§ 4. Венская система международных отношений (1815–1870)

Европейская реакция в борьбе с революционными и национально-освободительными движениями

«Сто дней» Наполеона I и военная кампания 1815 г. показали творцам Венского конгресса (сентябрь 1814 – июнь 1815 г.), что подписанным на нем договорам грозила серьезная опасность со стороны Франции, не говоря уже о национально-освободительном и революционном движении. Поддержка армией и значительной частью населения нового захвата власти Наполеоном, молниеносный крах первой реставрации Бурбонов породили в реакционных кругах Европы тезис о существовании во французской столице некоего всеевропейского тайного «революционного комитета», дали новый импульс их стремлению задушить повсюду революционные проявления.

26 сентября 1815 г. российский император Александр I, австрийский император Франц I и прусский король Фридрих Вильгельм III подписали в Париже акт Священного союза, по которому его участники обязывались «во всяком случае и во всяком месте подавать друг другу пособие, подкрепление и помощь». Религиозно-мистические и благочестивые формулы содержавшиеся в этом документе противопоставлялись идеям Великой Французской революции, Декларации прав человека и гражданина и прикрывали весьма прозаические цели Священного союза: защищать незыблемость государственных границ и существующих порядков, утвержденных на Венском конгрессе, и вести непримиримую борьбу против всех проявлений «революционного духа».

Созданный по инициативе Александра I Союз являлся идеологической и вместе с тем военно-политической надстройкой над Венской системой, хотя и не был в точном смысле слова оформленным соглашением держав, которое возлагало бы на них определенные обязательства. С подписанием второго Парижского мира (20 ноября 1815 г.) между участниками седьмой антифранцузской коалиции и Францией к Союзу присоединился Людовик XVIII Бурбон. В дальнейшем к нему примкнули все монархи европейского континента, кроме папы римского; мусульманская Турция исключалась из европейского концерта. Парламентская Англия формально не вошла в состав Союза, даже выступала против некоторых его положений, однако на практике она часто координировала свою внешнюю политику с задачами Союза и участвовала в его деятельности как член Четверного союза (Англия, Россия, Австрия и Пруссия), воссозданного в ходе переговоров о втором Парижском мире. Руководители британской правящей олигархии, сам принц-регент Уэльский (с 1820 король Георг IV) всецело разделяли непримиримую позицию Союза в отношении «революционной гидры».

С сентября по ноябрь 1818 г. в западногерманском городе Аахене проходил первый дипломатический конгресс после образования Священного союза с участием представителей России, Австрии, Пруссии, Англии и Франции. Конгресс снял с Франции опеку Четверного союза, поскольку та уже выплатила большую часть наложенной на нее контрибуции и восстановила рекрутский набор. Это позволяло ей держать в мирное время армию в 40 тыс. человек, что по заключению участников Четверного союза, было вполне достаточно для обеспечения правительству Бурбонов безопасности без помощи союзников. 150 тысячную оккупационную армию держав-победительниц досрочно вывели из Франции, которая была допущена в концерт великих держав и присоединилась к Священному союзу в качестве равноправного члена. Так «четырехвластие» (тетрархия), вершившее судьбами Европы, превратилось в «пятивластие» (пентархия). В предназначенном для опубликования протоколе Аахенского конгресса предусматривалось вмешательство пентархии, под флагом защиты «спокойствия и благоденствия народов и сохранения мира всей Европы», во внутренние дела других государств, но только по желанию последних и с предоставлением им права участвовать в соответствующих переговорах. Этот ограничительный пункт был внесен по настоянию британского статс-секретаря Р. Каслри, опасавшегося чрезмерного усиления русского и австрийского влияния на малые страны.

На Аахенском и последующих конгрессах Священного союза ведущую роль играли обычно Александр I и занявший руководящее положение при австрийском императоре Франце I К. Меттерних (в 1821 г. ему было присвоено звание канцлера). Российский император хотел придать Союзу характер общеевропейского монархического ареопага с регулярными съездами для рассмотрения текущих международных вопросов. С помощью Союза он рассчитывал добиться значительного усиления России в Центральной Европе и на Ближнем Востоке. Царь был твердо убежден, что Австрия является потенциальным противником России.

Во внешней политике Александра I реакционные тенденции взяли верх в 1820 г. До этого времени он использовал для своих целей конституционные принципы: под его сильнейшим нажимом король Франции Людовик XVIII подписал в 1814 г. «конституционную хартию»; из его рук Царство Польское получило в 1815 г. конституцию; при его поддержке и вопреки сопротивлению австрийского правительства были введены конституции в южнонемецких государствах. Противоречивость и непоследовательность политической линии Александра I отражала организация российской дипломатической службы. Во главе министерства иносьранных дел в 1815–1822 гг. стояли два человека с одинаковыми во всех отношениях правами и полномочиями – К. В. Нессельроде, носитель консервативных взглядов и настроений, для которого единственно возможной формой дипломатии была дипломатия Священного союза (в 1845 г. он станет канцлером), и И. Каподистрия, придерживающийся либеральных воззрений, считающий, что Союз не представляет для России существенных выгод и лишь отвлекает ее от жизненно важных задач на Балканах и Ближнем Востоке.

Сотрудничая с венским двором, Александр I никогда не забывал, как Меттерних в 1814–1815 гг. у него за спиной создал враждебную России коалицию держав (Австрии, Англии и Франции). Царь ненавидел артистически лгавшего австрийского министра, хорошо понимая его интриги. Меттерних проводил в жизнь свою «систему», выражавшуюся в борьбе с либеральным, революционным и национально-освободительным движениями. Борьба с ними была для Меттерниха одним из средств оградить от потрясений феодально-абсолютистский строй австрийского государства и обеспечить господство австрийского меньшинства над остальными народами многонациональной империи Габсбургов.

Ближайшим сподвижником Меттерниха по превращению Священного союза в международную полицейскую организацию для борьбы с «революционной заразой» являлся глава Форин офис Каслри. В Вене знали и умело использовали страх короля Пруссии Фридриха Вильгельма III перед возможностью союза Людовика XVIII, а позже его брата Карла X, с Россией. На конгрессах Союза прусский канцлер К. Гарденберг попал в явную зависимость от дипломатии Меттерниха. Участники Союза непреодолимо боялись России; многие соглашались с мыслью Наполеона, высказанной им в изгнании на о. Св. Елены, что Россия при известной предприимчивости может повторить и завершить то дело, которое проводил он сам – покорение Европы. Другие, более трезвые, хотя и не верили этому, но все же беспокоились. Меттерних даже приходил к убеждению, что Австрийской империи грозит распад скорее от соседства русского колосса, чем от внутреннего революционного взрыва. Словом, участники Союза, как и до Венского конгресса, испытывали взаимную подозрительность и враждебность.

Начавшиеся с 1819 г. выступления в Германии, на Апеннинском и Пиренейском полуостровах против феодально-абсолютистских порядков заставили сплотиться членов Священного союза. 1 августа 1819 г. Австрия и Пруссия заключили конвенцию о совместных репрессивных акциях против германских радикалов. Надежды на ранее обещанные в германских государствах конституционные реформы «сверху» рухнули. Революционные волнения гораздо более серьезного масштаба вспыхнули в Испании, Португалии, Королевстве Обеих Сицилий (Неаполитанском королевстве) и Сардинском королевстве (Пьемонте). В октябре – декабре 1820 г. по инициативе Меттерниха в Троппау (Опава, Чехия) был созван второй конгресс Союза. Центральное место на нем заняло обсуждение событий в Неаполитанском королевстве, угрожавших австрийскому владычеству в Ломбардии и Венеции.

19 ноября Россия, Австрия и Пруссия подписали протокол, в котором провозглашалось право вооруженного вмешательства во внутренние дела других государств без приглашения со стороны их правительств в случае революций; Австрии поручалось осуществить военную оккупацию Неаполитанского королевства, на чем настаивал Меттерних. Этот документ наделал в Европе много шума. Даже французский МИД должен был объявить, что мог бы присоединиться к нему не иначе, как с оговоркой о своих конституционных обязательствах. Каслри отказался признать «принцип вмешательства» в такой неограниченной форме: внутриполитическая обстановка в Англии (мощное народное движение и кампания радикалов в пользу избирательной реформы) не допускала никакой внешней солидарности сент-джеймского кабинета с планируемой Священным союзом акцией. Больше всего же и в Лондоне и в Париже опасались превращения оккупации Австрией Южной Италии в аннексию, что сразу нарушило бы европейское равновесие. Учитывая эти разногласия, по требованию Александра I в протокол было внесено положение о сохранении неприкосновенности Неаполитанского королевства. Английское и французское правительства, желая снять с себя ответственность перед лицом общественного мнения и продолжая на словах выражать недовольство «безраздельным хозяйничаньем» Австрии в Италии, не собирались мешать Габсбургам расправиться с революционным движением на Апеннинах и дали понять, что не станут препятствовать интервенции.

Для переговоров с итальянскими монархами участники конгресса переехали в январе 1821 г. в Лайбах (Любляна, Словения). Сюда же прибыл и Неаполитанский король Фердинанд I, только что присягнувший конституции и получивший согласие своего парламента на эту поездку. Но покинув границы своего королевства, Фердинанд немедленно отрекся от конституции и, стал умолять Австрию и Англию о вооруженной помощи. Все представители итальянских государств на Лайбахском конгрессе, за исключением папского легата, одобрили планы Меттерниха. Когда в марте того же года конгресс был закрыт, а его участники решили остаться в Лайбахе до окончания подавления неаполитанской революции, пришло известие о восстании в Пьемонте. Александр I предложил Австрии 100 тыс. солдат для его подавления. Но помощь не потребовалась. В марте и апреле австрийские войска восстановили соответственно в Неаполе и Турине абсолютистские режимы. После подавлений революций на юге и севере Италии пентархию больше всего беспокоили революционные события на Пиренеях.

В октябре-декабре 1822 г. в северо-итальянском городе Верона проходил четвертый, последний и самый представительный, конгресс Священного союза. Главным предметом обсуждения на нем стала выработка условий выступления против революции в Испании и возможности распространения интервенции на владения испанской короны в Латинской Америке, где вовсю полыхала национально-освободительная война. Россия, Австрия и Пруссия действовали единодушно. Так, ими было принято решение задушить испанскую революцию военными силами Франции. Весной 1823 г. французы пересекли Пиренеи, и осенью того же года испанский король Фердинанд VII Бурбон был восстановлен во всей полноте самодержавной власти.

Французская интервенция в Испанию оказалась последним успехом координированных усилий Священного союза, концом его семилетнего фактического всемогущества на континенте Европы. Появившиеся в начале 20-х гг. внутри Союза различия в подходах к решению международных проблем положили начало кризису его принципов. Тогда же выявились основные противоречия между континентальными державами и Великобританией в связи с различным отношением к национально-освободительной борьбе в Латинской Америке и восстанию греков против османского ига. Англо-русские разногласия проявились с особой остротой на Ближнем Востоке. Возобновилось давнее англо-французское соперничество на Пиренейском полуострове и в Латинской Америке, где Англия и Франция стремились политическими и торгово-экономическими методами заменить Испанию и Португалию, терявшие контроль над своими американскими колониями.

Незадолго до открытия Веронского конгресса в Англии произошло событие имевшее серьезные международные последствия. В припадке душевной болезни Каслри покончил с собой, и новым статс-секретарем по иностранным делам в сентябре 1822 г. стал Д. Каннинг. Его всегда отличали сильная воля и ясный, быстрый ум. Предпочтя вернуться к традиционной политике «свободы рук» и имея особую программу действий, Каннинг произвел поворот во внешней политике Англии. Выполнение этой программы, по убеждению Каннинга, могло открыть перед промышленными, торговыми и банковскими кругами широкие перспективы экономического подъема и развития, и в то же время ликвидировать революционную опасность в стране, ослабить остроту борьбы за избирательную реформу. В связи с такой установкой следовало не бороться с национально-освободительными движениями в Европе и в Латинской Америке, а, напротив, всячески их использовать. Складывающиеся новые национальные государства неизбежно будут нуждаться в промышленных товарах, в торговом флоте, в финансах, и за всем этим они будут обращаться прежде всего к Англии. Каннинг занял резко отрицательную позицию по отношению к военно-морской экспедиции в Латинскую Америку для восстановления там власти испанской короны. Он заявил, что сент-джеймский кабинет участия в ней не примет и считает ей совершенно бесполезной.

Решительным сторонником военного вмешательства в Латинской Америке выступил Меттерних. Он всячески подталкивал к этому решению Людовика XVIII, а испанский король Фердинанд VII предлагал французскому собрату часть своих южноамериканских владений. Однако экспедиция в Новый Свет без согласия Англии, сильнейшей на море и контролировавшей коммуникации между Португалией, Испанией и их колониями, была абсолютно немыслима. Столкнувшись с жесткой позицией Каннинга, австрийский канцлер затеял за спиной главы Форин офис интригу в самой Англии, сговорившись с королем. Георгу IV Каннинг, предавший забвению «великие принципы» Венского конгресса и Священного союза, также был ненавистен. Но британский министр не отступил. Он расстроил планируемую поездку Меттерниха в Лондон по приглашению английского короля и дал понять, что готов апеллировать к общественному мнению по поводу недопустимых попыток монарха вести непосредственные сношения с иностранными министрами, минуя свой Форин офис.

Георгу IV так и не удалось создать серьезную внутреннюю оппозицию Каннингу. Политику правительства в латиноамериканском вопросе целиком и полностью поддерживали буржуазные круги, парламент и пресса. Для противодействия планам Священного союза британское правительство обратилось в Вашингтон с предложением занять совместную позицию в отношении испанских колоний и координировать действия. Результатом явилось выступление США с известной доктриной Монро (2 декабря 1823 г.). Лондон оказывал военную и материальную поддержку испано-американским сепаратистам. «Если мы достаточно ловко поведем дело, – писал Каннинг, – то освобожденная Испанская Америка станет английской». В начале 1825 г. Англия признала независимость Аргентины, Колумбии и Мексики. Успех Каннинга заставил Священный союз отказаться от планов интервенции в Латинскую Америку.

В декабре 1825 г. российский престол занял Николай I, которому предстояло сыграть важную роль в европейских делах. Николай был реакционером от природы, а не в силу убеждений; в отличие от своего старшего брата Александра ему не приходилось каяться в грехах либеральной юности. Приверженец принципов Священного союза, Николай считал своим долгом твердо отстаивать установленный в 1814–1815 гг. порядок и ведущее положение России в Европе.

Июльская революция 1830 г. во Франции всколыхнула революционное движение во многих странах Европы. 25 августа началась революция в Бельгии (Южные Нидерланды). В сентябре вспыхнули волнения в некоторых государствах Германского союза. 29 ноября началось восстание в Царстве Польском. В феврале 1831 г. последовали вспышки революционизма карбонарского типа в Центральной Италии. Под влиянием французской революции усилились движение за парламентскую реформу в Англии, за демократизацию Швейцарской республики, борьба против абсолютистской реакции в Испании и в Австрийской империи. Почти вся Европа оказалась в состоянии революционного брожения. Венская система и Священный союз подверглись новому серьезному испытанию на прочность.

Трехдневные бои в Париже (27–29 июля), которые привели к отречению Карла X и восшествию на престол Франции герцога Орлеанского, принявшего имя Луи Филиппа, вызвали первоначально растерянность и большую тревогу европейских дворов. «Уничтожено дело всей моей жизни», – констатировал австрийский канцлер Меттерних, первой реакцией которого была идея организации вооруженной интервенции против Франции. При австрийском и прусском дворах не только страшились установления во Франции республиканского строя, но и желания реванша нового режима за решения Венского конгресса. Разговоры о вступлении французов в его рейнские владения и необходимости для Пруссии воевать с Францией, приводили Фридриха Вильгельма III в шоковое состояние. Убедившись, что Луи Филипп и его правительство, всячески подчеркивая свое уважение к трактатам 1815 г. и установленным им территориальным границам, ведут консервативную и осторожную политику, в Вене и Берлине успокоились и смирились с произошедшим во Франции. Для создания гипотетического антифранцузского союза принципиальное значение имела позиция Англии. Ее общественность с восторгом приняла известие о победе буржуазии во Франции. Сторонники парламентской реформы сочли июльскую революцию счастливым для себя предзнаменованием. Сент-джеймский кабинет первым официально признал легитимность Луи Филиппа. Укреплению шаткого международного положения Орлеанской династии способствовал многоопытный и хитрейший Ш. Талейран, назначенный французским послом в Лондоне и быстро установивший тесный контакт между двумя правительствами.

Российский император был неплохо осведомлен о революционных изменениях во Франции и о событиях им предшествующих. Еще в апреле 1830 г., узнав от своего посла в Париже К. О. Поццо ди Борго о намерении Карла X отменить «конституционную хартию» 1814 г., Николай I предупредил его, что «не будет считать себя обязанным оказывать ему помощь», если действия короля вызовут возмущение. Не питая никаких симпатий к конституции, он тем не менее считал, что никакой монарх не вправе отрекаться от однажды принятых на себя обязательств, тем более если они, как французская хартия, были гарантированы международными договорами.

Нессельроде, которого парижское восстание застало на водах в Карлсбаде (Карловы Вары, Чехия), в переговорах с Меттернихом выработали формулу невмешательства во внутренние дела Франции, если она при новом правительстве не займется «экспортом революции» и не будет проявлять агрессивные поползновения. Карлсбадские собеседники сошлись на том, что дальнейшие шаги союзных дворов в отношении их «заблудшего» собрата должны быть согласованы. Однако идею своего коллеги насчет созыва в Берлине дипломатической конференции по французскому вопросу Нессельроде не принял. Ему, как и Поццо ди Борго, провозглашение герцога Орлеанского королем казалось вполне приемлемым вариантом решения вопроса о власти во Франции. В глазах же Николая I Луи Филипп был прежде всего «фальшивым» монархом, узурпировавшим законные права на французский престол малолетнего внука Карла X герцога Бордосского. На эту узурпацию царь импульсивно откликнулся серией распоряжений, в частности, запретом (вскоре отмененным) на допуск в российские порты французских судов под трехцветным флагом революции. На следующий день после того, как свергнутый король, покинув страну, отплыл в Англию, царь порвал дипломатические отношения с Францией; французскому послу в России был послан его паспорт. Но сотрудникам российского посольства было дозволено остаться в Париже. Николай I не желал осложнений, которыми были бы чреваты принятые им самим «санкции» против режима Луи Филиппа, но и поддержать его каким-либо образом царю очень не хотелось. Следовало что-либо предпринять. В Вену и Берлин были направлены генерал А. Ф. Орлов и фельдмаршал И. И. Дибич с предложениями военного похода во Францию и реставрации власти Бурбонов. Меморандум аналогичного содержания был отправлен и в Лондон. Сделал это Николай, скорее, из соображений монаршей солидарности, нежели желания получить положительный ответ. Царь вряд ли удивился и расстроился неудачей миссий Орлова и Дибича. Австрия и Пруссия уже фактически признали законной Июльскую монархию во Франции. В начале октября 1830 г. это сделала и Россия.

Вызовом принципам династической политики и легитимизма, стала и Бельгийская революция, первая нанесшая удар по системе венских границ 1815 г. Начавшееся в Брюсселе восстание быстро охватило почти все крупные города Бельгии и выдвинуло требование полной политической независимости от Королевства Нидерландского. В ноябре 1830 г. Национальный конгресс провозгласил независимость Бельгии и высказался за конституционную наследственную монархию. Нидерландский король Биллем I Оранско-Нассауский попытался силой вернуть себе взбунтовавшиеся провинции. Убедившись в неспособности справиться с революцией собственными силами, он обратился к обеспечившим ему в 1814 г. обладание бельгийскими провинциями великим державам, настаивая на их военной интервенции в Бельгию. Николай I сразу же откликнулся на эту мольбу о помощи, пообещав Виллему усмирить непокорных бельгийцев. Помимо политических причин, позиция царя объяснялась и тем, что его сестра Анна Павловна была замужем за наследником нидерландского трона.

Николай был убежден в поддержке союзными Австрией и Пруссией плана интервенции в Бельгию. Венский и берлинские дворы негодовали против очередного нарушения решений Венского конгресса, но боялись интервенцией развязать всеобщую войну. Прусский король выразил готовность послать на подмогу Виллему войска. Этим дело и ограничилось – из Парижа последовало заявление, что в случае перехода пруссаками границы Бельгии французская армия немедленно вступит на бельгийскую территорию. Восстание в Царстве Польском, потребовавшее у самодержавия значительных сил для его подавления, вынудило Николая окончательно отказаться от бельгийского похода. Правительства и Франции, и Англии по своекорыстным соображениям были заинтересованы в отделении Бельгии от Голландии и создании на перекрестке важных западноевропейских торговых путей небольшого «буферного» государства. Во Франции рьяно выступали защитницей интересов Бельгии. При этом оппозиция против Луи Филиппа требовала присоединения Бельгии к Франции, апеллируя к настроениям «французской партии» в Бельгии. Луи Филипп лелеял надежду посадить на бельгийский престол своего второго сына герцога Немурского. С целью не дать французам в той или иной форме захватить Бельгию, сент-джеймский кабинет предложил мирным путем уладить бельгийско-голландский конфликт.

В октябре 1830 г. в Лондоне открылась конференция послов Франции, России, Австрии и Пруссии под председательством британского статс-секретаря по иностранным делам. В ноябре того же года им стал Г. Пальмерстон, который в последующие 35 лет оказывал определяющее влияние на внешнюю политику Англии. В течении года дипломаты старались примирить противоречивые намерения заинтересованных стран в вопросах устройства и международного статуса нового бельгийского государства. Национальный конгресс в Брюсселе принял решение навсегда исключить Оранский дом из числа претендентов на роль главы государства. После длительных обсуждений конгрессом и общественностью Бельгии различных претендентов на престол победила британская дипломатия, осторожно выдвинувшая кандидатуру немецкого принца Леопольда Саксен-Кобург-Гота, члена английского королевского дома. В июле 1831 г. он стал королем Бельгии. В том же году 15 ноября участники Лондонской конференции подписали с бельгийскими уполномоченными договор об образовании самостоятельного Бельгийского королевства и признании его «вечно нейтральным» государством. Были установлены и границы Бельгии. При их определении французский посол в Лондоне Талейран пробовал выгадать что-нибудь для Франции, но безуспешно, хотя сам в накладе не остался. Получив от нидерландского короля Виллема I взятку в размере 15 тыс. фунтов стерлингов золотом, Талейран в вопросе бельгийско-голландского разграничения оказался благожелательным к Нидерландам, и Бельгия получила меньше, чем ожидала.

Рассчитывая на поддержку тройственного альянса – России, Австрии и Пруссии, – нидерландское правительство не признало Лондонский договор, добивалось его пересмотра и удерживало бельгийский Антверпен. Франция и Англия (в 1832 г. дочь Луи Филиппа стала женой бельгийского короля Леопольда I, которого англичане по-прежнему считали своей креатурой) заключили конвенцию относительно принудительных мер к нидерландскому монарху, не встретив противодействия держав тройственного альянса. Английский флот блокировал голландское побережье, а французские войска заставили капитулировать гарнизон Антверпена. В 1833 г. нидерландский король был вынужден подписать с Бельгией соглашение на основе Лондонского договора. Окончательно бельгийский вопрос был решен в 1839 г. новой международной конференцией в английской столице: нидерландский монарх официально признал независимость Бельгии; были улажены все территориальные споры (проведенные тогда делимитации между Бельгией, Нидерландами и Люксембургом сохранились до настоящего времени).

Еще в феврале 1831 г., в разгар бельгийско-голландского конфликта и начала военных действий царских войск против польских повстанцев, вспыхнули восстания в герцогствах Парма, Модена и в провинциях Папской области. Опасность всеобщей войны в Европе, нараставшей с момента революции во Франции, казалась тогда неизбежной. Однако за короткое время с революционно-патриотическими выступлениями на Апеннинах было покончено. При первом известии о волнениях в Центральной Италии венский кабинет заявил о решении направить туда войска для защиты итальянских государей. Правительство Франции немедленно выступило с протестом против подобного намерения. Французские правящие круги подняли шум об австрийской угрозе национальным интересам. Председатель совета министров Ж. Лаффит заявил, что Франция не меньше Австрии заинтересована в Италии и готова с оружием в руках защищать свои интересы. Австрийский канцлер Меттерних угроз не испугался и ответил, что Австрия не отступит от своего. Российский император тут же обещал своему союзнику послать на предполагаемый итальянский театр военных действий 200-тысячное войско. Николай I также дал знать в Берлин, где совещались уполномоченные Пруссии, Австрии, Баварии и Вюртенберга относительно совместных оборонительных действий на случай французского вторжения в Рейнскую область, что готов и для защиты Германии задействовать 200 тыс. своих солдат.

На самом деле французский король Луи Филипп и не предполагал воевать. Лаффит получил отставку, а французское правительство, несмотря на возмущение оппозиции, постаралось по возможности достойно выйти из им же созданного кризиса. Тем временем, к концу марта 1831 г. австрийская армия подавила разрозненные и слабо связанные между собой очаги национального движения в Италии. Парижу удалось добиться для подданных папы римского некоторых весьма куцых административных реформ и эвакуации австрийцев из владений Святого престола. Скоро после этого Ватикан высказал намерение послать в легатства свои войска для разоружения там гражданской гвардии. Тогда, в январе 1832 г. Луи Филипп, заручившись поддержкой Англии, обратился к папе Григорию XVI с предложением, чтобы Франция, как католическая держава, преданная папскому престолу, могла участвовать вместе с Австрией в наведении порядка в тех итальянских регионах, где он был нарушен. При этом было заявлено, что Франция не может без унижения для себя и ущерба своим интересам позволить венскому двору распоряжаться в Италии единолично. Григорий XVI отверг французское предложение. Вступление папских войск в легатства, как и ожидалось, повлекло за собой новые волнения. Почти тотчас же австрийская армия согласно договоренности с Ватиканом появилась в Болонье. А спустя несколько дней французский полк неожиданно высадился перед Анконой и овладел городом. В апреле того же года заинтересованные стороны договорились об одновременном выводе из легатств австрийских и французских войск. Итальянский вопрос на время перестал будоражить политический мир.

Что касается восстания в Царстве Польском, то оно не вызвало той напряженности, которые привнесли в международные отношения бельгийские и итальянские дела. Западноевропейские правительства считали его «внутренней» проблемой Российской империи и портить отношения с Николаем I из-за польских повстанцев не хотели. Ожидаемой от них помощи руководители польского национального движения не получили. Французская дипломатия выступила с заявлениями по польскому вопросу в столицах причастных к нему держав, но делалось это в угоду полонофильски настроенных общественности и парламентариев. Предпринятая летом 1831 г. попытка французских министров организовать коллективный демарш в пользу поляков особой настойчивостью не отличалась. Поддержку царскому правительству в польском вопросе оказали Австрия и Пруссия – два других совладетеля польских земель, на которые могло распространиться восстание. Ими были весьма основательно блокированы все подходы к мятежному Царству Польскому; на прусских и австрийских границах было перехвачено немало замаскированных транспортов с отправлявшимся в Царство Польское оружием, закупленным на средства образованных западной либеральной общественностью «польских комитетов». В то же время Австрия и Пруссия не желали излишне волновать «своих» поляков, естественно, сочувствовавших соплеменникам в России. Венский и берлинский дворы не сочли возможным рассматривать повстанцев, которые в ходе военных действий или после подавления восстания (октябрь 1831 г.) перешли на их территорию, как простых политических преступников и не препятствовали их дальнейшему следованию через прусские и австрийские владения на Запад. Это вызывало возмущение Николая I, но существенным образом на его взаимоотношениях с союзниками не сказалось.

