5. Путь к Липице (1215–1216 гг.)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Ибо сказал брат брату:

«Это мое, и то мое же».

Слово о полку Игореве

Распря между наследниками Всеволода Большое Гнездо поутихла, но не закончилась. В 1215 году она вспыхнула с новой силой, причем в этот раз противостояние между Константином и Георгием было осложнено вмешательством внешних сил. Однако противостояние между братьями происходило не только на поле боя, в этот раз их интересы пересеклись и в сфере духовной.

Русский князь

Рисунок выполнен на основе изображения Ярослава Всеволодовича в Спасо-Нередицкой церкви.

Худ. Ф. Солнцев

Еще в 1214 году князь Георгий решил вывести свои владения из-под власти епископа Ростова и таким образом окончательно размежеваться с Константином. К митрополиту Матфею в Киев отправился игумен Рождественского монастыря в стольном Владимире Симеон, человек, близкий к великому князю. Георгий хотел видеть святителя суздальским епископом, однако митрополит неожиданно поставил Симеона и на Суздаль, и на Ростов. Но такой расклад в корне не устроил Константина, и тот сразу же отправил в Киев игумена московского Высокопетровского монастыря Пахомия, бывшего одновременно и духовником ростовского князя. Митрополит оказался в затруднительном положении, поскольку не хотел осложнять отношения ни с кем из князей Суздальской земли. Поразмышляв, Матфей поставил Симеона на Владимир, Суздаль и Юрьев-Польской, а Пахомия – на Ростов, Ярославль и Переславль-Залесский. Что еще больше раскололо некогда единое Владимиро-Суздальское княжество.

3 мая 1215 года в Новгород прибыл на княжение Ярослав Всеволодович, человек достаточно своеобразный и, несмотря на все свои многочисленные таланты, личность малопривлекательная. Н. М. Карамзин справедливо указал: «Вообще Ярослав не пользовался любовию народною» (с. 491). На первых порах любить князя действительно было не за что. Обладая необузданным нравом, а также мстительным и склочным характером, Ярослав Всеволодович очень часто умудрялся портить отношения не только с поданными, но и близкими людьми. Будучи опытным интриганом, Ярослав ради достижения своих корыстных целей мог перессорить между собой всех родственников и спровоцировать опасный конфликт. Это потом, когда жизнь крепко поучит Ярослава и он набьет себе немало шишек, князь несколько изменит взгляд на окружающий мир. Но произойдет это нескоро, а в настоящий момент он явил себя перед новгородцами во всей красе.

По прибытии в город нового князья встретил с крестным ходом архиепископ Амвросий, однако Ярослав повел себя так, как будто захватил Новгород приступом. Первым делом он велел схватить знатного новгородца Якуна Зуболомича (Зубца) и посадника Торжка Фому Доброщинича. Пленников заковали в цепи и под стражей отправили в Тверь. Затем по навету некого Федора Лазутича и Ивора Новоторжича был оклеветан перед Ярославом тысяцкий Якун Нежич. Трудно сказать, в чем заключалась эта клевета, но князь воспользовался сложившейся ситуацией, собрал вече и спровоцировал народ на разграбление двора тысяцкого. Во время погрома была захвачена жена Якуна и отведена на двор Ярослава. Но тысяцкий оказался не робкого десятка и на следующий день вместе с посадником явился на княжий двор, чтобы оправдаться в возводимых на него наветах. Ничего хорошего из этого визита не получилось. И это несмотря на то, что Якун неплохо знал нового князя, поскольку, согласно Новгородской I летописи старшего извода, вместе с посадником Георгием Иванковичем возглавлял посольство в Переславль-Залесский, которое и позвало Ярослава в Новгород.

Но Ярослава, что называется, понесло, и князь, словно норовистый конь, закусил удила. Он уже никого не слушал и действовал по принципу «что хочу, то и ворочу». Недаром В. Н. Татищев, рассказывая об этих событиях, назвал Ярослава «высокомысленным». Князь встретился с посадником и тысяцким 21 мая 1215 года, а затем по итогам разговора распорядился взять под стражу сына Якуна, Христофора. Самого тысяцкого пока трогать побоялся.

