Снятие осады Орлеана Комплекс Жанны д’Арк

… Когда дотлели угли страшного костра, в куче пепла обнаружили нетронутое огнем сердце. Его отнесли на берег Сены и бросили в зеленоватую воду. Стояло 30 мая 1431 года – оставался один день до начала лета. В детстве она так любила лето – впрочем, как, наверное, все мальчики и девочки во все времена. Приветно шумел ветвями лес Шеню, весело журчал Смородиновый ручей. На его берегу росло дерево, под которым, как рассказывали старики, по ночам собирались феи. Играя с подружками в его тени, она и себя воображала доброй волшебницей, еще не зная, что каких-то десять лет спустя, ее вполне официально признают ведьмой… Впрочем, почти за шесть столетий ее наградят таким количеством разношерстных определений, какого не удостаивалась, пожалуй, ни одна личность в истории. Святая и сумасшедшая, нежная и отважная, решительная и добрая – если к этой девушке было бы применимо известное выражение «перевернуться в гробу», то ей на том свете вряд ли суждена спокойная жизнь. Увы, гроба у нее не было, как нет и могилы. Ее единственное изображение начертил пером хронист, когда до него дошла весть о славной победе под Орлеаном. Курносое существо с длинными локонами больше напоминает принцессу с детского рисунка, чем бесстрашную воительницу. Только за пятьдесят лет, прошедших после того события, о ее деяниях написали 22 французских, 8 бургундских и 14 иностранных его коллег-летописцев. Прибавьте к ним около десятка поэтов, которые воспели ее подвиг еще в XV веке, – и вам станет ясно, что даже на основании этих свидетельств можно узнать о ней больше, чем о любом ее современнике. Ан нет – юную воительницу и дальше не оставляли своим внимаем ни исследователи, ни творцы. Среди ее «поклонников» значатся Вольтер, Бернард Шоу, Марк Твен, Ингмар Бергман и Люк Бессон, затративший на свое экранное творение 70 миллионов долларов. Впрочем, судя по всему, и это не предел – ведь ее житие уже легло в основу шестнадцати фильмов. Первый из них был снят во Франции еще в 1898 году – ну а для «миллионов россиян» из поколения шестидесятников ее «портретом» стало лицо молодой Инны Чуриковой, неуловимо напоминающее наивный рисунок из старой хроники.

И сейчас, когда мы неумолимо приближаемся к началу второго десятилетия миллениума, каждый год появляется несколько книг, предлагающих читателям новые сенсационные факты ее биографии. Еще большую активность проявляет Мировая паутина. Чтобы узнать о ней «правду, и ничего, кроме правды», достаточно набрать в любом поисковике имя – Жанна д’Арк (кстати, аристократический апостроф к нему тоже прибавили вездесущие исследователи). Вот корсиканский философ и историк Робер Каратини называет Жанну не более чем «душевнобольной девушкой, которую ловко использовали в собственных целях политики и высшие военные чины, стремившиеся пробудить в душах французов ненависть к Англии», и не в одном из сражений она якобы вообще не участвовала. Украинский антрополог Сергей Горбенко, прославившийся своими работами по восстановлению внешности исторических персонажей, утверждает, что Жанну вовсе не сожгли на костре, да и к тому же звали ее вовсе не Жанной, а Маргаритой, и была она незаконной дочерью короля. Впрочем, версия о том, что и процесс, и казнь Орлеанской девы – всего лишь хорошо разыгранный спектакль, отнюдь не новость.

Первые сведения о воскресшей Жанне появились, если верить записям в счетной книге Орлеана, еще 28 июля 1439 года – более чем через восемь лет после ее официальной смерти. Тогда она собственной персоной пожаловала в город под именем Жанны д’Армуаз – рассказывают, что ее встретила восторженная толпа и прижали к груди родные братья. Впрочем, вероятнее всего, и это тоже не более чем легенда. А вот то, что во Франции сложно найти город, в котором не был бы установлен памятник всеми любимой народной героине, – неопровержимый факт. В самом Орлеане он красуется на центральной площади имени Жанны, от которой отходит центральная улица имени Жанны, на которой вы можете вкусно пообедать в кафе «Жанна д’Арк»… и так далее, до бесконечности. В нашей стране подобных почестей удостаивался лишь известный вождь мирового пролетариата. Разумеется, популярность Орлеанской девы – совсем иного рода.

«Самые благородные личности былых веков в значительной степени блекнут, а ореол их тускнеет, если смотреть на них с точки зрения иных, позднейших времен. Едва ли хоть один из людей, прославившихся четыре-пять столетий назад, мог бы выдержать проверку по всем пунктам, если бы мы стали судить о нем согласно сегодняшним нашим взглядам. Но Жанна д’Арк – личность исключительная, которую смело можно мерить меркой любых времен…

Если вспомнить, что ее век известен в истории как самый грубый, самый жестокий и развращенный со времен варварства, приходится удивляться чуду, вырастившему подобный цветок на подобной почве. Жанна и ее время противоположны друг другу, как день и ночь. Она была правдива, когда ложь не сходила у людей с языка; она была честна, когда понятие о честности было утрачено; она держала свое слово, когда этого не ожидали ни от кого; она посвятила свой великий ум великим помыслам и великим целям, в то время когда другие великие умы растрачивали себя на создание изящных безделиц или на удовлетворение мелкого честолюбия; она была скромна и деликатна среди всеобщего бесстыдства и грубости; она была полна сострадания, когда вокруг царила величайшая жестокость; она была стойкой там, где стойкость была неизвестна, и дорожила честью, когда о чести никто не вспоминал; она была непоколебима в своей вере, как скала, когда люди ни во что не верили и над всем глумились; она была верна, когда вокруг царило предательство; она соблюдала достоинство в эпоху низкого раболепства; она была беззаветно мужественна, когда ее соотечественники утратили мужество и надежду; она была незапятнанно чиста душой и телом, когда общество, даже в верхах, было развращено до мозга костей, – вот какие качества сочетались в ней в эпоху, когда преступление было привычным делом вельмож и государей, а столпы христианской религии ужасали даже развращенных современников своей черной жизнью, полной неописуемых предательств, жестокостей и мерзостей…»