Революции 1830–1831 гг. нанесли удар по феодально-абсолютистской реакции и олицетворявшему ее Священному союзу. Став после июльской революции буржуазной монархией, Франция автоматически исключалась из членов Союза. Одна лишь мысль о приглашении «короля баррикад» Луи Филиппа на встречи монархов казалась Николаю I абсурдной. От образовавшейся в 1818 г. пентархии остались Россия, Австрия и Пруссия. В 1833 г. члены этого охранительного блока заключили между собой конвенцию о согласованных действиях по основным направлениям международной политики и подписали декларацию, касающуюся их общего кредо – права на вмешательство во внутренние дела других государств. Дальнейшая внешнеполитическая практика тройственного альянса в той или иной степени соответствовала духу декларации, хотя до применения подтвержденных в ней принципов Священного союза дело дошло только в конце следующего десятилетия. Общие для всех членов альянса страхи относительно «угрозы с Запада» в разных ее модификациях продолжали способствовать их сплочению. Но насаждать «старый порядок» Петербург, Вена и Берлин могли теперь лишь в «своей» сфере влияния – Центральной и Восточной Европе, – а не на всем континенте, как было в 1815–1822 гг. В ответ на попытку оживить узы Священного союза Англия, Франция, Испания и Португалия заключили в 1834 г. Четверной союз, обязывающий стороны оказывать помощь делу утверждения конституционных правлений на Пиренейском полуострове. Предчувствие очередной волны революций приводило в растерянность правительственные круги Пруссии и Австрии. Меттерних прямо заявлял, что справиться с ними может только самодержавная Россия. Учитывая подобные настроения венского и берлинского дворов, Николай I с горечью констатировал в 1846 г.: «Прежде нас было трое, а теперь осталось только полтора, потому что Пруссию я не считаю совсем, а Австрию считаю за половину». Царь ошибся – самым слабым звеном окажется не монархия Гогенцоллернов, а габсбургская империя.

Охватившие Западную Европу революции 1848–1849 гг. были направлены не только против реакции внутри отдельных стран, но и против всей системы международных отношений, установившейся со времени Венского конгресса. Начало революциям положила Франция, в столице которой 22 февраля 1848 г. на улицы вышли студенты, рабочие и ремесленники. Низвержение Луи Филиппа и провозглашение республики поставило перед монархическими правительствами вопрос об их отношениях к новому государственному строю во Франции. Об интервенции против Французской республики речь не могла идти, поскольку политическая ситуация в Европе была совершенно иная, чем в 1830 г.: Германия и Австрийская империя были охвачены революционным движением, монархи были слишком заняты тем, чтобы противодействовать революции в своих собственных владениях. Во главе пришедшего к власти во Франции Временного правительства стояли представители умеренного крыла республиканской оппозиции в период монархии Луи Филиппа.

До Февральской революции умеренные республиканцы резко осуждали внешнюю политику своего правительства за сотрудничество с Меттернихом и Николаем I против революционных и национально-освободительных движений и требовали отмены венских договоров 1815 г., объявляя их препятствием для укрепления позиций Франции и расширения ее границ в Европе. Левые республиканцы и часть социалистов (их представители также заняли посты во Временном правительстве) на первое место выдвигали идею помощи освободительным движениям в Польше, Италии и Германии. Страхи европейских монархических режимов, что теперь, с победой революции во Франции, эти настроения начнут претворяться на практике, оказались напрасными. Умеренное большинство членов Временного правительства, считая, что внешняя политика Республики должна исходить не из абстрактных теорий, а из национальных интересов, т. е. из выгоды и пользы самой Франции, стремились избегать каких бы то ни было внешних столкновений. Они полагали, что открытое выступление против договоров 1815 г. или помощь революционным движениям других народов вызвало бы войну с монархической Европой и привело бы к военной диктатуре в стране, подобно тому как случилось в 1799 г.

4 марта 1848 г. министр иностранных дел и фактический глава Временного правительства А. Ламартин разослал своим представителям за рубежом циркуляр, уверявший иностранные дворы, что Франция хочет мира и доброго согласия с другими государствами. «Трактаты 1815 г., – говорилось в циркуляре, – не имеют правового значения в глазах Французской республики, однако, территориальные границы, установленные этими трактатами, представляют собой факт, который республика принимает за основу своих сношений с другими странами». Следовавшие затем звонкие фразы о том, что Франция оставляет за собой возможность всесторонней поддержки, в том числе и военными средствами, «угнетенным национальностям в Европе и за ее пределами», предназначались для парижских и провинциальных политических клубов. Конфиденциально же Ламартин заверил иностранных дипломатов, что Французская республика не окажет никакой помощи революционным и национально-освободительным движениям в других странах. Это соответствовало действительности. Основным направлением внешней политики Республики был курс на сотрудничество с Англией. Крайне нуждавшееся в деньгах французское правительство выразило желание заключить союз с британским кабинетом. Глава Форин офис Пальмерстон, ненавидя революции, называл министров Временного правительства ставленниками парижской «черни». Но он сразу разглядел, что новая власть во Франции будет нуждаться в укреплении отношений с Англией и поведет более удобную для нее политику, чем прежний режим. Тревогу в Лондоне вызывала только возможность французской оккупации Бельгии. Когда же эти опасения были развеяны, сент-джеймский кабинет первым официально признал республику во Франции.

Предложение о союзе было сделано французским Временным правительством и России. Часто цитируемые в литературе слова: «Господа! Седлайте коней, во Франции – республика!», с которыми, якобы, обратился Николай I к присутствовавшим на балу у наследника гвардейским офицерам, когда получил известие о революции в Париже, были далеки от подлинных намерений царя. Свержение Луи Филиппа Николай воспринял не без злорадства: «негодяй», по его мнению, потерял власть тем же путем, каким ее получил, и получил то, что заслужил. Но, как бы ни был плох король, республика была еще хуже, и главной заботой российского правительства стало устройство заслонов против «революционной заразы». Николай предвидел назревание острого политического кризиса в Европе. Его застали врасплох не сами парижские события, а стремительное распространение революционных потрясений на континенте. Чрезвычайно беспокоила царя угроза нового взрыва польского национально-освободительного движения.

Русский посланник в Париже Н. Д. Киселев целый месяц оставался в неведении относительно намерений своего правительства. С пришедшей, наконец, почтой из Петербурга, Киселев получил приказание покинуть Францию; это повеление относилось так же ко всем русским подданным, находившимся во Франции. В отдельном письме канцлер Нессельроде давал подробные инструкции, что следует сказать Киселеву при своем отъезде: Россия не намерена вмешиваться во внутренние дела Франции, но с той минуты, когда Франция выступит за свои пределы, будет поддерживать революционное движение за границами своей территории, император придет на помощь державе, подвергшейся нападению, в особенности своим близким союзникам – Австрии и Пруссии. Киселев на свой страх и риск решил не уезжать из Парижа, полагая, что пока русский посланник находится во Франции, республиканское правительство вынужденно считаться со взглядами и интересами царя; если же дипломатические отношения будут прерваны, то у французского правительства не будет никаких оснований церемониться и оно станет пренебрегать интересами России. Логика рассуждений дипломата и вытекающие из нее поступки были одобрены Николаем I, отнесшимся к нарушению своей воли столь терпимо и потому, что ситуация в Европе продолжала кардинально меняться.

Вслед за венскими событиями (13–15 марта 1848 г.), бегством за границу Меттерниха, который 40 лет держал бразды правления габсбургской монархии в своих руках и являлся вместе с русским царем оплотом «старого порядка», последовало восстание в Берлине (18–19 марта). Николай оказался в полной изоляции при том, что Пруссия превращалась в вероятного противника России. Особое раздражение вызывали у царя настроения депутатов германского Франкфуртского Национального собрания по польскому вопросу. Они обсуждали авантюрный план реставрировать Польское королевство, зависимое от Пруссии, как барьер от России, которая в этом случае уже не могла бы препятствовать «воссозданию немецкой военной мощи». Николай сосредоточил в польских губерниях 420 тыс. солдат. В этой ситуации в Петербурге рассматривали Францию (она оказалась не такой революционной, как там вначале полагали) в качестве противовеса революционной и охваченной национальной идеей Германии. Были предприняты некоторые шаги к сближению с французским правительством, но о союзе с ним речи быть не могло.

В декабре 1848 г. президентом Французской республики был избран принц Луи Наполеон Бонапарт, племянник Наполеона I. Царь не без оснований опасался, что Луи Наполеон будет вести широкую завоевательную политику и постарается низвергнуть «систему 1815 г.». К тому же принц Бонапарт открыто поддерживал все протесты Англии против русской политики на Востоке. Только в мае 1849 г. состоялось официальное признание царским правительством Французской республики. Когда восстановление империи во Франции превратилось в реальную угрозу, русский посланник в Париже сделался ревностным защитником республиканской формы правления. Целый год Киселев, следуя строжайшим инструкциям, настойчиво убеждал Луи Наполеона сохранить республику и остаться президентом. Разумеется, русские увещевания только раздражали принца-президента, полагавшего, что единственным врагом затеянного им переворота является Николай I. Процедура признания российским правительством императора Наполеона III, явившегося миру 2 декабря 1852 г., подтвердила подозрения Бонапарта. Общепринятая форма верительной грамоты была изменена, и Киселев оказался единственным среди иностранных дипломатов, кто от лица своего монарха приветствовал императора не как «брата» и «Наполеона III», а как «друга» и «Луи Наполеона». Монархи Австрии и Пруссии, испытывая к французскому императору схожие чувства, пренебрегли договоренностью с Николаем I придерживаться русского варианта обращения. Оскорбительное отношение со стороны Николая, и то, что Россия была последней из держав, его признавшей, Наполеон не забыл.

Политический кризис в Италии в марте 1848 г. привел к формированию мощного революционного и патриотического движение за независимость, которое охватило весь Апеннинский полуостров. Вслед за провозглашением Венецианской республики антиавстрийское движение перекинулось на соседнюю Ломбардию. Милан – главный форпост австрийского господства в Северной Италии – покрылся баррикадами. Армия австрийского фельдмаршала И. Радецкого, изрядно потрепанная, покинула город. Венецианская область и Ломбардия превратились в арену сражений между населением и размещенными здесь австрийскими гарнизонами. Радецкий передислоцировался на север, к границам Австрии. Одновременно австрийские войска были изгнаны из центрально-итальянских герцогств Пармы и Модены.

Под воздействие общенародного патриотического подъема король Пьемонта Карл Альберт 24 марта торжественно объявил о вступлении войск Сардинского королевства на территорию Ломбардии и Венеции во имя дела национального освобождения «под трехцветным итальянским знаменем и савойским гербом». Наряду с армией Пьемонта в военных действиях против расположенных в Северной Италии австрийских войск принимали участие регулярные армейские части папы Пия IX, неаполитанского короля, герцога Тосканы, а также добровольческие отряды из различных итальянских областей. Во главе их встал талантливый полководец и мастер партизанской войны Д. Гарибальди. Войне сопутствовали активные дипломатические контакты между итальянскими монархами, в ходе которых обсуждались, но безуспешно возможности военного и политического сотрудничества и перспективы объединения страны. Отсутствие опытного военного руководства, политические разногласия и недоверие между итальянскими правителями, форсирование Савойской династией процесса объединения вокруг Пьемонта соседних территорий обусловили недопустимую медлительность с проведением решительных операций против деморализованного на первых порах противника. Благоприятный момент для полного разгрома австрийских войск и их изгнания за пределы Италии был упущен.

Статс-секретарь по иностранным делам Англии Пальмерстон, поддержанный французскими дипломатами, настойчиво советовал австрийскому императору пойти на уступки Карлу Альберту, чтобы избежать перерастания войны в общеитальянскую революцию. В Лондоне и Париже, встав на сторону Пьемонта, не заботились о поддержке демократического движения в Италии; там были не против некоторого территориального расширения Савойской монархии, как противовеса гегемонии Австрии в Северной Италии. Перепуганный австрийский двор уже готов был уступить Пьемонту Ломбардию, как положение на театре военных действий изменилось. Получив подкрепление, Радецкий перешел к активным действиям. 25–26 июля 1848 г. пьемонтские войска потерпели серьезное поражение при Кустоцце, а затем поспешно, почти без боя, был сдан Милан. Пьемонту грозило вторжение австрийцев. 9 августа Карл Альберт принял капитулянские условия. Наиболее тяжелыми последствиями стали восстановление австрийского господства в Ломбардии и на большей части Венецианской области, усиление раскола и противоречий в национальном лагере. Народ требовал продолжения войны с Австрией. Чтобы реабилитировать себя и спасти монархию Карл Альберт возобновил военные действия. Исход нового этапа войны, продолжавшегося всего несколько дней, оказался для Пьемонта катастрофическим. 23 марта 1849 г. в битве при Новаре ее армия обратилась в бегство. Карл Альберт отрекся от престола. Новым королем стал его наследник Виктор Эммануил П. Мирный договор между Австрией и Пьемонтом, благодаря заступничеству Англии и Франции, сохранил королевству прежние границы.

Разгром патриотических сил в антиавстрийской борьбе стал прологом к поражению оставшихся очагов итальянской революции. Вследствие австрийской оккупации Пармы, Модены и Тосканы их герцоги – отпрыски Габсбургского дома – вернули себе прежнюю власть. В Неаполитанском королевстве также возобладала реакция, революция в Сицилии была подавлена. Силы итальянской, а, главным образом, международной реакции, сокрушили республику в Риме. В феврале 1849 г. римляне упразднили светскую власть папы и провозгласили республику. Пий IX обратился с просьбой о вмешательстве к Австрии, Неаполитанскому королевству, Испании и Франции. В Париже традиционно хотели не допустить исключительного преобладания Австрии на Апеннинах и ее единоличных действий по наведению порядка в Центральной Италии. Президент Французской республики Луи Наполеон восстановлением власти папы рассчитывал привлечь на свою сторону клерикалов, поддержка которых была ему необходима для реализации задуманной им реставрации империи. Но для посылки войск в Рим надо было обойти статью французской конституции 1848 г., запрещавшую применение силы против свободы других народов. Поэтому кредиты на экспедицию были потребованы у Учредительного собрания под лживым предлогом обеспечения независимости Римской республики на случай австрийской и неаполитанской интервенции и осуществления посредничества между римлянами и Пием IX. Высадившиеся в порту Чивита-Веккьи французские войска подошли 30 апреля к Риму и попытались завладеть им, но были разбиты легионом Гарибальди и отступили. Вскоре Гарибальди пришлось отражать двигавшиеся на Рим с юга испанские и неаполитанские армейские корпуса. Одновременно с севера наступали австрийцы. Французские войска, получив мощное подкрепление, снова атаковали Рим. В течении месяца шли кровопролитные бои. Силы были слишком неравны, и 3 июля французы восстановили власть папы. А 22 августа, пережив ужасы четырехмесячного артиллерийского обстрела австрийцев, а также голод, эпидемии тифа и холеры, пал последний оплот итальянской революции – Венеция.

Если Габсбурги свое владычество в Италии смогли отстоять, то справиться собственными силами с освободительной войной Венгрии им не удалось. В 1849 г. весеннее наступление революционной венгерской армии во главе с А. Гергеем поставило Австрийскую империю на грань распада. Франц Иосиф униженно просил Николая I оказать военную помощь. На приеме в Варшаве доверенное лицо императора генерал-лейтенант В. Кабог публично бросился на колени перед наместником в Царстве Польском генерал-фельдмаршалом И. Ф. Паскевичем и, целуя ему руки, умолял спасти Австрийскую империю. Идея венгерского похода вынашивалась в Петербурге длительное время. Не испытывая сомнения относительно целесообразности подобной акции, Николай I не желал соглашаться на ту роль, которая по замыслу австрийского командования отводилась русским войскам (ограничение района их действий и подчинение австрийскому фельдмаршалу). Намечавшееся выступление Николай рассматривал не только как меру по спасению габсбургской монархии, но прежде всего как сокрушительный удар по всем революционным силам Венгрии. Вопрос об интервенции был решен на русских условиях. 21 мая 1849 г. прибывший к царю в Варшаву Франц Иосиф подписал соответствующую конвенцию. Европейские дворы с полным пониманием отнеслись к достигнутой австро-русской договоренности. Узнав о ней, Пальмерстон ограничился репликой: «Кончайте скорее». Такая реакция главы английского внешнеполитического ведомства неудивительна: Австрия была для Великобритании надежным партнером в восточных делах и верным союзником в борьбе с русским влиянием на Балканах. Благожелательный нейтралитет французского президента Луи Наполеона был обеспечен долгожданным признанием Республики российским правительством. Кроме того, Франция не менее России была заинтересована в сильной Австрии в качестве противовеса растущему влиянию Пруссии, стремившейся объединить Германию. В первых числах июня 140-тысячная армия под командованием Паскевича вступила на территорию Венгрии. Однако, молниеносного, сокрушительного удара по революционным войскам, как того хотел Николай I, не получилось. Несмотря на численное превосходство русско-австрийских сил, Гергею удавалось путем маневрирования избегать генерального сражения. Добровольной капитуляцией Гергея, сдавшего свою армию Паскевичу 13 августа 1849 г. при Вилагоше (Ширия, Румыния), завершилась двухмесячная венгерская кампания русской армии. Австрийская империя была спасена.

Национальная идея, как и в Италии, была главным вопросом и главной задачей революции в Германии в 1848–1849 гг. Но если желание Савойской монархии присоединить к себе североитальянские территории угрожали интересам лишь австрийских Габсбургов, то создание единого германского государства кардинально меняло баланс сил на европейском континенте и несло прямую военно-политическую угрозу соседним странам. К тому же в Вене хотели сохранить созданный в 1815 г. Германский союз и свое лидерство в нем. Неслучайно, общегерманское национальное движение во главе с домом Гогенцоллернов привело к резкому обострению австро-прусских и русско-прусских отношений. Что касалось Англии, то ее деловые круги уже видели в экономически усиливавшейся Пруссии своего торгового соперника. Добавим к этому, что в борьбе Пруссии и Австрии (двух самых крупных германских государств) за лидерство в Германии и в сохранении ее политической раздробленности, правительства и Англии, и России, и Франции усматривали важное условие своего политического преобладания в делах Европы.

18 марта 1848 г. в указе прусского короля Фридриха Вильгельма IV о созыве Соединенного ландтага содержалось предложение членам Германского союза превратить Германию из союза государств в союзное государство. Спустя три дня, король обратился к народу с прокламацией, где объявил, что перед лицом внутренней и внешней опасности, когда ситуация требует объединения германских князей и народов под единым руководством, он готов взять это руководство в свои руки. Некоторые германские государства поддержали эту инициативу. Казалось выявляется перспектива осуществления национального объединения во главе с Пруссией. Однако дальнейшие действия Фридриха Вильгельма были противоречивыми и непоследовательными. 18 мая того же года открылись заседания общегерманского Франкфуртского Национального собрания, депутаты которого избрали временным имперским правителем австрийского эрцгерцога Иоганна. Главной задачей Национального собрания явилось создание единого германского государства.

Вопрос о том, под чьим главенством – Австрии или Пруссии – это объединение должно было осуществиться, широко дебатировался в немецком обществе. Возможный путь объединения под гегемонией Австрии стали называть «великогерманским», под гегемонией Пруссии, но без включения Австрии, – «малогерманским». Германское национальное движение было тесно связано с шлезвиг-гольштейнской проблемой, обострившейся с начала 1848 г. Большинство населения Гольштейна и южной части Шлезвига составляли немцы. В северной части последнего жили преимущественно датчане. Обоими герцогствами управлял датский король, но в состав Дании они не входили. При этом Гольштейн являлся членом Германского союза, Шлезвиг – нет. С 30-х гг. в Гольштейне и Шлезвиге появилось немецкое национальное движение, выдвинувшее план создания единого государства Шлезвиг-Гольштейн в составе Германского союза.

Вскоре после мартовских восстаний 1848 г. в Вене и Берлине датский король Фредерик VII заявил притязания на присоединение Шлезвига к своему королевству, что спровоцировало восстание немецкого населения герцогств против датского владычества. Было образовано временное правительство обоих герцогств, которое обратилось за помощью к бундестагу Германского союза и прусскому правительству. Бундестаг принял решение о вооруженном выступлении против Дании, Фридрих Вильгельм IV также не заставил себя долго просить. При всеобщем одобрении населения германских земель в начале апреля войска Пруссии вошли в Гольштейн и Шлезвиг, и к концу месяца герцогства были в их руках; отдельные прусские части даже вторглись на собственно датские территории. Пруссия претендовала на Шлезвиг-Гольштейн – приэльбские герцогства занимали исключительно выгодное географическое положение на сравнительно узкой полосе Ютландского полуострова, разделяющего Балтийское и Северное моря, – и обладание ими было бы для прусско-германской буржуазии бесценным приобретением в смысле развития морской торговли. Изгнание датчан из Шлезвига-Гольштейна сразу сделали Фридриха Вильгельма кумиром Франкфуртского собрания, рассматривавшего эти действия как первый шаг к объединению Германии.

Германская национальная идея вступила в столкновение не только с национализмом датчан, но и реальной политической и международной ситуацией. Копенгаген обратился за помощью к Англии, России и Швеции, как к наиболее заинтересованным сторонам в сохранении морского равновесия на севере Европы. Все три державы решительно высказались против территориального расчленения Датского королевства и отторжения от него Шлезвига и Гольштейна. Пальмерстон угрожал берлинскому двору послать английский флот для защиты владений Фредерика VII. Россия и Швеция оказали датскому королю реальную поддержку. Николай I предъявил Пруссии ультиматум с требованием вывести ее войска из оккупированной Ютландии. В подкрепление ультиматума царь направил к берегам Ютландии балтийскую эскадру и двинул в Литву еще одну кавалерийскую дивизию. Шведское правительство перебросило в Шлезвиг 15-тысячный корпус. Фридрих Вильгельм IV и помыслить не мог о войне с Россией. В конце августа 1848 г. было подписано прусско-датское перемирие. Последовавшие за ним переговоры о судьбе Шлезвиг-Гольштейна успеха не принесли. Имея на своей стороне Россию, Англию и Швецию, а также Францию (французский генерал Э. Фавье с разрешения своего правительства занимался реорганизацией датской армии), Фредерик VII денонсировал перемирие, намереваясь восстановить прежнее положение в приэльбских герцогствах.

27 марта 1849 г. Франкфуртское собрание приняло имперскую конституцию и избрало прусского короля императором Германии. Фридрих Вильгельм заявил депутации Собрания, что готов встать во главе общего германского отечества, но принять имперскую корону может только при условии согласия на это германских монархов и вольных городов. Чувствуя пилив сил, 4 апреля Фридрих Вильгельм приказал войскам возобновить военные действия против Дании. На этот раз они оказались неудачными для пруссаков, и в июле было заключено новое перемирие, по-прежнему, оставив нерешенными спорные вопросы в Шлезвиге-Гольштейне. Еще раньше, 28 апреля, под давлением русской и австрийской дипломатии, Фридрих Вильгельм официально отказался от предложенной ему общегерманским парламентом имперской короны. Однако от борьбы с Австрией за верховенство в Германии Фридрих Вильгельм не отступил. 26 мая 1849 г. был заключен союз трех королей – Пруссии, Ганновера и Саксонии, к которому присоединились свыше двух десятков мелких немецких князьков. Берлинский кабинет опубликовал свой проект национального объединения при руководящей роли Пруссии. Австро-прусские отношения накалились.

Весной 1850 г. Фридрих Вильгельм для поддержания своего авторитета в третий раз начал военные действия против Дании. И снова решающую роль при урегулировании прусско-датского конфликта и внутригерманской ситуации сыграла Россия. 2 июля между Пруссией и Данией был заключен мир на условиях неприкосновенности датской монархии. Эти условия месяц спустя подтвердил международный Лондонский протокол; власть датского короля в Шлезвиг-Гольштейне была восстановлена. Осенью 1850 г. Пруссия и Австрия оказались на волосок от войны. Тогда Николай I, желающий примирить обе стороны, но полностью поддерживающий венский двор, с целью снова припугнуть прусского короля пригласил его на аудиенцию в Варшаву. Фридрих Вильгельм уклонился от визита и послал вместо себя своего дядю, министра-президента В. Бранденбурга. Царь в резкой форме отчитал Бранденбурга за прусский проект унии северогерманских государств. На несчастного Бранденбурга была возложена вина за провал миссии и, испытав нервное потрясение, министр умер. С мечтаниями Фридриха Вильгельма возглавить объединенную Германию было покончено. 29 ноября 1850 г. в Ольмюце (Оломоуц, Чехия) главы правительств Пруссии и Австрии при посредничестве русского посла в Вене подписали соглашение, долго вспоминавшееся в Пруссии как национальное унижение: прежний, распавшийся во время революции, Германский союз восстанавливался под главенством Австрии; вместе с австрийскими войсками пруссаки обязывались способствовать передаче мятежной Гольштинии датской короне.

События 1848–1850 гг. в Германии поставили под угрозу распада блок монархов России, Австрии и Пруссии – основной защитный механизм Венской системы. И хотя былой солидарности государей этих держав более не существовало, в переписке между ними поддерживалась особая теплота и интимность, что должно было свидетельствовать о тесных связях трех дворов. «Дорогой Фриц» – так обращался обычно Николай I к своему шурину Фридриху Вильгельму IV, а тот звал зятя «дражайшим Никсом» (царь был женат на сестре прусского короля). Молодому Францу Иосифу Николай и вовсе говорил «ты», позволяя при этом и к себе обращаться подобным образом. После подавления революций 1848–1849 гг. влияние России в Европе было очень велико, а в ее центральной части – преобладающим; овеянный ореолом восстановителя законности и порядка на континенте, царь находился в зените могущества. За Николаем I, как и за его братом Александром I, закрепилось, и вполне заслужено, репутация европейского жандарма. Следует, конечно, не забывать, что рядом с ними действовали люди «белого террора» во Франции, австрийских канцлер Меттерних, светская и католическая реакция в Германии, Италии, Испании. Не меньше этих сил в подавлении революций была заинтересована буржуазно-аристократическая плутократия Англии. Британский министр Пальмерстон, в совершенстве владея всем арсеналом традиционных приемов английской дипломатии, лицемерно провозглашал миссией Англии «защиту свободы и демократии» в Европе. Это не мешало ему использовать деньги, флот и дипломатию, чтобы помешать успеху революционно-освободительных выступлений, свести к минимуму перемены в европейском международном положении. Три волны революционных и национально-освободительных движений 20–40-х гг., наряду с внутренними противоречиями между державами и, в первую очередь, в Восточном вопросе, вели к разрушению и распаду Священного союза и его идейно-охранительных принципов. Похоронила консервативный альянс России, Австрии и Пруссии Крымская война.