Однако и такое самоуправство вышло Ярославу боком. Новгородцы озлобились и предприняли ответные действия: «убишапруси Евстрата и сына его Луготу, и ввергоша и в греблю мертвых» (Новгородская Карамзинская летопись, т. 42, с. 107). Более подробная информация приводится в Никоновском летописном своде, где говорится о том, что убитые были близкими к Ярославу людьми: «Новгородцы изымаша болшаго его мужа Астрапа и убиша, и сына его Леонтиа изымавше биша, и нос и устне его обрезоша и в воду ввергоша» (т. 10, с. 68). С такой трактовкой событий полностью согласен В. Н. Татищев: «новгородцы, поймав главного Ярослава советника Стряпа и сына его Леона, обрезали им нос и губы и их бросили в реку» (с. 653). По свидетельству Н. М. Карамзина, дело выглядело несколько иначе: «Возбужденный самим Князем к действиям своевольным, народ искал жертв, новых преступников; умертвил сам собою двух знаменитых граждан» (с. 438). Но как бы там ни было, Ярослав понял, что ситуация выходит из-под контроля. Взвесив все за и против, князь решил покинуть город. Однако это не было бегством, это было продолжением борьбы с новгородской вольницей. Просто Ярослав решил обратиться к опыту деда, дяди и отца в противостоянии с Новгородом.

Юрий Долгорукий, Андрей Боголюбский и Всеволод Большое Гнездо в таких ситуациях поступали очень просто – захватывали Торжок и перекрывали подвоз хлеба в Новгородскую землю. И когда в городе наступал голод, новгородцы сдавались на милость победителя. Однако в этот раз Ярослав действовал гораздо жестче своих предшественников. Князь в буквальном смысле слова окопался в Торжке и стал перехватывать все обозы с хлебом, идущие в Новгород. Он прекрасно знал о том, что в Новгородской земле был неурожай, поскольку «поби мраз обилье по волости» (Новгородская I летопись старшего извода). Вскоре начался страшный голод. В Новгородской летописи по Карамзинскому списку приводится информация о тех диких ценах, которые царили в городе: «А в Новеграде купиши кадь ржи по 10 гривен, а овса по 3 гривны, а репы воз по две гривны»[29]. В той же Новгородской Карамзинской летописи содержится жуткий рассказ о том, какими последствиями для простых горожан обернулась политика Ярослава: «Тогда бяше глад велик, дети своа даяху из хлеба одерень, и поставиша скудельницу и наметаша полну телес мертвых. О горе бяше тогда! По торгу трупие и по улицам, и не можаху пси изъедати человек, но и по полю лежаху. А вожане помроша, а остаток их разидеся» (т. 42, с. 107). Здесь даже пояснять ничего не надо, все и так предельно ясно. Новгород умирал. Но, что примечательно, в этот раз новгородская вольница капитулировать не собиралась, так велика была ее ненависть к Ярославу.

И все-таки было решено отправить к князю посольство и попробовать договориться по-хорошему. В Торжок поехали посадник Георгий (Юрий) Иванкович и боярин Степан Твердиславич. Ярослав распорядился послов схватить и бросить в темницу: «А новгородских послов изыма, посадника Юрья Иванковича, Степана Твердиславича, Семена Борисовича, Вячеслава Климятича, Зубца Якуна, Мануила Яголчевича» (Новгородская Карамзинская летопись, т. 42, с. 107). На этот раз попались и посадник с тысяцким. И пока до Новгорода не дошли слухи о его подлости, Ярослав отправил туда своих людей, которые вывезли из города княжескую семью. Теперь, когда руки у него были развязаны, князь озверел окончательно. Не зная, как еще досадить строптивым новгородцам, он велел похватать по дорогам их купцов и скованных разослал по своим городам. О том, сколько купцов было схвачено, данные расходятся. Новгородская летопись по Карамзинскому списку называет 2000 торговых людей, арестованных по приказу Ярослава, в то время как В. Н. Татищев считает, что купцов было 200. Новгородская I летопись младшего извода по Комиссионному списку делает существенное уточнение: «а всех новгородцов беаше болши 2000»[30]. Здесь летописец подразумевает всех новгородцев, которых держали в плену по приказу Ярослава, а не конкретно купцов. По большому счету, в данной ситуации князь производит впечатление невменяемого человека, который не соображает, что творит. Ярослав действует исключительно на эмоциях и не просчитывает всех возможных последствий своих поступков. Он забыл простую истину о том, что загнанный в угол зверь смертельно опасен. Поэтому то, что случилось в дальнейшем, стало для Ярослава полной неожиданностью: новгородцы вновь призвали на княжение Мстислава Удатного.

