III
Даже такой убежденный западник, как профессор Г. Федотов, и тот признает, что:
«Петру удалось на века расколоть Россию: на два общества, два народа, переставших понимать друг друга. Разверзлась пропасть между дворянством (сначала одним дворянством) и народом (всеми остальными классами общества) — та пропасть, которую пытается завалить своими трупами интеллигенция XIX века. Отныне рост одной культуры, импортной, совершается за счет другой — национальной. Школа и книга делаются орудием обезличения, опустошения народной души. Я здесь не касаюсь социальной опасности раскола: над крестьянством, по безграмотности своей оставшимся верным христианству и национальной культуре, стоит класс господ, получивших над ними право жизни и смерти, презиравших его веру, его быт, одежду и язык и, в свою очередь презираемых им. Результат приблизительно получился тот же, как если бы Россия подверглась польскому или немецкому завоеванию, которое обратив в рабство туземное население, поставило бы над, ним класс иноземцев-феодалов, лишь постепенно, с каждым поколением поддающихся обрусению».
В книге Г. Федотова «И есть и будет» («Размышления о России и революции») мы встречаем такие признания:
«Россия с Петра перестала быть понятной русскому народу. Он не представлял себе ни ее границ, ни ее задач, ни ее внешних врагов, которые были ясны и конкретны для него в Московском Царстве. Выветривание государственного сознания продолжалось беспрерывно в народных массах Империи».
«Петровская реформа, как мокрой губкой, стерла родовые воспоминания. Кажется, что вместе с европейской одеждой русский дворянин впервые родился на свет. Забыты века, в течение которых этот класс складывался и воспитывался в старой Москве на деле государевом».
«Со времени европеизации высших слоев русского общества, дворянство видело в народе дикаря, хотя бы и невинного, как дикарь Руссо; народ смотрел на господ как на вероотступников и полунемцев. Было бы преувеличением говорить о взаимной ненависти, но можно говорить о презрении, рождающемся из непонимания».
«Разумеется, за всеми частными поводами для недоброжелательства зияла все та же пропасть, разверзшаяся с Петра. Интеллигенция, как дворянское детище осталась на той стороне, немецкой безбожной, едва ли не поганой»…
Такие признания делает Г. Федотов, убежденный западник, интеллигент 96 пробы.
Яростный противник самодержавия А. Герцен и тот признался, что «Крестьяне не приняли преобразований Петра Великого. Они остались верными хранителями народности».
В статье «Новая фаза русской литературы» А. Герцен, вождь русских западников, дал следующую оценку результатов совершенной Петром революции: «Петр I хотел создать сильное государство с пассивным народом.
Он презирал русский народ, в котором любил одну численность и силу, и доводил денационализацию гораздо дальше, чем делает это современное правительство в Польше.
Борода считалась за преступление; кафтан — за возмущение; портным угрожала смерть за шитье русского платья для русских, — это, конечно, nec plus ultra.
Правительство, помещик, офицер, столоначальник, управитель (интендант), иноземец только то и делали, что повторяли — и это в течении, по меньшей мере шести поколений — повеление Петра I: перестань быть русским и ты окажешь великую услугу отечеству».