Восточный вопрос

С 20-х гг. XIX в. большое влияние на всю систему межгосударственных отношений начинает оказывать Восточный вопрос. Крепнувшая национальная борьба балканских и дунайских народов подтачивала слабеющую Османскую империю, на владения которой продолжали претендовать как Россия, так и Австрия. Составной частью Восточного вопроса являлся режим Черноморских проливов, имевших важное экономическое, политическое и военно-стратегическое значение. Продвижения России на Юг и усиления ее позиций в Средиземноморье опасались и Англия, и Франция. Восточный вопрос превращался в самый сложный и болезненный в Европе. Именно на Балканах и Ближнем Востоке закручивался основной узел противоречий между ведущими европейскими государствами – Великобританией и Россией.

В 1812 г. британская дипломатия способствовала заключению между Россией и Турцией Бухарестского мирного договора, который передавал России юго-восточную часть Молдавии – Бессарабию (русско-турецкая граница устанавливалась по реке Прут до соединения ее с Дунаем, затем по Киликийскому руслу Дуная до Черного моря), подтверждал для Молдавии и Валахии автономию в составе Османской империи, а Сербии ее предоставлял. Но на этом сотрудничество Англии и России в Юго-Восточной Европе на базе борьбы с гегемонистскими планами Наполеона I кончилось и перешло в соперничество. Сент-джеймский кабинет пришел к выводу, что султан слишком слаб для того, чтобы угрожать английским интересам, но вполне пригоден в качестве привратника у проливов Босфор и Дарданеллы, который будет держать запертым русский военный флот в Черном море.

Новый британский курс воплотился в доктрине статус кво – незыблемости владений Османов. По мнению английской буржуазии это предоставляло ей возможность экономически прибрать к рукам территории султанской империи. В Австрии так же росло убеждение в необходимости сохранения территориальной и политической целостности Турции как условия существования самой габсбургской монархии. Между двумя империями существовало глубокое сходство – обе они подавляли и угнетали многочисленные народы, входившие в их состав. Россия же воспринималась австрийскими политиками как некий центр притяжения славянских народов. В этом качестве она таила угрозу для европейских владений и султана и Габсбургов. На протяжении всего XIX в. в Вене стремились поддерживать союзнические отношения с Англией в Восточном вопросе, применяя надежный прием канцлера К. Меттерниха: чтобы нанести удар противнику, надо блокироваться с его основным соперником, но самому оставаться в тени.

Для России, при том, что восточные дела затрагивали ее национальные интересы, покровительство христианского населения Балканского полуострова было традиционным и одной из наиболее важной задачей восточной политики. В силу ряда русско-турецких соглашений и обещаний, данных христианским подданным султана, Россия оказалась связанной системой обязательств, от соблюдения которых зависели ее влияние и вес в Османской империи. Православное население последней к середине XIX в. достигало 12–14 млн человек, и данный фактор, сочетая в себе элементы как конфессионального, так и политического характера, превратился в главное оружие воздействия петербургского кабинета на Порту. Царизм небескорыстно поддерживал на Балканах национально-освободительные движения, стремясь не выпускать их из-под своего контроля. Но с помощью России балканское общество выходило на новые рубежи национального и социального развития.

Первое после окончания наполеоновских войн обострение Восточного вопроса было связано с национально-освободительной революцией в Греции, начавшейся в апреле 1821 г. Серьезные успехи повстанцев сделали возможным созыв Национального собрания, которое в январе 1822 г. приняло декларацию о независимости и конституционный акт: страна объявлялась республикой во главе с президентом, провозглашалась защита личности и собственности, декларировались гражданские свободы. Султан Махмуд II не собирался примириться с потерей Греции. На восставшее население обрушились варварские репрессии. Кровавая резня была учинена весной 1822 г. на о. Хиос. 23 тыс. мирных жителей были убиты, 47 тыс. проданы в рабство. Цветущий остров превратился в пустыню. Летом того же года на полуостров Пелопоннес (Морею) вторглась османская армия. Она была разбита повстанцами, а смелые атаки греческих кораблей вынудили турецкий флот покинуть Эгейское море и укрыться в Дарданеллах.

Временное уменьшение внешней опасности способствовало обострению социальных и политических противоречий в повстанческом лагере, сильно ослабившим движение. Махмуду удалось обещанием уступки о. Крит и территорий в Сирии вовлечь в войну правителя Египта Мухаммеда Али. В феврале 1825 г. две дивизии под командованием его сына Ибрагима высадились на Пелопоннесе. Опустошив значительную часть полуострова, египтяне подошли к Месолонгиону – важному опорному пункту повстанцев в материковой Западной Греции, который тщетно штурмовала турецкая армия. Несмотря на огромный перевес сил, турецко-египетские войска только в апреле 1826 г. смогли ворваться в город. В июне 1827 г. пали Афины. Все греческие области к северу от Коринфского перешейка были оккупированы турецко-египетскими войсками.

Борьба греческого народа за свободу получила широкий международный резонанс. Общественное движение солидарности с восставшими греками охватило многие страны Европы и США. В Лондоне, Париже, Женеве действовали филэллинские комитеты, занимавшиеся сбором средств для сражавшейся Греции; тысячи добровольцев устремились на помощь грекам. Но монархи Европы встретили с неприкрытой враждебностью революцию в Греции. Связанные с ней проблемы обсуждались на последнем, Веронском, конгрессе Священного союза (октябрь – декабрь 1822 г.). Христианские принципы Союза пришли в противоречие с политическими, и конгресс занял сторону «законного правительства турецкого султана» против восставших христиан-греков. Прибывшая в Верону за помощью делегация греческого правительства даже не была принята. Ведущие европейские державы не преминули использовать восточный кризис для реализации собственных планов на Ближнем Востоке и Балканах. Между Россией, Англией и Австрией разгорелась борьба за лидерство при урегулировании греко-турецкого конфликта.

Сформулировав принципы Священного союза, российский император Александр I сам связал себе руки на Балканах; возвращаться к активной «екатерининской политике» было затруднительно по идеологическим соображениям. Считая необходимым дальнейшее единение Союза и учитывая, что Россия еще не смогла залечить раны, нанесенные ее экономике во время наполеоновского нашествия, Александр занял сдержанную позицию в греко-турецком конфликте. Однако из опасений утратить на Балканах политическое влияние, царское правительство не могло остаться равнодушным к развертывавшимся событиям в Греции, а так же в Молдавии и Валахии. В феврале-марте 1821 г. там начались восстания против феодального и национального гнета. Султанское правительство ввело войска в Дунайские княжества, препятствуя их автономному управлению.

Путем дипломатического нажима на османские власти Петербург пытался не допустить их расправу с христианским населением Дунайских княжеств. Порта расценила весьма умеренные требования русской дипломатии как признак ее слабости, стала грубо нарушать условия договоров с Россией о свободе торгового судоходства в Проливах. Ультимативная нота царя с требованиями о выводе турецких войск из Дунайских княжеств и восстановления свободы навигации в Проливах была проигнорирована. В июле 1821 г. Россия разорвала дипломатические отношения с Турцией, но петербургский кабинет подтвердил западноевропейским державам свой курс на мирное урегулирование русско-турецких разногласий и греко-турецкого конфликта.

Стремление Александра играть главную роль при оказании коллективного давления держав на Порту, заставив ее пойти на уступки грекам, успеха не принесло. Усиливавшаяся борьба политических группировок в руководстве греческого движения, вторжение египтян на Пелопоннес заставляли царское правительство действовать более активно. В январе 1824 г. оно разослало в Лондон, Вену и Берлин «Мемуар об умиротворении Греции». Это был первый конкретный, хотя и весьма непоследовательный, проект нового политического устройства греческих земель. В документе предлагалось разделение континентальной Греции на три княжества с широкой автономией при сохранении Портой верховной власти, а также закрепления прав и привилегий, которыми уже пользовались острова Архипелага.

Западноевропейские кабинеты нашли «Мемуар» слишком опасным: они усматривали в нем предпосылки для преобладающего влияния России в Греции. Над русской дипломатией нависла угроза провала внешнеполитического курса, который она вела с начала восточного кризиса. В Англии, как впрочем и в других западных государствах, с тревогой ожидали военного выступления России против Турции. Это грозило не только усилением русских позиций на Балканах, но и разрушением статус кво султанской империи. Кроме того, освободительная борьба греков разворачивалась в непосредственной близости от важнейших торгово-экономических путей Средиземноморья и в опасном соседстве с Ионическими островами (англичане владели ими с 1815 г.), где еще совсем недавно происходило антианглийское восстание.

Сент-джеймский кабинет, забыв о своей оппозиции к континентальным державам по вопросу о подавлении революций на Апеннинах и Пиренеях, практически встал на сторону Священного союза и объявил восставших греков «бунтовщиками». Главной его задачей стало вырвать из рук России инициативу в урегулировании конфликта на Балканах. Д. Каннинг, возглавивший в сентябре 1822 г. Форин офис, повел решительное наступление на дипломатию партнеров по Священному союзу и начал интенсивные поиски путей укрепления позиций Великобритании в Средиземноморье, в странах Леванта (Сирия и Ливан), на Пелопоннесе. Отношения между Англией и Россией становились все более напряженными из-за стремления и той и другой играть ведущую роль в решении греческих дел. В марте 1823 г. Каннинг объявил греков воюющей стороной. Фактически это был первый шаг к признанию независимости Греции. В 1824–1825 гг. повстанцы получили английские займы.

Наиболее последовательной сторонницей полного восстановления османского владычества в Греции являлась Австрия. На Веронском конгрессе австрийский канцлер предложил вмешаться в греко-турецкий конфликт на стороне султана; по совету Меттерниха Махмуд II обратился за военной помощью к египетскому паше. Нуждавшийся в мощном союзнике в борьбе с европейскими революциями и за гегемонию в Германском союзе, венский двор сохранял лояльное отношение к Петербургу, но на деле направлял усилия на ограничение его свободы действий на Балканах.

Вступивший в конце 1825 г. на российский престол Николай I сохранил общие принципы внешней политики своего брата, но изменил тактику выхода из восточного кризиса. Русская дипломатия в конце царствования Александра I уже фактически подготовила переход России к независимой и жесткой линии в Восточном вопросе. Немалую роль сыграло все более возраставшее недовольство результатами политики многих известных военачальников, государственных деятелей, дипломатов, считавших себя приверженцами «русской партии», которые еще в 1821 г. видели долг страны в оказании грекам военной помощи. Николай I был вынужден также учитывать экономические интересы значительной части помещиков и купцов, связанных с черноморской торговлей. Отказавшись, как ранее Александр, от территориального экспансионизма на Балканах, Николай все более склонялся к необходимости военным путем разрубить узел восточных противоречий (греческий вопрос, защита прав и привилегий народов Молдавии, Валахии и Сербии) и решить проблемы собственно русско-турецких разногласий. Он пошел на заключение соглашений с Англией и Францией по греческому вопросу, лишив их тем самым возможности действовать независимо от России при переговорах с Турцией. Каннинг готов был на основе компромиссов пойти на соглашение с Россией, но лишь затем, чтобы повести ее за собой.

Франция, занятая внутренними проблемами, не играла в начале восточного кризиса первостепенной роли. Но имея собственные интересы в Греции и на Ближнем Востоке, она сделала поворот в сторону поддержки плана действий русского и английского правительств. 4 апреля 1826 г. в Петербурге был подписан англо-русский протокол, ставший первым международным соглашением по греческому вопросу. Царское правительство признало английское посредничество в греко-турецком конфликте, а в случае отказа султана от посредничества, Россия могла единолично выступить против Турции. Что касалось Греции, то ей предлагалось обеспечение автономии. 6 июля 1827 г. в Лондоне представители Англии, России и Франции заключили конвенцию. Принцип автономии Греции (в форме конституционной монархии) сохранялся, новым стало положение о возможности применения к Порте «крайних мер» в случае непринятия ею посредничества трех держав. После того как Махмуд II отклонил ультиматум держав, в Наваринскую бухту полуострова Пелопоннес направилась эскадра союзников. Она должна была помешать провозу из Египта и Малой Азии военных подкреплений к греческим берегам. 20 октября произошло столкновение союзной эскадры с турецко-египетским флотом, и последний был потоплен. Но Англия и Франция не собирались объявлять войну Турции. Они известили Махмуда о прекращении участия в военных акциях против турок, настаивали на признании посредничества. Порта продолжала упорствовать. Австрия, развившая большую активность, выступила против планируемого ввода русских войск в Дунайские княжества и готовила военную демонстрацию у границ княжеств и Сербии. Венский двор поощрял султана к новым выпадам против России. В декабре 1827 г. Махмуд официально заявил о расторжении ранее заключенных с Россией договоров, и призвал всех мусульман к священной войне против «неверных» – газавату. В марте 1828 г. царское правительство объявило войну Порте.

В Дунайские княжества вступили русский войска, но они оказались слабо подготовленными к войне. Осенью 1828 г. на Пелопоннесе, основную часть которого к этому времени заняли повстанческие силы греков, высадился французский корпус, способствуя тем самым уходу египетских войск. Летом 1829 г. русская армия в результате большого напряжения сил добилась перелома на Дунайском театре. Перейдя через Балканские горы, 20 августа русские вошли в Адрианополь. Казачьи разъезды стали видны с городских стен Стамбула, где возникла паника. В Адрианополь прибыли турецкие делегаты для переговоров о мире. В течении осени 1828 – зимы 1829 гг. между союзниками шло интенсивное обсуждение, касающееся территориального и политического оформления греческого государства. Западные державы выдвигали требования существенного ограничения его территории. Россия неизменно стремилась расширить эти границы, что ей не всегда удавалось. Постановка царским правительством в проекте мирного договора с Портой вопроса о Греции вызывала сопротивление не только турецкой стороны, но также лондонского и венского кабинетов, стремившихся к участию в мирных переговорах. Включение этого вопроса в проект договора означало бы, что именно Россия становится вершительницей судьбы Греции. Британская дипломатия активно добивалась заключения Портой соглашения с греками, причем до ее мирного договора с русскими. Но добиться этого ей не удалось.

14 сентября 1829 г. Россия и Турция подписали Адриано-польский мир. Греция получала автономное управление в соответствии с Лондонской конвенцией 1827 г. Автономия Дунайских княжеств была значительно расширена. Автономия Сербии утверждалась. (Еще три года после подписания Адрианопольского договора русские дипломаты и военные корректировали турецкую политику в отношении Сербии. В результате в 1830 и 1833 гг. по двум фирманам Сербия получила привилегии автономной области Османской империи, расширила границы, а Милош Обренович был провозглашен наследственным сербским правителем-князем). Россия получила, кроме территорий на восточном побережье Черного моря и Кавказе, дельту Дуная, а вместе с ней контроль над устьем великой реки и подтверждение права прохода своих судов через Босфор и Дарданеллы. Затянувшийся восточный кризис 1821–1829 гг. завершился. Адрианопольский мир явился этапом в восстановлении государственности Греции, Дунайских княжеств, Сербии, и в этом состояло его судьбоносное значение в летописях народов этих стран. Порта потерпела крупное поражение, ее власть в Юго-Восточной Европе была серьезно подорвана. Россия и Англия заметно усилили свои позиции в Восточном вопросе.

Адрианопольский договор создал необходимые военно-политические предпосылки для юридического закрепления греческой независимости. Еще в марте 1827 г. Национальное собрание выбрало правителем (президентом) Греции И. Каподистрию, бывшего стат-секретаря по иностранным делам России, грека по национальности и горячего патриота своей родины. Прибыв в январе 1828 г. в Грецию, Каподистрия основное внимание уделил вопросам централизации управления, повышению боеспособности вооруженных сил и созданию собственной финансовой системы. Греки не желали мириться с сохранением даже формальной вассальной зависимости от Турции. Русское правительство после Адрианопольского мира настаивало в Лондоне и Париже на предоставление Греции полной самостоятельности.

3 февраля 1830 г. Лондонская конференция трех держав – Великобритании, России и Франции – провозгласила независимость Греции, которая стала первой балканской страной ее завоевавшей. Турция была вынуждена с этим согласиться. Длительного времени потребовало у держав-покровительниц решение вопроса о правящей династии в Греции. Престол был предложен немецкому принцу Леопольду Саксен-Кобург-Готу. Но Леопольд не горел желанием ехать в Грецию, греческому престолу он предпочел корону Бельгии (1831). Между тем, в Греции шла острая борьба группировок, которые искали поддержку извне: у России, Англии или Франции. Жесткая позиция президента Каподистрии в отношении политических оппонентов внутри страны в конечном счете привела к падению его популярности среди различных слоев населения; наиболее влиятельные фигуры греческой политики оказались в той или иной степени враждебно настроенными к Каподистрии. В октябре 1831 г. он был убит, став жертвой политических распрей. Возобновившаяся весной 1832 г. конференция в Лондоне утвердила нового кандидата на греческий престол – второго сына короля Баварии Отто Виттельсбаха. 27 июля состоялась его коронация. Конференция окончательно определила и границы Греции. В ее состав вошли: Пелопоннес, южная часть континентальной Греции между заливами Арта и Волос и Кикладские острова. Греческий вопрос в международно-политическом плане был решен, хотя под османским игом продолжала оставаться большая часть греческих земель – Эпир, Фессалия, Крит, острова Эгейского моря.

Не успел разрешиться греческий вопрос, как европейской дипломатии вновь пришлось заниматься Османской империей в связи с конфликтом между Портой и ее могущественным вассалом египетским пашой Мухаммедом Али, ориентировавшимся на Францию. Вспыхнувший в 1831 г. турецко-египетский конфликт как внутренняя проблема империи приобрел международное значение. Франция традиционно имела сильное влияние в Египте, используя его как рынок сбыта и источник сырья. С помощью Мухаммеда Али она стремилась установить безраздельное господство над Левантом (французская буржуазия была главным экспортером шелка-сырца из Сирии и Ливана). Мухаммед Али рассчитывал, как максимум, свергнуть своего сюзерена-султана и занять его трон, как минимум – добиться независимости и значительных территориальных приращений за счет малоазиатских провинций. Так и не получив Сирию в качестве вознаграждения за помощь Махмуду II в борьбе с греческими повстанцами, он начал готовиться к ее захвату. Египетская армия, организованная по европейскому образцу французскими офицерами и руководимая талантливым военноначальником Ибрагимом, быстро шла к цели. Вступив в конце 1831 г. в пределы Сирии, египтяне, спустя год овладели Киликией и вошли в Анатолию. 21 декабря 1832 г. в битве под Коньей турецкая армия была разгромлена. Дорога на Стамбул египтянам была открыта.

Порта обратилась за военной помощью к европейским державам, видя в них единственное спасение. Французское правительство Луи Филиппа, оказывавшее египетскому паше почти неприкрытую поддержку, предложило свое посредничество. Глава Форин офис Г. Пальмерстон, стремясь разрешить конфликт чужими руками, предложил Вене оказать военную помощь Турции, но Меттерних не хотел ссориться с Россией. Николай I действовал быстро и энергично. 20 февраля 1833 г. русская эскадра вошла в Босфор, бросив якорь напротив дипломатического квартала Стамбула, чем привела в замешательство представителей других держав. В начале апреля военно-транспортные суда высадили русские десантные части на азиатском берегу Босфора в местности Ункяр-Искелеси, которые преградили путь египтянам на турецкую столицу. Англии и Франции, чрезвычайно болезненно воспринявшим этот акт, пришлось добиваться скорейшего перемирия между Египтом и Турцией, которое было заключено в мае 1833 г. в местечке Кютахья. Мухаммед Али получил под свое управление Сирию и Киликию и отзывал войска из Анатолии. Кютахийское соглашение, завершившее первый турецко-египетский конфликт, не удовлетворило ни ту, ни другую сторону.

В это же время в Турцию для объединения русского дипломатического и военного руководства прибыл любимец Николая I А. Ф. Орлов. В 1829 г. он удачно провел мирные переговоры с турками. Твердость характера при внешней доброжелательности позволили ему добиться уважения турецких сановников и благосклонности султана. Теперь Орлов с большим искусством повел переговоры о русско-турецком союзном договоре. Идея оборонительного союза исходила от султанского правительства. Кризис показал, что только Россия была способна действенно и быстро помочь ему в борьбе с Мухаммедом Али, который в любой момент мог начать новую агрессию. Со своей стороны, царское правительство видело в подобном соглашении естественное продолжение линии на укрепление русско-турецких отношений, обеспечение надежных гарантий безопасности южных границ и Черноморского побережья. 8 июля 1833 г. в Ункяр-Искелеси был подписан союзно-оборонительный договор. Россия обязывалась прийти на помощь Турции сухопутными и морскими силами. Султан освобождался от «тягот и неудобств» прямой военной поддержки союзника. Для России огромное значение имела статья, которая налагала на Порту обязательство закрывать на время возможной войны Босфор и Дарданеллы для прохода военных кораблей иностранных держав. Русские же военные корабли получали право свободного прохода через Проливы в Средиземное море. Ункяр-Искелесийский договор явился высшей точкой дипломатических успехов России на Ближнем Востоке. Его подписание нарушило равновесие сил в этом регионе.

Турецко-египетский конфликт 1831–1833 гг. ослабил влияние западноевропейских держав в Турции и усилил позиции России. Это послужило толчком для обострения отношений между западными странами и Россией. Общая опасность заставила Англию и Францию на время забыть о собственных разногласиях и сплотиться в антирусский блок на базе совместной борьбы за отмену Ункяр-Искелесийского договора. Особую активность проявил Пальмерстон. В Лондоне образовалась специальная группа видных политиков, дипломатов и публицистов, выступавшая в парламенте и прессе с призывом уничтожить влияние России в Турции. Она запугивала общественное мнение «русской опасностью», приписывала Николаю I желание сокрушить султанскую империю, захватить ее столицу и Проливы. Британское правительство предлагало Махмуду II подписать с ним договор, равнозначный Ункяр-Искелесийскому. Пальмерстон составил проект военно-политического союза, в котором Англия брала на себя обязательство защитить владения султана в случае нападения Мухаммеда Али. В ответ Порта предложила открыть против него совместные военные действия. Но Англия, в силу общего с Францией антирусского курса, не могла выступить инициатором войны на Ближнем Востоке и ликвидации власти Мухаммеда Али над Египтом. Заключение англо-турецкого договора не состоялось, однако англичанам удалось заметно усилить свои позиции в турецких правительственных кругах. В то время как русский посол советовал султану решить конфликт с Мухаммедом Али мирным путем, британский – действовал прямо противоположно, провоцируя путем закулисных интриг возобновление военных действий между Турцией и Египтом. В ходе нового конфликта Пальмерстон надеялся уничтожить Ункяр-Искелесийский договор и утвердить в Стамбуле английский приоритет. Порта с надеждой и удовольствием прислушивалась к обещаниям британского посла, который, не давая формальных гарантий, сумел внушить султану мысль, что Англия окажет ему военно-морскую поддержку.

В апреле 1839 г. начался второй турецко-египетский конфликт. 24 июня при Незиби Ибрагим разбил турецкую армию. Султан Махмуд II скоропостижно скончался. Капудан-паша со всем флотом бежал в Александрию, сдавшись Мухаммеду Али. Турция меньше чем за месяц потеряла государя, армию и флот. Османская империя казалась на пороге распада. В Европе ожидали «повторного прыжка» России на Босфор. Английское и французское правительства договорились о совместных политических и военных действиях на Ближнем Востоке; было решено, что соединенная эскадра войдет в Дарданеллы с согласия Порты или без него. К антирусскому блоку присоединилась Австрия. А в Петербурге формировался новый курс по отношению к султанской империи в целом и к проблеме Проливов в частности. Министр иностранных дел К. Нессельроде и Николай I пришли к мнению, что следует отказаться от Ункяр-Искелесийского договора, считая его крайне опасным для России, портящим отношения со всеми западноевропейскими державами и обрекавшим ее на политическую изоляцию. В поиске союзников остановились на Англии, хотя в Зимнем дворце понимали, что она является наиболее грозным противником России в Турции. Такая точка зрения объяснялась определенным ослаблением позиций царского правительства на Ближнем Востоке, выразившимся в безуспешности предотвратить новую войну и изоляции России. Петербург довел до сведения всех кабинетов, что он отказывается от отправки экспедиционного корпуса в Стамбул, и предлагал совместными усилиями урегулировать турецко-египетский конфликт.

27 июля 1839 г. Великобритания, Франция, Австрия, Россия и Пруссия представили Турции коллективную ноту, заявлявшую, что «солидарность пяти великих держав является обеспеченной и что поэтому Порте следует воздержаться от принятия без их содействия каких бы то ни было окончательных решений и выжидать результатов того интереса, который эти державы проявят к Порте». После того как стало ясно, что Россия не собирается вооруженной силой вмешиваться в события на Востоке, каждая из европейских держав вновь стала заботиться о собственных интересах. Крайне обострились противоречия между Англией и Францией из-за Египта. В Тюильри добивались для нее самостоятельности и рассчитывали сделать Сирию наследственным владением Мухаммеда Али. Пальмерстон защищал суверенные права султана и требовал покончить с владычеством Мухаммеда Али в Леванте. «Сердечное согласие» распадалось на глазах. Используя это, Нессельроде предложил Форин офис следующую программу действий: Россия оказывает поддержку Англии в Леванте; обе державы добиваются изоляции Франции в Восточном вопросе и вырабатывают соглашение о Проливах. Пальмерстон, крайне нуждавшийся в тот момент в содействии России, к тому же при ее добровольном отказе от Ункяр-Искелесийского договора, охотно пошел на переговоры. Последние послужили основой для открытия весной 1840 г. в английской столице конференции по делам Востока.

15 июля представители Великобритании, России, Австрии, Пруссии и Турции подписали Лондонскую конвенцию. Территориальные вопросы между Турцией и Египтом решались следующим образом: султан предоставлял египетскому паше наследственное управление Египтом и пожизненное Сирией; если Мухаммед Али откажется признать волю держав, Англия и Австрия помогут Турции действиями своих эскадр в Средиземном море; Россия от оказания военной помощи устранялась, но была уполномочена в случае опасности защищать Стамбул. Принцип коллективной помощи Порте открыл новую эпоху в истории дипломатических отношений европейских держав с Османской империей – последняя фактически утратила самостоятельность в проведении внешней политики и из субъекта международных отношений стала постепенно превращаться в их объект, ее уделом становились лавирование и игра на противоречиях между участниками европейского ареопага. Другим пунктом конвенции, имевшим общеевропейское значение, было решение о закрытии Проливов для всех иностранных (нетурецких) военных кораблей. Эта статья положила начало новому режиму Проливов. До 1840 г. проход военных судов через Босфор и Дарданеллы регулировался двухсторонними соглашениями между Турцией и Россией (1799, 1805, 1833) – тогда единственно прибрежными державами. Теперь нечерноморские государства, в первую очередь Англия, получили возможность вмешиваться в правовой режим Проливов. Лондонская конвенция нарушала суверенные права Турции: она лишала ее права открывать или закрывать Босфор и Дарданеллы, являвшиеся частью турецкой государственной территории, по своему усмотрению. Достигнутое соглашение ставило под вопрос безопасность юго-западных пределов России, а ее военный флот оказался запертым в Черном море.