Так писал о Жанне Сэмюэль Клеменс, «папа» Тома Сойера и Гекльберри Финна, более известный нам под псевдонимом Марк Твен. На мой взгляд, его меткое описание эпохи позднего Средневековья вполне можно было бы «наложить» и на наши дни – впрочем, такова, вероятно, участь классиков. Однако разбирать нравственные устои общества – не наша задача. Давайте лучше отправимся туда, где катит свои быстрые волны река с красивым названием Луара, на берегах которой обрела бессмертие девушка-рыцарь в тяжелых доспехах с белоснежным знаменем в тонкой руке… Замок Шинон – один из самых больших в долине Луары. Неподалеку от него находится дом, где жил непревзойденный весельчак Франсуа Рабле. Мрачным контрастом смотрятся руины замка, разбросанные на широком холме. Казалось бы, что может быть интересного для туристов в серых развалинах – тем более что эти берега донесли до нас сохранившиеся великолепные образцы средневекового зодчества. Но посетители едут сюда тысячами – на запах событий, которые творились за крепостными стенами многие века назад… ...Год 1308-й. Римский папа Климент V объявляет, что лично рассмотрит дела высших сановников опального ордена тамлиеров. По распоряжению короля Франции в Пуатье из Корбейля, под строгим конвоем, возглавляемым главным тюремщиком храмовников Жаном де Жанвилем, выехал печальный обоз.

^{Жанна д’Арк}

В нем сидели великий магистр Жак де Моле, командор Кипра Рэмбо де Карон, магистр Аквитании и Пуату Жоффруа де Гонневиль, прецептор Нормандии Жоффруа де Шарне и великий визитатор Гуго де Пейро. Перед городом Тур путешествие было прервано – по причине того, что узники занемогли. Их отправили в замок Шинон, находившийся под юрисдикцией короля, и поместили в главную башню той его части, которая называется Кудре. Им так и не доведется встретиться здесь с папой – но они оставят на сером камне таинственные рисунки, вот уже много веков не дающие спокойно спать любителям тайн.

Позже здесь станет проводить дни в уединении один из последних владельцев – кардинал Ришелье. Возможно, в сумерках ему являлась тень великого английского короля Генриха II, который родился и умер в Шиноне. Тут Генрих будет любить свою супругу – знаменитую Алиенору Аквитанскую… Но – от любви до ненависти один шаг – и, начав войну с Алиенорой, именно в замке он захватит ее в плен… Здесь же умрет его сын – герой Крестовых походов Ричард Львиное Сердце. Он отойдет в мир иной, пылая ненавистью к отцу, но их захоронения теперь рядом – неподалеку, в аббатстве Фонтевро.

Прославленный рыцарь с сердцем льва известен детям всего мира, как справедливый король Ричард из фильма о Робин Гуде. Второй же сын Генриха – Иоанн II Безземельный прославился как жестокий и бездарный принц Джон. Когда Иоанн потеряет почти все свои владения на континенте, замок перейдет к французской короне. «Меня зовут Жанна, и я сообщаю вам, что Король Небесный поручил мне короновать вас в городе Реймсе» – эти слова прозвучат под его сводами в 1429 году. Неизвестная девушка явится к будущему королю Карлу VII, решив во что бы то ни стало уговорить его дать ей войско, чтобы разбить англичан под Орлеаном.

…В конце июня 1428 года Томас Монтегю, граф Солсбери высадился в Кале. Вскоре был взят Шартр, следом Жанвиль, Менг и Божанси. 12 октября армия – около 5000 солдат – остановилась в Оливье, южном пригороде Орлеана. Гарнизон насчитывал не более пятисот человек – но опытный комендант Руаль де Гокур распорядился создать из горожан 34 оборонительных отряда. Ровно такое число башен насчитывала старая крепость, за стенами которой и укрылись жители.

Англичане напали с юга. Три дня беспрерывной бомбардировки – и французы оставили сначала барбакан, а чуть позже и весь бастион Турель. Лишь осенние холода остановили дальнейшее наступление. Однако 1 декабря к Орлеану подошло крупное английское подкрепление. Командование осадой принял Джон Тэлбот. Его штабом стало построенное к западу от города укрепление вокруг церкви Сен-Лоран. А вскоре город уже окружала плотная цепь фортов, связанных между собой траншеями. Все они горделиво носили названия крупных городов – Лондон, Руан, Париж. К концу января у французов наконец затеплилась надежда. Им удалось собрать в Блуа около 2500 бойцов. Тогда же стало известно, что из Парижа движется английский отряд в полторы тысячи рыцарей и солдат. Вместе с ним едет большой обоз с продовольствием. На помощь графу Клермону из Орлеана вышли шотландцы и гасконцы. Исход боя был очевиден: французы числом превосходили противника более чем в два раза!