* * *

В сложившейся ситуации Мстислав Мстиславич мог позволить себе очень многое – в частности, он имел все основания припомнить новгородцам их несправедливости по отношению к нему лично. И выдвинуть ряд условий, на которых он мог бы вернуться. Однако князь этого делать не стал, поскольку от своих людей был прекрасно осведомлен о том, что творилось в Новгороде. Он знал, что рано или поздно новгородцы придут к нему бить челом, и наконец этого дождался. У Мстислава появлялся прекрасный шанс снова принять участие в большой политике на Руси, из которой он был исключен после неудачи в Галиче. Поэтому предложение новгородцев было для него очень выгодным и своевременным. Опять же появлялся шанс в очередной раз постоять за «правду» в выгодном для себя контексте. Глядя на испуганных послов, Мстислав Мстиславич задумчиво поглаживал бороду и делал вид, что раздумывает над их предложением, хотя на самом деле уже прикидывал, какие силы выставит против Ярослава. Он очень хорошо знал своего зятя и прекрасно понимал, что тот без боя Новгород не уступит.

Мстислав Удатный прибыл в Новгород 11 февраля и первым делом велел схватить наместника Ярослава Хота Григоровича, а всех его людей заковать в железа. После чего по приказу Мстислава ударили в вечевой колокол, собрали народ, и князь пообещал людям сложить голову за Великий Новгород. При этом он сказал примечательные слова: «Поидемь, поищем мужии своих, а вашеи братьи, и волости своеи, да не будет Новый Торг над Новым градом, ни Новград под Торжком, но где святаа София, ту и Новград, а в мнозе и в мале Бог и правда»[31]. Вольница ответила князю восторженным ревом.

Мстислав Удатный въезжает на вече и избавляет новгородцев от грозившего им голода

Рис. К. Лебедев. Грав. Мультановский

Мстислав отдавал себе отчет в том, что вряд ли у него хватит собственных сил справиться с Ярославом, за которым стояла вся мощь Суздальской земли. Поэтому князь обратился за помощью к своим смоленским родственникам. Мстислав Мстиславич получил безоговорочную поддержку княжившего в Смоленске Владимира Рюриковича, киевского князя Мстислава Романовича и брата Владимира Псковского. После этого новый новгородский князь попытался вразумить своего неистового зятя по-хорошему. К Ярославу в сопровождении людей Мстислава прибыл поп Юрий из церкви Иоанна на Торговище. Он передал следующие слова тестя: «поиде с Торжку в свою волость, не надобе тобе волость Новгородскаа» (Московский летописный свод конца XV века, т. 25, с. 111). В Никоновском летописном своде следует продолжение: «аще ли не идешь, быти промежи нас брани». Любопытное дополнение делает В. Н. Татищев: «При том Мстислав просил его, чтоб с дочерью его, а своею княгинею, жил по закону честно, как надлежит, а если ему нелюбо, то б, не обижая ее ради наложниц, отпустил к нему» (с. 653). Мстислав четко расставил приоритеты, и теперь очередь была за Ярославом.

Но князю Переславля-Залесского было что в лоб, что по лбу. Почувствовав, что ситуация вышла из-под контроля, и понимая, что одному ему не выстоять против объединенной мощи Новгорода и смоленских Ростиславичей, Ярослав обратился за помощью к великому князю Георгию и остальной своей братии. Разумеется, за исключением Константина. И он получил эту поддержку. Хотя, по большому счету, в данной ситуации именно Ярослав Всеволодович оказывался неправ, поскольку, согласно грамотам Ярослава Мудрого, новгородцы «были вольны в князьях своих». Поэтому, исходя из своих правовых норм, вольница показала князю «путь чист», и призвала в город Мстислава Удатного. Все было сделано по закону и праву. Ярослав, что называется, полез со своим уставом в чужой монастырь, без учета местной специфики и это привело к трагическим последствиям.