Французское правительство отказалось подписать Лондонскую конвенцию. Мухаммед Али отклонил требование держав возвратить султану захваченные у него владения. В Лондоне и Вене начали готовиться к экспедиции в Сирию. Николай I тоже намеревался отправить свой флот в Средиземное море или высадить десантный корпус на Босфоре, но австрийский канцлер Меттерних заклинал царя в интересах «достигнутого единства» отказаться от этого плана, а Пальмерстон ему решительно воспротивился. В сентябре 1840 г. Англия и Австрия вместе с Турцией начали военные действия против Египта. Правительство Луи Филиппа, делавшее грозные заявления в адрес англичан и обещавшие оружием защищать Мухаммеда Али, оставило его без всякой поддержки. Сирийское побережье блокировала англо-австрийская эскадра, а англо-турецкий десант осадил Бейрут и захватил многие прибрежные населенные пункты. Местная феодальная верхушка немедленно перешла на сторону англичан; горцы Ливана вели партизанскую войну в тылу египетских войск. Ибрагим спешно эвакуировал остатки армии в Египет. В феврале 1841 г. победители продиктовали Мухаммеду Али свои условия: он получал Египет в наследственное владение, но его власть сильно ограничивалась. Англия не только закрепилась в Египте, но и потеснила в Сирии и Ливане Францию. Решив судьбу Египта, Пальмерстон передал в Париж, что союз с царским правительством не исключает совместной с Францией борьбы против России на Востоке, что следует добиться общеевропейского соглашения о Проливах с целью не допустить в будущем самостоятельного вмешательства России в Восточный вопрос. 13 июля 1841 г. была заключена вторая Лондонская конвенция в форме договора между пятью европейскими державами и Турцией. Она была целиком посвящена проблеме Проливов (они оставались закрытыми для военных кораблей всех держав) и явилась выражением нового режима Босфора и Дарданелл, поставив их под международный контроль.

Второй турецко-египетский конфликт 1839–1841 гг. завершился сплошным триумфом Форин офис и лично Пальмерстона. Позиции Англии на Ближнем Востоке усилились, России – ослабли. В Петербурге недооценили русско-английские противоречия в Восточном вопросе и преувеличивали англофранцузские. Расчет на то, что отказ от Ункяр-Искелесийского договора укрепит отношения с Англией и приведет к изоляции Франции, оказался ошибочным. В этой связи необходимо отметить, что в Зимнем дворце согласились на изменение режима Проливов, поскольку не видели возможности проводить самостоятельную политику в отношении Турции. Царское правительство учитывало не только утрату политического преобладания в Стамбуле, но и узость торговых интересов России в балкано-ближневосточном регионе, в то время как британская буржуазия после заключения в 1838 г. англо-турецкого торгового соглашения получила широкие возможности для проникновения в этот регион и экономического подчинения Османской империи.

В ходе ближневосточного кризиса 30-х гг. (первый и второй турецко-египетские кризисы) оформились два узла экономических, политических и идеологических противоречий, доминировавших на Ближнем Востоке и Балканах: между западноевропейскими державами и Россией, с одной стороны, и Великобританией и Францией, двумя крупнейшими капиталистическими державами, – с другой. Важнейшим событием в истории международных отношений XIX в. стала Крымская война 1853–1856 гг. – первое общеевропейское вооруженное столкновение на Востоке. Крымская война выросла из разногласий Франции и России относительно прав католического и православного духовенства в Палестине. Представители обеих главных христианских церквей осуществляли покровительство Святым местам в Иерусалиме и Вифлееме. Влияние восточной, греческой церкви основывалось на том, что в течение нескольких веков Палестина входила в состав Византийской империи. Влияние западной, римской, церкви опиралось на латинские завоевания в этих краях в эпоху крестовых походов. Права и привилегии обеих соперничавших между собой конфессий время от времени закреплялись султанскими фирманами. К XIX в. исторически сложилось так, что в преимущественном положении оказалась более многочисленная православная община, которая охраняла и поддерживала основные христианские святыни. Однако к середине столетия католики предприняли попытку добиться изменений в свою пользу. Спор вокруг Святых мест продолжался с переменным успехом в течение 1850–1852 гг., то затухая, то разгораясь с новой силой. Он не имел форму прямого русско-французского противостояния, а велся путем давления на султанскую Турцию каждой из противоборствующих сторон, использовавших все средства политико-дипломатического арсенала. События церковной жизни на Востоке завязывались в тугой политический узел.

Президент Франции Луи Наполеон первоначально использовал конфликт на Востоке для укрепления своих позиций среди влиятельного в стране католического клира. Но в дальнейшем война стала необходима ему для усиления авторитета императорской власти. С ее помощью он надеялся покончить с ненавистной венской системой договоров 1815 г., главным охранителем которой оставалась царская Россия. Вместе с тем в Париже стремились вытеснить Россию с Ближнего Востока, отстранить ее от контроля над Проливами. На это же были направлены и усилия Лондона. Англия и Франция не могли смириться с тем, что российское правительство после подавления революций 1848–1849 гг. получило возможность оказывать решающее воздействие на европейские дела. Ради этих общих целей английские и французские правящие круги готовы были на время забыть о своих противоречиях. Политика царского правительства в Восточном вопросе наталкивалась и на скрытое недоброжелательство Австрии. У нее были свои экспансионистские устремления в Юго-Восточную Европу, в частности в отношении Дунайских княжеств, над которыми Петербург еще со времен Кючук-Кайнарджийского мира (1774) стремился установить свой протекторат.

Для России защита привилегий православной общины Палестины составляла часть общей задачи покровительства всему православному населению Турции. Положение дел на Востоке и обстановка в Европе, по мнению Николая I, благоприятствовала тому, чтобы предпринять действенные шаги для усиления русского влияния на Балканах и Ближнем Востоке, для изменения к большей выгоде для России режима Проливов, установленного Лондонскими конвенциями 1840–1841 гг., и всей системы соглашений относительно Османской империи. На протяжении большей части своего царствования Николай был вынужден проводить политику статус кво Турции, однако его не оставляла мысль о возможности распада под влиянием внутренних факторов султанских владений и необходимости позаботиться о судьбе наследства «больного человека». Об этом, например, царь беседовал с австрийским канцлером Меттернихом в Мюнхенгреце (1833), с британскими политиками во время своего визита в Лондон (1844), с английским послом в Петербурге Г. Сеймуром в январе-феврале 1853 г. В начале 50-х гг. Николаю стало казаться, что близится момент, когда сможет осуществиться его идея-фикс – раздел владений султана.

28 февраля 1853 г. в Стамбул на военном пароходе прибыло чрезвычайное посольство А. С. Меншикова, которое мыслилось в Зимнем дворце как предприятие, имевшее целью решительно склонить чашу весов в затянувшемся споре по восточным делам на сторону России. Главное, чего должен был добиться Меншиков, – подписание русско-турецкой конвенции с обязательством Порты соблюдать неприкосновенность православной церкви, т. е. международного договора, дававшего Петербургу правовую основу для покровительства православных, а следовательно, и вмешательства во внутренние дела Османской империи. Вслед за Меньшиковым в турецкую столицу приехал британский посол Ч. Стрэтфорд (Каннинг). Мастер политической интриги, к тому же прекрасно разбиравшийся во всех особенностях обстановки в Стамбуле, где он прожил много лет, Стрэтфорд являлся старым врагом русского влияния в Турции. Взяв курс на провоцирование конфликта между российским императором и султаном, Стрэтфорд в отношениях с Меншиковым демонстрировал доброжелательность и вызвался играть роль посредника в споре о Святых местах между русскими, французами и турками.

Если русско-французские разногласия были вскоре урегулированы, то русско-турецкие – обострились. Британский посол сделался, по существу, закулисным руководителем внешней политики Турции, недаром турки в дипломатической переписке именовали его «вторым султаном». Обещая Порте, что она не останется без поддержки в решающий момент, Стрэтфорд толкал ее на вооруженное столкновение с Россией. Султан Абдул-Меджид согласился на все условия в вопросе о Святых местах, но не желал заключать русско-турецкую конвенцию, как посягательство на свой суверенитет. Когда посланец царя пошел на уступку туркам, то Стрэтфорд разрушил забрезжившую надежду на мирное урегулирование. 21 мая Меншиков со всем составом российского посольства покинул турецкую столицу. Миссия окончилась неудачно, за ней последовало военное решение Восточного вопроса.

4 июля 1853 г. русские войска вступили на территорию Молдавии, а спустя месяц – Валахии. Николай I полагал, что этот не раз испытанный в прошлом метод принесет результат – позволит добиться удовлетворения русских требований. Но этого не произошло. В Стамбуле окончательно победили воинственные круги, увидевшие в создавшейся ситуации возможность при помощи западных держав взять реванш за предыдущие войны с Россией. 16 октября Абдул-Меджид объявил о состоянии войны с Россией. По его просьбе через Дарданеллы в Мраморное море вошли английская и французская средиземноморские эскадры, придавшие уверенность туркам, которые 23 октября переправились через Дунай и заняли городок Калафат. Через несколько дней турецкий отряд захватил пост Св. Николая на Кавказском побережье, вырезав его защитников. 1 ноября Николай I подписал манифест о войне с Турцией.

Начиная войну, царь продолжал надеяться, что западные державы не вмешаются в русско-турецкий конфликт. В оценке тогдашней международной обстановки он допустил серьезные ошибки. Николай считал Францию еще слишком слабой после бурных событий 1848–1851 гг., к тому же без Англии на серьезные действия Луи Наполеон не решится. Союз же Франции и Англии, по мнению царя, был невозможен. Не мог же нынешний Наполеон забыть о том, что англичане являлись смертельными врагами его великого дяди! Что касалось самих англичан, то с ними Николай полагал возможным договориться. В беседе с британским послом Сеймуром он предложил Англии Египет и Крит в обмен на протекторат России над Дунайскими княжествами, Сербией, Болгарией и, если обстоятельства принудят ее захватить Стамбул, стать «временной охранительницей» Босфора. Отрицательный ответ Форин офис не показался царю тревожным симптомом. Его сбивало с толку всегда дружественное к нему отношение королевы Виктории и показное русофильство премьер-министра Д. Эбердина. Николай до конца своих дней не знал и не понимал английской конституционной теории и практики. Эбердин действительно проявлял известную склонность к сотрудничеству с Россией, в которой привык видеть противовес Франции на европейском континенте. Однако роль этого человека при выработке правительственного курса была не так велика, как хотелось думать царю.

В сформированном в 1852 г. в Лондоне коалиционном кабинете соперничали две фракции. Одну из них возглавлял премьер-министр Эбердин, другую – министр внутренних дел Пальмерстон, продолжавший и на своем новом посту оказывать значительное влияние на решение вопросов внешней политики. К тому же соперничество различных течений в правящих кругах Великобритании вокруг восточной политики не носило принципиального характера – это была скорее борьба по вопросам тактики. Действуя разными методами, и Эбердин, и Пальмерстон, в конечном счете, стремились к одному – не допустить усиления позиций России в районе Проливов, ближневосточном регионе в целом. Эбердин предпочитал не доводить дело до открытой конфронтации. Пальмерстон был сторонником жесткой линии в отношениях с Россией. Он писал о необходимости низвести Россию до положения второразрядной державы, выдвигая при этом совершенно фантастический план отнять у нее часть Кавказа, Крым, Бессарабию, Польшу, Прибалтику, Финляндию.

Австрию и Пруссию Николай I считал своими верными и надежными союзниками. Австрия, по его мнению, должна была вечно помнить услугу, оказанную ей Россией в 1849 г. (подавление революции в Венгрии). Николай был убежден, что со стороны габсбургской монархии ни малейшего противодействия оказано не будет. Пруссия не имела прямых интересов на Востоке, Восточный кризис мог затрагивать ее лишь в смысле уточнения ориентации Гогенцоллернов либо на Россию, либо на западные державы. В Берлине колебались. Сам Фридрих Вильгельм IV боялся как Николая, так и Наполеона и англичан, не зная на что решиться. О. Бисмарк, бывший в те годы представителем Пруссии в германском Союзном сейме, говорил, что «королевская политика напоминает пуделя, который потерял своего хозяина и в растерянности подбегает то к одному прохожему, то к другому». Не следует думать, что, взяв стратегический курс на военный разгром России, правительства западных стран совершенно отказались от поиска других путей урегулирования кризиса. Опасаясь военной силы России, Франции и Англии было очень нелегко переступить черту, отделявшую европейский мир от войны. Переговоры о возможном примирении сторон шли накануне Крымской войны и продолжались на всем ее протяжении.

Кампания 1853 г. была непродолжительной. Сражения на левом берегу Дуная не принесли явной победы ни русским, ни туркам. Однако главное военное событие произошло не на суше, а на море. 30 ноября в Синопской бухте русская эскадра под командованием П. С. Нахимова уничтожила лучшую эскадру Османской империи, следовавшую к кавказскому побережью с десантом и воинскими грузами. Синопская победа русского флота превратилась в фактор, ускоривший вступление Франции и Англии в войну, ибо стало очевидным, что длительного единоборства с Россией Турция не выдержит. 4 января 1854 г. англо-французская эскадра вошла в Черное море. Петербург был поставлен в известность, что соединенный флот двух держав будет защищать турецкие суда и турецкие порты от нападения русской эскадры.

27 февраля Париж и Лондон предъявили царскому правительству ультиматум с требованием очистить Дунайские княжества. Россия разорвала дипломатические отношения с Францией и Англией. При этом Николай I пытался насколько возможно отдалить, а то и вовсе не допустить англо-французского вмешательства в русско-турецкую войну, полагая, что сделать это можно путем расширения дипломатического и военного наступления. Франц Иосиф отклонил предложения царя об объявлении Австрией нейтралитета в случае войны России с западными державами, а также разделить с ней на равных правах протекторат над Сербией, Болгарией, Молдавией и Валахией. Тогда в марте 1854 г. русские войска перешли Дунай и осадили турецкую крепость Силистрию на правом берегу реки. Царь рассчитывал нанести поражение султану раньше, чем западные державы сумеют оказать ему реальную помощь. Но принудить турок просить мира не удалось.

12 марта Англия, Франция и Турция заключили союзный договор. Западные державы признали необходимым сохранить суверенитет и территориальную целостность Турции и обязались направить свой флот и сухопутные войска для освобождения Дунайских княжеств от русской армии. 27 марта королева Виктория объявила войну России, днем позже это сделал император Наполеон III. 10 апреля была подписана англо-французская конвенция, дополнившая союзный договор. Началась «большая война».

В марте 1853 г. английская, а затем французская эскадры вошли в Балтийское море. Союзный флот подошел почти к самому Петербургу, но причинить практического вреда надежно защищенному городу не мог. Русский флот, будучи слабее англо-французского, укрылся в Финском заливе под защитой фортов Кронштадта и Свеаборга. Союзники предпочли ограничиться установлением блокады русских балтийских берегов, нападением на незащищенные пункты побережья, захватом торговых и рыболовецких судов. Единственно серьезной операцией на Балтике в кампании 1854 г. стало взятие французскими войсками укрепления Бомарзунд на Аландских островах. Нападению подверглись и окраины Российской империи: Соловецкий монастырь на Белом море и Кола на Мурманском побережье, а также Петропавловск-Камчатский на Дальнем Востоке. Эти диверсии не принесли союзникам славы.

Летом 1854 г. произошел вывод русских войск из Дунайских княжеств. Причиной тому послужили неудачная осада Силистрии, концентрация англо-французских сил в районе болгарского города Варна, а главным образом, неприязненная позиция Австрии, которая, заключив 20 апреля оборонительный и наступательный союз с Пруссией, угрожающе сосредотачивала в тылу и на флангах русской армии все новые и новые воинские части. Согласно особому договору венского кабинета с Портой от 14 июля территории Молдавии и Валахии занимали австрийские войска. Основные военные действия развернулись теперь на Крымском полуострове, непосредственно на территории России. Стало очевидным, что союзники действуют не во имя защиты Турции, но стремятся подорвать мощь России.

В сентябре 1854 г. в районе Евпатории высадилась 70-тысячная англо-франко-турецкая армия под командованием французского маршала А. Сент-Арно и английского генерала Ф. Раглана. Она сразу же двинулась к главной военно-морской базе в Крыму – Севастополю. Главнокомандующий русскими вооруженными силами в Крыму А. С. Меншиков (возглавлявший чрезвычайное посольство в Стамбул в 1853 г.) попытался задержать неприятеля у реки Альма (20 сентября), но сделать этого не сумел. Превосходство союзников в численности и вооружении вынудило русских отступить. Вместо того чтобы защищать Севастополь, Меншиков неожиданно отвел армию к Бахчисараю. Фактически Севастополь, почти лишенный сухопутных укреплений, мог быть взят с ходу, но на руку русским пришлись сомнения Сент-Арно в успешном штурме. Союзная армия обошла город, избрав своей основной базой расположенную южнее Севастополя Балаклаву. Этой оплошностью воспользовались вице-адмиралы В. А. Корнилов и П. С. Нахимов, которые организовали строительство укреплений вокруг города. Под угрозой оказался находившийся на Севастопольском рейде черноморский флот России. Состоявший по большей части из парусных кораблей, он количественно вчетверо уступал армаде противника, в которой преобладали винтовые паровые суда. Чтобы воспрепятствовать проникновению в Большую бухту вражеских судов, пришлось затопить у ее входа часть кораблей, а их пушки и экипажи были переброшены на сушу.

17 октября 1854 г. союзники предприняли первую бомбардировку Севастополя. Началась его героическая оборона, продолжавшаяся 11 месяцев. Меншиков попытался деблокировать город, нанеся неожиданный удар по Балаклаве. Никакого стратегического выигрыша атака русских в Долине смерти не принесла, но в ходе боя из-за опрометчивого приказа Раглана погибла целая бригада легкой кавалерии англичан (25 октября). Наметившийся было успех русских в кровопролитном сражении в районе Инкермановских высот не был развит (5 ноября). К находившимся на грани разгрома английским частям подоспели на помощь французы. Русские отступили, понеся значительные потери. Война стала принимать затяжной характер.

Британская и французская дипломатия приложила энергичные усилия по изоляции России и расширению антироссийской коалиции за счет германских, итальянских, скандинавских стран, Испании. 2 декабря 1854 г. Австрия заключила союзный договор с Англией и Францией. Это решение венского двора объяснялось, главным образом, желанием продлить на неопределенный срок оккупацию Молдавии и Валахии с перспективой их аннексии. Франц Иосиф взял обязательство защищать Дунайские княжества от возвращения туда русской армии. На тот случай, если между Австрией и Россией начнутся военные действия, три договаривающиеся стороны обещали друг другу оборонительный и наступательный союз.

Внешнеполитическое положение России резко ухудшилось. В январе следующего года в войну вступило Сардинское королевство, где рассчитывали заручиться поддержкой французского императора в деле объединения Италии. 16-тысячный итальянский корпус отправился в Крым. Большего добиться англо-французской дипломатии не удалось. Несмотря на все ее попытки втянуть в войну с Россией Швецию, где оживились, казалось, забытые реваншистские настроения, Стокгольм подписал с западными державами лишь оборонительный договор на самом исходе войны. Одной из причин осторожного поведения шведского двора была ничтожность успехов англичан и французов на Балтике, хотя туда в 1855 г. была направлена новая, более мощная эскадра союзников.

Кампания в Крыму 1855 г. стала последней. Вслед за неудачной атакой русскими турецкого лагеря в Евпатории (17 февраля) последовало увольнение Меншикова с поста главнокомандующего. Меншиков – полководец оказался под стать Меншикову – дипломату. Новый главнокомандующий М. Д. Горчаков также не отличался активностью. К кульминационному моменту севастопольской эпопеи 175-тысячной армии союзников противостояли 45 тыс. русских солдат и офицеров в осажденном городе и 65 тыс. в различных пунктах Крыма. Бой у Черной речки (16 августа) – последней попытке русского командования облегчить положение осажденных севастопольцев контрударом во фланг противника – сложился крайне неудачно для русских. 8 сентября большая часть Севастополя была занята союзными войсками, но, найдя там одни развалины, они вернулись на свои позиции. Крайнее истощение сил обеих воюющих лагерей на полуострове привели к прекращению военных действий. Крупные успехи русских на Кавказе к концу 1855 г. оказать влияние на результаты войны уже не могли. Солдаты уступили место дипломатам.

Взятие Севастополя удовлетворило тщеславие Наполеона III, а его личный недруг Николай I, поборник венских договоров, умер в марте 1855 г. В Тюильри могли считать основные цели войны достигнутыми. Оружие Франции покрыло себя славой, был взят реванш за поражение в 1812–1815 гг., укрепилось положение императора внутри страны и империи в Европе. Мощь России на Юге была сильно подорвана: она потеряла главную черноморскую крепость, лишилась флота. Дальнейшее ослабление России не отвечало интересам Наполеона, это было бы на руку лишь Англии, правящие круги которой во главе с Пальмерстоном (в феврале 1855 г. он стал премьер-министром) настаивали на продолжении военных действий. Однако воевать без Франции и ее сухопутной армии Англия не могла. 25 февраля 1856 г. в Париже открылся завершивший Крымскую войну конгресс. В нем принимали участие воевавшие Россия, Великобритания, Франция, Турция и Сардиния, а также Австрия и Пруссия. Конгресс проходил под председательством двоюродного брата французского императора Ф. Валевского и продлился чуть больше месяца. Русскую делегацию возглавлял опытный и умелый дипломат А. Ф. Орлов. Он уже подписывал Адрианопольский и Ункяр-Искелесийский договоры. Теперь Орлов должен был выполнить не менее ответственное, чем предыдущие, хотя и не сулившее славы поручение – заключить мир с победителями России. На заседаниях конгресса ему пришлось вести борьбу с английским и европейским министрами иностранных дел Д. Кларендоном и К. Буолем. Валевский чаще поддерживал русскую делегацию. Это объяснялось сложной игрой, которую вел тогда Наполеон, стремившийся похоронить венскую систему и занять главенствующее положение в Европе. В его ближайшие планы входило укрепление отношений с Англией и Австрией, а в перспективе – постепенное сближение с Россией, поскольку итальянская политика французского императора неминуемо должна была привести к обострению отношений с Австрией. Орлов имел доверительные беседы с Наполеоном и довольно часто находил с ним общий язык, благодаря чему удалось отклонить ряд неприятных для России английских и австрийских требований и, насколько возможно, смягчить условия мирного договора, который был подписан 30 марта.

Парижский мир отменял русское покровительство православному населению Османской империи и заменял его коллективной гарантией всех великих держав; от России отходили к княжеству Молдавия дельта Дуная и прилегавшая к ней Южная Бессарабия; вводилась демилитаризация Аландских островов в Балтийском море (демилитаризованный статус Аландов сохраняется до наших дней). Центральное место в договоре занимали статьи о нейтрализации Черного моря. Они запрещали России и Турции иметь там военный флот и военно-морские арсеналы. Договор подтверждал Лондонскую конвенцию 1841 г. о запрете прохода иностранных военных кораблей через Босфор и Дарданеллы. Новый режим Черноморского бассейна имел антироссийскую направленность. Принцип нейтрализации Черного моря означал более грубое нарушение суверенных прав России, чем даже принцип аннексии и контрибуции: ее черноморская граница оставалась незащищенной и открытой для военного нападения противника, при этом нейтрализация не содержала международно-правовой гарантии отказа от ведения военных действий. Нейтрализация была дальнейшим выражением политики широкого вмешательства Англии, Франции и Австрии в дела Черноморского бассейна. Россия подорвала влияние не только на Ближнем Востоке и Балканах, но и международный престиж как великой державы.

Поражение России явилось следствием общей технико-экономической отсталости самодержавно-крепостнической страны в сравнении с главными капиталистическими державами Западной Европы и результатом перевеса военных сил союзной коалиции. Турция находилась в лагере держав-победительниц, которые гарантировали ее независимость и целостность равно как и права султана над своими христианскими подданными. Это способствовало дальнейшим внутренним преобразованиям империи. В то же время принцип нейтрализации Черного моря затрагивал ее суверенные права, хотя, контролируя Проливы и располагая военно-морскими базами в Средиземноморье, Турция оказалась в более выгодном положении, чем Россия. Полученные Портой в годы Крымской войны займы от английских и французских банкирских домов наряду с передачей на откуп иностранцам некоторых таможен и реализацией концессий на пути сообщения привели к тому, что процесс закабаления ее экономики и финансов западноевропейскими капиталами пошел невиданно быстрыми темпами.

15 апреля через две недели после заключения Парижского мира, Франция, Великобритания и Австрия подписали соглашение, призванное гарантировать целостность Османской империи и сдерживать политику России в Восточном вопросе. Созданная так называемая Крымская система оказалась недолговечной. Она «испустила дух» в 1870 г., когда российское правительство заявило об отказе соблюдать ограничительные статьи Парижского договора.

В развернувшемся после Крымской войны соперничестве между Францией и Англией за лидерство на Ближнем Востоке и в Турции чаша весов постепенно склонялась в пользу англичан. В результате Сирийской экспедиции Наполеона III (1860–1861) Франция утратила значительную часть влияния на Востоке, проиграв борьбу с Англией за монопольное положение в Леванте. Поражение Франции в войне с Пруссией (1870–1871) еще больше ослабило ее позиции в Османской империи. Великобритания же, приобретя контрольный пакет акций Суэцкого канала (1875), захватив о. Кипр (1878) и Египет (1882), закрепила свое преобладающее влияние в ближневосточном регионе.

Создатели Крымской системы не смогли предотвратить национально-освободительный подъем на Балканах, начавшийся на рубеже 50–60-х гг. На антиосманскую борьбу поднялись боснийцы, герцеговинцы, болгары, сербы, черногорцы, греки, румыны. Наибольшего успеха добились последние.

В октябре 1856 г. Россия выступила инициатором вывода австрийских и турецких войск из Дунайских княжеств. Ее инициативу поддержала Франция, чье влияние в Молдавии и Валахии стало доминирующим еще в 40-х гг. Наполеон III в своей восточной политике уделял им особое внимание, считая их опорными пунктами Франции на Балканах. Под давлением русской и французской дипломатии австрийские и турецкие войска в 1857 г. оставили территорию княжеств. Согласно статье Парижского договора государствам, его подписавшим, предлагалось создать комиссию для выработки статуса Молдавии и Валахии. Население последних выступало за образование единого государства. Обсуждение этого вопроса состоялось на Парижской конференции. Делегаты Турции, Англии, Австрии высказались против объединения, представители России и Франции поддержали национальные устремления румын. В результате в августе 1858 г. было принято компромиссное решение о раздельном существовании Молдавии и Валахии при введении единого для княжеств учреждения – Центральной комиссии по выработке общих законов, единого верховного и кассационного суда. Они получили новое название – «Соединенные княжества Молдавии и Валахии».

