительства и подвергли резкой критике проект соглашения с Временным комитетом Думы. Они указывали, что проект обходит важнейшие требования революции и означает капитуляцию перед буржуазией. Член Петербургского комитета Шутко от имени большевистской партии внес предложение создать Временное революционное правительство из представителей политических партий, входящих в Совет[492]. «В прениях, — писали на следующий день «Известия», — наметилось течение, отрицавшее всякую возможность контакта с думским комитетом и требовавшее создания Временного правительства Советом солдатских и рабочих представителей»[493]. Это течение выражало последовательную революционную линию большевиков, резко противопоставившее себя мелкобуржуазному течению, во главе которого находились меньшевики и эсеры.

Но рабочие и солдаты в своей массе оказались в плену мелкобуржуазных настроений, чем и воспользовались соглашатели. Они убеждали рабочих и солдат, что уступки либералам необходимы, что пролетариат «распылен, неорганизован» и без помощи буржуазии не сможет одержать окончательную победу над царизмом. Меньшевик Канторович, например, заявлял, что «Временное правительство становится на путь народа»[494]. Соглашатели заверяли массы, что Совет будет «давить на буржуазию и подталкивать ее влево». Чтобы примирить их со сдачей власти, они пошли на прямой обман, выдвинув фальшивую формулу «условной поддержки» Временного правительства, «постольку поскольку» оно будет выполнять принятые обязательства. В этих целях было предложено учредить «наблюдательный комитет» для «контроля» над правительством.

Поддавшись всем этим лживым фразам, делегаты Совета подавляющим большинством голосов одобрили предложение исполкома о передаче государственной власти буржуазии.

Характеризуя создавшуюся обстановку, Ленин писал в плане своего доклада об итогах VII (Апрельской) Всероссийской конференции РСДРП(б) на собрании петроградской организации: ««Победа»! Отсюда… хаос фраз, настроений, «упоений»», и далее он цитирует строки из стихов, опубликованных в тогдашней прессе: «Все как дети! День так розов!»[495] Доверчиво-бессознательное отношение трудящихся масс к капиталистам — вот, по словам Ленина, «классовая основа «соглашения» … между Временным правительством и Советом рабочих и солдатских депутатов»[496].

К вечеру 2 марта состав Временного правительства окончательно сформировался. Кадеты и октябристы преобладали в нем, определяли его лицо. Это было правительство буржуазии и обуржуазившихся помещиков, правительство войны и реставрации монархии. «Это, — писал Ленин, — представители нового класса, поднявшегося к политической власти в России, класса капиталистических помещиков и буржуазии, которая давно правит нашей страной экономически…»[497]

Передовые рабочие с негодованием отвергали правительство буржуазии, поддерживая позицию большевиков по вопросу о власти. С особой силой эти настроения проявились в Выборгском районе, где пролетариат отличался наибольшей организованностью и сознательностью. 1 марта на Выборгской стороне состоялись два митинга: первый — днем в зале кинематографа «Урал» и второй — вечером в здании «Сампсониевского братства» перед открытием легального партийного собрания районной большевистской организации. На обоих митингах рабочие выразили протест против образования буржуазного правительства. Была принята резолюция «об его устранении, о передаче власти Совету и о сложении полномочий членами Гос. думы»[498]. 3 марта на Выборгской стороне вновь состоялся многолюдный митинг, собравший около 1 тыс. рабочих и солдат, который осудил признание Петроградским Советом Временного правительства. «Совет рабочих и солдатских депутатов, — говорилось в резолюции митинга, — должен немедленно устранить это Временное правительство либеральной буржуазии и объявить себя Временным революционным правительством»[499].

Среди передовых солдат тоже высказывалось недоверие к буржуазному правительству. Так, солдаты 1-й запасной автомобильной роты, заслушав доклад выбранного от роты депутата Петроградского Совета, постановили горячо приветствовать деятельность Совета. «При этом мы надеемся, — говорилось в резолюции, — что Совет рабочих и солдатских депутатов будет стоять исключительно на стороне интересов трудящихся масс… А временно утвержденное министерство мы признаем неудачным, надеясь, что это будет исправлено»[500].

