Странички тюремного дневника

1992 год. 17 декабря Лисов прислал бумагу в СИЗО. В ней он информировал заключенных по делу ГКЧП, что теперь они числятся за Верховным судом. Документ был подписан 12 декабря 1992 года. Теперь, дескать, к нам не обращайтесь. Они «умыли руки». Отныне разрешение на свидание с родными мы получали через Верховный суд. Надзирающий прокурор, который посетил мою камеру 19 декабря 1992 года, объяснил: Верховный суд возглавляет некий Лебедев, и теперь только через него придется решать все вопросы. «До Бога далеко, до суда еще дальше».

24 декабря 1992 года «Маяк» передал, что назначен судья по делу ГКЧП, генерал-майор Анатолий Тимофеевич Уколов. Больше ни слова.

25 декабря. Освободили моего сокамерника Мишу Авезова. За что просидел полтора года – никто не понял.

29 декабря 1992 года. Меня навестили дочь Елена и зять Александр Олегович. Прочитал пословицу в дневнике Л.Н.Толстого: «Хорошему сыну состояние не заводи. Плохому не оставляй».

Приближался новый, 1993 год. Просидел в «Тишине» 498 дней и ночей.

Тюрьма – это жизнь в себе. Границы свободы становятся безразличными. 28 шагов в снежном обледенелом дворе, по кругу ходишь, как лошадь. В тюрьме слово – серебро. Молчание – золото. Хожу и молчу. Делиться своими мыслями не с кем, да и зачем?

7 января 1993 года. Рождество. Выходные. Единственная связь с миром – «Маяк».

Адвокаты не приходят, празднуют Рождество. Вычитал у Чейза: «Ты что улыбаешься, как адвокат?» То, что имел в виду Чейз, понятно – гонорар. А мои адвокаты практически защищают меня без вознаграждения.

12 января 1993 года. Приехал адвокат Лев Сергеевич Абельдяев. Написали с ним письмо в суд с просьбой заменить содержание под стражей на подписку о невыезде.

Медленно, мучительно медленно тянется время в застенках. Идет мой 69-й год, уже на 18 лет пережил жену – Екатерину Федоровну.

21 января 1993 года, четверг. Доченька сумела дозвониться до Валерия Никодимовича, сообщила, что умерла ее свекровь Галина Давыдовна. Это моя сватья, а я не могу даже выразить соболезнование Олегу Александровичу, Тане и Саше Лосикам. Может, разрешат позвонить? Добрый человек Валерий Никодимович – разрешил! Дозвонился до Олега Александровича, выразил соболезнование, и больше ни слова. И за это спасибо.

У внуков не стало ни одной бабушки.

25 января 1993 года. Зашел в камеру подполковник Бобков, скомандовал: «Едем в госпиталь МВД!» В палату завезли в коляске и сразу под капельницу.

26 января 1993 года. Ко мне зашел начальник отделения майор Владимир Васильевич Королев, доброжелательный, вежливый, ко всем обращался со словами: «Родной, как самочувствие?» Он сказал, что я серьезно болен.

Во второй половине дня появились Валерий Никодимович Панчук, его заместитель Бобков, адвокат Николай Викторович Печенкин, Саша Лосик, Дима Старостин и врачи. Валерий Никодимович объявил решение судьи генерала А.Т. Уколова: мера пресечения заменена подпиской о невыезде. Суд назначен на 14 апреля. Тут же сняли охрану. Но врачи посоветовали не уходить из госпиталя, пройти полный курс лечения.

На следующий день меня посетили под водительством Эммы Евгеньевны товарищи по службе: Миша Савин, Саша Курочкин, Андрей Демьянов, Игорь Новиков. Пришел доктор-психолог в сопровождении врача Елены Борисовны, после осмотра он буркнул: «Надо больше гулять на воздухе».

5 февраля 1993 года. Адвокат Лев Сергеевич Абельдяев принес в палату 5 томов обвинительного заключения. Начал читать, делать выписки, готовить свое выступление на суде. Столько нестыковок, ложных утверждений в этих пяти томах, я просто удивлялся, как нагло интерпретировали показания свидетелей.

11 февраля 1993 года. Выписали из госпиталя. Сердечная благодарность начальнику госпиталя Феликсу Борисовичу Попову, начальнику отделения Владимиру Васильевичу Королеву, милейшим Татьяне Николаевне, Виктории Михайловне, Елене Борисовне.

Приехали Эмма Евгеньевна и Дима Старостин. 15 минут езды, и мы – дома. Грей ждал! Не могу описать, как он выражал чувство преданности, носил тапки, прыгал на меня, показал всю свою собачью сноровку.

На другой день отправился гулять с Греем в парк за Дворцом пионеров на Миусской площади. Меня окружили знакомые по «лай-клубу».

Интересно было разговаривать с Иннокентием Михайловичем Смоктуновским. Он вывел на прогулку своего кокер-спаниеля. Разговорились о войне. «Полководцы Жуков, Василевский, Конев, Рокоссовский, Толбухин и Малиновский, – убеждал меня Смоктуновский, – действовали на фронте без подсказки Сталина. Мы бы и без Сталина победили. Там, где вмешивался Сталин, непонятно что творилось. Я был сержантом-разведчиком, служил в 3-й гвардейской танковой армии, мы дошли до Гляйвица и почему-то повернули на юг – на Катовице».