Половинчатое решение вопроса о Дунайских княжествах не удовлетворило население. Произошла неожиданная развязка. В начале 1859 г. раздельным голосованием делегатов в Яссах и Бухаресте господарем Молдовы и Валахии был избран Александр Куза, выходец их местного боярства. Так, путем личной унии, произошло фактическое объединение двух княжеств. При этом буква конвенции 1858 г. не была нарушена. Среди стран-гарантов Парижского мира начался переполох: румыны их перехитрили. Австрийцы и турки заговорили о вводе войск в княжества. Однако видя неодолимость движения за объединение, державы шли на уступки. Парижская конференция после продолжительной дискуссии в сентябре 1859 г. признала двойное избрание Кузы. Через два года, после долгих проволочек державы санкционировали слияние Молдавии и Валахии, но лишь на время правления Кузы. Их политическое объединение в единое государство – Румынское княжество – было закреплено 24 января 1862 г. образованием первого общенационального правительства и Национального собрания.

В феврале 1866 г. в результате сложившегося в княжестве заговора, Куза был низложен. Вопросы об устройстве Молдавии и Валахии и избрании нового правителя опять стали предметом обсуждения Парижской конференции стран-гарантов. Наиболее активную роль заняла Франция. В качестве кандидата на румынский престол ею был назван Карл Гогенцоллерн-Зигмаринген – отпрыск младшей ветви прусского королевского дома, находившийся по материнской линии в родстве с Бонапартами. Порта выступила резко против избрания князя-иностранца, считая это нарушением суверенитета султана. Турецкому делегату предписывалось покинуть конференцию, если будет принято подобное решение. Национальное собрание в Бухаресте без санкции держав и Турции вновь высказалось за единое государство и избрало Гогенцоллерна румынским князем. В мае того же года участники Парижской конференции приняли протест Порты против передачи управления в Бухаресте Карлу Гогенцоллерну. Но во избежание новых осложнений державы, по существу, поддержали решение Национального собрания. Они советовали Порте не вводить войска в Румынию и признать ее нового князя. Султан был вынужден согласиться с этим. Решения Национального собрания и их признание европейскими державами и Турцией явились важной вехой в борьбе румынского народа за независимость.

Великие державы и объединение Германии и Италии

После европейской революции 1848–1849 гг. легитимизм как основа внешней политики сошел на нет. На первое место вышли национальные устремления, что стало теперь характерно для многих стран Европы. Именно под знаком национализма произошли в 1850–1860-х гг. два таких крупнейших события европейской истории XIX столетия как объединение Германии и Италии. Поскольку правящие круги Пруссии и Сардинского королевства (Пьемонта) мыслили эту акцию как исключительно объединение «сверху», они нуждались в поддержке одной или нескольких великих держав. Такая тактика неизбежно превращала объединение Германии и Италии в объект международных противоречий, в предмет дипломатического торга и политических компромиссов.

Первым встал итальянский вопрос. В условиях свирепствующей реакции на Апеннинском полуострове после подавления революционных движений 1848–1849 гг. демократический лагерь Италии переживал глубокий кризис. Организованные Д. Мадзини и его сторонниками попытки вооруженных экспедиций в Италию с целью поднять общенациональное восстание провалились. В этой ситуации часть демократов, в том числе Д. Гарибальди, приходила к выводу о необходимости союза с Савойской династией и либеральными кругами Пьемонта – единственного из итальянских государств, где сохранился конституционно-парламентский порядок, и где правила «чисто» итальянская династия. Авторитетным лидером либералов стал К. Кавур, тонкий и энергичный политик, который с 1852 г. вплоть до своей смерти в 1861 г. был премьер-министром Пьемонта.

Кавур стремился примирить интересы Савойского дома с делом национального освобождения и объединения Италии и рассматривал национальную идею прежде всего как внешнеполитическую задачу. С его точки зрения итальянское единство могло быть осуществлено постепенно, с неизбежным вмешательством великих держав, и, поскольку Пьемонту не под силу было бороться с Неаполитанским королевством, папским государством, а тем более с Австрийской империей (в ее руках находилась Ломбардо-Венецианская область и контроль над герцогствами Центральной Италии), следовало искать сильных внешнеполитических союзников. Претворяя в жизнь свою программу, Кавур начал с направления в Крым пьемонтских солдат, которые приняли участие в войне 1853–1856 гг. на стороне Англии и Франции. Кавур добился приглашения Пьемонта на Парижский мирный конгресс 1856 г. в качестве равноправного члена, хотя его дипломатические успехи там были невелики: по поставленному на обсуждение итальянскому вопросу никаких решений принято не было; а лишь упомянуто, что произвол и деспотизм царят в Неаполитанском королевстве, что не в лучшем положении находится Папская область, и выражалось пожелание о выводе оттуда австрийских войск. Предложение Кавура рассмотреть возможность передать центрально-итальянские герцогства Парму и Модену Сардинскому королевству в качестве территориальной компенсации за участие в войне даже не обсуждалось. Но с этого времени началось сближение Пьемонта с бонапартистской Францией против общего противника в лице Австрии.

После Крымской войны французский император Наполеон III находился в зените славы. Одной из задач его внешней политики, которая стала играть главенствующую роль в Европе, было вытеснение Австрии из Италии и утверждение в ней французской гегемонии. По инициативе Наполеона в июле 1858 г. на французском средиземноморском курорте Пломбьер состоялась его тайная встреча с Кавуром, во время которой были согласованы условия франко-сардинского военного и политического союза, оформленного в виде договора в январе 1859 г. Он предусматривал освобождение всей Ломбардо-Венецианской области от австрийцев и присоединение ее к Сардинскому королевству; последнее передавало Франции за ее военную помощь часть своей территории – провинцию Савойю и округ Ниццу. Наполеон стремился создать крупное северо-итальянское государство, союзное Франции, с которым вынуждена была бы считаться монархия Габсбургов. Кроме того, Наполеон лелеял план создания в центре Италии королевства во главе со своим двоюродным братом, а на неаполитанский престол посадить также своего ставленника. Римскому папе он отводил роль номинального главы будущей конфедерации итальянских государств Центральной и Южной Италии. Таким образом по-прежнему раздробленная Италия оказалась бы в полной зависимости от Второй империи. Кавур знал об этих замыслах, но надеялся, что события помешают их осуществлению. Готовясь к войне с Австрией, Наполеон пошел на сближение с Россией.

В 1855 г. на российский престол вступил Александр II. Он разделял взгляды своего отца, но, считая необходимым восстановить былое международное величие России, осознавал необходимость перемен, в том числе и во внешней политике. Вскоре после подписания Парижского мира, в апреле 1856 г. место ушедшего в отставку после почти сорокалетнего руководства МИД К. В. Нессельроде занял A. M. Горчаков. Понимая, что система Священного союза исчерпала себя, Горчаков выступил приверженцем нового внешнеполитического курса, отвечавшего национальным интересам страны. Он хорошо ориентировался в расстановке сил на международной арене, верно оценивал истинные стратегические мотивы европейских держав, прекрасно просчитывал их тактические ходы.

В циркуляре Горчакова 2 сентября 1856 г. российским послам в европейских столицах в качестве основы общей линии политики провозглашалось «обретение свободы действий». Это означало, что Россия отныне не намеревается жертвовать своими интересами для поддержания принципов Священного союза и считает себя совершенно свободной в выборе будущих друзей. Фразой циркуляра: «Говорят, Россия сердится. Нет, Россия не сердится, а сосредотачивается», мгновенно облетевшей всю Европу, Горчаков подтверждал мирные намерения своего государства, но не исключал переход к активным действиям в будущем. В качестве основной внешнеполитической задачи ставилась цель добиться ликвидации статей Парижского договора о нейтрализации Черного моря, унижающих национальные интересы и достоинство страны. Не менее важным представлялось восстановление утраченных позиций на Балканах, что должно было явиться первым шагом к изменению режима Черноморских проливов в пользу России. Для достижения этих целей ей необходимо было вырваться из международной изоляции.

По вопросу о союзниках в правящих кругах не было единодушия. Сам Александр II тяготел к Пруссии. Горчаков наиболее желательной союзницей видел Францию, тем более что она проявляла склонность к сближению с петербургским кабинетом. Этого никак нельзя было сказать о другом столпе Крымской системы – Англии. Австрии Россия не могла простить «предательства» во время Крымской войны. Что касалось Пруссии, то Горчаков полагал, что союз с ней окажется недостаточен для возрождения утраченных Россией позиций в Европе, а прусская поддержка русской политики на Востоке будет малоэффективна.

В марте 1859 г. Россия и Франция заключили тайный договор. Согласно ему Наполеон III заручился обещанием российского правительства соблюдать в случае австро-французской войны благожелательный нейтралитет и склонить к аналогичной позиции германские государства, прежде всего, Пруссию. В Петербурге не возражали против присоединения к Франции Савойи и Ниццы, а к Пьемонту – Ломбардии и Венеции. Французское обязательство России фиксировалось соглашением довольно неопределенно. Предусматривалось, что стороны договорятся об изменениях в существующих трактатах в интересах обеих государств при заключении мира. Планам Наполеона III опасность не грозила и со стороны Англии: она только-только с неимоверным трудом подавила восстание в Индии и британские политики опасались раздражать могущественного соседа на континенте. К тому же в Англии дело итальянских патриотов было чрезвычайно популярно.

Австрийцы, почувствовав надвигающуюся опасность, приступили к военным приготовлениям. То же делали Франция и Сардинское королевство. Война практически была предрешена. Вопрос состоял лишь в том, кто первый ее начнет, так как Конституция Германского союза давала право Австрии требовать у немецких государств военной помощи лишь в случае оборонительной войны. Австрийский император Франц Иосиф, боясь войны, осторожничал и выжидал. Тогда Наполеон предложил для обсуждения итальянского вопроса созвать международный конгресс. В Париже и Турине были уверены, что Вена его отвергнет и в глазах международного сообщества будет выглядеть агрессором. Одновременно французская и сардинская дипломатии искусно сбивали с толку Франца Иосифа. Кавур распространял сведения о полнейшей дезорганизации армии Пьемонта, об отсутствии единства при Туринском дворе, о том, что сам Кавур будет отдан под суд, как государственный изменник, продавший французскому императору Савойю и Ниццу. Французские послы в Вене и итальянских герцогствах распространяли слух, будто Наполеон страшится воевать с Австрией и ограничится лишь дипломатической помощью Пьемонту. Тактика союзников увенчалась успехом. Дезинформированное австрийское правительство фактически отказалось от международного посредничества и начало войну первой, рассчитывая быстро расправиться с Пьемонтом один на один. 29 апреля 1859 г. австрийские передовые части вступили на пьемонтскую территорию. В тот же день французы, стоявшие на границе с Австрией в полной боевой готовности, перешли через Альпы.

Терпя одно поражение за другим, австрийцы были выбиты из Пьемонта, а затем и из Ломбардии. Казалось кампания складывается победоносно для антиавстрийской коалиции. Однако события в Италии начали развиваться совсем не так как хотелось французскому императору. Стремительно набирало силу национально-освободительное движение. В герцогствах Парме, Модене, Тоскане и в отдельных легатствах Папской области произошли народные восстания. Правление в них перешло в руки уполномоченных сардинского короля Виктора Эммануила П. Война с Австрией, сохранившей контроль над Венецианской областью с ее системой мощных крепостей, грозила оказаться длительной и кровопролитной. К тому же Наполеону казалась реальной военная угроза со стороны Германского союза. Тут-то и сказались непоследовательность и противоречивость бонапартистской внешней политики. Возможно, Наполеон, который впоследствии нередко испытывал страх в процессе выполнения задуманного, просто струсил. 5 июля, пойдя на предательство своего союзника, он предложил Францу Иосифу перемирие, а шестью днями позже в Виллафранке оба императора встретились и согласовали его условия. Послав правительству Виктора Эммануила телеграмму: «Я заключил мир с императором австрийским, Австрия уступает мне Ломбардию, а я дарю ее Сардинии», Наполеон вернулся в Париж.

Европа была поражена, узнав о позорном сговоре в Виллафранке. Еще 8 мая в освобожденном Милане, выступая перед восторженно приветствовавшей его толпой, Наполеон призвал итальянцев объединяться под знамена сардинского короля, чтобы «стать свободными гражданами великой страны». Теперь вся Италия негодовала против оскорбительной формы и самого поступка французского императора. В Турине остались неудовлетворенны результатами войны, но для самостоятельной борьбы с Австрией сил не было. Виктор Эммануил согласился с условиями виллафранкских прелиминариев, но Кавур подал в отставку в знак протеста. 10 ноября 1859 г. в результате работы конференции в швейцарском Цюрихе были подписаны окончательные мирные договоры – австро-французский, франко-сардинский и общий австро-франко-сардинский. Австрия уступала Франции Ломбардию, а Франция передавала эту область Сардинскому королевству. Герцоги Пармы, Модены, Тосканы восстанавливались в своих правах. Из итальянских государств предполагалось создать конфедерацию под почетным председательством папы. Венеция оставалась за Австрией и должна была войти в состав конфедерации в качестве равноправного члена. Пьемонт обязывался выплатить Франции 60 млн. флоринов «для уменьшения тягот, вызванных войной».

Заключенные в Цюрихе договоры представляли собой попытку свести изменения, произошедшие в ходе войны и национально-освободительного движения в Италии к минимуму, но не могли помешать объединительному процессу на Апеннинах. Итальянские патриоты брали судьбу своих стран в собственные руки. Все попытки реставрации мелких государей и планы создания конфедерации потерпели крах. Парма, Модена, Тоскана и входившая в папское государство провинция Романья присоединились к Сардинскому королевству. Возвращенный к власти Кавур должен был уладить этот вопрос с державами, главным образом, с Францией. Наполеон, утратив полностью контроль над ситуацией в Италии, признал произошедшее, но потребовал Савойю и Ниццу.

24 марта 1860 г. в Турине был подписан франко-сардинский договор о судьбе Савойи и Ниццы. В результате плебисцита население этих областей (в большинстве своем франкоговорящее) под нажимом обоих правительств высказалось за присоединение к Франции. Но уже в апреле того же года восстала Сицилия. На помощь восставшим прибыла военная экспедиция «Тысяча» Гарибальди; к июню весь остров был в руках гарибальдийцев. В августе Гарибальди с освободительной армией переправился через Мессинский пролив, что вызвало повсеместное восстание на юге Италии. Армия неаполитанского короля находилась в состоянии разложения; многие ее солдаты и офицеры присоединялись к освободительной армии. Режим Бурбонов рухнул. В Неаполь на «помощь» гарибальдийцам вошли пьемонтские войска, заняв по пути большую часть папских владений – провинции Марке и Умбрию. Плебисциты, проведенные в октябре – ноябре 1860 г., одобрили слияние бывших Королевства Обеих Сицилий и папских легатств с Сардинским королевством.

Монархи Европы не имели никакого желания браться за оружие для защиты неаполитанского короля и папы римского. Их протесты против нарушения прав итальянских государей были озвучены лишь проформы ради. Австрийский император Франц Иосиф испытывал сильное желание напасть на Пьемонт, когда его войска находились на Юге Италии, и взять реванш. Однако венский двор не мог действовать без соучастия или согласия Европы, а ему не удалось добиться ни того, ни другого. Немаловажную поддержку итальянскому освободительному движению оказало британское правительство, опасавшееся в равной мере как восстановления австрийского влияния на Апеннинском полуострове, так и опасного для своих средиземноморских планов упрочения там Второй империи.

В Англии рассчитывали, что после виллафранкского предательства у нее есть хороший шанс стать лучшим другом складывающегося вокруг Сардинского королевства единого итальянского государства. Неслучайно, в конце июля 1859 г. сент-джеймский кабинет декларировал свои принципы по решению итальянского вопроса: вывод французских и австрийских войск из Папской области, признание Францией и Австрией принципа невмешательства в дела полуострова, а за населением Центральной Италии – права свободно распоряжаться своей судьбой. Англия, по существу, одобряла политику Кавура и первой из держав признала Итальянское королевство. 17 марта 1861 г. общеитальянский парламент провозгласил Виктора Эммануила королем Италии. Вне нового национального государства оставались Венеция и резко урезанная в территории Папская область (Рим с провинцией Лацио).

Австро-франко-сардинская война 1859 г. послужила толчком к новому подъему немецкого общественного движения за национальное объединение. По всей Германии активизировались споры между «великогерманцами» и «малогерманцами». В связи с психическим расстройством Фридриха Вильгельма IV править в Пруссии стал его брат Вильгельм, сперва в качестве регента, с 1858 г., а спустя три года после смерти Фридриха, он был провозглашен королем. В Берлине не могли не радоваться серьезному поражению Австрии. Вильгельм I страстно желал получить возможность отомстить за «ольмюцкое унижение» (1850). Но разрешить задачу объединения Германии, а, следовательно, преодолеть партикулистское и легитимистское сопротивление правителей мелких и средних государств, уничтожить нежизнеспособный Германский союз и покончить с притязаниями Австрии на господство в Германии традиционными средствами прусской кабинетной политики было невозможно.

В сентябре 1862 г. главой прусского правительства и министром иностранных дел стал О. Бисмарк. С этого момента в течение 28 лет он бессменно стоял у политического руля Пруссии, а затем и Германской империи. Бисмарка знали как волевого, решительного политика, за плечами у которого был богатый дипломатический опыт (он являлся делегатом Пруссии в Союзном сейме, а затем послом в Петербурге и Париже). Придя к руководству прусским правительством, Бисмарк имел заранее разработанную программу. Ее целью было объединение всех германских государств во главе с прусской монархией Гогенцоллернов, а главным средством реализации этой программы должны были стать силовые методы. Через несколько дней после своего назначения Бисмарк заявил в ландтаге: «Пруссия должна собрать свои силы для благоприятного момента, который уже не раз был упущен. Не речами и постановлениями большинства (т. е. парламентскими резолюциями. – Авт.) решаются великие вопросы времени – это было ошибкой 1848 и 1849 гг., – а железом и кровью». В конце жизни Бисмарк с гордостью говорил, что на его совести лежат 3 войны и 80 тысяч человеческих жизней, скрепивших фундамент воссоединения Германии.

Готовясь к будущим войнам, Бисмарк искал любые возможности для сближения с Россией. Он хорошо усвоил печальный опыт прусско-датской войны 1848–1850 гг. и полностью отдавал себе отчет, какое важное значение будет иметь позиция российского правительства. В качестве основы для сближения с ним Бисмарк опирался на идею общности династических интересов в борьбе с революционной опасностью в Европе и использовал семейные связи Гогенцоллернов и Романовых (Вильгельм I приходился дядей Александру II). Но главное заключалось в том, что Бисмарк, стараясь заручиться дружбой царя, оказывал ему услуги на международной арене и предлагал сотрудничество. Когда в январе 1863 г. началось восстание в Царстве Польском, по инициативе Бисмарка в Петербург был направлен генерал-адъютант прусского короля А. Альфенслебен, который подписал с министром иностранных дел Горчаковым конвенцию о совместном противодействии повстанцам. В случае необходимости преследования восставших поляков русским войскам предоставлялось беспрецедентное разрешение вступать на прусскую территорию. Авторитет Пруссии в Зимнем дворце необычайно возрос. В то время как Франция и Англия повели себя откровенно враждебно к России, пытаясь вмешаться в польские дела и навязать ей свои требования, Вильгельм, в глазах Александра, выступил как преданный друг. Вскоре Бисмарку представился случай приступить к выполнению своей программы и проявить на общеевропейской арене свои дипломатические дарования.

Весной 1863 г. в очередной раз обострился шлезвиг-гольштинский вопрос. Лондонский протокол 1850 г. отнюдь не означал его разрешения и последующие полтора десятилетия продолжал оставаться весьма острым. С одной стороны, в Копенгагене не отказывались от намерения интегрировать Шлезвиг в состав Дании, а с другой – германские государства продолжали отстаивать особый статус Шлезвига, Гольштейна и соседнего с ним маленького Лауэнбурга, добиваясь их полного отделения от Дании и включения в Германский союз как самостоятельного немецкого государства. В то время как датский король Фредерик VII шел на отдельные уступки Франкфуртскому союзному сейму, правящие круги Дании стали склоняться к военному решению шлезвиг-гольштинской проблемы, рассчитывая, как и раньше, на поддержку великих держав, прежде всего Англии, а также Швеции – Норвегии, где были сильны настроения скандинавизма (единства трех североевропейских государств).

В марте 1863 г. датское правительство опубликовало указ о намерении обеспечить Гольштейну и Лауэнбургу независимое положение в государстве со своим законодательным собранием, армией и собственной администрацией; Дании и Шлезвигу должна быть предоставлена общая конституция, что обеспечило бы полное присоединение Шлезвига к Дании. Это нарушало прежние международные соглашения, предусматривавшие, что Дания и приэльбские герцогства могли быть связаны только личной унией. В июле Франкфуртский сейм под угрозой оккупации Гольштейна, по-прежнему считавшимся членом Германского союза, потребовал от датского короля отмены мартовского указа, добиваясь установления во всех владениях Фредерика такого режима, который подчинил бы в королевстве скандинавское большинство немецкому меньшинству и, следовательно, Германскому союзу. Копенгаген заявил, что будет рассматривать вторжение немецких войск в Гольштейн как объявление войны. В Германии тотчас же громко заговорили о чести и национальных интересах. И все же, 13 ноября датский парламент вотировал для Дании и Шлезвига общую конституцию. Переволновавшийся Фредерик умер, а с его смертью пресеклась старшая ветвь династии Ольденбургов. На престол вступил представитель младшей линии Кристиан IX Глюксбург (его права были гарантированы великими державами в 1852 г.). Под сильным давлением правительства и датского общественного мнения он подписал конституцию. Ответом явилось восстание в приэльбских герцогствах, где было сформировано правительство герцогом Фридрихом Августенбургским, который требовательно заявил о своих правах на Гольштейн, Лауэнбург и Шлезвиг (герцоги Августенбурги принадлежали к дому Ольденбургов, но в 1851 г. отец Фридриха отказался сам и от имени своих потомков от прав на герцогства).

Бисмарк отнюдь не желал создания немецкого государства Августенбургов. Он намеривался захватить и присоединить герцогства к Пруссии и воспользоваться шлезвиг-гольштинским вопросом в качестве инструмента своей политики объединения Германии. С целью замаскировать свои захватнические замыслы прусский министр-президент действовал весьма хитроумно и изобретательно. Он всячески старался показать европейским дворам, что Пруссия не стремится аннексировать Шлезвиг и Гольштейн, а лишь хочет обеспечить населению приэльбских территорий мирное национальное развитие в границах утвержденных протоколом 1850 г. Но, как только Бисмарк убедился, что никакого серьезного сопротивления Пруссии державы не окажут, берлинский кабинет начал раскрывать свои карты. Было заявлено, что Пруссия не может более сдерживать законные требования германского патриотизма в шлезвиг-гольштинском вопросе, и карательные меры федеральных войск в отношении Гольштейна и Лауэнбурга не могут быть отложены. При этом Бисмарк доказывал, что подобные меры не только не нарушат прав Кристиана IX, но даже косвенно их признают, так как из самого факта применения к датскому королю принудительных мер в силу федерального акта вытекает, что король состоит членом Германского союза, законным государем Гольштейна и Лауэнбурга. Это, следовательно, не будет благоприятствовать беспочвенным притязаниям Фридриха Августенбургского.

Готовясь к схватке с Данией, прусский министр-президент предложил австрийскому правительству вдвоем решить шлезвиг-гольштинскую проблему, направив австро-прусские войска в Шлезвиг. Это было нужно, чтобы не вызвать преждевременный конфликт с Австрией; кроме того, вовлекая австрийцев в войну, Бисмарк ссорил их с Союзным сеймом. В Вене приняли прусское предложение, так как боялись, что единоличное разрешение Гогенцоллернами шлезвиг-гольштинского вопроса может привести к их гегемонии в Германии. Франц Иосиф льстил себя надеждой, что союз с Пруссией позволит ему держать прусскую внешнюю политику под контролем, а также обеспечит гарантии Берлина по сохранению австрийской власти в Венецианской области, обещанные Бисмарком венскому двору. Очень скоро, однако, Австрии пришлось испытать жестокое разочарование.

7 декабря 1863 г. Франкфуртское собрание, поддерживая притязания Фридриха Августенбургского, постановило оккупировать Гольштейн и Лауэнбург. В конце месяца саксонские и ганноверские войска перешли границу на Эльбе. Кристиан IX вывел датские части из Гольштейна. Бисмарк же использовал занятие Гольштейна для захвата Шлезвига. Вслед за ультиматумом датскому правительству об отмене ноябрьской конституции австро-прусские войска вторглись 1 февраля 1864 г. в Шлезвиг. Протесты так называемой «триады» – Баварии, Саксонии, Ганновера – оказались пустым сотрясением воздуха. Проведя военную демонстрацию на границах двух последних немецких государств, Берлин добился от Франкфуртского сейма «разрешения» для Пруссии и Австрии осуществлять всю полноту власти в трех приэльбских герцогствах. Дания осталась совершенно одинокой – ни одна из европейских держав не пришла ей на помощь.

Пруссия обеспечила себе благожелательную позицию России. Последняя вместе с другими державами побуждала Копенгаген отменить конституцию 1863 г. Когда правительством Швеции обсуждался вопрос об оказании Дании военной помощи, Александр II пригрозил послать войска в Финляндию. Уже во время австро-прусско-датской войны Петербург отклонил предложение Лондона о военной демонстрации держав по примеру 1848 г. Это была щедрая плата Пруссии со стороны России за содействие в польском вопросе. Англия – другой союзник датчан в предыдущей их войне с Пруссией – внешне проявляла живое участие к Дании (симпатии к ней со стороны английской общественности усилились благодаря браку принца Уэльского с дочерью Кристиана Глюкбурга, который через несколько месяцев после «англо-датской свадьбы» стал королем Дании), но воевать в ее интересах сент-джеймский кабинет не собирался. Тем более, что война за Шлезвиг и Гольштейн была бы сухопутной войной, которую Англия не могла вести без союзников на континенте. В начале датско-германского конфликта британский премьер Г. Пальмерстон заявил в палате общин, что Дания не останется одна. Пальмерстон всячески обнадеживал сперва Фредерика VII, а затем Кристиана IX обещаниями помощи, провоцируя их на сопротивление. Глава Форин офис Д. Рассел стремился найти мирное решение, и в этом его поддерживала испытывавшая горячие симпатии к приэльбским герцогствам и находившаяся под сильным влиянием берлинского двора королева Виктория – дочь немки, супруга немца и теща прусского кронпринца. Рассел поверил или, скорее, дал Бисмарку себя убедить в его желании мирного разрешения кризиса.