Однако таких резолюций было немного. В большинстве случаев опьяненные победой рабочие и солдаты, не разобравшись как следует в обстановке, одобряли решение Совета о передаче власти буржуазному Временному правительству. Правда, в резолюциях рабочих и солдат обычно содержался пункт о давлении и контроле за его деятельностью. Но это была дань мелкобуржуазным иллюзиям, будто буржуазное правительство способно осуществлять революционные требования масс, если на него оказывать давление.

Характерной особенностью развития революции в России было переплетение двух социальных войн: общенародной борьбы против царя и помещиков, за демократические преобразования и классовой борьбы пролетариата с буржуазией, за социалистическое переустройство общества. Обе эти войны сказались и в ходе Февральской революции. Но первая доминировала, а вторая проявилась лишь в зачаточной форме. Оценивая воззвание Петроградского Совета по поводу передачи власти буржуазии, В. И. Ленин писал, что оно является «замечательнейшим документом, показывающим, что петербургский пролетариат, по крайней мере в момент выпуска этого воззвания, находился под преобладающим влиянием мелкобуржуазных политиков»[501]. Используя сложность обстановки, недостаточную организованность и сознательность пролетариата, колебания мелкой буржуазии, меньшевикам и эсерам удалось толкнуть массы на путь соглашения с буржуазией.

Влияние мелкобуржуазных элементов закрепила и сама система выборов в Совет, при которой в более выгодном положении оказалась армия, состоявшая главным образом из крестьян. Один рабочий депутат избирался от тысячи рабочих, а один солдатский депутат — от каждой роты. Вот почему, несмотря на то что численность питерского пролетариата и гарнизона столицы с пригородами была почти одинаковой, около 2000 депутатов являлись представителями солдат и только 800 — представителями рабочих. Правом посылать своих депутатов воспользовались и многочисленные мелкие воинские подразделения (складские команды, команды штабных писарей, мастерских и т. п.), среди делегатов которых особенно преобладали выходцы из кулаков, буржуазных и мелкобуржуазных слоев города.

Настоящие представители пролетариата, твердые защитники его классовых интересов на первых порах потонули в этом мелкобуржуазном море, на поверхность которого выплыли меньшевики и эсеры. Это была для них родственная социальная среда. В соглашательской политике меньшевистско-эсеровских вождей как раз и сказались колебания мелкой буржуазии, «боящейся довериться рабочим, боящейся порвать с капиталистами»[502].

В то время как соглашатели убеждали депутатов Совета, что буржуазия поможет закрепить завоевания революции, Временный комитет Государственной думы уже принимал меры для спасения монархии. Дальше конституционной монархии октябристско-кадетская буржуазия ни за что не хотела идти. Временное правительство одно, без монарха, говорил Милюков, является лишь «утлой ладьей», которая может «потонуть в океане народных волнений»[503]. Но Милюкову и его приспешникам скрепя сердце пришлось отказаться от монархии.

Решительным протестом встретили рабочие и солдаты, собравшиеся 2 марта в Екатерининском зале Таврического дворца, заявление Милюкова, что власть перейдет к регенту, великому князю Михаилу. На заводах и в казармах прокатилась волна возмущения. Милюкову пришлось «разъяснять» в печати, что заявление о сохранении монархии является будто бы только его «личным мнением». Впрочем, позже он признал, что «напуганный нараставшей волной возбуждения Временный комитет молчаливо отрекся от прежнего мнения»[504], т. е. от попытки реставрации монархии.

Либеральная буржуазия хотела раздела власти с монархией, а не свержения монархии. И лишь под давлением народа она вынуждена была перекраситься в республиканские тона. Перефразируя слова Маркса, можно сказать, что лидеры русской буржуазии (кадеты, а тем более октябристы) сердцем оставались монархистами, но головой вынуждены были стать республиканцами.