Можно говорить о том, что подчинение Новгорода князьям Суздальской земли было делом похвальным и большой государственной необходимости. Но беда была в том, что Ярослав думал вовсе не о пользе страны. Князя одолели личные амбиции, которые были поставлены во главу угла. Сам того не замечая, он вел Владимиро-Суздальское княжество к военному конфликту с Новгородом и смоленскими Ростиславичами. Конфликту, который в данный момент не был нужен ни великому князю Георгию, ни младшим братьям Ярослава. Тем не менее зять дерзко ответил тестю и его смоленским родственникам: «Новгород сколько вам, столько мне принадлежит, и есть нам вотчина. Я же зван был новгородцами и пришел к ним с честию, но они меня обидели, и не могу им не мстить, а с вами, как с братиею, дела никакого не имею» (В. Н. Татищев, с. 654). Большая война становилась неизбежной.

Удивительно, но Мстислав, вопреки свойствам своего характера, все же пытался избежать вооруженного столкновения с суздальскими дружинами и продолжал искать пути к мирному разрешению возникших разногласий. Понимая, что до Ярослава не достучаться, он начал диалог с его старшими братьями – Константином и Георгием. Проблема заключалась в том, что один из них официально был великим князем, а другой – старшим в роду Всеволодовичей. Поразмышляв, Мстислав Мстиславич на всякий случай отправил послов и к тому, и к другому. Георгий сразу же встал на сторону младшего брата и поддержал его, зато Константин поступил наоборот, велев Ярославу покинуть Торжок и оставить новгородцев в покое. Ответ, который получил ростовский князь, был вполне предсказуем. Однако для Константина принципиальным моментом стал сам факт установления контактов с Мстиславом Удатным и его родней. В дальнейшем именно это обстоятельство приобрело решающее значение.

Враг под стенами

Худ. А. Максимов

Осознав, что мира с Ярославом не будет, Мстислав дождался своего брата Владимира Псковского и 1 марта 1216 года выступил из Новгорода против зятя. Но не успели полки покинуть город, как к Ярославу вместе с семьями убежали несколько знатных новгородцев: Володислав Завидович, Гаврило Игоревич и Юрий Олексич. Факт сам по себе примечательный, поскольку наглядно показывает, что полной уверенности в исходе войны с суздальскими князьями у новгородцев не было.

Псковские и новгородские полки шли Селигерским путем, обходя Торжок и держа путь на Ржев, принадлежащий Мстиславу Удатному, потому что именно туда должны были подойти смоленские полки. Но когда его рать находились в верховьях Волги, Мстислав Мстиславич получил известие о том, что младший брат Ярослава, Святослав, просчитал их намерения и осадил город Ржев. Новгородская летопись по Карамзинскому списку определяет число ратников Святослава в 10 000 человек, что по тем временам было очень большим войском. В Ржеве же засел наместник Мстислава Ярун, у которого под началом была всего сотня бойцов, но благодаря умелому командованию лихой воевода сумел отбить все вражеские атаки. А вскоре на помощь городу пришли Мстислав Удатный и Владимир Псковский. Они привели с собой всего пять сотен конных дружинников, но Святослав не разобрался, что к чему, запаниковал и в итоге отвел войска от города. Мстислав врага не преследовал, а пошел на принадлежащий Ярославу город Зубцов и с налета захватил его. После чего встал лагерем на реке Вазузе, поджидая Владимира Рюриковича со смоленскими полками. Когда же Владимир прибыл, то князья перенесли боевой стан на речку Холохну, что протекала близ границ Суздальской земли.

Посовещавшись, родственники решили вновь попробовать замириться с Ярославом и отправили к нему посольство. Но зять четко обозначил свою позицию по отношению к тестю: «Мира не хочу, пришли, так идите; нынче на сто наших будет один ваш!»[32] (Повесть о битве на Липице). У Ярослава были все основания для дерзкого ответа, поскольку он знал, что за его спиной стоят великий князь и младшие братья. И тогда ответил Мстислав с родичами следующими словами: «Ты, Ярослав, с силою, а мы с крестом!» (Повесть о битве на Липице). После чего был собран военный совет, на котором князья совещались, как дальше вести войну. Предложение идти прямо на Торжок и там дать бой Ярославу было отвергнуто, поскольку в этом случае боевые действия разворачивались на новгородских землях, которые подвергались опустошению. Вторым негативным моментом было то, что, как только Ярослав получил ответ Мстислава Удатного, то сразу начал перегораживать засеками все пути от Новгорода и от реки Тверцы.