Я помалкивал, пока «храбрый сержант» излагал свои аргументы, потом поинтересовался: «Вам известно, что в эти дни проходила Ялтинская конференция и что Сталин из Ялты разговаривал с Коневым? Он спросил Конева: «Вы понимаете, что такое Силезия?» Конев ответил: «Понимаю, товарищ Сталин, – царство угля». – «Нельзя допустить, чтобы немцы его разрушили. Необходимо создать видимость окружения. Срочно поверните армию Рыбалко на Катовице. Но дайте возможность немцам выйти из «котла». Силезия – золото. Донбасс разрушен, нам и Польше необходим уголь».

Затем я спросил Иннокентия Михайловича: «Вы почти все в театре народные артисты, своего рода маршалы в искусстве. Зачем вам нужен режиссер?» – «А как же без режиссера. Без режиссера театр не может работать». – «Так вот и Верховный Главнокомандующий был в армии и в государстве своего рода режиссером. Выбрать направление главного удара в операции, безусловно, могли и Жуков, и Конев, и многие другие полководцы. А вот где взять технику, резервы, определить масштаб перегруппировки войск – это решал Сталин.

В Сталинградской операции было выбрано два удара по сходящимся направлениям: Клетская – Калач Советский и Сарпинские озера – Калач Советский. На направлении главного удара необходимо было сосредоточить пять танковых корпусов. Кто поставил эти корпуса? Сталин!

Еще вам один пример: немцы перерезали железные дороги. Ни Жуков, ни Василевский не могли принять решение построить на левом берегу Волги железную дорогу. А враг уже вышел к среднему Дону. Для строительства рокады по левому берегу необходимы рельсы. Где их взять? Только Сталин мог принять решение, поразительное по своей неожиданности: вывезти рельсы с БАМа! Рельсы снимали с полотна звеньями, укладывали на платформы и везли по всему Транссибу в огнедышащее пекло. Звено за звеном ложились рельсы, где на насыпь, а где просто на опаленную степь. И в августе 1942 года рокада вступила в строй! По ней пошли войска в Сталинград, а к огневым позициям – пушки!

Современная война – это не битва двух полководцев, а война народов. И руководить войной должен глава государства.

Со многими моими доводами великий актер согласился, камнем преткновения были репрессии.

«Никто репрессии не оправдывает», – убеждал я Смоктуновского.

Не знаю, отнес или нет к репрессии Иннокентий Михайлович расстрел парламента в Белом доме. По телевидению показали, как Смоктуновский и еще несколько «патриотов» сооружали около Моссовета баррикады по зову Гайдара. При встрече с актером-«ополченцем» я сказал ему: «Роль Гавроша вы плохо сыграли. А все потому, что Гайдар – режиссер никудышный».

* * *

Чуть раньше, когда Гайдар попробовал себя в роли Сусанина, состоялся общественный суд над Горбачевым.

Еще 4 ноября 1991 года Виктор Иванович Илюхин, будучи начальником Управления прокуратуры Союза ССР по надзору за исполнением законов о государственной безопасности, возбудил уголовное дело в отношении Президента СССР М.С. Горбачева за измену Родине.

Дважды материалы по Горбачеву направлялись в прокуратуру России для нового возбуждения дела, но Степанков – бдил! Поэтому в феврале 1993 года по требованию Всенародного Вече – древнего законодательного органа Руси был проведен трибунал.

В своей речи главный обвинитель по делу Горбачева показал суду, как Горбачев скатился до предательства интересов народа, как он умышленно не исполнял Конституцию СССР, другие законодательные акты. Как он стал клятвопреступником, преднамеренно предавая национальные интересы, подрывая обороноспособность и безопасность Союза. Он преднамеренно нарушил Ялтинские, Потсдамские, Хельсинские договоренности, чем создал условия для пересмотра итогов Второй мировой войны.

Виктор Иванович Илюхин показал всему миру моральную нечистоплотность Горбачева, его корысть, карьеризм, злоупотребление властью.

Трибунал обратился к Верховному суду Российской Федерации с просьбой возбудить уголовное дело в отношении М.С. Горбачева и постановил обратиться в Международный комитет по Нобелевским премиям с просьбой о лишении М.С. Горбачева Нобелевской премии мира как совершившего преступление против мира и человечности.

Кое-кто попытается оспорить решение трибунала, дескать, собрались юристы, что-то там порешили. А кто вас уполномочил? Мы завтра соберемся в красном уголке ЖЭКа и ваши решения отменим. И я хочу напомнить рьяным защитникам горбачевщины: Нюрнбергский процесс тоже был общественным. И народ имеет право, коли судебная власть безмолвствует, обслуживая исключительно интересы режима, собрать свой трибунал: «Суд идет! Обвиняемый М.С. Горбачев, встаньте! Вы признаете свою вину?»