Утром 12 февраля отряды, прибывшие из Орлеана, обнаружили англичан у деревни Рувре-Сен-Дени. Атаковать немедля! Но тут подоспел гонец с письмом от Клермона: граф решительно запрещал начинать бой без него. Так уж случилось, что именно в этот день его посвятили в рыцари, и как истинный рыцарь он жаждал немедленной славы. Момент был упущен. Конница укрылась за заграждением из возов, вокруг вырос густой частокол копий. Французы все же пошли в атаку – но почти поголовно полегли под градом стрел. А когда из укрытия нежданно-негаданно вылетели рыцари, то немногие оставшиеся в живых бросились бежать без оглядки. Вслед им неслось улюлюканье англичан и летела соленая рыба – именно ее вез тот злополучный обоз. Позже победители так и назовут это сражение – «битва селедок». Кстати, новоявленный рыцарь Клермон так в него и не вступил…

Теперь перевес сил был явно на стороне осаждающих. Да и в самом Орлеане начались раздоры. Горожане, не в силах пережить «селедочного» позора, решительно отказывались делиться своими скудными запасами с теми, кто из-за собственной гордыни упустил верную победу. Клермон был вынужден покинуть город, вслед за ним ушли и другие. Они обещали, что вернутся, – но как было им верить? А кольцо осады постепенно сжималось. Отчаявшись, горожане даже предложили было Орлеан союзнику англичан герцогу Бургундскому, – но этому воспротивился один из командующих противника герцог Бедфорд. Легенда гласит, что он сказал: «Я не желаю расставлять в кустах силки, чтобы другие там ловили птиц…» Меж тем положение в крепости становилось критическим – и как раз в это время в Шинонском замке появилась девушка по имени Жанна.

Ее родная деревня стояла на широкой дороге. От тех, кто ехал и шел по ней, узнавали крестьяне о том, что творилось в стране. Впрочем, что такое смерть и разруха, они знали не понаслышке. В этом краю не было англичан, зато в нем вовсю бесчинствовали бургундцы – жгли дома, уводили скот. Однажды, когда они в очередной раз напали на Домреми, семье Жака д’Арка пришлось искать убежище в соседней крепости. Вернувшись, жители нашли разграбленные дома да остов спаленной церкви…

На допросе Жанна скажет: она научилась ненавидеть бургундцев раньше, чем начала слышать «голоса». Когда они впервые зазвучали, ей едва исполнилось тринадцать. Изо дня в день являлись ей архангелы Михаил и Гавриил, святые Екатерина и Маргарита, внушая, что она избрана Богом для великого дела. Она должна была помочь своему королю вернуть королевство – весть о предательском договоре в Труа тоже долетела до далекой деревни. Подписанный английским королем Генрихом V и французским государем Карлом VI, он гласил, что именно Генрих, после смерти Карла, унаследует Францию, объединив две короны. Дофин Карл был отправлен в изгнание – но его народная молва называла законным наследником. Жанна, как и прочие, была уверена: это королева Изабелла Баварская, отринув родного сына, продала трон англичанам. Разве не об этом говорило пророчество волшебника Мерлина – порочная женщина погубит Францию, а чистая девушка спасет?..

Не станем подробно описывать ее путь до Шинона. Один из спутников девы Бертран де Пуланжи напишет потом: «Во время одиннадцати дней пути мы находились в сильной тревоге. Но Жанна нам повторяла: „Не бойтесь ничего. Вы увидите, как ласково встретит нас дофин…“»

А в замке решался вопрос о ее приеме. Некоторые утверждали, что король ни в коем случае не должен ей доверять. Другие призывали выслушать Божью посланницу. Наконец аудиенция была дана. В большом парадном зале пестрило в глазах от многочисленных придворных. Чтобы проверить Жанну, дофин укрылся за их спинами, а на трон посадили юного пажа. И что же? Едва войдя в зал, она тут же отыскала глазами дофина и приветствовала его низким поклоном. Позже она скажет на допросе: «Когда я вошла, я узнала короля среди других по совету моего „голоса“, который указал мне на него». А на вопрос, какой знак она дала королю в подтверждение того, что пришла от Бога, ответит: «Я всегда вам отвечала, что вы не вырвете у меня этого признания. Идите узнавать у него самого…»

Пятнадцать богословов и законников несколько дней «экзаменовали» Жанну. Резолюция, отправленная королю, гласила: «Мы считаем, что, ввиду крайней необходимости и учитывая грозящую городу Орлеану опасность, ваше высочество может воспользоваться помощью этой девушки и послать ее в названный Орлеан». Так Жанна окончательно ступила на тропу войны.

Нужно было позаботиться о снаряжении. Она уже давно остригла волосы и облачилась в мужской костюм – но теперь ей предстояла особая миссия, которой необходимо соответствовать. Оружейник из Тура изготовил небольшие, но ладные рыцарские доспехи: шлем, панцирь, перчатки, ботинки. Все было выполнено из чистейшей стали, отделано серебром и расписано выгравированными девизами. На королевской конюшне ей подыскали коня.

«„Голоса“ поведали Жанне, что существует древний меч, спрятанный под алтарем церкви Святой Екатерины в Фьербуа, и она послала… разыскать его. Священники ничего не знали о его существовании, но меч действительно был найден в указанном месте, зарытым в землю на небольшой глубине. Он был без ножен и покрыт ржавчиной; священники очистили его и отослали в Тур, куда направились теперь и мы. Они вложили меч в новые ножны из пунцового бархата, а жители Тура сделали еще одни ножны из золотой парчи. Однако Жанна, желая всегда носить этот меч при себе в сражениях, сняла с него парадные ножны и заказала другие, из бычьей кожи. Многие полагали, что древний меч принадлежал Карлу Великому, но это осталось недоказанным. Я хотел было отточить его, но Жанна сказала, что это необязательно, так как она не собирается никого убивать и будет носить меч только как символ власти…»

(Марк Твен, «Жанна д’Арк»).

Ту же мысль она подтвердит на допросе. Протоколы гласят:

«На вопрос, что она больше почитала, свое знамя или меч, она ответила, что гораздо больше почитала, т. е. в сорок раз, знамя, чем меч. На вопрос, кто приказал ей нарисовать на знамени упомянутое изображение, она ответила: „Я уже достаточно вам говорила, что ничего не делала, кроме как по указанию Бога“. Она также сказала, что, когда нападала на противников, сама носила указанное знамя, с тем чтобы никого не убивать; и она сказала, что ни разу не убила человека».