Но это одна сторона медали. В Новгородской I летописи старшего извода есть информация о том, что вторжение в волость Ярослава имело более глубокий подтекст: «Рече же Мьстислав и Володимир: „поидем к Переяслалю; есть у наю третии друг“». О том, кто такой «третий друг», догадаться не сложно, это был ростовский князь Константин. Поэтому, нанося удар по владениям зятя, Мстислав решал не только тактическую задачу, заставляя Ярослава покинуть Торжок, но и стратегическую, поскольку шел на соединение с могущественным союзником. Мстислав Удатный повел свою рать на Тверь, откуда открывался прямой путь на Переславль-Залесский. Саму Тверь Удатный штурмовать не собирался, поскольку это могло занять много времени и привести к ненужным потерям, зато земли зятя он был готов пограбить с огромным удовольствием.

Новгородцы, псковичи и смоляне огнем и мечом прошлись по уделу Ярослава. Примечательно, что в этот момент Мстислав Мстиславич и его союзники уже не знали, где находится Ярослав Всеволодович – в Торжке, или в Твери. Это свидетельствует о том, что дальняя разведка у них была поставлена из рук вон плохо. Впрочем, так же обстояло дело и у их оппонентов. На самом деле, когда Ярослав узнал, что воинство Мстислава опустошает тверскую волость, то оставил в Торжке воеводу с небольшим количеством ратников и поспешил на выручку Твери. А заодно прихватил с собой пленных новгородцев.

Не полагаясь на авось, Ярослав отправил в передовой разъезд сотню отборных дружинников, которые должны были отслеживать передвижение врага. Отъехав от Торжка на пятнадцать верст, гридни обнаружили отряд воеводы Яруна, который Мстислав отправил в дозор. Бойцы Ярослава долго не раздумывали, а пришпорили коней и атаковали врага. Согласно сведениям Новгородской летописи по Карамзинскому списку, дружинники Ярослава потеряли в этом бою семь человек убитыми и тридцать три пленными. О потерях среди бойцов Яруна летописец скромно умолчал и объявил, что в этот день была одержана первая победа воинов Мстислава над суздальцами. Было 25 марта 1216 года.

* * *

Ростовский князь Константин знал о том, что Мстислав с родней вторгся в Суздальскую землю, и готовился к встрече с союзником. Понимал ли Константин, что творит и к каким последствием это может привести? Все он прекрасно понимал, только в очередной раз собственное Я взяло вверх над государственными интересами. Старший сын Всеволода давно осознал, что своими силами он никогда не вернет великое княжение, поскольку не сможет справиться с коалицией собственных братьев. Младшие Всеволодовичи плечом к плечу выступили против старшего брата, сохраняя при этом единство Суздальской земли, и Константину оставалось только зубами скрипеть от бессильной злобы и досады. Поэтому и решил опереться на внешние силы.

Но такой подход, во-первых, приводил к разорению собственной страны вражескими войсками, а во-вторых, в случае успеха Константина значительно ослаблял влияние Всеволодовичей на Руси. При таком раскладе на первое место выходили смоленские Ростиславичи, а «птенцы Большого гнезда» отступали на второй план. Но Константин был готов пожертвовать и этим. Поэтому его позицию по отношению к Владимиро-Суздальскому княжеству можно назвать предательской. Это понимали младшие братья Святослав и Иван и потому безоговорочно поддержали Георгия и Ярослава. Конфликт внутри княжества разросся до масштабов общерусского.

Тем временем Мстислав Удатный решил, что настало время объединить свою рать с полками Константина. Пока ситуация для него складывалась благоприятно. Ярослав хоть и пришел с дружиной в Тверь, но затворился в городе и за стены не высовывался. Пользуясь этим, ратники Ростиславичей безнаказанно грабили и разоряли волость, что и было засвидетельствовано в Новгородской летописи по Карамзинскому списку: «и тако ездяху в зажитие не боящеся» (т. 42, с. 108). Поэтому Мстислав решил разделить войска. Сам он с новгородцами пошел берегом Волги, разоряя поселения по рекам Шоше и Дубне, а Владимир Псковский повел псковичей и смолян на город Кснятин. Захватив этот город, Владимир стал методично разорять Поволжье, а в Ростов отправил своего боярина Яволода.