Когда в Англии узнали об австро-прусском ультиматуме Копенгагену, на британскую дипломатию посыпались раздраженные обвинения в прессе и в парламенте. Пальмерстон, ссылаясь на несогласие королевы и своего кабинета, уклонился от предоставления какой бы то ни было помощи Дании. Вместе с тем, на берегах Темзы попытались подтолкнуть Францию выступить на стороне Дании, поссорив ее тем самым с Пруссией и с Россией. Рассел трижды, до войны и после ее начала, предлагал Парижу совместно вмешаться в дела в Ютландии и предотвратить расчленение датской монархии. Но Наполеон III требовал гарантий – военное участие Англии и ее согласие на расширение границ Франции на левом берегу Рейна. В Лондоне не горели желанием предоставить подобные гарантии. Французский император возложил вину за неудачу вмешательства в польские дела на сент-джеймский кабинет, не забыл он и почти оскорбительный ответ Рассела на свое предложение, сделанное в ноябре 1863 г., о созыве европейского конгресса для обсуждения всех спорных вопросов и замене Венской системы новыми соглашениями. Это было на руку Бисмарку, который с конца 1863 г. и в течении всего 1864 г. всячески старался расположить в свою пользу Наполеона, заверяя его о своей мечте «крепкими дружественными узами» связать Пруссию с Францией. Тюильрийский кабинет решил соблюдать нейтралитет в австро-прусско-датской войне и ожидать развития событий.

Военные действия складывались не в пользу Дании. Ее армия под напором превосходивших сил пруссаков и австрийцев отступала, неся тяжелые потери. От заседавшей в Лондоне международной конференции (апрель – июнь 1864 г.) Кристиан IX никакой эффективной помощи не получил. Военные действия возобновились. Датчан вновь ожидало поражение. Между двумя враждующими сторонами начались переговоры, завершившиеся подписанием 30 октября 1864 г. мирного договора. Датский король отказался «от всех своих прав на Шлезвиг-Гольштейн и Лауэнбург в пользу Пруссии и Австрии».

Теперь Бисмарку предстоял второй, самый рискованный этап намеченного им пути – война с Австрией. Еще в 50-х гг. Бисмарк предвидел, что никакими дипломатическими хитросплетениями нельзя будет заставить габсбургскую державу добровольно выйти из Германского союза, что без поражения на поле битвы она не позволит прусскому королю стать главой объединенной Германии. После разгрома Дании Франкфуртский союзный сейм и даже прусский лантаг требовали, чтобы из приэльбских герцогств было образовано независимое государство во главе с Фридрихом Августенбургским. К подобному решению вопроса стали склоняться и в Вене, где хотели скорее помириться с Германским союзом. Но это шло вразрез с планами Бисмарка. Путем невероятных ухищрений ему удалось убедить Франца Иосифа подписать 14 августа 1865 г. Гаштейнскую конвенцию, определившую статус герцогств. Лауэнбург отходил в полную собственность Пруссии за уплату 2,5 млн талеров. Шлезвиг и Гольштейн оставались совместным владением Пруссии и Австрии, но управление ими объявлялось раздельными: Пруссия получала Шлезвиг, Австрия – Гольштейн; при этом Берлин приобретал некоторые права на участие в управлении и Гольштейном, между тем как Вена не имела никаких прав в Шлезвиге. Сознательно созданная Бисмарком административная и политическая путаница в герцогствах была нужна ему в качестве повода для развязывания войны.

В грядущем австро-прусском столкновении больше всего Бисмарка заботила позиция Франции. Наполеон III поощрял политику «триады» во главе с Баварией, которая была направлена против Пруссии, и хотел утвердить свое влияние в Южной Германии. Бисмарк сознавал, что за столь необходимый ему французский нейтралитет, вероятно, придется расплачиваться землями Бельгии, Люксембурга, рейнских провинций немецких стран. Согласиться на присоединение Бельгии ко Второй империи означало поставить под прямой постоянный удар всю западно-рейнскую Пруссию. Передача же рейнских провинций и Люксембурга грозила непредсказуемыми последствиями в Германии, не говоря о том, что правящие круги Пруссии могли отвергнуть такую сделку. Бисмарк не хотел отдавать ничего, но как тогда предотвратить возможное выступление Франции на стороне Австрии? В сентябре 1865 г., как и год назад, прусский министр – президент отправился на французский средиземноморский курорт Биарриц, где отдыхал Наполеон. Император небрежно отклонил предложенный ему Люксембург, дав понять, что такими мелочами Пруссия не отделается, и ясно намекнул на Бельгию. Бисмарк ничего не ответил, а его собеседник тоже не стал настаивать. Предметом обсуждения в Биаррице явилось и положение дел в Италии.

После провозглашения Итальянского королевства туринский кабинет, под влиянием общественного мнения, пытался дипломатическими маневрами добиться провозглашения Рима столицей государства. Как и в 1859 г. Виктор Эммануил II делал ставку в решении римского вопроса на помощь Франции. Наполеон хотел вовлечь королевство в орбиту французской политики, но ни за что не желал обострять отношения с Ватиканом (где и так не могли просить ему сотрудничества с Кавуром) и ссориться с французскими клерикалами. В Париже, как и в Турине, надеялись убедить папу добровольно отказаться за щедрое вознаграждение от последних остатков светской власти. В мае 1862 г. французская дипломатия предложила Пию IX следующее: папа, не отказываясь от своих светских прав, соглашается фактически пользоваться ими только в пределах вотчины Св. Петра; Итальянское королевство берет на себя римский долг; католические государства договорятся об обеспечении папе приличного цивильного листа и выработают гарантии папскому престолу его духовной власти и обладание Римом с провинцией Лацио. Римская курия ответила категорическим отказом.

В сентябре 1864 г. была заключена франко-итальянская конвенция. Италия обязывалась не только не нападать на владения папского престола, но даже защищать их (имелась в виду возможность освободительных экспедиций гарибальдийцев). Франция обещала отозвать свой корпус из Папской области, как только Пий IX создаст собственную армию. Столица королевства переносилась из Турина во Флоренцию (было осуществлено в 1865 г.) – итальянское правительство рассчитывало, что из Флоренции, расположенной относительно недалеко от Рима, будет несомненно легче спровоцировать освободительное восстание в вечном городе и под предлогом восстановления порядка ввести туда войска. Наполеон решил отвлечь внимание итальянского правительства от Рима и направить его взоры на Венецию, хотя сам не имел намерения вновь воевать с Австрией.

Император проводил запутанную и противоречивую политику. Фактически подталкивая Пруссию к войне с Австрией, он решил втянуть в нее и Италию. В политических и военных кругах Европы полагали, что прусская армия значительно уступает по своей боевой мощи австрийской. Сделав Италию союзницей Пруссии и придав войне затяжной характер, Наполеон хотел, направить на Рейн свежие французские силы, что позволило бы ему выступить в роли всесильного арбитра и перекроить политическую карту Европы. Вскоре после подписания сентябрьской конвенции французским послом в Берлин был назначен В. Бенедетти, который ранее занимал пост посла в Турине и был хорошо известен в европейских столицах как активный сторонник объединения Италии. Но при этом Наполеон хотел расположить в свою пользу Австрию. Он посоветовал венскому двору полюбовно уступить Венецию Италии. Франц Иосиф, полагая, что у него хватит сил для одновременной борьбы и против Пруссии, и против Италии и вместе с тем страшась предстоящего, дал понять, что мог бы отказаться от Венеции, но только в случае успешной войны и взамен территориальных компенсаций в Германии. За четыре дня до начала австро-прусской войны между Францией и Австрией было подписано соответствующее соглашение.

Тайные замыслы Наполеона были разгаданы Бисмарком. Последнего не надо было убеждать в важности для Пруссии союза с Италией. Он поставил задачу сделать войну короткой (чтобы прусская армия освободилась и была готова к действиям на Рейне раньше, чем опомнятся в Тюильри), а для этого заставить австрийцев сражаться на два фронта. При всей заманчивости для Турина идеи союза с Пруссией против Австрии, там осознавали слабость собственных сил. Бисмарк взял на себя ручательство, что Венеция будет отдана Италии, чем бы ни кончились военные действия на южном театре войны. Виктор Эммануил продолжал колебаться. Бисмарк пригрозил, что обратиться за помощью непосредственно к вождям итальянской революции Мадзини и Гарибальди. Бисмарк отличался не только широким складом ума, но и гибкой совестью – ради достижения поставленной цели он заключил бы союз и с дьяволом. Виктор Эммануил решился. В апреле 1866 г. Пруссия и Италия заключили военно-политический союз. Стороны обязались не прекращать военных действий до тех пор, пока Италия не получит Венецианскую область, а Пруссия – равноценные территории в Германии. Туринскому кабинету была предоставлена значительная денежная субсидия.

Предлогом для разрыва отношений Пруссии с Австрией послужили конфликты между администрациями этих стран в Гольштейне, провоцируемые берлинским кабинетом. 15 июня 1866 г. началась война, спустя пять дней в нее вступило Итальянское королевство. Союзниками Австрии стали Саксония, Бавария, Вюртемберг, Ганновер, Баден. О солидарности с Пруссией заявило лишь небольшое число городов в Тюрингии и Северной Германии. Внутриполитическое положение в Пруссии было крайне напряженным. Депутаты лантага публично обвиняли министра-президента в развязывании братоубийственной войны. Бисмарк впоследствии говорил, что никогда ему не приходилось до такой степени все ставить на карту, как в июне-июле 1866 г. Вопреки ожиданиям европейской общественности война оказалась молниеносной и победоносной для монархии Гогенцоллернов. Ее армия была отлично подготовлена начальником Генерального штаба Г. Мольтке-старшим и военным министром А. Рооном.

В решающем сражении 3 июля 1866 г. у богемской деревни Кениггрец (битва при Садовой), прусские войска сокрушили австрийцев. Австрийская армия потеряла 42 тыс. человек убитыми, ранеными и пленными. Еще раньше были разбиты и немецкие союзники Австрии. В середине июля Главная квартира прусских войск расположилась в Никольсбурге, в 20 км от австрийской столицы. То что австрийцы нанесли итальянцам тяжелые поражения в сухопутном сражении при Кустоце (24 июня) и морском – при о. Лиса (20 июля) ничего изменить для Габсбургов не могло. Получив известие о результате битвы при Садовой, растерявшийся Франц Иосиф телеграфировал Наполеону III, что передает ему Венецианскую область с условием ее переуступки Итальянскому королевству и обращается к его посредничеству, чтобы добиться от Италии мира, а от Пруссии перемирия.

Радость победы омрачилась для прусских господствующих кругов дальнейшими неожиданными для всех шагами Бисмарка. Когда после Садовой ликующие Вильгельм I и генералы, которым очень хотелось триумфально вступить в Вену, заговорили о необходимости полного разгрома Австрии, аннексии у нее Саксонии, Судетской области и австрийской части Силезии, Бисмарк потребовал немедленного заключения мира. Пригрозив отставкой и выдержав несколько бурных объяснений с королем, он настоял на своем. В любую минуту могла вмешаться Франция, и прусские войска, стоящие в Богемии, потребовались бы на Рейне. Двинуть армию к Рейну французский император так и не решился. Послы Франции в европейских столицах оставались в неведении относительно намерений своего правительства до второй половины июля 1866 г. Находясь под постоянным влиянием дворцовых группировок и выслушивая противоречивые советы министров, Наполеон проявлял непоследовательность и безволие. Пользуясь этим и мороча голову императору рассуждениями о важности для Франции того, чтобы ее будущая союзница Пруссия стала сильным государством в Северной Германии, Бисмарку удалось добиться значительно большего расширения границ для Пруссии, чем предусматривалось французским МИД.

26 июля в Никольсбурге Пруссия и Австрия подписали условия прелиминарного, а 26 августа в Праге – окончательного мирного договора. Германский союз распускался и Австрия лишалась права вступить в новое государственное объединение Северогерманский союз. К Пруссии были присоединены Шлезвиг, Гольштейн, а также Ганновер, Гессен-Кассель, вольный город Франкфурт-на-Майне и небольшие территории, приобретенные у Баварии и Гессен-Дармштадта. Таким образом был ликвидирован территориальный разрыв между собственно Пруссией и ее западными землями – Вестфалией и Рейнской провинцией. Владения монархии Гогенцоллернов увеличились на 2400 кв. км, а ее население возросло на 4,5 млн человек. Итальянское королевство получило Венецианскую область. Процедура передачи ее Виктору Эммануилу II была аналогична передаче ему Ломбардии в 1859 г. и означала, что Австрия не считала итальянцев победителями.

В апреле 1867 г. под главенством Пруссии был создан Северогерманский союз, объединивший все германские государства к северу от реки Майн (этого территориального ограничения требовали в Тюильри). Австрия, потеряв последние итальянские владения и навсегда оставив свои претензии на ведущую роль в Германии, возобновила, прерванную войной, подготовку соглашения с подвластной Венгрией. В результате достигнутого компромисса страна в начале 1867 г. была преобразована в своеобразное конфедеративное государство на дуалистических началах с двумя центрами, которое стало называться Австро-Венгрией.

Тем временем Наполеон III желал получить компенсации за свой нейтралитет. В начале августа 1866 г. французский посол в Берлине Бенедетти потребовал от Бисмарка согласиться на присоединение к Франции Пфальца и рейнской части Гессен-Дармштадта. Бисмарк ответил, что его государь не считает возможным уступить какие-либо пограничные немецкие территории, а так как посол настаивал, министр-президент бросил холодно: «Хорошо, тогда это означает войну». Правда, он добавил, что если Франция изменит объект своих требований и заговорит о присоединении не относящихся к Германии территорий, то возможно будет договориться. В Париже составили проект тайного союза с Пруссией на условии, что Франции обеспечивается аннексия Бельгии и Люксембурга, а Пруссия в этом случае распространит свою гегемонию на Южную Германию. При тюильрийском дворе не подозревали, что в это самое время южногерманские государства уже подписывали с Берлином соглашения об оборонительном и наступательном союзе. Бисмарк не спешил обескуражить Бенедетти, ожидая окончания переговоров с австрийцами. Как только был заключен Пражский мир, он отклонил все территориальные притязания Наполеона. Невозвратно потеряв время, французский император был попросту обманут. Он был взбешен и подавлен одновременно. Понимая, что без союзников Франция не сможет захватить Бельгию, поскольку Англия никогда бы не позволила ей сделать это, Наполеон сосредоточил внимание на небольшом Люксембурге.

В новый, Северогерманский, союз Великое герцогство Люксембург не вошло, но немцы продолжали считать его частью Германии; в городе Люксембург – сильнейшей в Европе после Гибралтара крепости – стоял прусский гарнизон. Наполеон обратился к королю Нидерландов и великому герцогу Люксембургскому Виллему III с предложением купить герцогство. Испытывая острую нужду в деньгах и подталкиваемый своей фавориткой, Биллем согласился, но не хотел ссориться с берлинским двором. Бисмарк, от которого Бенедетти потребовал содействия в люксембургском вопросе, прибег к новой хитрости. Не отказывая на словах в желании французского императора, он замедлил дело и спровоцировал внушительную демонстрацию в северогерманском рейхстаге против уступки Люксембурга Франции, а в прусской печати началась антифранцузская кампания. Возникла реальная угроза войны. Люксембургский вопрос получил международной звучание.

В мае 1867 г. в английской столице проходила конференция представителей Франции, Пруссии, Нидерландов, Бельгии, Люксембурга, Англии, России, Австро-Венгрии и Италии. В основу подписанного договора лег российский проект: корона Великого герцогства Люксембургского признавалась за наследственным домом Нассау; герцогство объявлялось независимым и «вечно нейтральным» государством (как ранее Швейцария и Бельгия); Люксембург провозглашался открытым городом, все крепостные сооружения подлежали сносу, а прусские войска выводились с территории герцогства. В вопросе о территориальных компенсациях Наполеон потерпел полное дипломатическое фиаско.

Теперь на пути создания единой Германии стояла лишь Вторая империя. Вне Северогерманского союза оставались немецкие государства, лежащие к югу от Майна – Бавария, Вюртемберг, Гессен-Дармштадт, Баден. Хотя осенью 1866 г. они вынуждены были заключить военные соглашения о совместной обороне с Пруссией, в них преобладали сепаратистские или антипрусские настроения. Южногерманские земли исторически тяготели к Франции и Австрии, связанные с ними общностью религии (католической). Наполеон имел виды на Южную Германию, а французские правящие круги строили далеко идущие планы ликвидации Северогерманского союза, восстановления прежней германской конфедерации, возвращения Пруссии в границы герцогства Бранденбургского. Изменение ситуации в Центральной Европе создало серьезную угрозу преобладающему влиянию Франции на континенте. Ее пассивная политика во время австро-прусской войны и ничем не компенсированное усиление Германии вызвали резкую критику французской общественности. В довершение к этому 1867 г. стал годом провала французской колониальной экспедиции в Мексику. Ее захват, планируемый Тюильри и называемый придворными льстецами «самой великой идеей» режима, на деле обернулся позором. В июне, вскоре после эвакуации французских войск, мексиканскими повстанцами был захвачен в плен и расстрелян «император» Мексики – ставленник Наполеона Максимилиан Габсбург (брат австрийского императора Франца Иосифа).

Мексиканская экспедиция нанесла огромный удар престижу Второй империи; французский император предстал перед миром, как авантюрист, бросивший своего союзника на произвол судьбы. К войне, обычному бонапартистскому средству поправить внутренние дела, толкал Наполеона и переживаемый империей политический кризис. Но и Бисмарк не собирался отступать. Он не скрывал, что намерен ликвидировать «линию Майна» и завершить национальное объединение Германии под эгидой Гогенцоллернов. Готовя общественное мнение к новой войне, он любил повторять фразу о том, что его дело «было усадить Германию в седло, а уже дальше она поедет сама». Дипломатическую подготовку к войне с Францией Бисмарк провел превосходно, как, впрочем, и к кампаниям 1864 и 1866 гг. Франция же оказалась в состоянии международной изоляции. Причем, никто так много не поработал над этим, как сам император.

Союз Франции и Англии периода Крымской войны лежал к 1870 г. в развалинах. Между ними за это время накопилось большое число разногласий по вопросам европейской и колониальной политики. Лондон стал усматривать в мощной Пруссии противовес Франции на континенте. Еще в сентябре 1865 г., незадолго до своей смерти, премьер-министр Пальмерстон писал главе Форин офис Расселю: «Принимая во внимание интересы будущего, крайне желательно, чтобы Германия, как целое, сделалась сильной, чтобы она оказалась в состоянии противостоять двум честолюбивым и воинственным державам – Франции и России». Именно поэтому, прусские успехи в 1870 г. (как и в 1866 г.) не вывели из «состояния пассивности» британский кабинет, придерживавшийся нейтралитета. Позицию нейтралитета заняли и на берегах Невы.

Российское правительство, опираясь на планируемый союз с Францией, рассчитывало добиться отмены нейтрализации Черного моря и предлагало в обмен тюильрийскому двору дружбу и сотрудничество. Но поддержка французской дипломатии притязаний России в Восточном вопросе в первые годы после Крымской войны носила весьма ограниченный характер. Наполеон упорно не хотел пересматривать статьи Парижского договора и способствовать восстановлению русских позиций на Ближнем Востоке. Концу сближения России и Франции послужило вмешательство Наполеона в польское восстание 1863 г. Тем не менее министр иностранных дел Горчаков до самого начала кризиса 1870 г. предпринимал шаги к выработке согласованной политической линии с Парижем. В июле 1866 г. царское правительство предложило Наполеону III совместно выступить с протестом против предполагавшегося уничтожения Германского союза и аннексии Пруссией немецких княжеств, поставив этот вопрос на международном конгрессе. Но Наполеон пытался добиться территориального вознаграждения от Бисмарка. Отказ от союза с Россией и даже нежелание улучшить отношения с ней явилось серьезнейшим просчетом, если не роковой ошибкой, бонапартистской дипломатии.

Государством, способным помочь России освободиться от пут, связывающих ее на Черном море, оказалась Пруссия. В Петербурге не без тревоги следили за действиями Пруссии, направленными на подчинение всей Германии своему влиянию, но угрозу, которую это несло России, были склонны недооценивать. Сказывались симпатии к монархии Гогенцоллернов влиятельных кругов сановного дворянства и настроения Александра II, поглощенного чувством династической привязанности. Горчаков считал необходимым оказывать противодействие планам Бисмарка по дипломатическим каналам и весьма осторожно подходил к сближению с Берлином. Лишь упорное нежелание Франции договориться с Россией приводило русского министра к мысли, что соглашение с Пруссией является «менее невыгодной политикой». Узнав о недовольстве Александра нарушениями «легитимных» прав немецких князей и предложении Горчакова созвать конгресс для рассмотрения германских дел, Бисмарк тут же выразил желание уплатить ту цену, которое хотело царское правительство.

Летом и осенью 1866 г. состоялись визиты в Петербург генерал-адъютанта Э. Мантейфеля и прусского кронпринца Фридриха. Была достигнута договоренность о том, что Пруссия окажет поддержку России в отмене статей Парижского договора о нейтрализации Черного моря, а Россия не будет препятствовать созданию Северогерманского союза во главе с Пруссией. Эти визиты имели далеко ведущие последствия. В феврале 1868 г. начались русско-прусские переговоры о согласованных действиях на случай франко-прусской войны, а в июне того же года между Александром II и Вильгельмом I было достигнуто устное соглашение, фактически имевшее силу договора: Россия обязывалась не только соблюдать нейтралитет, но и направить к границе Австро-Венгрии крупные силы и тем самым принудить ее воздержаться от поддержки Франции; в случае вступления Австро-Венгрии в войну, Россия не исключала возможности занятия Галиции; Пруссия официально подтвердила свое намерение содействовать России при пересмотре Парижского договора. В первые дни франко-прусской войны, в ответ на запрос Берлина, царское правительство подтвердило принятые обязательства. Александр также специально предостерег австрийского императора от желания вмешаться в войну, заверив его от своего имени и от имени прусского короля, что безопасность границ Австро-Венгрии гарантируется, если она останется нейтральной.

Французская дипломатия приложила немалые усилия, чтобы сделать монархию Габсбургов своей союзницей. Наполеон III предлагал на выбор Францу Иосифу Южную Германию или прусскую часть Силезии. В августе 1867 г. состоялась встреча монархов в Зальбурге, а весной следующего года начались австро-французские переговоры о военно-политическом союзе. Они тянулись вплоть до начала франко-прусской войны, но так и не привели к положительным результатам. Военные и аристократические круги, высший католический клир в Австрии не примирились с поражением 1866 г. и жаждали реванша. Смертельным врагом Бисмарка являлся Ф. Бейст, который после капитуляции Саксонии (союзницы Австрии) по требованию берлинского кабинета был вынужден покинуть свой пост главы саксонского правительства и поступил на службу Францу Иосифу сначала в качестве министра иностранных дел, а затем канцлера Австро-Венгрии. Но монархии нужно было время, чтобы оправиться после полученного удара под Садовой и завершить реорганизацию армии. Франц Иосиф не мог питать к Наполеону особого доверия, а Бейста постоянно мучила мысль, что французский император способен завлечь венский двор в ловушку, например, столкнув его с Пруссией, а сам договориться с Бисмарком.

Едва ли не решающую роль в срыве стремлений Вены продолжить традиционную антипрусскую политику сыграла позиция Венгрии и лично ее премьер-министра Д. Андраши. В Пеште не хотели присоединения к Австрии германских территорий, неизбежного в случае разгрома Пруссии, поскольку это нарушило бы существующее равновесие в дуалистическом государстве в пользу Австрии. В Зальбурге Андраши прямо заявил Наполеону, что в случае войны с Пруссией Франция не должна рассчитывать на Венгрию. Австрийские немцы тоже противились участию Австрии в войне и через свою прессу старались активизировать чувства германской родственности и старых обид на Францию. При всей враждебности к Гогенцоллернам и прусскому юнкерству австро-немецкие либералы понимали, что реванш меньше всего осуществим через участие в антигерманской войне в качестве французского союзника.

Австро-венгерский канцлер не решался давать Тюильри военные обязательства, опасаясь не только острых внутриполитических осложнений, но и ответных действий России. Убедившись в невозможности заключения союза с Францией на почве германского вопроса, Бейст попытался использовать Восточный вопрос. Вена могла пойти на антипрусское соглашение с Францией, ориентируясь на войну с Россией. Но Наполеон добивался помощи от австрийцев на Западе, а не на Востоке. К тому же восточные проблемы остро затрагивали интересы Англии, и двухстороннее австро-французское соглашение в этой области могло вызвать ее недоброжелательность. Бейст стремился заинтересовать Лондон идеей возрождения комбинации 1853–1856 гг. – союза Австрии с западными державами против России и для изоляции Пруссии. Англичане к ней интереса не проявили. В складывающихся условиях сент-джеймскому кабинету было выгоднее не стимулировать осложнения на Востоке, а вести игру на противоречиях между Францией и Пруссией в Европе, ибо здесь Англия могла рассчитывать на роль третейского судьи, в то время как на Востоке она выступила бы в качестве участника конфликта.

В ходе австро-французских переговоров было решено привлечь к ним Итальянское королевство. На Апеннинах оказались разочарованы итогом итало-австрийской войны. Правительство Виктора Эммануила II рассчитывало получить, кроме Венецианской области, и другие владения Габсбургов – Южный Тироль (Трентино), альпийскую область населенную по преимуществу итальянцами, которая во время кампании 1866 г. почти вся была занята армией Гарибальди, а также адриатический порт Триест вместе с землями Истрии. В декабре 1866 г. из Папской области были эвакуированы французские войска, но несколько тысяч французских солдат и офицеров остались на службе Пия IX в качестве волонтеров. Флорентийский кабинет, естественно, протестовал.

Осенью 1867 г. Наполеон III вновь направил в Папскую область экспедиционный корпус в связи с очередным походом Гарибальди за освобождение Рима. 3 ноября при Ментане объединенные силы французских и папских войск нанесли поражение гарибальдийцам. Французский корпус остался охранять Пия IX. Наполеон продолжал противиться включению Папской области в состав итальянского государства, что вызывало ненависть итальянских патриотов и крайнее раздражение при флорентийском дворе. Предпринимавшиеся неоднократно французским императором попытки решить мучительный для него римский вопрос путем передачи его на рассмотрение международной конференции успеха не имели. Державы не проявляли никакого желания помочь Тюильри выпутаться из создавшейся ситуации, судьба светских владений папы их тоже не особенно беспокоила.