Это знамя – небольшую хоругвь, на которой ангел подносил лилию Богородице, – расписал шотландский художник Джеймс Пауэр. Было и второе, большее – из белой материи с шелковой бахромой. Бог Отец, восседающий на троне из облаков; два ангела, преклонивших колени. Два слова: «Jesus, Maria»; а на обороте корона Франции, которую несли два херувима.

«Когда Жанна выступила из Блуа, чтобы идти в Орлеан, она попросила собрать всех священников вокруг этой хоругви, и священники шли впереди армии… и пели антифоны… так же было и на следующий день. А на третий день они подошли к Орлеану»

(Р. Перну, М. В. Клен, «Жанна д’Арк»).

Вот как описывает этот путь Марк Твен:

«Бесконечная колонна войск терялась в необозримой дали, продвигаясь вперед по извилинам дороги, словно исполинская змея… Некоторые дивизии возглавлялись прославленными арманьякскими генералами… В сущности, это были знаменитые, признанные разбойники; вследствие долгой привычки к беззаконию они совершенно утратили способность повиноваться, да и вряд ли у них была такая способность. Король строго-настрого приказал им „во всем слушаться Жанны, ничего не предпринимать без ее ведома и согласия“. Напрасные усилия! Для этих вольных птиц не существовало законов. Они редко слушались даже самого короля и никогда не подчинялись ему, если это их не устраивало. И теперь повиноваться Деве? Во-первых, они вообще не умели повиноваться ни ей, ни кому-либо другому; во-вторых, разве могли они относиться всерьез к военным способностям этой деревенской семнадцатилетней девчонки, которая училась сложному и кровавому военному ремеслу – где? На пастбищах, присматривая за овцами… Быть может, они не считались с ней? Далеко не так. Они дорожили Жанной, как плодородная земля дорожит солнцем, и надеялись, что с ее помощью урожай будет богатым, но снимать его надлежит им, а не ей. Они чувствовали к Жанне глубокое, суеверное почтение, полагая, что она в состоянии свершить нечто сверхъестественное, в чем они сами были бессильны. Да, она может вдохнуть жизнь и храбрость в жалкие остатки их поверженных армий и превратить солдат в героев… но сражаться самой? Чепуха! Это уж дело генералов. Будут драться они, генералы, и под водительством Жанны придут к победе…»

Чепуха – и, презрев приказ Жанны двигаться к Орлеану короткой дорогой по правому берегу реки, они направили войска по левому. Стремление юной воительницы как можно скорее вступить с англичанами в бой казалось им безумием. Армии не пройти мимо неприступных «бастилий», она вся поляжет под стенами города. Куда более здраво окружить неприятеля, изнурить его голодом – и только после этого пойти на штурм. Пусть на это уйдут месяцы, зато победа будет верной!

Но Жанна и так не сомневалась в своей победе. Поэтому, обнаружив, что от осажденного города ее отделяют воды Луары, она воспылала праведным гневом. Никто не мог убедить ее в том, что принятое решение куда более разумно. Она точно знала, что именно сегодня должна встретиться с англичанами лицом к лицу. Так советовали «голоса» – и мнение военных «экспертов» любого ранга перед ними было бессильно… Однако с ходу переправить через широкую реку огромное войско было невозможно, а Орлеанский мост англичане стерегли пуще глаза. Решили переправить в город небольшой отряд – такой, что поместится на качавшихся у берега рыбацких лодках. Остальному войску предстояло, вернувшись в Блуа, проделать весь путь сначала – но уже по правому берегу… Вместе с другими в утлую лодчонку села и Жанна.

^{Жанна д’Арк в сражении}

Ведь орлеанцы уже знали, что она идет к ним на помощь – так могла ли она повернуть назад? И вот 29 апреля 1429 года Жанна д’Арк вошла в Орлеан через Бургундские ворота – единственные, подле которых не было мощных укреплений. Солнце уже клонилось к закату, но, казалось, на улицы высыпал весь город.

«Посмотрели бы вы, что творилось тогда в Орлеане! Что это было за зрелище! – пишет Марк Твен. – Черное море человеческих голов, мерцающее пламя факелов, гулкие раскаты восторженных приветствий, трезвон колоколов и грохот пушек! Казалось, наступает светопреставление. И всюду, освещенные факелами, нескончаемые ряды людей с поднятыми вверх мертвенно-бледными лицами, с широко раскрытыми ртами – возбужденная толпа, кричащая и плачущая от счастья. Жанна медленно продвигалась среди встречающих, выстроившихся шпалерами по обеим сторонам улиц, и ее фигурка, закованная в броню, напоминала серебряную статую, возвышавшуюся над морем человеческих голов. А вокруг теснились люди – мужчины и женщины, – взиравшие восхищенными, блестящими от слез глазами на это небесное видение. Благодарный народ целовал ей ноги, а те, кто не имел такого счастья, старались дотронуться хотя бы до ее коня и потом целовали свои пальцы… Но тут случилось неожиданное: высоко поднятое знамя Жанны покачнулось, и его бахрома загорелась от факела. Жанна рванулась вперед и затушила пламя рукой.

– Она не боится огня, она ничего не боится! – раздался общий крик, и взрыв восторженных рукоплесканий всколыхнул воздух…»

Но Жанна боялась. Более всего на свете ей не хотелось, чтобы проливалась кровь. («Вот она – французская кровь! Волосы становятся дыбом, когда я ее вижу!» – скажет она чуть позже, увидев раненых, которых выносили с поля боя.) Она так надеялась обойтись без кровопролития! Еще в Блуа продиктовала письмо, которое отправили с герольдом в английский лагерь. Этот замечательный документ вполне заслуживает того, чтобы привести его целиком:

«Именем Иисуса Христа и Пресвятой Девы Марии, король Английский, и вы, герцог Бедфордский, именующий себя правителем Франции, и вы, Вильям де ла Поль, граф Суффольк, и вы, Томас, лорд Скейлс, именующий себя заместителем Бедфорда! Исполните волю Царя Небесного! Возвратите Деве, посланной Богом, ключи от всех благоденственных городов Франции, которые вы покорили и осквернили. Она послана всемогущим Богом, дабы восстановить права королевской крови. Она вполне готова заключить мир, если вы оставите Францию, уплатив компенсацию за ущерб, причиненный вами стране. А вы, воины, товарищи по оружию, знатные рыцари и простые солдаты, расположившиеся у врат благородного города Орлеана, послушайте Деву и расходитесь с Богом по домам, а не то – ждите грозных вестей от Девы, которая не замедлит явиться на страх и на погибель вашу. Если же вы, король Английский, не исполните этого, то я, как главнокомандующий, всюду, где только ни встречу ваших людей, буду изгонять их из Франции, не считаясь с тем, хотят они этого или нет, и, если они не послушаются, я истреблю их всех до единого. Если же они подчинятся, я пощажу их. Я послана сюда Господом Богом и буду драться не на жизнь, а на смерть, пока не изгоню вас из пределов Франции, несмотря на все козни и происки врагов и изменников королевства. Не надейтесь, что Царь Небесный, сын Пресвятой Девы Марии, даст вам возможность вечно владеть королевством. Король Карл VII будет владеть им, ибо такова воля Божья, возвещенная ему устами Девы. Если вы не верите вести Всевышнего, ниспосланной людям при посредстве Девы, то всюду, где бы мы ни встретили вас, мы будем драться бесстрашно и покажем такую доблесть, какой не ведала Франция за свою тысячу лет. И пусть никто не сомневается, что Бог дарует Деве больше силы, чем вы в состоянии выставить против ее отважных воинов, и тогда мы увидим, кто прав: Царь Небесный или вы, герцог Бедфордский. Дева молит вас не навлекать на себя собственной гибели. Если вы поистине справедливы, то вы можете вместе с Нею пойти в тот край, где французы совершат такие ратные подвиги, каких еще не видел христианский мир за всю свою историю. Если же вы откажетесь следовать за Нею, то скоро вам будет воздано по заслугам за ваши чудовищные злодеяния».

В самом конце она приглашала англичан с нею в крестовый поход за освобождение Гроба Господня – но ответа не последовало, а гонец не вернулся. Как выяснится позже, его заковали в цепи как прислужника колдуньи. Та же участь постигла и второго герольда, понесшего еще одно письмо. Англичане передали Жанне, чтобы она убиралась сама, – иначе, рано или поздно, ее сожгут, как еретичку…

Рассказывают, что, услыхав эту угрозу, Жанна не стерпела. В мгновение ока взобралась она на баррикаду, возведенную орлеанцами на мосту. До форта Турель было не более десяти метров, и ее голос звонко разнесся в весеннем воздухе: «Верните моих посланцев и уходите подобру-поздорову!» В ответ – лишь насмешки и угрозы. И Жанна отправила к англичанам герольдов в последний раз:

– Ступайте и скажите им: «Выходите из своих фортов со всем своим войском, а я выйду со своим. Если я побью вас, тогда уходите из Франции с миром; если же вы побьете меня, то сожгите меня живьем, как вы того желаете».

Увы, никому не суждено было предугадать, как причудливо обыграет история эти ее слова…

3 мая пришло известие: армия, идущая из Блуа, назавтра будет в Орлеане. Можно было готовиться к наступлению. Но на следующий день пополудни произошло нечто особенное. Воодушевленные горожане, не дожидаясь приказа и подкрепления, напали на Сен-Лу – одну из самых грозных «бастилий», которую защищали триста отборных солдат. Они отбили атаку и вовсю теснили ополченцев. Жанна появилась у холма Сен-Лу, когда сражение уже казалось проигранным. Взметнулось вверх белоснежное знамя: «Остановитесь! За мной!» – и вот уже несколько человек, а за ними и другие повернули назад под тучами стрел.

«...Но тут случилось невиданное: стрелы выпали из рук, приведенные в замешательство люди глядели в небо. Святой Михаил в окружении всего сонма ангелов, сияя, появился в мерцающем орлеанском небе. Архангел сражался на стороне французов…» – свидетельствует хронист. Случилось ли это на самом деле, или просто блики закатного солнца причудливой игрой расцветили небо – судить не нам. У каждой эпохи свои законы – и для людей Средневековья понятие чуда было таким же привычным, как «любовь» или «война». В конце концов, разве не чудо, что англичане, которых более полугода не могли отогнать от стен Орлеана наиопытнейшие военачальники, сами ушли оттуда на девятый день после появления Жанны? По странному стечению произошло это 8 мая, в день, когда много столетий назад святой Михаил явился верующим на острове Искья…

О чуде пишет и английский исследователь В. Сэнквилл Уэст, биограф Жанны с противоположной, «вражеской» стороны. По ее мнению странные действия ее земляков вызваны не иначе как «причинами, о которых мы в свете нашей науки двадцатого столетия – или, может быть, во тьме нашей науки двадцатого столетия? – ничего не знаем…»

Впрочем, до их поражения было еще далеко – в самый разгар боя французы заметили, что им в тыл с запада движется большой отряд англичан. Вот в этот-то самый момент Жанна вскочила на коня и поскакала в поля. Там она погрузилась в молитву меж виноградных лоз. Отступило все – и ее собственное напряжение, и всеобщее изнеможение. Она была одна со своими «голосами», и они наставляли и вдохновляли ее, как прежде… Но и это наверняка не более чем легенда – хотя чем, как не Божественным провидением, легче всего объяснить способности командира, неведомо откуда взявшиеся у этой неграмотной девушки? Как писал ее заместитель, герцог Алансонский, «она прекрасно разбиралась в военном деле: хорошо владела копьем, грамотно расставляла подразделения в боевом строю, управляла артиллерией… Она отдавала приказы так мудро, как будто сама до этого была капитаном с двадцати– или тридцатилетним опытом за плечами…» Да что там – сам Наполеон Бонапарт, внимательнейшим образом изучивший поход Жанны, заявил, что она в военном деле гений. Кто рискнет оспаривать его слова?