Вскоре от Константина прибыл воевода Еремей, который передал Владимиру Мстиславичу следующие слова своего князя: «Князь великий Константин велел вас поздравить и объявить, что он вашему приходу радуется и союз против противных его братии с вами учинит и при ваших послах утвердит, а в знак того прислав вам в помощь со мною 500 человек. Велел же просить, чтоб к нему прислали Всеволода Мстиславича, шурина его» (Повесть о битве на Липице). Князь Всеволод, сын киевского князя Мстислава Романовича, отправился с дружиной в Ростов, а Владимир Псковский пошел прямо на родовое гнездо Ярослава, Переславль-Залесский. Желая ускорить темп передвижения, псковский князь велел бросить обоз, часть пеших ратников посадил на коней и продолжил поход. 9 апреля Владимир Псковский привел свое воинство к Сарскому городищу, которое находилось к югу от озера Неро, недалеко от впадения в него речки Сары. Туда же прибыл и Константин Ростовский с дружиной.

Ростов Великий

Фото автора

Начались торжественные мероприятия, объятия и лобзания, закончившиеся взаимным целованием креста. О дальнейших действиях союзников Новгородская летопись по Карамзинскому списку рассказывает так: «и отрядиша Володимера Псковского с дружиною в Ростов, а сами, пришедше с полки, сташя противу Переяславлю в Фомину неделю» (т. 42, с. 108). Согласно В. Н. Татищеву, это произошло 17 апреля. Но если поход к Переславлю-Залесскому является продолжением кампании против Ярослава, то появление в Ростове Владимира Псковского вызывает определенные вопросы. И действительно, чего ему там было делать?

Можно предположить, что он отправился туда дожидаться подходивших с севера войск: в частности, к Ростову должен был прийти белозерский полк. На это указывает тот факт, что Владимир Псковский появится в лагере союзников лишь вечером накануне решающего сражения. Об этом свидетельствуют большинство летописей, в частности, Никоновский летописный свод: «И в то же время приде к ним князь Владимер Псковский из Ростова» (т. 10, с. 73). Существенное дополнение делает В. Н. Татищев: «Тогда пришел Владимир из Ростова с белозерцами и другими полками» (с. 660). Белозерский полк был грозной силой. Впервые о нем упоминается в Ипатьевском летописном своде под 1146 годом, когда Юрий Долгорукий отправил на помощь своему союзнику Святославу Ольговичу «тысячю Бренидьець дружины Белозерьское» (с. 240). Большинство исследователей склонны считать, что под словом «Бренидьець» подразумеваются воины в тяжелых доспехах, «бронях». Недаром на этот факт обратил внимание летописец, заострив внимание на том, что это были не просто ратники, а именно воины в бронях. Князь Владимир тянул до последнего, оставаясь в Ростове, желая собрать как можно больше воинов.

Что же касается Константина Ростовского, то его скорейшее вступление в войну на стороне Ростиславичей диктовалось сугубо политическими целями, которые оправдывали появление чужих войск в Суздальской земле. Мстислав Мстиславич в очередной раз разыгрывал образ борца за «правду», выступая на стороне обиженного отцом и братьями Константина. Поэтому и пришлось делать рокировку – Владимира Псковского отправили в Ростов собирать оставшиеся войска, а Константин под стягом и на белом коне вступил в войну на стороне смоленских князей.

Пока все это происходило, союзники стояли у Переславля-Залесского и не решались на штурм города, обладавшего мощнейшими укреплениями. От захваченного в плен горожанина Константин узнал, что Ярослава в столице удела нет. Прибыв из Твери, князь недолго находился в Переславле, собрал ратников и ушел на соединение с братом Георгием. Константину оставалось только дожидаться Мстислава Удатного с новгородцами.

* * *

Чтобы положить предел как амбициям Константина, так и наглости Ростиславичей, осмелившихся вторгнуться в земли Владимиро-Суздальского княжества, великий князь Георгий собрал огромную рать. Согласно Новгородской летописи по Карамзинскому списку, под его стягами шли «муромци, и бродници, и городчане, и вся сила Суждалской земли; бяше бо погнано ис поселий и до пешца» (т. 41, с. 108). Как видим, состав великокняжеского войска был неоднородным. Помимо владимирской и суздальской дружины, в поход пошли гридни Ярослава, Святослава и Ивана Всеволодовичей, а также большой владимирский полк. Шли ратники из Суздаля, Стародуба, Переславля-Залесского, Городца и Юрьева-Польского. На помощь пришел муромский князь Давыд, были наняты опытные в ратном деле бродники. Но Георгию этого показалось мало, и он собрал ополчение из крестьян. Говоря современным языком, провел в княжестве тотальную мобилизацию, задействовав все элементы военной организации Руси того времени. Вкратце разберем вопрос о том, что же представляла собой русская рать в XIII веке.