Буржуазия решила не трогать Николая II и согласилась на его выезд в Англию. Исполком Петроградского Совета, по существу, не мешал осуществлению этого плана. Но тут опять вмешались революционные массы. 7 марта в исполнительный комитет Совета поступило заявление, в котором около ста членов Совета от имени «широких масс рабочих и солдат» выразили протест против того, что «низложенный с престола Николай II Кровавый» и вся его семья «находятся до сих пор на полной свободе и разъезжают по России и даже на театре военных действий, что является совершенно недопустимым»[505]. Исполком Совета вынужден был принять

предложение большевиков о заключении Николая II в Трубецкой бастион Петропавловской крепости, однако после настойчивых представлений Временного правительства согласился на водворение его в Царское Село под охраной революционных войск. Таким образом, революционные рабочие и солдаты не только свергли царскую монархию, но и отрезали пути к ее восстановлению.

Буржуазно-демократическая революция закончилась, поскольку государственная власть перешла в руки буржуазии. Но Февральская революция разрешила вопрос о власти весьма своеобразно.

Реальная сила находилась на стороне Петроградского Совета, но он добровольно передал государственную власть буржуазии, добровольно уступил ей первенство. Образовалось крайне своеобразное переплетение двух властей, двух диктатур — диктатуры буржуазии в лице Временного правительства и революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства в лице Петроградского Совета. Классовый источник двоевластия Ленин видел в том, что благодаря огромной силе натиска масс Февральская революция «не только смела всю царскую монархию, не только передала всю власть буржуазии, но и дошла вплотную до революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства»[506].

Власть не случайно перешла к буржуазии. Силы пролетариата, вся его энергия были затрачены главным образом на свержение царизма. «Предполагать, чтобы через несколько дней борьбы массы взяли власть в свои руки, было бы утопией, — отмечал Ленин. — Этого нельзя было сделать при наличии буржуазии, которая превосходно была подготовлена к принятию власти»[507]. Власть досталась партии капиталистов потому, разъяснял Ленин, что этот класс имел в руках силу богатства, организаций и знания. «За время после 1905 года и особенно в течение войны класс капиталистов и примыкающих к ним помещиков в России сделал больше всего успехов в деле своей организации»[508]. Буржуазия в канун революции имела в своем распоряжении вполне сложившийся аппарат — Государственную думу, военно-промышленные комитеты, земский и городской союзы, обладала широкой сетью разного рода предпринимательских организаций (биржевые комитеты, общества заводчиков и фабрикантов и т. п.). «Этот новый класс «почти совсем» был уже у власти к 1917 году; поэтому и достаточно было первых ударов царизму, чтобы он развалился, очистив место буржуазии»[509].

С другой стороны, следует учитывать, что рабочему движению в годы войны был нанесен серьезный урон: в его ряды влился большой отряд мелкой буржуазии, многие передовые рабочие были отправлены на фронт или томились в тюрьмах и ссылках. Жесточайший полицейский террор крайне затруднял деятельность большевистской партии. Все это не могло не привести к временному снижению общего уровня сознательности пролетариата, хотя в целом оно было значительно выше, чем в начале первой русской революции. Государственная власть перешла в руки Милюковых в результате того, подчеркивал Ленин, что пролетариат в дни революции оказался недостаточно сознателен и менее организован, чем буржуазия.

Из этого факта меньшевики и большевики делали диаметрально противоположные выводы. Меньшевики считали, что пролетариат не подготовлен к взятию власти, что буржуазная власть лучше всего отвечает «той ступени экономического и политического развития, на какой стоит Россия», и предрекали в своей газете, что ей «предстоит еще долгий путь буржуазно-демократического развития»[510]. Большевики, наоборот, боролись за переход всей власти в руки народа и во имя этого неустанно работали над повышением сознательности и организованности пролетариата.