Итак, Жанна отдала приказ. И, словно по мановению волшебной палочки, городское ополчение, которое стояло в резерве, развернулось и преградило англичанам путь. Ощетинилось более полутысячи пик. А из города бежали еще люди… Какое-то время отряды стояли друг против друга: англичане молча смотрели на французов, французы – на англичан. Неожиданно последние развернулись – и ушли восвояси. И тут же: «Вперед! На приступ!» – и французские войска ринулись на крепость, силуэт которой едва виднелся в орудийном дыму. Три часа спустя Сен-Лу пал. Полторы сотни англичан остались лежать на поле боя, а еще около полусотни французы захватили в плен. Те, кто уцелел, бежали по другому склону холма, успев поджечь деревянные стены…

«…Возбужденные, ликующие войска до хрипоты кричали „ура“ и вызывали главнокомандующего, чтобы выразить ему свой восторг, восхищение и поздравить с победой. Но вся беда была в том, что мы нигде не могли найти Жанну. Наконец, мы нашли ее сидящей среди трупов, расстроенной и подавленной; закрыв лицо руками, она плакала: вы же знаете, она была еще совсем юной девушкой, сердце героини было девичьим сердцем, сострадательным и нежным, что вполне естественно.

Жанна думала о несчастных матерях павших солдат – и своих, и врагов. Среди пленных было несколько священников; Жанна взяла их под свое покровительство и сохранила им жизнь. Утверждали, что это переодетые воины, но она возразила:

– Разве можно так говорить? Они в духовной одежде, и, если хоть один из них носит ее по праву, лучше пощадить всех виновных, чем обагрить руки кровью одного невинного. Я отведу их к себе в дом, накормлю, а потом отпущу с миром…»

Стоит ли говорить о том, с каким ликованием встретили орлеанцы эту победу – первую после месяцев постыдных поражений! Теперь восточная стена была свободна от неприятеля – можно было готовиться к решающей атаке на форт Турель. Воистину Жанна доказала, что послана Богом, – и город восторженно приветствовал ее не просто как спасительницу – как Орлеанскую деву.

5 мая, после того как зашло солнце, состоялся военный совет. На нем присутствовали все военачальники, кроме одного – Жанны. По-прежнему не желая допускать девицу к разработке стратегии, генералы пригласили ее позже. Узнав, что решено завтра атаковать форт Сен-Лорен у западной стены, Жанна сразу заподозрила неладное – ведь, чтобы снять осаду, необходимо взять главную «бастилию» – Турель. Она как в воду смотрела. План командиров как раз в том и состоял, чтобы, бросив ополчение на Сен-Лорен, отвлечь внимание англичан – и спокойно напасть на Турель. Под проницательным взглядом Жанны им пришлось-таки в этом признаться. Она ответила, что теперь вполне удовлетворена и знает, как поступить.

Судя по всему, она это действительно знала. Едва забрезжил рассвет, Жанна во главе отряда ополченцев уже спешила к воротам – но не к Ренарским, а к Бургундским. Первые вели к лагерю Сен-Лорен, вторые – к Турели. Горожане сами решили участвовать в битве за Турель. Они не дадут закидать себя селедками – ведь у них есть их Орлеанская дева, а ее ведет вперед сам Господь!.. Но Бургундские ворота заперты. Сам Руаль де Гокур, начальник гарнизона, приказал никого не пропускать. Так распорядился совет – и он не станет давать никаких объяснений простолюдинам… Но оставить без объяснений Жанну было не так-то просто.

– Я признаю только одну власть – короля. У вас есть приказ его величества? Если нет – прочь с дороги!

И вот толпа угрожающе придвинулась к стражникам. Те, кто стоял в первых рядах, слышали, как Гокур, изменившись в лице, велел своим людям открыть ворота. А хронист кратко напишет: «Так Жанна с одобрения и согласия горожан Орлеана, но против воли и желания всех королевских начальников и капитанов вырвалась из города и перешла Луару».

Одной из первых она спрыгнула из лодки на берег. И тут же повела свой отряд на приступ укрепления на подступах к Турели. Увы, их было слишком мало – и вот уже англичане теснят, гибель неминуема… Как вдруг враги опешили: эта французская пастушка, этот дьявол в юбке, развернувшись, спокойно двинулась на них – а следом и ее друзья с копьями наперевес. Разумеется, эта маленькая группа могла быть сметена в мгновение ока – но минутного замешательства неприятеля вполне хватило на то, чтобы на помощь ей подоспели французские отряды. Как писал современник, «они сражались так, как будто считали себя бессмертными». Под бешеным напором укрепление было взято, и к вечеру на земляной насыпи развевалось белое знамя…

На утро 7 мая был назначен штурм Турели – мощного четырехугольного укрепления, со всех сторон окруженного водой. То, что творилось на поле боя, пожалуй, лучше всех описал устами Сьера Луи Де Конта, пажа Жанны и по совместительству ее секретаря, Марк Твен.

«Прежде чем приступить к штурму последней бастилии, мы должны были захватить земляной вал перед фортом, называемый „бульваром“. Тыл этого „бульвара“ соединялся с основной крепостью подъемным мостом, под которым текли воды быстрого, глубокого рукава Луары. „Бульвар“ был сильно укреплен, и Дюнуа сомневался – возьмем ли мы его, но Жанна не колебалась. Все утро, до полудня, она обстреливала „бульвар“ из орудий, а после полудня приказала перейти в наступление и лично повела войска на штурм. Окутанные пороховым дымом, нещадно осыпаемые ядрами, мы покатились в ров, а Жанна, подбадривая солдат, начала взбираться вверх по приставной лестнице. И вот тутто и случилось несчастье, предусмотренное ею заранее: железный дротик, пущенный из арбалета, ударил Жанну между шеей и плечом, пробив ее панцирь. Почувствовав острую боль и увидев хлынувшую кровь, она испугалась – бедная девушка! – и, свалившись на землю, горько заплакала.