В своей «Истории военного искусства» Е. А. Разин выделил следующие элементы военной организации Древней Руси: «Первой и основной частью вооруженной организации по-прежнему была княжеская дружина, но она не составляла „вольных слуг“, а превратилась в княжеский „двор“, в отряд вооруженных слуг. Такие дружины слуг, а не „воинников“, являлись опорой в осуществлении князьями сепаратистской политики, в закреплении политической и военной децентрализации.

Вторую часть феодального войска составляли полки и рати бояр-землевладельцев. Бояре-вотчинники приводили подчиненных им людей, которых они вооружали и снабжали. Это была ненадежная часть войска, так как бояре пользовались правом „отъезда“, т. е. со своими людьми могли в любое время уйти к другому князю.

Городские полки были третьей частью военной феодальной организации. Обычно они собирались по решению веча на определенный срок. Если вече не давало согласия на поход, князь мог вербовать добровольцев»[33]. Как видим, структура вооруженных сил того времени была достаточно пестрой и неоднородной, со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями. «Все эти части войска фактически были автономными. Отсутствовало единство организации и вооружения. Не было единого командования. Все вопросы стратегии и тактики решались на совете князей и воевод городовых полков. Принятые решения не были обязательными для всех, многие князья действовали по своему усмотрению. Как правило, отсутствовало единство действий. По своему существу это было феодальное войско»[34].

Пехоту на Руси использовали в основном для защиты городов, проведения транспортных и инженерных работ, а также для прикрытия тылов конницы на полях сражений. Времена князя Святослава, когда именно пешая рать была главной ударной силой русских войск, а знаменитая «стена щитов» могла отразить любую атаку вражеской кавалерии и пехоты, давно канули в Лету. Роль пехоты по отношению к коннице стала вспомогательной, что очень наглядно проявилось и в Западной Европе. Вооружение у пеших ратников (пешцев) было самым разнообразным – метательным, колющим, рубящим и ударным. Меч, секира, окованная железом дубина, кистень, тяжелое копье или рогатина – все это было на вооружении пешего русского воинства. Некоторые ратники имели для метания несколько коротких копий – сулиц.

Доспехи у пехотинцев в лучшем случае были кольчужные, в основном же они использовали холщовые покрытия, на которые нашивали металлические пластины. Часто шлемы заменяли шапками, которые усиливали железными полосками. Щиты изготавливали из дерева и для большей надежности оковывали по краям железом. По форме они были как небольшие круглые, так и миндалевидные, в рост человека. Снаряжение и вооружение пешцев было гораздо более простым и дешевым, чем у княжеских гридней, поскольку формировались отряды пехоты в основном из простонародья – смердов и ремесленников. Однако в распоряжении князей существовали и небольшие отряды пеших профессиональных воинов, которые выполняли вполне определенные функции – несли охрану городских стен и отдаленных княжеских усадеб, совершали карательные походы, сопровождали представителей княжеской администрации. Именно воины из этих подразделений назначались сотниками и десятниками в пешее ополчение, именно они занимались обучением ратному делу вчерашних крестьян и мастеровых.

Русский воин

Худ. Ф. Солнцев

Также в состав русской рати входили отряды воинов, которые были вооружены луками и самострелами. Значительно уступая луку по скорострельности (лучник выпускал в минуту 10 стрел, арбалетчик – 1–2), самострел превосходит его по силе удара стрелы и кучности боя. Короткая и тяжелая стрела – «болт» – могла пробить доспехи на значительном расстоянии. Самострелы активно применяли при обороне городов. В частности, информация об этом содержится в Галицко-Волынской летописи под 6769 (1261) годом. В действительности события, о которых рассказывает летописец из Галича, произошли в 1259 году, когда орда Бурундая подошла к городу Холм и не рискнула его штурмовать: «Ведь были в городе бояре и хорошие воины, и город был вооружен крепко пороками и самострелами».