В результате победы революции петроградские большевики получили возможность легальной работы. Переход от подпольной к легальной деятельности был совершен незамедлительно. Отдельные районные партийные организации «начали свою открытую деятельность уже вечером 27 февраля»[511]. Прежде всего это относится к Выборгскому району. 1 марта здесь состоялось первое открытое собрание районной организации, а 2 марта в помещении городской биржи труда, которую возглавлял большевик Л. М. Михайлов, открылось первое легальное заседание Петербургского комитета. На нем присутствовали делегаты Выборгского, Нарвского, Василеостровского районов, латышской и литовской национальных организаций, Объединенного комитета социал-демократических фракций высших учебных заведений и некоторых рабочих организаций — всего человек сорок. Собрание решило, поскольку на нем не представлены все районы, избрать Временный петербургский комитет[512]. Основное его ядро составили члены прежнего подпольного комитета: Н. К. Антипов, В. Н. Залежский, М. И. Калинин, Н. П. Комаров, Н. И. Подвойский, П. И. Стучка, Н. Г. Толмачев, К. И. Шутко и др. Председателем ПК был избран Л. М. Михайлов, секретарем — В. В. Шмидт.

Бюро ЦК обосновалось в Таврическом дворце. Оно установило здесь дежурство своих членов и образовало небольшой аппарат, которым заведовала Е. Д. Стасова. «В мои обязанности, — вспоминала Стасова, — во-первых, входил прием товарищей и ответ на все их вопросы по всем областям партийной деятельности, снабжение их литературой, во-вторых, ведение протоколов заседаний Оргбюро, в-третьих, писание и рассылка всех директив ЦК, в-четвертых — финансы»[513]. Бюро ЦК пополнилось новыми партийными работниками, освобожденными из тюрем и ссылок. Уже 7 марта в Бюро ЦК были введены старые его члены — К. С. Еремеев и К. М. Шведчиков, представители ПК В. Н. Залежский, М. И. Калинин, М. И. Хахарев, К. И. Шутко. 8 марта были кооптированы М. С. Ольминский, А. И. Ульянова-Елизарова и М. И. Ульянова. Бюро ЦК решило немедленно возобновить издание газеты «Правда». Старые правдисты энергично принялись за это дело. С отрядом солдат они явились в типографию газеты «Сельский вестник» и использовали ее для печатания «Правды». В ее редакцию вошли тогда К. С. Еремеев, М. И. Калинин, В. М. Молотов и в качестве секретаря редакции А. И. Ульянова-Елизарова. К работе в «Правде» был привлечен также и М. С. Ольминский.

По-прежнему наиболее острым вопросом, который стоял перед большевиками, был вопрос о власти, о роли и задачах Петроградского Совета. Уже на первом легальном собрании ПК 2 марта деятельность Совета подверглась критике. Присутствовавшие на этом собрании указывали, что «роль Совета в совместной деятельности с думским комитетом пассивна настолько, что он как бы плетется в хвосте реакционного элемента комитета»[514]. В тот же день, после окончания пленарного заседания Совета, на котором была одобрена меньшевистско-эсеровская линия на передачу власти буржуазии, состоялось короткое совещание членов Бюро ЦК с некоторыми представителями ПК.

Большинство участников совещания (на нем присутствовали Залуцкий, Молотов, Шляпников, Шутко, Шмидт, Залежский) подтвердило тактическую установку Бюро ЦК — отказ от любой поддержки буржуазного правительства и борьба за создание Временного революционного правительства. Но выявились и некоторые разногласия. Отдельные члены ПК были склонны к поискам компромиссной формулы, сближающейся с постановлением пленума Совета. В связи с этим решено было созвать заседание Петербургского комитета по вопросу об отношении к Временному правительству[515].

Принципиальная позиция Бюро ЦК отчетливо выражена в резолюции от 4 марта. «Теперешнее Временное правительство, — говорилось в ней, — по существу контрреволюционно, так как состоит из представителей крупной буржуазии и дворянства, а потому с ним не может быть никаких соглашений. Задачей революционной демократии является создание Временного революционного правительства демократического характера (диктатура пролетариата и крестьянства)»[516]. Бюро ЦК, таким образом, вновь подчеркнуло свою враждебность буржуазному правительству и отказ от каких-либо соглашений с ним, хотя и не исключало возможности воздействия масс на Временное правительство. В таком духе и была составлена резолюция Бюро ЦК об отношении к Временному правительству, которая была предложена Петербургскому комитету[517].

