СКУПЩИКИ ПРОДУКЦИИ ТКАЦКОГО РЕМЕСЛА

В эту картину органично вписывается деятельность семейства, которое, подобно комете, быстро поднялось на небосводе экономики и политики, стяжав несметные богатства. Имя Фуггеров окружено легендой, наиболее широкое распространение которой не случайно совпадает с началом империалистического периода борьбы Германии за мировое господство. Биографы Фуггеров — Якоба (1459–1525 гг.) и Антона (1493–1566 гг.) — стремятся доказать, что эти семьи, являющиеся, так сказать, родоначальниками нынешних монополистов, сумели на какое–то время захватить господствующие позиции в мировом хозяйстве, честно начав свой путь простыми ремесленниками, что используется как доказательство законности захватнических устремлений Германии XX в.

Необходимо развенчать эту легенду, которая оказалась столь же живучей, как и миф об американцах Рокфеллере и Вандербильте, предки которых, жившие в прошлом веке, сумели превратиться из чистильщиков сапог в миллиардеров. Как же происходило возвышение Фуггеров?

Достоверно известно, что в 1367 г. ткач Ханс Фуггер (умер в 1409 г.), выделывавший бумазею, переселился из села Грабен в находившийся неподалеку Аугсбург. Даже домашний биограф семьи Фуггеров пишет, что, когда Ханс Фуггер прибыл к городским воротам Аугсбурга, он не был бедняком[5]. Там он сразу же открыл торговлю шерстью и шерстяными тканями. Другой буржуазный историограф, Янзен, считает, что, появившись в Аугсбурге, Ханс Фуггер занялся сбытом ткацкой продукции, которую он получал из родного села. Таким образом, уже Ханс Фуггер был купцом.

Ткач Фуггер вряд ли решился бы тогда переселиться в Аугсбург. Этим ремеслом занимался каждый третий житель города, и конкуренция была велика. В Аугсбурге господствовала немногочисленная прослойка богатых патрициев, к ней принадлежали семьи Гервартов, Гофмайров, Ильсунгов, Лангенмантелей, Манлихов, Равенсбургов, Релингеров и Вельзеров. Представители мужской линии этих родов, 122 человека, были связаны друг с другом постоянно возобновлявшимися узами семейного родства. Поскольку в каждом из этих восьми родов господствовала строгая иерархия, лишь немногие из их членов считались полновластными отцами города. Они входили в состав «малого», узкого совета.

Когда Ханс Фуггер прибыл в Аугсбург, в городе было неспокойно. Противоречия между ткачами и патрициями обострялись; не прожив там и года, купец стал свидетелем серьезных волнений среди ткачей. Вооруженная толпа под предводительством некоего Гейнца Вайса, «старосты ткацкого», направилась к ратуше. Возмущенные ткачи протестовали против социального и политического гнета богатых семей, в особенности против налога «Ungeld»[6] и других особых налогов, которые постоянно росли и становились все более невыносимыми. Они требовали создания своего цеха «в добром мире», дабы никто не опасался впредь за жизнь и добро свое. Они требовали выдачи им знаков городской власти — городского реестра, «городскую грамоту», а также ключи от набатного колокола.

Цеховая корпорация ткачей была создана. Однако власть по–прежнему прочно держали в своих руках патриции, и беспорядки в городе продолжались. Ханс Фуггер в борьбе ткачей не участвовал, хотя и был членом их цеха. Интересы ткачей не были его интересами. И то, чего он не смог выжать из ткачей при помощи коммерции, он получил другим путем. Ловкий купец женился на дочери цехового мастера, который по своему положению входил в состав совета города и который сразу же добился для своего зятя членства в цеховой корпорации, а также прав горожанина. То, чего другим удавалось достичь лишь тяжелым трудом, Фуггер получил в приданое. Его жена вскоре умерла, он вновь женился, на этот раз на дочери ткача, ставшего впоследствии новым цеховым мастером.

К этому времени в цеховую корпорацию ткачей входили не только ремесленники; примерно с конца XIV в. ее членами становились также торговцы бумазеей и полотном и так называемые скупщики, то есть люди, которые уже не сидели за ткацким станком, а давали заказы ткачам и сбывали их готовую продукцию. Таким образом, они, не занимаясь ремеслом, клали в свой карман прибыль, возникавшую на пути товара от производителя к потребителю. В дальнейшем оптовые купцы стали независимыми и от поставщиков сырья, перейдя к прямой закупке хлопка и других сырьевых товаров в Италии и забрав в конце концов в свои руки всю цепь — от снабжения сырьем до продажи готовых изделий.