Главной ударной силой русского воинства в XII–XIII веках становится конница, основной задачей которой было успешно противостоять натиску кочевых народов на границы Руси. Конная рать состояла из тяжеловооруженных всадников-копейщиков и легкой кавалерии, без которой успешная борьба с половецкими наездниками была просто невозможна. В состав конных лучников в основном входила «молодь» – младшие по положению члены дружины. Их функции заключались в том, чтобы вести разведку боем, заманивать противника, выступать застрельщиками перед битвой и нести службу охраны. Основным оружием у этих воинов были лук и стрелы, на случай ближнего боя они были вооружены саблей, боевым топориком или кистенем. Из защиты конный лучник имел шлем, кольчугу и небольшой круглый щит, что позволяло ему в случае крайней необходимости вступать в рукопашную схватку.

Конные копейщики являлись элитой вооруженных сил Древней Руси. По своим боевым качествам и вооружению они не только не уступали западноевропейскому рыцарству, но превосходили его, поскольку жили и сражались на стыке двух абсолютно разных военных систем – западной и восточной. Заимствуя от обеих все самое лучшее, русские выработали свой уникальный стиль ведения боевых действий и до поры до времени успешно противостояли натиску как с Востока, так и с Запада.

К моменту появления монголов в половецких степях на Руси применялись мечи всех видов, известных тогда в Западной Европе, причем в XIII веке удлиняется лезвие меча и усиливается его рукоять, что повышает силу оружия при ударе. В ближнем бою дружинники предпочитали использовать ударное оружие – булавы, палицы и шестоперы, а в качестве рубящего оружия – боевые топоры на короткой рукояти. Тот же Мстислав Удатный в битве на Липице сражался боевым топором, и это факт летописцы дружно зафиксировали. Копья всадников имели длину от двух метров, их наконечники были специально изготовлены для пробивания брони, будучи вытянутыми, узкими и четырехгранными. Таранное действие «копейного» удара при столкновении с врагом нередко определяло исход всей битвы, и поэтому данному элементу боя уделялось особое внимание.

Защитное снаряжение дружинников было самым разнообразным. Особой популярностью пользовались кольчуги, а также чешуйчатые доспехи, где чешуя нашивалась на тканевую основу. Широкое распространение получили пластинчатые панцири – состоящая из выпуклых металлических пластин броня, где пластины надвигались одна на другую и усиливали защитные свойства доспеха. В конце XII – начале XIII века появляются такие дополнительные детали, как наручи, наколенники, поножи, нагрудные металлические бляхи на кольчуге. А. Кирпичников отмечал: «Хорошо защищенный панцирем всадник мог даже не иметь в руках рубящего оружия. Для конника весьма существенным оружием стали булава и кистень, которые давали возможность быстро наносить оглушающие удары и стремительно продолжать сражение в другом месте»[35].

Шлем князя Ярослава Всеволодовича

Худ. Ф. Солнцев

Шлемы преимущественно были куполовидные, с наносником или полумаской, а шею дружинника защищала кольчужная сетка – бармица. В начале XIII века на Руси появляются шлемы с маской – личиной (забралом), которая защищала лицо бойца целиком, как от стрел, так и от рубящих и колющих ударов. Что же касается щита, то с конца XII века в тяжелой кавалерии на смену щиту круглому приходит щит миндалевидный, защищающий всадника от подбородка до колен. В XIII веке появляются треугольные двускатные щиты.

Прекрасно обученные и вооруженные княжеские дружины громили как противников с Запада, так и пришельцев с Востока. Боевой дух в этих отборных подразделениях был необычайно высок, другое дело, что они были не так многочисленны. Например, одна из лучших дружин Владимирского княжества – ростовская – насчитывала лишь около 1000 бойцов.

Древние русские щиты

Рис. И. Суслов, грав. М. Рашевский

Вернемся к боевым действиям в Суздальской земле в апреле 1216 года. Великий князь объединил свою рать с полками Ярослава, и братья повели войска к Юрьеву-Польскому, чтобы перекрыть врагу путь на стольный Владимир. Суздальцы встали на реке Гзе. Вскоре к городу подошел Мстислав Удатный, а чуть далее, на реке Липице, разбил свой стан Константин Ростовский. До решающего столкновения оставались считанные дни.