Получив приглашение принять участие в австро-французских переговорах, Виктор Эммануил проявил готовность заключить тройственный союз, но потребовал вывода французского корпуса из Папской области. Наполеон ответил отказом. Итало-австрийские же контакты развивались весьма успешно. В Австрии, разрабатывая планы возможных военных операций против Пруссии, большое внимание уделяли безопасности своих юго-западных рубежей, на границе с Италией. С этой точки зрения представлялось весьма целесообразным заключение австро-франко-итальянского союза. Канцлер Бейст сообщал Виктору Эммануилу, что будет ему содействовать овладеть Римом и даже готов рассмотреть возможность передачи Италии Южного Тироля. Но римский вопрос являлся камнем преткновения во франко-итальянских отношениях. В конечном итоге в Вене и Флоренции решили остаться нейтральными в конфликте Франции и Пруссии и ждать развития военных действий.

В Северной Европе Наполеон III рассчитывал привлечь на свою сторону Данию, которая, подвергшись жестокому расчленению в 1864 г., и тщетно ожидавшая от Берлина проведения плебисцита в Северном Шлезвиге (по статье Пражского договора 1866 г. население этой области, где доминировали датчане, воссоединялось с Данией, если бы выразило на это согласие), должна была соблазниться возможностью взять реванш, объединившись с Францией против Пруссии. В конце июля 1870 г. (уже шла франко-прусская война) французская эскадра бросила якорь у северного побережья Ютландии, а в Копенгаген прибыл французский дипломат А. Кадар с предложением военного союза. В качестве платы датскому правительству было обещано возвращение всего Шлезвига. Французские приготовления на Балтийском и Северном морях способны были нанести ущерб торговле России и ее военно-морским позициям. Российская дипломатия приняла контрмеры для нейтрализации миссии Кадара. Предостережения, полученные из Петербурга, наряду со слабостью военных ресурсов, вынудили Данию соблюдать нейтралитет.

В предстоящей войне с Францией, считал Бисмарк, важно было использовать такой повод, который, продемонстрировав агрессивные устремления Наполеона, не только закрепил бы нейтралитет держав, но и сплотил вокруг Пруссии немецкое общество против «наследственного врага» – Франции, сломил сопротивление антипрусской оппозиции в Южной Германии. Западня, куда прусский министр-президент заманил французского императора, была устроена мастерской рукой. Избрание 1 июля 1870 г. на вакантный престол Испании немецкого принца Леопольда из дома Гогенцоллернов (выдвижение кандидатуры которого инспирировал Бисмарк) и резкий протест Наполеона, переговоры Вильгельма I с французским послом Бенедетти в Эмсе и официальный отказ Леопольда от испанской короны, новое, заведомо неприемлемое и оскорбительное требование Парижа к прусскому монарху, и публикация в «отредактированном» Бисмарком виде «эмской депеши» с изложением беседы Вильгельма и Бенедетти – все эти хорошо известные события позволили Бисмарку с помощью провоцирующих ходов заставить правительство Наполеона взять на себя инициативу военной развязки.

19 июля Франция объявила войну Пруссии. Стратегический план французского командования заключался в том, чтобы раньше противника открыть военные действия и, нанеся стремительный удар в направлении Франкфурта-на-Майне, разъединить Северогерманский союз с южными германскими государствами и ускорить вступление в войну Австрии и Италии. Этот план оказался нереальным вследствие численного превосходства немецких войск (500 тыс. против 300 тыс. французов) и их преимуществ в мобилизационной готовности. Немецкие армии начали наступление и, разбив французов под Вейсенбургом, Верте и Шпихерном (4–6 августа), оккупировали часть Эльзаса и Лотарингии. 1 сентября под Седаном немцы нанесли сокрушительное поражение французам. Наполеон, находившийся при армии в качестве главнокомандующего, сдался в плен, а вместе с ним должны были сложить оружие 83 тыс. (!) французских солдат и офицеров. Узнав о седанской катастрофе, народные массы Парижа ответили революцией. 4 сентября монархия была низложена, провозглашена республика и сформировано «правительство национальной обороны». Немецкие войска продвигались вглубь Франции и 19 сентября блокировали Париж. Капитуляция Меца 27 октября и сдача противнику Орлеана 4 декабря довершили военный разгром Франции.

Уже первые поражения французских войск поставили под угрозу расчеты дипломатии нейтральных стран, строившиеся на предполагаемом успехе Франции. После Седана в Вене и Флоренции окончательно отказались от военного вмешательства на стороне Франции. Правительства Италии и России решили использовать благоприятную конъюнктуру для решения своих внешнеполитических задач.

«Бедный император! Но я, черт побери, дешево отделался!», – воскликнул Виктор Эммануил, когда ему сообщили о результатах сражений под Верте и Шпихерном. Тщетно теперь просил Наполеон помощи у флорентийского двора. Не помог ему и отзыв французского корпуса из папских владений, где он постоянно находился с 1849 г. (с девятимесячным перерывом в 1867 г.). Но даже сейчас Наполеон не соглашался на занятие итальянскими войсками Рима. Под давлением народа Виктор Эммануил пришел к выводу о необходимости применения решительных мер для обладания Папской областью. 29 августа 1870 г. МИД Италии разослал циркулярную ноту в европейские столицы с призывом к державам безотлагательно решить римский вопрос. После Седана был направлен новый циркуляр, в котором говорилось о решении итальянского правительства занять территорию папского государства при гарантии «духовной независимости» папы. Протеста со стороны держав не последовало. После безуспешных переговоров с Пием IX королевские войска были введены сначала в Папскую область, а затем 20 сентября в Рим. В ходе плебисцита 2 октября жители области подавляющим большинством голосов высказались за включение в состав Итальянского королевства. Во владениях папы остались Ватиканский и Латеранский дворцы в Риме и загородная вилла (в 1929 г. получили название государства Ватикан). Летом 1871 г. «вечный город» стал столицей Италии. С освобождением Рима завершилось создание итальянского национального государства.

В конце октября 1870 г. российский министр иностранных дел Горчаков решил, что наступил момент «смыть пятно», оставшееся от поражения в Крымской войне. Франция – один из главных гарантов Парижского договора – была повержена. Без нее Австро-Венгрия не рискнула бы оказать России решительное сопротивление, тем более, что ее внимание поглощали германские дела. Турция без сильной европейской коалиции не смела бы выступить против России. Оставалась Англия, но та находилась в известной изоляции. Необходимо было действовать быстро, пока Пруссия еще нуждалась в поддержке России. При петербургском дворе оказалось немало деятелей, считавших рискованным и несвоевременным намерение Горчакова объявить об отмене ограничительных статей Парижского договора (на практике Россия не могла сразу воспользоваться восстановлением прав на Черном море, так как не имела там военного флота). Однако Александр II счел возражения несостоятельными. 30 октября Горчаков направил циркуляр российским послам при правительствах держав – участниц Парижского договора. В нем констатировалось, что Россия точно соблюдала статьи договора 1856 г., в то время как другие державы его неоднократно нарушали. Далее следовало заявление, что российское правительство не может мириться с таким положением вещей и поэтому не считает себя более связанным обязательствами, ограничивающими его суверенные права на Черном море. В заключении послам предписывалось разъяснять правительствам, что демарш имеет целью только оградить безопасность России, и что все остальные статьи Парижского договора будут ею неукоснительно соблюдаться.

В Западной Европе циркуляр Горчакова вызвал большое возбуждение. С наиболее резким осуждением выступила Англия. Заявила протест и Австро-Венгрия. Италия, озабоченная тем, чтобы державы оставили ей право владеть Римом, заняла уклончивую позицию. Решающее слово должна была сказать Пруссия. Бисмарк, не уверенный в том, как будет реагировать Европа на реализацию его аннексионистской программы мира и подготавливаемое провозглашение Германской империи, еще в сентябре 1870 г. напомнил Горчакову о возможности пересмотра Парижского договора. Теперь он выполнил свое обещание. В беседе со вторым секретарем по иностранным делам Англии Расселом, специально направленным на переговоры с прусским министром-президентом, Бисмарк признал справедливыми требования России, дал понять, что на Пруссию нельзя рассчитывать при создании антирусского фронта и предложил созвать международную конференцию.

Конференция проходила в январе-марте 1871 г. в Лондоне. В приложении к протоколу первого заседания был сформулирован важный принцип международного права: никакое государство не может уклониться от обязательств по международному договору или изменить его условия, кроме как с добровольного дружественного согласия всех заинтересованных сторон. Затем последовала острая дискуссия об условиях урегулирования. Английский и австрийский представители соглашались признать отмену нейтрализации Черного моря, но за это требовали, под предлогом обеспечения безопасности Турции, изменить в пользу своих стран режим Проливов и предоставить им в пользование военно-морские базы в Османской империи. Такие претензии противоречили интересам не только России, но и Турции. В конце концов от планов приобретения морских баз английскому и австро-венгерскому правительствам пришлось отказаться. Что касается режима Проливов, то он претерпел некоторые не вполне благоприятные для России изменения по сравнению с Лондонской конвенцией 1841 г.: султану предоставлялось право открывать их в мирное время для военных судов «дружественных и союзных держав» в случае, если Порта найдет это необходимым. Установленный Лондонской конвенцией 13 марта 1871 г. режим Проливов действовал вплоть до Первой мировой войны. Россия же, полностью восстановив свои суверенные права на Черном море, одержала большую дипломатическую победу, которая укрепила ее международные позиции.

В ноябре 1870 г. успешно завершились переговоры о слиянии южногерманских государств с Северогерманским союзом. 18 января 1871 г. в резиденции французских королей – Версале, где разметилась ставка прусского короля и куда съехались монархи и члены правительств всех германских государств, а также весь аккредитованный при них дипломатический корпус, – Вильгельм I Гогенцоллерн был объявлен наследным императором (кайзером) Германии. Французское правительство, несмотря на охвативший всю страну патриотический подъем, не смогло организовать эффективный отпор врагу. Нежелание вооружить народ, страх перед революционными выступлениями побуждали его добиваться скорейшего заключения мира. 26 февраля в Версале был подписан прелиминарный, а 10 мая 1871 г. во Франкфурте-на-Майне – окончательный франко-германский мирный договор. Германия получила Эльзас и Восточную Лотарингию, которые с XVII в. находились в составе французского государства. Франция должна была в течении трех лет выплатить гигантскую контрибуцию (5 млрд франков золотом), до уплаты которой на части территории страны размещались германские оккупационные войска. Франкфуртский мир зафиксировал глубокие перемены в политическом положении Европы – Франция, навсегда распрощавшись с претензиями на расширение границ до Рейна, на «особую роль» в германских делах, которую пыталась играть еще со времен Генриха IV Бурбона и кардинала А. Ришелье, утратила преобладающее положение на континенте, где, в центральной ее части, утвердилась мощная Германская империя.

Созданная в 1814–1815 гг. Венская система международных отношений с объединением Италии и Германии окончательно распалась. В Европе установился новый миропорядок.

Внешняя политика США. Дипломатия в годы Гражданской войны и Реконструкции

Весной 1789 г. конгресс США первого созыва принял законы об учреждении органов исполнительной власти. Наряду с департаментом финансов и военным департаментом был создан государственный департамент. Главной функцией возглавившего его государственного секретаря явилось руководство внешнеполитическими сношениями республики. В целом обязанности госсекретаря в области внешней политики были практически те же, что у его предшественников, стоявших во главе комитетов секретной корреспонденции, а затем иностранных дел. Существенное отличие заключалось в том, что секретари комитетов занимали свои должности «по желанию» конгресса, которому принадлежало право принятия окончательных решений, а госсекретарь назначался на должность «с согласия» сената «по желанию» президента, который стал играть теперь главную роль в проведении внешнеполитического курса. Госдепартаменту придавалось особое значение, его руководитель обрел высший ранг среди членов президентского кабинета. Рядовые налогоплательщики примитивно рассматривали своих дипломатов как лиц, получивших привилегии и наслаждающихся удовольствиями зарубежных поездок за их счет, а дипломатическую службу как самое бесполезное из всех ведомств. Правда недоверие к дипломатии не распространялось на консульские службы, олицетворявшие собой развитие торговых отношений, прибыльные сделки и финансовое благополучие американцев. Конгресс поддерживал консульские связи, а содействие коммерсантам стало традиционно важной функцией госдепартамента.

Когда в 1796 г. истекал второй срок пребывания Д. Вашингтона на посту президента США, он обратился к правительству и народу с документом, получившим известность как «Прощальное послание». Внешнеполитический раздел этого, ставшего одним из наиболее знаменитых, документа американской истории, содержал идеи (они были выработаны еще в начале Войны за независимость) для будущих поколений американцев при определении внешнеполитического курса страны. «Великое правило для нас в отношении иностранных государств, – утверждалось в «Послании», – состоит в том, чтобы расширяя наши торговые отношения, иметь с ними как можно меньше политических связей». Поскольку «Европа обладает системой весьма важных интересов, которые не имеют к нам никакого отношения или очень отдаленное», первый американский президент призывал своих соотечественников не впутываться в европейские конфликты, строго придерживаться принципа нейтралитета, признавая вместе с тем целесообразность и необходимость «временных союзов при чрезвычайных обстоятельствах». Заветы Вашингтона в области внешней политики отвечали национальным интересам молодого, еще не окрепшего государства. «Послание» традиционно рассматривалось Соединенными Штатами как основа американской политики изоляционизма. На деле это был один из мифов, которыми так богата американская история. США никогда не были и не могли быть изолированы от остального мира. Вашингтон и другие «отцы-основатели» верили, что созданная ими республика со временем выйдет на мировую арену и будет вести диалог с другими государствами не только на равных. Со свойственным им прагматизмом американские политики надеялись обеспечить себе свободу действий на международной арене в своих интересах.

С самого начала существования США их внешняя политика имела экспансионистскую направленность; расширение территорий стало одной из основных задач американской дипломатии. Еще в «План договоров», одобренный Континентальным конгрессом в 1776 г., была включена статья, в соответствии с которой все территории североамериканского континента и расположенные около него острова объявлялись находящимися в «безраздельном и вечном владении» Соединенных Штатов. Важнейшим внешнеполитическим актом их правительства в 20-е гг. XIX в. стало провозглашение доктрины Монро – первой внешнеполитической доктрины США. Происхождение и основные ее принципы были обусловлены не только сложившейся в то время международной обстановкой (проекты интервенции Священного союза в Латинскую Америку для восстановления там испанского господства), но и процессами, происходившими внутри самих Соединенных Штатов (развитие капитализма, пробуждение американского национализма, формирование экспансионистских идей). Для обоснования преимущественных «прав» в Западном полушарии политические деятели США неоднократно ссылались на различные аргументы – теорию «естественных границ», доктрину «политического тяготения», концепцию «американской системы», принципы «неперехода» и «неколонизации».

2 декабря 1823 г. президент Д. Монро обратился к конгрессу с ежегодным посланием. Его основные идеи были сформулированы госсекретарем Д. К. Адамсом. «Политические системы Европы и Америки не только различны, но и противоположны друг другу», – заявлялось в президентском послании. Соединенные Штаты не претендуют на вмешательство во внутренние дела европейских государств, но будут «рассматривать любую политику с их стороны распространять свою систему (т. е. монархический режим. – Авт.) на любую часть нашего полушария опасной для нашего спокойствия и безопасности». «Мы не вмешиваемся и никогда не будем вмешиваться в дела существующих колоний», – отмечалось далее, но «американские континенты, пользуясь всеми условиями свободы и независимости, которыми они обладают и которые они поддерживают, впредь не могут рассматриваться как объекты для будущей колонизации какой-либо европейской державы». В последующей части своего послания Монро присваивал США «право» на вмешательство в дела всех других американских государств, причем эти притязания искусно маскировались борьбой против возможного вмешательства в дела Америки со стороны европейских правительств.

Доктрины Монро, основанная на идеях невмешательства и осуждении дальнейшей колонизации американских континентов, явно диссонировала с европейскими принципам легитимизма, «правом» интервенции с целью восстановления власти «законного монарха». Но, одновременно, она содержала и экспансионистское начало. Развивая принципы, заложенные в доктрине Монро, руководство США уже в середине 40-х гг. XIX в. объявило, что их страна претендует на особые отношения с другими американскими странами и рассматривает себя как великую державу, призванную вершить судьбы всего Западного полушария. Для идеологического обоснования подобных претензий большое значение имела теория «предопределения судьбы». Сформулированная журналистом Д. О'Салливэном она гласила, что североамериканцы – избранный народ, которому судьбой предопределено превратить Америку в «зону свободы».

Курс на вмешательство в соседние государства, проводимый в соответствии с доктриной Монро, в конце XIX в. правящие круги США подкрепили возникшим ранее, но активизировавшимся в это время панамериканизмом. (Термин «панамериканизм» впервые использовала одна нью-йоркская газета в 1899 г., впоследствии он получил широкое распространение). В основу этой доктрины был положен тезис о «континентальной солидарности» и существующей, якобы, «общности интересов» всех стран Западного полушария, обусловленной их географическим расположением, взаимосвязью экономики, сходством политических систем и исторических судеб. США, добиваясь экономической и политической гегемонии над всем Американским континентом, задались целью подчинить движение панамериканизма своим интересам, выгодным для Соединенных Штатов и неблагоприятным для их европейских соперников.

Для США особое значение имели отношения с бывшей метрополией – Великобританией, которая занимала монопольное положение в области их торговли и на протяжении всего XIX столетия являлась главным внешнеполитическим конкурентом Соединенных Штатов. После заключения Парижского мирного договора 1783 г. и Англия, и США высказывали претензии по поводу толкования и выполнения его различных статей, и с самого начала и англичане, и американцы нарушали договор. Англия удерживала за собой ряд американских фортов, расположенных вдоль границ с Канадой, отказывалась возвратить американским плантаторам захваченных во время Войны за независимость негров-рабов, а американские штаты не спешили возвращать долги (около 5 млн ф.с.) английским кредиторам и компенсировать лоялистов. Порты британской Вест-Индии были закрыты для американской торговли; в Лондоне не желали заключать с США равноправное торговое соглашение.

Когда в 1792–1793 гг. начались войны европейских монархов против революционной Франции, Англия приступила к ее морской блокаде, начав задерживать торговые корабли нейтральных стран, в том числе американские, идущие во Францию или в ее владения в Вест-Индию. По мере победоносного наступления французской армии международное и внутреннее положение Англии становилось все более тяжелым, и новая война с Америкой не входила в планы сент-джеймского кабинета. В этой связи запрет на торговлю США с французской Вест-Индией был снят. Американское правительство решило использовать благоприятный момент и направило в Лондон с чрезвычайной миссией председателя Верховного суда Д. Джея.

В ноябре 1794 г. был подписан англо-американский «договор о дружбе, торговле и навигации» («договор Джея»). Британское правительство согласилось вывести войска из фортов у американской границы, а для рассмотрения спорных вопросов об уплате довоенных долгов и претензий американских судовладельцев создавались совместные арбитражные комиссии. В пограничных районах США и Канады была узаконена свободная торговля мехами. В остальном американскому посланнику не удалось добиться значительного успеха: плантаторы, обязанные выплатить свои долги англичанам, не получали компенсации за отобранных у них негров-рабов, а торговля с британской Вест-Индией разрешалась лишь на небольших судах и при условии доставки товаров только из США. Вопрос о захвате судов под американским флагом оставался открытым. В то же время Соединенным Штатам запрещалась принимать в своих портах каперские корабли враждебных Англии государств, а британское судоходство в Америке ставилось в условия наибольшего благоприятствования.

При всей ограниченности достигнутых Джеем результатов договор 1794 г. явился важным событием в отношениях США с бывшей метрополией, поскольку урегулирование разногласий было необходимо молодой республике. После возобновления в 1803 г. войны Францией Лондоном была принята серия указов, направленных на блокирование торговых связей Франции с другими, в том числе и нейтральными, государствами. Англичане снова стали захватывать американские суда и устраивать на них обыски с целью задержания и наказания так называемых дезертиров – американских моряков английского происхождения (на протяжении 1803–1812 гг. англичане захватили более 900 торговых судов США; многие тысячи американских моряков были насильственно сняты со своих кораблей и завербованы в британский флот). Эти репрессивные меры подрывали не только морскую торговлю американцев, но и основы их национального суверенитета. В Соединенных Штатах росли воинственные настроения. В конце 1811 г. в конгрессе преобладающее положение заняли «военные ястребы»; их лидер Г. Клей был избран председателем палаты представителей. За необходимость объявления войны Англии активно выступал будущий президент, а в то время госсекретарь Монро. Отчетливо проявились и экспансионистские планы. Клей публично «обосновывал» необходимость и легкость захвата Канады, наряду с владениями Испании на североамериканском континенте.

В июне 1812 г. конгресс США объявил войну Великобритании. Она явилась результатом, с одной стороны, своекорыстной политики Англии, ее стремления к подрыву экономики США, деспотичных действий на море и нарушения элементарных прав нейтрального мореплавания, и в этом смысле являлась продолжением освободительной борьбы Соединенных Штатов за независимость 1775–1783 гг. С другой стороны, война была вызвана экспансионистскими устремлениями правящих кругов самих США. Захватнические планы не вызвали энтузиазма в народных массах. Для завоевания Канады не удалось собрать ни добровольцев, ни сколько-нибудь значительно пополнить небольшую регулярную армию. С огромными трудностями президентской администрации пришлось столкнуться и в финансовой области. Штаты Новой Англии, занимавшие важное стратегическое положение на границе с Канадой и имевшие наибольшую концентрацию населения и материальных средств, отказались предоставить в расположение центрального правительства свою милицию и поддержать финансовые мероприятия. Следствием всего этого была позорная капитуляция американских войск в Детройте в августе 1812 г. И в дальнейшем попытки вторжения в Канаду успеха не имели, встречая отпор как со стороны регулярной английской армии, так и со стороны ополчения при все возрастающей поддержке канадцев. Между тем в Северную Америку продолжали прибывать свежие подкрепления английских войск, а британский флот, освободившийся от операций против наполеоновской Франции в Европе, установил полную блокаду побережья Соединенных Штатов.

В августе 1814 г. английские моряки, поднявшись на лодках по реке Патуксент и практически не встретив противодействия, захватили столицу федерального Союза – Вашингтон. Англичане сожгли Капитолий, Белый дом, другие правительственные здания и вернулись на свои суда. Все более жесткой становилась позиция Англии и на международной арене; начавшиеся мирные переговоры в бельгийском городе Генте зашли в тупик в результате непомерных требований лондонского кабинета. Характер войны начал меняться и приобретать характер борьбы за обеспечение независимости и территориальной целостности Соединенных Штатов, где начался патриотический подъем для отпора неприятелю. Попытка англичан повторить «вашингтонский вариант» в отношении Балтимора провалилась – уже на дальних подступах к городу они встретили упорное сопротивление и предпочли оставить свое предприятие. В связи с этим событием был написан национальный гимн США. В январе 1815 г., еще не зная о заключении мира, американские войска под командованием генерала Э. Джексона не только отразили наступление крупных сил англичан на Новый Орлеан, но одержали над ними полную победу. 24 декабря 1814 г. был подписан Гентский мирный договор, который скорее обходил молчанием, чем разрешал вопросы, вызвавшие войну. Но несомненным ее итогом явилась внутренняя консолидация американского народа как самостоятельной нации.

После окончания войны предметом ожесточенных споров между США и Англией явился вопрос об отдельных участках границы, что было связано с заселением свободных земель и торговлей пушниной. Англо-американская демаркационная линия на севере – от оз. Лесное на запад до Скалистых гор – была определена сравнительно легко: в соответствии с конвенцией 1818 г. она стала проходить по 49-й параллели. Договор 1842 г. окончательно уточнил северо-восточную границу США с Канадой: от оз. Лесное на восток через Великие озера, по реке Св. Лаврентия до Атлантического океана.

Гораздо сложнее обстояло дело с Орегоном – обширной областью, простиравшейся от побережья Тихого океана до Скалистых гор и от Аляски до Калифорнии. В связи с отсутствием четко обозначенных границ между владениями США, Англии, Испании и России на северо-западе Америки этот регион был ареной столкновения интересов названных государств. Англо-американская конвенция 1818 г. выработала по проблеме Орегона компромиссное решение: все земли к западу от Скалистых гор, на которые претендуют США и Англия, провозглашались открытыми для доступа подданных обеих договаривающихся сторон. Границы этой территории как на севере, так и на юге конвенцией не фиксировались. Но уже в 1819 г. выяснилось, что согласившись по Трансконтинентальному договору на установление испано-американской границы на Северо-Западе по 42-й параллели, Испания отказалась от всяких претензий на области, расположенные к северу от этой линии, в пользу США. Согласно конвенциям, заключенным Россией с США (1824) и Англией (1825) граница российских владений на Тихоокеанском побережье устанавливалась по 54°40? с.ш.

К середине 40-х гг. соперничество из-за спорных территория крайне обострилось. В конгрессе США и на страницах печати велась интенсивная кампания за их захват. Экстремисты выдвинули лозунг: «54°40? с.ш. или война». Но в Белом доме, озабоченном накалившимися отношениями с Мексикой не собирались вступать в серьезный конфликт с Англией. К мирному урегулированию затянувшегося спора из-за Орегона стремились и в Лондоне. Договор 1846 г. предусматривал компромиссное решение – линия размежевания между владениями обеих государств устанавливалась к западу от Скалистых гор по 49-й параллели. Англо-американская граница стала трансконтинентальной.

Значительным фактором в англо-американских отношениях являлась Центральная Америка. В связи со стремлением США утвердиться на Тихом океане и включить в сферу своего влияния страны этого региона особое значение приобрели поиски кратчайшего морского пути к западному побережью Америки и в Азию. Согласно договору 1846 г. с новой Гранадой (позже Колумбией) США добились права свободного и беспошлинного транзита через Панамский перешеек. Основанная в 1849 г. американская «Компания Панамской железной дороги» получила концессию на строительство железнодорожного пути от Атлантического до Тихоокеанского побережья. Тогда же в США вынашивались планы постройки межокеанского судоходного канала на территории Никарагуа. Группа американских дельцов заключила контракт с никарагуанским правительством на его сооружение. Однако в условиях фактической гегемонии Англии в Карибском бассейне США не могли претендовать на полный контроль над межокеанскими коммуникациями. В связи с этим по инициативе американской дипломатии в 1850 г. был подписан англо-американский договор Клейтона-Бульвера, в соответствии с которым оба государства обязались не добиваться исключительных прав на будущий канал (или железную дорогу) между двумя океанами, гарантировали его нейтрализацию, отказывались от всяких попыток оккупировать, колонизировать или подчинить своему господству какую-либо часть Центральной Америки. Практически это означало, что Англия лишалась Москитового берега (атлантическое побережье Никарагуа), утрачивала свои позиции в Никарагуа и Коста-Рике. Хотя США ничего не приобрели, соотношение сил в борьбе за карибские страны явно изменилось в их пользу.