Здесь мы имеем дело с разложением вековых обычаев и традиций, согласно которым мастера и подмастерья в соответствии с цеховыми правилами сами производили и сбывали свою продукцию. Речь идет о так называемом простом товарном производстве, которое характеризуется личной собственностью производителя на средства производства и на произведенный при их помощи продукт, предназначавшийся либо для продажи на рынке, либо для собственного потребления или для обмена на другие изделия. Купец выступал при этом лишь в качестве посредника; он все еще находился в значительной зависимости от ограниченного производства товаров мелкими ремесленниками, которые передавали свое ремесло от отца к сыну и внуку.

В этот хотя и неустойчивый, но остававшийся неизменным мир простого производства вместе с растущей интернационализацией торговли, с ростом численности населения, освоением новых рынков сбыта и расширением производства вторгся купец. Теперь сбыт регулировался уже не цехом — купец подчинил себе ремесленников, а затем и целые цеховые корпорации и взял на себя сбыт их продукции. Он поставил в зависимости от себя подавляющее большинство членов цеха, стал их эксплуататором, довел их до крайней бедности, а сам нажил богатство.

Так обстояло дело и с Фуггерами. Уже упомянутый выше пришелец занял среди 2390 налогоплательщиков Аугсбурга 41–е место. Он владел несколькими домами и земельными участками, принадлежал к цеховому руководству и даже сумел стать членом муниципалитета города (для простого ткача было просто немыслимо столь быстро стать владельцем такого сравнительно крупного состояния). Он быстро достиг положения одного из тех скупщиков, которые «мучают своих рабочих и ремесленников», как сетовал в своем «Диалоге о скупости» (1524 г.) знаменитый сапожник и поэт Ганс Сакс.

Характерной особенностью политической структуры крупных имперских городов того времени была та, что Фуггеры, уже в конце XIV в., не будучи ткачами, тем не менее остались официальными представителями ткачей в городской администрации и продолжали эксплуатировать их.

После смерти в 1409 г. основателя династии следующие поколения значительно увеличили основной капитал Фуггеров путем посреднических сделок с бумазейными мануфактурами в Аугсбурге и его округе и торговли самыми различными товарами. К середине XV в. Фуггеры развернули заморскую торговлю, которая прежде всего охватывала импорт шерсти из стран Востока, а также английских и итальянских тканей. Через столетие после смерти первого аугсбургского Фуггера его потомки уже были большой силой в городе. А кто обретал силу в Аугсбурге, тот располагал сильными позициями и за его пределами. Ибо через Аугсбург проходили торговые пути от итальянских центров раннего капитализма во Фландрию с ее высокоразвитым ремесленным производством в городах, а также в прибалтийские страны вплоть до глубин России. Выгодному положению Аугсбурга на перекрестке международных торговых путей, связывавших Италию с Северным и Балтийским морями, обязаны крупные коммерсанты Аугсбурга своим богатством и исключительно большим влиянием, которым они пользовались с конца XV в. в течение определенного времени.

Таким образом, не особая гениальность этих торговцев превратила их вдруг в богов коммерции и финансов, а объективное развитие, экономический процесс вывели на авансцену таких предпринимателей эпохи раннего капитализма, как Фуггеры, Вельзеры, Гохштеттеры, Паумгартнеры, которые со своей стороны сумели распознать тенденции развития и без угрызений совести использовали их в целях наживы. Они превратились в беспощадных эксплуататоров цеховых ремесленников, на этой основе стали крупными коммерсантами и более того. Очевидным фактом, засвидетельствованным критиками общественных устоев того времени, является тот, что большинство ремесленников Аугсбурга и Нюрнберга к началу XVI в. уже утратили свою самостоятельность и попали в зависимость от купцов–капиталистов, что означало переворот в отношениях, который разрушил целый мир понятий и который не мог не вызвать бунтарских движений.

Так оптовый купец подчинил себе производство. Карл Маркс, исследуя исторические основы торгового капитала, в особенности в III томе «Капитала», показал, как купец из посредника, скупавшего товары у производителей, первоначально от него не зависевших, превратился в хозяина производства и производителей. Тем самым он объективно содействовал переходу от феодализма к капитализму. Но Маркс также указал и на то, что «этот путь сам по себе не ведет к перевороту в старом способе производства, так как он скорее консервирует и удерживает его как свою предпосылку… Подобные отношения повсюду стоят на пути действительного капиталистического способа производства и гибнут по мере его развития. Не совершая переворота в способе производства, они только ухудшают положение непосредственных производителей… и присвоение их прибавочного труда совершается здесь на основе старого способа производства»[7].