Англичане завопили от восторга и целой ордой бросились вниз, чтобы схватить ее. В течение нескольких минут силы обоих противников были сосредоточены на этом клочке земли. Над Жанной и вокруг нее отчаянно дрались англичане и французы, ибо она представляла Францию, являлась для обеих сторон олицетворением Франции. Взять ее означало бы овладеть Францией, и на этот раз навсегда. Здесь, на этом маленьком клочке земли, за несколько минут навсегда должна была решиться судьба Франции, и она решилась.

Если бы тогда англичане схватили Жанну, Карл VII вынужден был бы бежать, и договор, заключенный в Труа, вошел бы в силу. Покоренная Франция, ставшая собственностью англичан, несомненно, превратилась бы в английскую провинцию и прозябала бы в плену до скончания века. Честь нации и честь короля были поставлены на карту, и на решение давалось времени столько, сколько нужно, чтобы сварить яйцо. Это были самые роковые десять минут в истории Франции из всех когда-либо отсчитанных курантами вечности. Если вам придется читать в книгах о трагических часах, днях и неделях, определивших судьбу того или иного народа, вспомните о них, и пусть ваше сердце, сердце француза, забьется сильнее, вспомните те неповторимые минуты, когда Франция в лице Жанны д’Арк лежала во рву, истекая кровью, и два народа боролись за нее насмерть…»

Позже ее обвинят и в том, что, отправляя своих солдат на штурм, она пообещала им, что станет принимать все стрелы, дротики и камни, выпущенные из метательных орудий или пушек на себя. Она ответит, что такого просто не могло быть – ведь более ста человек из ее войска было ранено. Будучи же раненой сама, она получила большое утешение от святой Екатерины – потому и поправилась всего за две недели, ни на день не прекращая, однако, из-за своей раны разъезжать верхом…

На вопрос же, знала ли она наперед, что будет ранена, Жанна ответит – да, и сказала об этом своему королю. «И было это ей открыто благодаря „голосам“ святых Екатерины и Маргариты. Она сказала далее, что под замком Моста она первая приставила лестницу, чтобы взбираться вверх, и, когда она поднимала эту лестницу, была ранена, как выше указано, дротиком в шею...»

Даже о том, что скоро попадет в руки врагов, она узнает заранее. В тот день ее войско будет готовиться к боевой вылазке. Стоя на коленях в приходской церкви Сен-Жак, Жанна вдруг качнется – как всегда, когда она слышала «голоса», – и, не открывая глаз, произнесет:

«Меня предали. Я ничем больше не смогу вам помочь…»

Несколько часов спустя ее возьмет в плен бургундский лучник, а печально известный капитан Гильом Флави прикажет закрыть ворота и поднять разводной мост, чтобы верные рыцари не смогли прийти на помощь своей Деве… Но в славный день, когда была взята Турель, Жанну посещали совсем иные видения. Пройдет всего несколько часов – и французские трубачи сыграют победу! Даже раненая, она не покидала поля боя. Приподнявшись на локте, она лежала на траве под надежной защитой своего телохранителя богатыря Карлика «…который, не отходя от Жанны, сражался за шестерых. Держа секиру обеими руками, он ударял ею наотмашь и при каждом взмахе произносил лишь два слова: „За Францию!“ Разрубленный шлем врага разлетался на части, хрустнув, как яичная скорлупа, а голова, носившая его, навсегда теряла способность оскорблять Францию. Карлик навалил перед собой множество трупов, груду закованных в железо мертвецов и, стоя сзади, продолжал драться. Когда, наконец, победа была за нами, мы окружили его со всех сторон, прикрывая щитами, а он с Жанной на руках выбрался по лестнице из глубокого рва, неся свою драгоценную ношу так легко, будто держал ребенка. Прямая угроза миновала. Встревоженные воины толпой сопровождали Жанну, с головы до ног залитую кровью, своей и вражеской. Там, во рву, тела убитых падали около нее, кровь увлажняла землю и струилась потоками, и ее белые латы окрасились в красный цвет. Смотреть на них было жутко. Дротик все еще торчал в ране. Утверждают, что он насквозь пробил ключицу. Может, это и правда, но я не видел, даже не пытался увидеть. Дротик извлекли, и бедная Жанна снова жалобно вскрикнула. Утверждают, что она вынула его сама, так как другие не решались, боясь причинить ей боль. Как бы там ни было, я знаю только то, что дротик извлекли, рану смазали маслом и перевязали по всем правилам…

К вечеру Дюнуа прекратил сражение. Жанна услышала звуки труб.

– Как! – закричала она. – Трубят отбой?

Забыв о своей ране, она… села на коня и помчалась вперед в окружении штаба. Увидев нас, солдаты грянули громовое „ура“ и воспылали желанием броситься в новую атаку на „бульвар“. Жанна прямо поскакала к тому рву, где была ранена, и, стоя там под градом дротиков и стрел, приказала Паладину развернуть свое большое знамя и заметить, когда его бахрома коснется стен крепости.

Вскоре Паладин доложил:

– Знамя коснулось.

– А теперь, – обратилась Жанна к батальонам, ожидавшим ее команды, – крепость принадлежит вам, входите! Трубачи, играйте приступ! Всем слушать мою команду – вперед!

И мы рванулись, и мы пошли. И уж тут-то мы показали себя! Никогда в жизни вам не приходилось видеть такого напора. Мы, как муравьи, поползли вверх по лестницам, сплошной лавиной взметнулись на высокий вал, на зубчатые бастионы – и „бульвар“ стал нашим. Право, можно прожить тысячу лет и ни разу не видеть такой великолепной картины! Зазвенели мечи, копья скрестились с копьями. Мы дрались, как дикие звери, и не было пощады этим обреченным врагам, и не было для них другого убеждения, кроме разящего удара! Даже мертвые они нам казались опасными. По крайней мере так думали многие в те незабываемые дни.