По поручению Бюро ЦК Молотов выступил на заседании ПК с обоснованием этой резолюции. Меньшинство ПК (К. И. Шутко, М. И. Калинин, Н. Г. Толмачев и др.) поддержало ее, но большинство (В. Н. Залежский, В. В. Шмидт, Л. М. Михайлов, Н. К. Антипов, П. И. Стучка и др.) отвергло. На позиции большинства ПК сказались результаты голосования на пленуме Совета 2 марта. Об этом ясно говорит документ, принятый ПК 3 марта. Петербургский комитет, указывалось в нем, считаясь с резолюцией о Временном правительстве, принятой Петроградским Советом, «заявляет, что не противодействует власти Временного правительства постольку, поскольку действия его соответствуют интересам пролетариата и широких демократических масс народа, и объявляет о своем решении вести самую беспощадную борьбу против всяких попыток Временного правительства восстановить в какой бы то ни было форме монархический образ правления». Это решение еще раз было подтверждено Петербургским комитетом 5 марта 1917 г.[518]

Как видно из этой резолюции, Петербургский комитет отнюдь не стал на позицию поддержки Временного правительства. Однако выдвинутый в ней тезис о «непротиводействии» власти Временного правительства по формуле «постольку-поскольку» был ошибочным, так как означал уступку мелкобуржуазным иллюзиям масс, будто действия буржуазной власти могут «соответствовать интересам пролетариата».

Резолюция ПК отличалась от позиции Выборгского районного комитета, в «котором были сторонники немедленной (и даже вооруженной) борьбы всеми способами против Временного правительства»[519]. Это была другая крайность — стремление искусственно форсировать события без необходимой мобилизации и просвещения масс. Таким образом, по вопросу о власти среди петроградских большевиков в начале марта определились три точки зрения: 1) часть членов Выборгского районного комитета — Совет должен немедленно устранить Временное правительство[520]; 2) большинство Петербургского комитета — непротиводействие власти Временного правительства; 3) Бюро ЦК — никаких соглашений с буржуазным правительством и продолжение борьбы за создание Временного революционного правительства.

Бюро ЦК, несмотря на отдельные ошибки, занимало в тот момент в целом выдержанную революционную линию. Оно настойчиво выступало за продолжение революции, против буржуазной власти, за создание Временного революционного правительства. Однако этот старый большевистский лозунг периода 1905 г. повторялся без учета своеобразия обстановки, без учета того, что Совет и есть новая революционная власть, что на очереди стоит вопрос не о завершении буржуазно-демократической революции, а о переходе к новому, социалистическому этапу революции, к созданию республики Советов.

Весьма близко подойдя к оценке роли Советов рабочих и солдатских депутатов, большевики до приезда Ленина в Россию не смогли, однако, до конца понять их историческую роль. В. И. Ленин в своей статье «Задачи пролетариата в нашей революции» писал по этому поводу: «Советы рабочих, солдатских, крестьянских и пр. депутатов не поняты не только в том отношении, что большинству неясно их классовое значение, их роль в русской революции. Они не поняты еще и в том отношении, что они представляют из себя новую форму, вернее, новый тип государства»[521]. Именно Ленин обосновал значение Советов как нового типа государства, как лучшей формы диктатуры пролетариата.

Выработка правильной большевистской тактики затруднялась, с одной стороны, крайне сложной и противоречивой обстановкой, сложившейся в результате образования двоевластия, а с другой — тем, что вождь партии В. И. Ленин находился в это время вдали от революционной России. Приезд Ленина в Петроград и его Апрельские тезисы помогли большевикам преодолеть старые лозунги, которые уже обогнала жизнь, и ясно увидеть перспективы борьбы за социалистическую революцию.