Основоположник научного коммунизма приводит в качестве убедительного примера французскую шелковую промышленность и английскую чулочную и кружевную промышленность; но это целиком и полностью относится и к южногерманскому производству холста и бумазеи. Классическое тому подтверждение — деятельность Фуггеров. Проследим же их карьеру.

Источником, питавшим их выросшее до размеров крупного международного предприятия дело, первоначально была так называемая скупка («Verlagswesen»), массовая эксплуатация швабских ткачей. Аугсбург был прежде всего центром производства бумазеи. Между XIV и XVI веками значение ткацкого ремесла сильно возросло. К 1480 г. 6000 ткачей Аугсбурга ежегодно производили около 70 000 штук холста и 35 000 штук бумазеи. Эта ворсованная с одной стороны ткань вырабатывалась из различных видов пряжи. В то время как для изготовления утка применялась пряжа из хлопка, основу ткачи делали из льна, ибо грубый средневековый ткацкий станок еще не годился для производства ткани из чистого хлопка.

Этот новый вид ткани и способ ее выработки были завезены в середине XIV в. венецианскими купцами. Расположенный на берегу реки Лех, богатый водой Аугсбург был первым немецким городом, начавшим закупать в Венеции хлопок, цена которого была ниже цены на овечью шерсть, и перерабатывать его. Производство бумазеи быстро стало важнейшим промыслом и основой богатства города. Подсчитано, что благодаря ему общая стоимость облагавшегося налогами имущества бюргеров Аугсбурга за время с 1470 г. по 1500 г. увеличилась не менее чем в четыре раза, а к середине XVI в. — даже в 13 раз[8].

В то же время географическое положение Аугсбурга, пути снабжения сырьем и технология производства бумазеи способствовали тому, что ткачи все более оказывались в зависимости от купцов, занимавшихся междугородной торговлей. Отделение производителей от сырьевых рынков сыграло решающую роль в развитии системы авансирования ткачей под залог ожидавшейся продукции (Verlegerbeziehungen) и их закабаления скупщиками (Verleger)[9].

Что означала эта система для ткачей?

Фуггеры, подобно Мейтингам, Вельзерам, Госсембротам, Гервартам, Артцтам, Гохштеттерам и другим крупным купцам Аугсбурга, закупали хлопок в Сицилии, на юге Италии, в Калабрии и на Кипре. Работавшие на них ткачи выделывали из этого хлопка суровье, за которое Фуггер и его компания платили им низкие цены, и после отбелки и окраски сбывали его на международном рынке, получая огромные прибыли.

Для ведения международной меновой торговли требовались большие количества ткани одинаковой ширины и выделки, одинакового качества. Спросом пользовались прежде всего хорошо обработанные, отбеленные и окрашенные ткани, отвечавшие самым высоким требованиям. Поэтому купец, выступавший также и как скупщик, не только определял количество ткани, которую должны были сдать ему ткачи, — он диктовал также и цену, присвоив себе право оценивать и качество продукции, что давало ему возможность еще более снижать оплату. Предъявляя все более жесткие требования к ткачам, он вынуждал их включать в трудовой процесс их жен и детей, чтобы в какой–то мере компенсировать потери от заниженных цен. На товар высокого качества Фуггеры ставили клеймо с изображением трезубца — торговый знак фирмы. За плохой товар они взыскивали с ткачей штраф, «пени», и конфисковывали у них ткань со ссылкой на невыполнение ими условий договора. В судебных архивах Аугсбурга хранятся тома протоколов о тяжбах, которые уполномоченные Фуггеров вели с ткачами. Если ткач оказывался неплатежеспособным, то Фуггеры описывали его имущество. Труд ткачей, результаты которого присваивали Фуггеры, используя свою силу и влияние, был источником постоянно увеличивавшегося богатства этого купеческого клана.