Мы так были увлечены своим делом, что не обратили внимания на пять орудийных залпов, а они раздались сразу же после того, как Жанна приказала наступать. И пока мы били англичан, а они били нас в малой крепости, наш резерв со стороны Орлеана устремился по мосту и атаковал Турель с противоположной стороны. Вниз по течению реки была пущена горящая барка; ее подвели под самый подъемный мост, соединявший Турель с нашим „бульваром“. И когда, наконец, мы погнали англичан перед собой, а они пытались перебежать узкий мост и присоединиться к своим в Туреле, пылающие бревна провалились под ними, и они все попадали в реку в своих тяжелых доспехах. Горестно было смотреть на храбрых солдат, погибавших таким ужасным образом.

– Да помилует их Бог! – промолвила Жанна и прослезилась, созерцая печальное зрелище. Она произнесла слова прощения и пролила слезы сострадания, несмотря на то, что три дня тому назад один из этих утопающих грубо оскорбил ее, назвав непристойным именем, когда получил от нее письмо с предложением сдаться. Это был английский военачальник сэр Вильям Гласдель, весьма доблестный рыцарь. Закованный в броню, он, как топор, пошел ко дну и, конечно, больше не вынырнул.

Мы наскоро соорудили нечто, напоминавшее мост, и бросились на последний оплот англичан, отделявший Орлеан от друзей и баз снабжения. И не успело еще закатиться солнце, как этот исторический день закончился полной победой. Знамя Жанны д’Арк развевалось над фортом Турель. Она с честью сдержала свое слово и сняла осаду Орлеана!

Семимесячному окружению наступил конец. Осуществилось то, что для опытных полководцев Франции казалось невозможным. Маленькая семнадцатилетняя крестьянская девушка довела до конца свое бессмертное дело в течение четырех дней, несмотря на все козни, чинимые ей королевскими министрами и военными советниками. Хорошая новость, как и плохая, распространяется быстро. Пока мы готовились к возвращению торжественным маршем через мост, весь Орлеан сиял от праздничных костров, и вечернее небо, все в ярком зареве, широко улыбалось земным огням; грохот пушек и несмолкаемый звон колоколов сотрясали воздух. За все время своего существования Орлеан никогда еще не был свидетелем такого шума, блеска и ликования.

Когда мы прибыли туда – нет, это не поддается никакому описанию! – толпы людей, сквозь которые мы с трудом пробивались, проливали такие ручьи счастливых слез, что река могла бы выйти из берегов. Не было ни одного человека в этом море огней, в этом ослепительном зареве, глаза которого оставались бы сухими. Если бы ноги Жанны не были закованы в броню, ей бы грозила опасность лишиться их, столь обильно народ осыпал их пылкими поцелуями. Кругом только и слышалось – „Ура! Да здравствует Орлеанская дева!“ Таков был общий крик; он повторялся сотни тысяч раз. А некоторые кричали просто: „Да здравствует наша Дева!“

История не знает женщины, которая достигла бы такого величия, как Жанна д’Арк в этот день. Вы, может быть, думаете, это ей вскружило голову, и она засиделась допоздна, упиваясь музыкой приветствий и похвал? Нет. Другая бы так и поступила, но только не она. В ее груди билось самое благородное и самое простое сердце. Она сразу же отправилась спать, как и всякий ребенок, когда он устал. Народ, узнав, что она ранена и собирается отдыхать, закрыл все шлагбаумы и приостановил полностью движение в этом квартале. На всю ночь была выставлена стража, чтобы охранять ее сон. „Она дала нам покой, – говорили люди, – пусть же и сама отдохнет…“»

Несколько дней спустя Жанна отправилась в Лош, чтобы встретиться с королем. Немецкая хроника рассказывает: «Она выехала навстречу королю, держа в руке свой стяг. Когда девушка склонила голову перед королем так низко, как только могла, король тотчас велел ей подняться, и подумали, что он чуть было не поцеловал ее от радости, охватившей его». Впрочем, о том, сколь неверной бывает королевская благодарность, хорошо известно даже из детских сказок…

День 8 мая обозначен в церковном календаре как праздник явления архангела Михаила. Но магистрат Орлеана вписал в городскую книгу, что именно освобождение является величайшим чудом христианской эпохи – и с той поры на протяжении столетий этот день здесь посвящается Деве. Самая достойная юная жительница города (ее выбирают специальным голосованием) в боевых доспехах торжественно въезжает в город на белом коне. Тысячи орлеанцев семьями высыпают на улицы, чтобы приветствовать ее, как когда-то благодарные сограждане встречали свою героиню. Лишь под сводами старинной капеллы Нотр Дам де Миракль царит тишина – по преданию здесь Дева Жанна вознесла благодарственную молитву Деве Марии после победы…

А у стен города разыгрывается грандиозное костюмированное действо – знаменитая битва. Все видеоотчеты о праздниках заботливо хранятся в доме-музее Жанны. Когда-то скромный островерхий особняк темного камня принадлежал казначею герцога Орлеанского, и в нем она прожила несколько дней. Служители музея с гордостью поведают вам о том, что среди его создателей был президент Шарль де Голль, предок которого Жеган, по семейному преданию участвовал в походе Жанны. Как известно, де Голлю тоже довелось не раз спасать Францию – и сам он скажет о себе: «У Франции бывали тяжелые времена, но всегда приходило спасение, ибо у нее были Жанна д’Арк, Людовик XIV, Клемансо и Шарль де Голль». А Уинстон Черчилль, посмеиваясь над ним, бросит как-то, что его «коллега» страдает «комплексом Жанны д’Арк». Что ж, не вдаваясь в глубины психоанализа, скажем, что это не самый страшный диагноз.