Аналогичный процесс развивался также и в Других верхнегерманских городах, например в Ульме и Нюрнберге. Даже беглое ознакомление с постановлениями нюрнбергского совета свидетельствует, что к концу XV в. большинство ремесленников уже утратили свою экономическую независимость и оказались прочно связанными договорными обязательствами с оптовыми купеческими фирмами, снабжавшими их сырьем. Ремесленники должны были «добывать себе пропитание чаще всего штучной работой и получать ее в Нюрнберге и Аугсбурге», в то время как «господин купец в доме своем прибыль имел»[10]. Имеются сведения, что в восьмидесятые годы XV в. скупщики начали ввозить из Пруссии лен лучшего качества, чем местный, и сдавать его в переработку аугсбургским ткачам. Мелкие ремесленники, покупавшие лен непосредственно у местных крестьян и сами сбывавшие свой товар на рынке, доставив его туда на тележке либо в коробе на собственной спине, не выдерживали такой конкуренции. За тот же объем работы они получали все меньшую выручку: их ткань была грубой выделки, размеры куска определялись семейной традицией, и тюков в партии на продажу чаще всего было не так уж много. В дом ткача приходили голод и нужда. Казалось, что система авансирования сырьем в счет будущей продукции давала выход из тяжелого положения. Она обеспечивала регулярный сбыт, даже если размер куска, вид пряжи и ткани определялись скупщиком. Но он предъявлял все более жесткие требования, используя любой повод для снижения оплаты труда. Откуда мог аугсбургский ткач знать, по какой цене сбывал скупщик в других странах вытканную им бумазею? Он мог лишь догадываться, что между богатством оптовых купцов и его трудом существует какая–то связь.

Постепенно становилось все более очевидным, что по мере роста торговли бумазеей росла зависимость ткачей от скупщиков и от их кабальной системы, и в эту зависимость рано или поздно попадал каждый. И хотя таким образом ткацкое ремесло развивалось, это развитие сопровождалось неизбежным обнищанием ткачей. Следствием этого были «большие смуты и распри между всем цехом и торговцами», которые «становились… все сильнее да злее»[11].

Начавшаяся пауперизация ткачей не ограничилась лишь Южной Германией. С развитием ярмарочных торгов в Лейпциге аугсбургские и нюрнбергские купцы стали торговать также и в Саксонии, где они создали сеть своих факторий. Их агентами в отдельных городах и областях — так называемыми факторами — часто становились именитые члены муниципалитетов, которые хорошо знали местные условия. Южногерманские купцы заключали с ремесленниками сделки на основе авансирования их сырьем с оплатой готовой продукцией. Такими сделками, как правило, охватывались целые цехи ткачей. В «Перечне некоторых жалоб», датированном 1553 г., содержится жалоба саксонских ткачей на «нюрнбергских и других торговых людей», которые «чуют и знают, что умысел их удачен будет и никто им помехой не станет», ибо «сам бургомистр и член городского совета вкупе с ними»[12].

Еще более жесткой хваткой, чем в городах, держали скупщики деревенских ткачей. В то время как городские ткачи могли получить известную поддержку со стороны цехов, то ткачи в деревне были фактически беззащитны. У них не было цеховых объединений; рассеянные по небольшим селениям, они были слишком слабы, чтобы устоять против силы скупщика. Поэтому им чаще всего приходилось трудиться в еще более тяжелых условиях, чем членам цеховой корпорации в городе, а дешевые цены на их ткани скупщик использовал для того, чтобы сбивать цены на продукцию городских ткачей и на товары своих конкурентов.

В Вейсенхорне и Кирхберге, где жили ткачи, эксплуатируемые Якобом Фуггером, он хозяйничал не только как скупщик, но и как владелец земель и крестьян пяти общин, расположенных между Аугсбургом и Ульмом. Использовав свое положение кредитора дома Габсбургов, Якоб Фуггер добился, что императорским декретом в его владение были переданы земли вокруг Вейсенхорна.

Предыстория этой сделки относится к 1473 г., когда император Фридрих III Габсбургский (1415—1493 гг.), направлявшийся в Трир на съезд рейхстага, остановился в Аугсбурге, чтобы заказать себе и своей свите пышные одежды. Из всех аугсбургских купцов лишь Ульрих Фуггер (1441—1510 гг.) оказался в состоянии выполнить столь крупный заказ. Кстати сказать, пребывание императора и его сына Максимилиана (1459—1519 гг.) в Аугсбурге являло собой все что угодно, но только не демонстрацию императорской власти. Оно завершилось скандалом, который наглядно показал всю слабость центральной власти в Германии и важную роль имперских городов, обладавших довольно большой политической самостоятельностью. Что же произошло в Аугсбурге? При отъезде императора выяснилось, что он не в состоянии оплатить свои расходы. И если Фуггеры были удостоены милостью габсбургского повелителя, получив от него за «угодные и усердные услуги» право иметь фамильный герб[13], то другие кредиторы преградили выезжавшему из города императору путь и отпустили его с миром лишь после того, как на выручку пришел совет города, ссудивший его деньгами.

Одним словом, ткачи из округи Вейсенхорна в течение одного десятилетия оказались полностью под властью Фуггеров. Если раньше они сбывали свой товар на ярмарке в соседнем Ульме, то теперь Фуггеры организовали собственную базу для скупки бумазеи, заставив ткачей продавать свой товар только им. Они построили магазин, в котором определяли качество ткани, взвешивали ее и рассчитывались за товар, Фуггеры не только скупали бумазею, но также взимали плату за оценку продукции и неустойку. Подобно плате за индульгенции, деньги собирались в специальные кружки, ключом от которых распоряжался только казначей Фуггеров.

Четверть всех поборов шла прямо Фуггерам, а остальной частью они распоряжались по соглашению с бургомистром и советом Вейсенхорна. Затем, в 1517 г., Фуггеры ввели так называемый Вейсенхорнский регламент купли–продажи бумазеи, согласно которому все ткачи, получавшие от них сырье, были обязаны предъявлять свою продукцию независимо от ее качества для оценки и продавать только им, беспрекословно подчиняться любому решению относительно оплаты, оценки качества, реализации низкосортной ткани, размера неустойки или штрафа. Подключив к своей коммерческой деятельности судебные органы Аугсбурга, Фуггеры получили неограниченные привилегии блюстителей закона в Вейсенхорне, а роль их исполнительных органов выполняли местный совет и оценщики бумазеи.

И ульмские ткачи, которые с трудом выдерживали гнет своих патрициев, также испытывали на себе конкуренцию Вейсенхорна. Возможности для сбыта их товаров сокращались, ибо Фуггеры повсюду сбивали цены, вытесняя их с рынка. Постоянно возникавшие вследствие этого волнения в Ульме были причиной острой вражды членов совета города с Фуггерами, которые лишили их прибыльных сделок с деревенскими ткачами.

Ульмские бюргеры наводили в Нюрнберге и Страсбурге справки, как можно было бы пресечь столь вызывающие действия Фуггеров. Они даже пытались оказать давление на императора, чтобы изгнать Фуггеров из Вейсенхорна. Они также заявили о своей готовности уплатить конкурентам 30 000 гульденов, если те закроют филиал своей фирмы в Вейсенхорне. Все было напрасно. Экспорт бумазеи дома Фуггеров в северогерманские области, в Нидерланды, Италию, Португалию и даже во враждовавшую с Габсбургами Францию продолжал расти. Английские короли Генрих VIII (1491 – 1547 гг.) и Эдуард VI (1537–1553гг.) принадлежали к числу наиболее крупных покупателей бумазеи Фуггеров. Также и в Испании имелась широко разветвленная сеть агентов, занимавшихся сбытом ткани с клеймом в виде трезубца. В счетах фирмы за 1548 г., например, отражена дебиторская задолженность за поставленную в Испанию бумазею из Вейсенхорна на сумму 15 734 мараведисов.

Сохранились и другие записи, которые дают представление об объеме торговли Фуггеров. Так, в 1553 г. в пути из Венеции в Вейсенхорн находились партии шерсти и хлопка на сумму 11502 и 21 466 гульденов. В том же году на складах Фуггеров накопились запасы бумазеи стоимостью в 7236 гульденов; стоимость запасов товаров во Франкфурте–на–Майне и в других городах составила 18 398 гульденов[14].

Эксплуатация ткачей путем их авансирования сырьем в счет готовой продукции принесла Фуггерам огромные барыши. И позднее, когда аугсбургская фирма стала заниматься главным образом горным делом, Фуггеры нисколько не ослабили интереса к торговле бумазеей. Конечно, с течением времени Фуггеры все больше занимались банковскими операциями и торговлей рудой. И все же торговля бумазеей, как об этом свидетельствуют записи в бухгалтерских книгах фирмы, играла важную роль в ее деятельности вплоть до середины XVI в.

Отношения Фуггеров со «своими» ткачами, основывавшиеся на системе авансирования под будущую продукцию, характерны для производственных отношений эпохи позднего средневековья и начала нового времени, предыстории раннего капитализма. История Фуггеров, начиная с установления их господства над целыми цехами вплоть до монопольного положения в горнодобывающей промышленности, о чем речь впереди, подтверждает вывод Карла Маркса: «На первоначальных ступенях буржуазного общества торговля господствует над промышленностью; в современном обществе — наоборот… капитал возникает лишь там, где торговля овладевает самим производством и где купец становится производителем или производитель становится просто купцом»[15].

В этом Фуггеры ничем не отличаются от других оптовых купцов своего времени. Вся их деятельность в полной мере определялась общественной функцией купеческого капитала XV и XVI вв. Подчинив себе вначале ткачей и развивая активную деятельность в других областях, Фуггеры создали основу, на которой они уже в XV в. стяжали огромное богатство и вышли на европейский рынок.