Важное значение для США имели взаимоотношения с Францией, которые развивались неровно и сложно. Начавшуюся в 1789 г. во Франции революцию американцы восприняли с симпатией и энтузиазмом; борьба французского народа против европейских монархий оценивалась как наступление новой эры в Европе. Вместе с тем, союзный договор с Францией, заключенный еще в 1778 г., осложнял международное положение США как нейтральной державы. Так, согласно этому договору, в случае войны Франции с третьей стороной, Соединенные Штаты обязаны были защищать ее владения в Вест-Индии и пропускать в свои порты только французские военные суда. Американское правительство оказалось перед трудным выбором: либо, противопоставив себя Англии, углублять сотрудничество с Францией, где в 1792–1793 гг. взяли курс на воссоздание союза с заокеанской республикой, вынашивая планы ликвидации английских и испанских владений в Северной Америке, либо за счет Франции урегулировать отношения с «владычицей морей».

В правящих сферах США были сторонники как «французской», так и «английской» внешнеполитической ориентации. С установлением якобинской диктатуры и революционного террора, события во Франции утратили свою привлекательность. Решающим ударом по франко-американскому союзу оказался «договор Джея». В Париже усмотрели в нем антифранцузскую направленность, и французы начали массовый захват американских торговых кораблей. Выступая на чрезвычайной сессии конгресса президент Д. Адамс 16 мая 1797 г. в резких выражениях осудил действия французского правительства. Вместе с тем, он не считал разумным еще больше обострять франко-американские отношения, и было принято решение урегулировать их путем переговоров. Во французскую столицу направились американские уполномоченные. Министр иностранных дел Директории Ш. Тайлеран через своих агентов дал им понять, что без предоставления крупного займа на льготных условиях, извинений за высказывания Адамса в конгрессе и без… взятки в 250 тыс. долл. бесполезно ожидать не только начала переговоров, но даже официального приема. Эти действия создали у американцев впечатление, будто Франция стремится к разрыву с США. Правительство Адамса аннулировало все действующие соглашения с Францией и занялось военными приготовлениями. Эти действия получили полное одобрение в Лондоне и Петербурге, где посчитали вступление США в войну на стороне антифранцузской коалиции свершившимся фактом. Но ни США, ни Франция войны не объявили, хотя на море между ними происходили стычки. В полной мере военные действия между двумя странами так и не развернулись: в Соединенных Штатах сложилась угрожающая внутриполитическая обстановка, а военные силы Франции были заняты в кампаниях в Европе. Весной 1799 г. франко-американские переговоры возобновились, и в сентябре следующего года была подписана конвенция, провозглашавшая мир и дружбу между двумя странами. Франция признавала аннулированным договор 1778 г., а США отказывались от требований возмещения ущерба от действий французского флота.

Вскоре франко-американские отношения вновь подверглись испытанию на прочность. Пришедший к власти во Франции Наполеон Бонапарт мечтал о возрождении французской колониальной империи в Западном полушарии. Он заключил тайную сделку с Испанией, добившись возвращения Франции обширнейшей области Луизианы. Американское правительство получило информацию об этой сделке. Оно понимало, что владение ослабевшей Испанией Луизианной не представляло непосредственной угрозы для республики. Захват же французами западной части обширной долины реки Миссисипи и, особенно, Нового Орлеана – ключевого порта в устье Миссисипи, через который проходила вся торговля Запада, мог иметь далеко идущие последствия для США (при том, что сами американские деятели рассматривали испанские владения в Северной Америке как основной объект колонизации). Т. Джефферсон, ставший в 1801 г. президентом, до этого последовательно выступавший за сохранение дружественных отношений с Францией, заявлял в письме к посланнику в Париже, что в случае сохранения Нового Орлеана – «единственного места на земном шаре, владелец которого является естественным и извечным врагом американского народа», американцы должны будут предпочесть в качестве друга и союзника Англию. Белый дом предлагал французскому правительству купить Новый Орлеан вместе с Западной и Восточной Флоридами (Джефферсон полагал, что они также были переданы испанцами французам), но получил отказ.

К весне 1803 г. стали очевидны как неизбежность очередной войны Франции с Англией, так и неудачи попыток французских войск подчинить Санто-Доминго (о. Гаити в Вест-Индии). Эту некогда самую богатую колонию Франции, Наполеон хотел сделать центром колониальной империи в Америке, и без Санто-Доминго Луизиана теряла для него свою ценность. Остро нуждаясь в деньгах для предстоящей войны с Англией, а также будучи заинтересованным в сохранении хороших отношений с заокеанской республикой, Наполеон продал ей Луизиану вместе с Новым Орлеаном за 11 млн 200 тыс. долл. Присоединение территории, увеличившей почти вдвое размеры Соединенных Штатов, имело огромное значение для всего последующего развития страны.

Приобретение США Луизианы осложнило их и без того натянутые отношения с Испанией. Правящие круги последней считали, что североамериканское государство представляет потенциальную угрозу испанским владениям в Западном полушарии. Администрация испанского губернатора в Новом Орлеане мало считалась с интересами США. Между тем, свобода торговли по Миссисипи имела колоссальное значение для всего американского Запада, а также южных штатов. Только в 1795 г. в Мадриде был заключен выгодный для США договор: подписав секретное соглашение с Францией и опасаясь неминуемого обострения отношений с Англией, с одной стороны, и боясь англо-американского сближения после заключения «договора Джея», с другой, испанское правительство было по-настоящему заинтересовано в урегулировании разногласий с американцами. Договор 1795 г. закреплял границы Соединенных Штатов с тогдашними испанскими владениями – Луизианой (по Миссисипи) и Флоридой (по 31-й параллели), предоставлял американским гражданам право свободного судоходства по всей протяженности Миссисипи и выхода в море.

Когда США купили Луизиану, ее границы в соглашении точно не определялись, и администрация Джефферсона объявила, что Луизиана включает в себя также и Флориду, и американцы, следовательно, должны стать хозяевами обеих областей. Испания опротестовала эти притязания, но правительственные чиновники США в целях давления на Мадрид продолжали использовать угрозы, шантаж, подкуп. В 1810 г. они оккупировали Западную Флориду, а в 1818 г. – Восточную Флориду. Не располагавшая реальными возможностями отстоять свои территории Испания уступила Флориду. Трансконтинентальный договор 1819 г. устанавливал испано-американскую границу по рекам Сабин, Ред-Ривер, Арканзас и далее к западу от Скалистых гор – по 42-й параллели до Тихоокеанского побережья. Рабовладельцев Юга весьма интересовало и еще одно владение Испании – о. Куба в Вест-Индии. В 1848 г. президент Полк дал указание начать секретные переговоры с Испанией о покупке Кубы за 100 млн. долл. Мадрид ответил отказом. Тогда южные штаты предоставили свою территорию для организации флибустьерских экспедиций, которые трижды высаживались на Кубе с целью поднять там восстание против испанских властей и инспирировать обращение кубинцев с просьбой о включении острова в состав США на правах штата. Эти акции потерпели неудачу.

В апреле 1854 г. американское правительство снова предприняло попытку приобрести Кубу, предложив на сей раз 130 млн долл., однако столь же безуспешно. Рабовладельцы Юга, пользуясь участием Англии и Франции в Крымской войне, активизировали политическую кампанию за аннексию Кубы. По указанию госдепартамента американские дипломатические представители в Лондоне, Париже и Мадриде в октябре 1854 г. разработали в бельгийском городе Остенде программу действий в кубинском вопросе. Утверждая, будто интересы безопасности США требуют немедленного присоединения Кубы, они рекомендовали вновь попытаться убедить Испанию продать остров. Если же это предложение будет отклонено, то следует прибегнуть к силе. Несмотря на свой секретный характер, «Остендский манифест» быстро стал достоянием гласности, вызвав крайне отрицательную реакцию Испании, поддержанной Англией и Францией. Госдепартаменту ничего не оставалось, как дезавуировать этот документ.

В середине 30-х гг. чрезвычайно осложнились отношения США с их новой соседкой – Мексикой, бывшим владением испанской короны, провозгласившей независимость в 1821 г. Камнем преткновения, в первую очередь, стал обширный, но малонаселенный Техас. Плантаторов-южан привлекали его плодородные почвы и климат, благоприятные для разведения хлопка и других сельскохозяйственных культур. Вместе с тем, господствующим классам Юга, чтобы обеспечить политическое преобладание в Союзе, необходимо было образование новых рабовладельческих штатов к западу от Миссисипи. Согласно американо-испанскому Трансконтинентальному договору США признали Техас составной частью Новой Испании, а в 1828 г. США вынуждены были заключить с Мексикой соглашение о границе, подтверждавшее положения Трансконтинентального договора, т. е. признание Техаса теперь уже частью территории Мексики.

Несмотря на временное поражение, влиятельные силы в Соединенных Штатах сохраняли экспансионистские планы в отношении техасских территорий. Американская колонизация приобретала здесь все более широкий размах. Установив фактически полный контроль над Техасом, американцы игнорировали законы Мексики и меры ее правительства, направленные против рабства. Обстановка в Техасе все более накалялась. Американские колонисты взялись за оружие и к концу 1835 г. вытеснили мексиканские войска. Весной следующего года конвент «представителей народа Техаса» провозгласил независимость «Республики Техас», конституция которой узаконила рабство и ввоз рабов. Конвент обратился за помощью к правительству США, откуда к мятежникам поступали деньги и оружие. Целью руководителей мятежа было отделение Техаса от Мексики и включение его в состав США. Того же страстно желали и в Вашингтоне, но опасались, что такой шаг может вызвать серьезные международные осложнения: вооруженный конфликт с Мексикой; противодействие европейских держав, прежде всего Англии, которая поставив Мексику в экономическую зависимость, имела свои виды и на Техас. В 1837 г. Соединенные Штаты официально признали независимость Техаса. Вскоре их примеру последовали Англия и Франция, полагавшие, что новая «республика» станет барьером на пути дальнейшего продвижения США на юг.

Американские экспансионисты настойчиво добивались полного поглощения Техаса. Мексиканское правительство категорически отказывалось признать «Республику Техас» и предупреждало, что будет считать его аннексию равносильной объявлению войны. Однако в связи с непрерывной внутриполитической борьбой, Мексика была не в состоянии направить крупные силы для восстановления своего суверенитета над Техасом. На волне очередного приступа «техасской лихорадки», в начале 1845 г. обе палаты американского конгресса приняли совместную резолюцию, предлагавшую Техасу войти в состав США. В ответ Мексика тотчас же порвала дипломатические отношения с Соединенными Штатами, но вместе с тем выразила готовность признать независимость «Республики Техас», если та обязуется не присоединяться к США. Этот шаг подсказала британская дипломатия, которая рассчитывала, что Англия, выступая в роли посредника и гаранта независимости Техаса, сможет фактически установить контроль над ним. Но было уже поздно. В июле 1845 г. на техасскую территорию был введен американский военный корпус, а в декабре того же года президент Полк подписал одобренный конгрессом билль о включении Техаса в состав США на правах штата.

Вторжением весной 1846 г. американских войск в пределы Мексики началась американо-мексиканская война. Поражение в ней Мексики объяснялось не только экономическим, техническим и военным превосходством США, но и антипатриотическим поведением мексиканских господствующих классов, которые, желая сохранить свои привилегии, принесли в жертву национальные интересы. По Гуадахупе-Идильгскому мирному договору 1848 г. Мексика оказалась вынуждена отдать США помимо Техаса также Новую Мексику, Верхнюю Калифорнию, северную часть Тамаулипаса, Коауилы и Соноры, т. е. до 55 % всей территории страны. Заполучив огромную мексиканскую территорию, экспансионисты США все еще не были удовлетворены. В 1853 г. посланник в Мексике Д. Гадсен добился от мексиканских властей уступки за 10 млн долл. территории к югу от реки Хила (долина Месилья), которая понадобилась американцам для строительства трансконтинентальной железной дороги. «Покупка Гадсена» в основном завершила процесс формирования южной границы США.

В условиях почти постоянной напряженности отношений с Англией, Испанией, а затем и с Мексикой, американское правительство искало сближения с Россией. В 1809 г. между ними были установлены дипломатические отношения, которым предшествовали благотворные контакты в самых различных областях. Основой этому со времен Войны за независимость стала защита прав нейтрального мореплавания. Провозглашение Россией декларации о вооруженном нейтралитете (1780) получило официальное одобрение Континентального конгресса США и высокую оценку их «отцов-основателей». Правда в Петербурге долгое время отклоняли предложенный в 1823 г. американцами проект соглашения (он объединял все важнейшие принципы вооруженного нейтралитета, запрещал захват торговых судов воюющих держав и предусматривал отмену каперста) из-за нежелания действовать сепаратно от других великих держав и отрицательной позиции Англии. Лишь во время Крымской войны, когда царское правительство столкнулось с сильной коалицией западных держав и Турции, между Россией и США в 1854 г. была заключена конвенция о правах нейтральных стран на море.

Важным фактором в сближении США и России стали взаимовыгодные торговые связи. В 1832 г. был подписан русско-американский договор о торговле и навигации, условия которого закрепили сложившиеся ранее отношения, и придали им определенную стабильность и надежность. Остававшийся в силе до 1912 г. договор содержал принципы наибольшего благоприятствования. И в Белом доме, и в Зимнем дворце понимали, что у обеих держав общий соперник – Великобритания. Именно поэтому русско-американские отношения, несмотря на противоречия и различия в политических системах, продолжали оставаться благожелательными. Всю выгоду таких отношений США ощутили уже позднее, в годы Гражданской войны, когда позиция России стала важным фактором противодействия попыткам иностранного вмешательства в конфликт между Севером и Югом.

С середины XIX в. США начинают предпринимать энергичные усилия на Дальнем Востоке. Если в Китае США следовали за другими капиталистическими странами (американо-китайские договоры 1844 и 1858 гг.), то в Японии, наоборот, они прокладывали путь (американо-японские договоры о мире и дружбе (1854) и торговле (1858), по образцу которых были составлены соответствующие договоры европейских государств с Японией). Дальневосточная политика США 40–50-х гг. в сравнении с политикой Англии и Франции в этом регионе явилась в каком-то смысле провозвестницей будущего внешнеполитического курса великих держав, при котором мощные силовые средства держатся как бы про запас, сама же политика ведется с помощью искусных дипломатических методов, продемонстрированных еще тогда американцами М. Пери, Т. Гаррисом, К. Кашингом.

Беспрецедентная территориальная экспансия США продолжалась на протяжении многих поколений. На громадных пространствах Северной Америки столкнулись несколько колонизационных потоков – испанский, английский, французский, русский, американский. Наиболее сильным и жизнеспособным в конечном итоге оказался американский. Иногда территориальные приращения достигались мирным путем в результате покупок земли. Но не обходилось без захватов, насилия, войн. В ходе колонизации возникла новая американская цивилизация, существенно отличавшаяся от старой, европейской. На всех колонизируемых американцами землях шло развитие производительных сил, распространялись демократические институты и принципы. В середине XIX в. американская внешняя политика сделал шаги, показавшие всему миру, что она не намерена ограничивать сферу своей деятельности Западным полушарием – акции американских дипломатов и промышленников на Дальнем Востоке были успешными и значительными. Активизация в 40–50-х гг. внешнеполитической деятельности США, ставшими крупным континентальным государством, совпала с постепенным переходом неотвратимого конфликта между буржуазным Севером и рабовладельческим Югом из тлеющей фазы в войну двух систем.

Победа лидера республиканской партии А. Линкольна на президентских выборах 1860 г. углубила раскол в американском обществе. Южные штаты объявили о сецессии (отделении от Союза) и провозгласили свое рабовладельческое государство – Конфедерацию. В апреле 1861 г. началась Гражданская война. Дипломатии как южан, так и северян предстояло сыграть в ней исключительно важную роль. Правительства ряда европейских держав использовали события войны Севера и Юга для вмешательства в дела Американского континента в целом.

Соотношение сил между Севером и Югом было явно не в пользу последнего. По всем критериям экономического, политического и социального развития преобладал Север. Правда весь кадровый состав федеральной армии состоял из выходцев из среды плантаторов-рабовладельцев. Но решающую роль в своих планах они отводили дипломатии. Южане рассчитывали, что Англия и Франция признают Конфедерацию, организуют вооруженную интервенцию в их поддержку. Возможность такой интервенции казалась южанам несомненной. Рабовладельческие штаты являлись тогда почти монопольным поставщиком хлопка для текстильной промышленности Англии и Франции и помимо этого – рынком сбыта промышленных товаров из европейских стран. Неслучайно еще в марте 1861 г. один из политических лидеров Юга заявил в конгрессе: «Без единого пушечного выстрела и не обнажая меча, мы можем поставить на колени весь мир, если они (т. е. республиканцы. – Авт.) посмеют начать с нами войну. Что произойдет, если в течении трех лет не будет поставки хлопка? Англия сделает все возможное и мобилизует весь цивилизованный мир, чтобы спасти Юг… Нет такой власти на земле, которая посмела бы воевать с хлопком. Хлопок правит миром». Руководители Конфедерации сразу же развернули бурную деятельность за границей и в дипломатическом корпусе Вашингтона. Федеральное правительство, наоборот, бездействовало. Лейтмотив речи, которую произнес Линкольн при вступлении в должность президента, сводился к попытке уговорить рабовладельцев отказаться от курса на раскол Союза. Никакой внешнеполитической программы в выступлении президента не было. Вашингтонская администрация не спешила входить в контакты с дипломатическим корпусом по вопросам, касающимся начавшейся войны.

Уже во время сецессии стало очевидно, что Англия и Франция поддерживают мятежников. Эти страны были заинтересованы в расколе Соединенных Штатов как серьезного конкурента на мировом рынке; в случае победы конфедератов американское государство стало бы полностью зависимо от них. После начала военных действий прорабовладельческая позиция Англии, выступавшей на международной арене главной ударной силой в борьбе против Севера, стала еще более очевидной. 13 мая 1861 г. британский кабинет Г. Пальмерстона выступил с «Прокламацией о нейтралитете». Торжественно заявляя о нейтралитете в отношении конфликта Севера и Юга, он одновременно признавал Юг воюющей стороной, что являлось первым шагом на пути к полному признанию Конфедерации. Столь же циничным и лицемерным было объявление о нейтралитете французского правительства Наполеона III, сделанное вслед за английским.

Постоянно обмениваясь мнениями, в Лондоне и Париже внимательно следили за развитием событий в Северной Америке, выжидая удобного момента для вступления в войну на стороне Конфедерации. С первых дней своего существования она получала от Англии и Франции военную, экономическую и дипломатическую поддержку. Невзирая на протесты Вашингтона, на верфях Англии по заказу Конфедерации строились военные корабли, участвовавшие в каперских операциях против федерального флота и нанесшие ему колоссальный ущерб. Среди этих кораблей был и знаменитый крейсер «Алабама», потопивший 65 судов северян. Англия внимательно следила за тем, чтобы в результате объявленной Линкольном блокады Конфедерации не было нанесено ущерба ее торговле с южными штатами, которые поставляли ей хлопок. Пальмерстон направил к берегам Америки военные корабли, якобы, для защиты британского судоходства.

Гражданская война в США послужила сигналом к активизации агрессии западноевропейских держав в Латинской Америке. Весной 1861 г. Испания, имея Кубу в качестве плацдарма, оккупировала Доминиканскую республику, занимающую восточную часть Гаити (ту часть, которая была прежде ее колонией). Следующей оказалась Мексика. Используя в качестве предлога объявленный мексиканским конгрессом временный мораторий по иностранным долгам, Великобритания, Франция и Испания заключили в октябре 1861 г. конвенцию о превентивной военной оккупации Атлантического побережья Мексики как гарантии ее кредитоспособности. Основной целью для всех трех держав было свержение республиканского правительства во главе с президентом Б. Хуаресом и поддержка сил мексиканской феодально-клерикальной реакции. С помощью последней испанская корона хотела восстановить прежнюю власть в Мексике, а Наполеон III, в свою очередь, превратить Мексику в опорный пункт «латинской империи» в Новом Свете под протекторатом Франции. Планируемая интервенция в Мексику имела и четко выраженную антиамериканскую направленность. Организуя ее, Наполеон и Пальмерстон рассчитывали одновременно спровоцировать конфликт с правительством Линкольна, который облегчил бы им вооруженное вмешательство в войну Севера и Юга.

В декабре 1861 г. в Мексике высадились испанские войска, а в январе следующего года – английские и французские. Однако вскоре коалиция агрессоров распалась. В расчеты Англии и Испании не входило способствовать намерениям французского императора в Латинской Америке. Обе страны достигли с правительством Хуареса предварительного урегулирования вопроса о своих претензиях и вывели войска из Мексики. Британский кабинет учитывал, что цели, которые он преследовал при организации интервенции, могли быть теперь достигнуты без военных действий. Мадрид же отступил, убедившись, что у его замыслов в Мексике не было никаких шансов на успех. Наполеон не собирался отказываться от своих намерений и высказался за восстановление монархии в Мексике, выдвинув кандидатуру эрцгерцога Максимилиана Габсбурга, брата австрийского императора Франца Иосифа. В апреле 1862 г. французские интервенты начали военные действия в Мексике. Американская общественность возмущалась вмешательством европейских держав в дела Нового Света. Но федеральное правительство не могло в тех условиях предпринять против этого эффективных внешнеполитических действий. А выступать с протестом, не подкрепленным решительными мерами, означало расписаться в собственном бессилии.

Между тем серьезно обострились англо-американские отношения в связи с «делом "Трента"». В ноябре 1861 г. английский почтовый пароход «Трент», на борту которого находились два дипломатических представителя Конфедерации, направлявшихся в Европу, был обстрелян и остановлен федеральным военным кораблем. Эмиссаров-мятежников арестовали и доставили в Бостон. Этот шаг был очень неосторожным и ошибочным с точки зрения международного права, так как нарушал право английского судна, шедшего под нейтральным флагом. На берегах Темзы поднялась кампания против действий федерального правительства. Консервативная пресса требовала объявить войну Соединенным Штатам. Пальмерстон заявил Линкольну протест и направил в Канаду флот и солдат. Возникла реальная угроза войны.

Ситуация для федеральных властей осложнялась тем, что госсекретарь У. Сьюард высказался за войну с Англией. Он полагал, что перед угрозой внешнего врага Север и Юг объединят свои силы против англичан и прекратят военный конфликт между собой. Линкольн подверг резкой критике этот авантюрный проект. Президент проявил большое дипломатическое искусство: пойдя на компромисс с сент-джеймским кабинетом, он сумел разрядить напряженность в англо-американских отношениях. Эмиссары Конфедерации были освобождены, а инцидент с «Трентом» исчерпан. Британское руководство лишилось предлога для интервенции в США. Наряду с методами силовой политики в Лондоне и Париже важное место отводилось идее объединенного европейского посредничества, что открывало блестящие перспективы перед англо-французской дипломатией. Суть так называемого посредничества сводилась к «примирению» враждующих в США сторон на основе признания независимости рабовладельческой Конфедерации. 31 октября 1862 г. французский МИД официально предложил лондонскому и петербургскому кабинетам добиваться от воюющих сторон заключить шестимесячное перемирие и на это же время снять блокаду с южных штатов.

Тем временем положение на театре военных действий стало меняться в пользу федератов. Опубликование в сентябре 1862 г. предварительной Прокламации об освобождении рабов и переход к революционным методам ведения войны определяющим образом повлияли не только на внутреннюю, но и на международную обстановку. Отмена рабства заметно усилила симпатии прогрессивных кругов Европы к Северу. В Англии резко активизировалось движение интеллигенции и рабочих в поддержку федерального правительства, что не мог игнорировать кабинет Пальмерстона. Дипломатия Севера стала приобретать наступательный характер, создавая максимально благоприятные внешние условия, с целью довести до конца дело освобождения рабов и восстановление единства страны. Правительство Линкольна сумело выиграть самую важную внешнеполитическую битву – вооруженное вмешательство европейских держав было сорвано. Среди факторов, этому способствующих, существенное значение имела позиция российского правительства.

Россия была единственной великой державой, которая с самого начала заняла благоприятную позицию к федеральному правительству и отказалось признать незаконнорожденное рабовладельческое государство. Такая позиция определялась заинтересованностью петербургского кабинета в сохранении единых и сильных Соединенных Штатов в качестве противовеса своим противникам – Англии и Франции. Тем более, что недавно закончившаяся Крымская война привела к изоляции России на международной арене. На Зимний дворец большое воздействие оказывал и тот факт, что на протяжении всей истории США между Россией и заокеанской республикой существовали хорошие, доброжелательные отношения. В депеше, направленной в июне 1861 г. министром иностранных дел A. M. Горчаковым посланнику в Вашингтоне, отмечалось, что «Американский Союз может рассчитывать на самое искреннее сочувствие со стороны нашего государя во время тяжелого кризиса, переживаемого в настоящее время», и подчеркивалось, что Россия выступает против иностранного вмешательства во внутренние дела США. Депеша была доведена до сведения президента и госсекретаря. Линкольн передал Александру II глубокую признательность и заверения, что вся американская нация «оценит этот новый знак дружбы». При этом он выражал убеждение, что сотрудничество с Россией «не только возможно, но и крайне необходимо для благосостояния» Соединенных Штатов.

Дипломатическая поддержка России способствовала успешному решению внешнеполитических проблем, стоявших перед администрацией Линкольна. Российское правительство решительно отказывалось присоединиться к идее посредничества в его англо-французской интерпретации. На содержавшиеся в вышеуказанной ноте французского МИД предложения, Горчаков ответил, что это было бы не посредничеством, а враждебной акцией по отношению к федеральному правительству, с которым Россия поддерживает дружеские отношения. Руководители внешней политики Англии и Франции сознавали, что без согласия Петербурга посредничество превратиться в фикцию и будет отвергнуто Вашингтоном.

В 1863 г. произошло важное событие во внешнеполитической истории Гражданской войны – визит российских военных эскадр в США. Визит был вызван резким обострением противоречий между Россией, с одной стороны, и Англией и Францией – с другой, в связи с начавшимся в январе 1863 г. восстанием в Царстве Польском. В июле в Зимнем дворце было принято решение о посылке двух эскадр в США, одна из которых вышла из Кронштадта и взяла курс через Атлантический океан в Нью-Йорк, другая – направлялась через Тихий океан в Сан-Франциско. Инструкции командующим эскадрам гласили, что в случае войны России с Англией и Францией, их корабли должны перерезать морские коммуникации этих держав и начать операции против их флота.

Прибытие российских боевых кораблей в США стало весьма своевременным, ибо федеральное правительство опасалось военного вмешательства Англии и Франции в войну Севера и Юга. Американцы встретили русских моряков исключительно тепло и восторженно. Эскадры не участвовали в военных действиях против южан, но своим присутствием оказали определенное давление на их морские силы. Демонстрация русско-американской дружбы произвела сильное впечатление. На Североамериканском континенте и в европейских столицах упорно циркулировали слухи, что между Россией и США заключен тайный военный союз, действие которого начнется в случае войны русских с англичанами и французами. Визит российских эскадр способствовал срыву англо-французских планов интервенции в Соединенные Штаты.

Западноевропейские державы всячески старались раздуть угасающее пламя Гражданской войны и продолжали цепляться за идею посредничества. Наполеон III публично утверждал, что Юг непобедим и признание Конфедерации все еще остается дипломатической реальностью. Французский император ни на грош не верил в это, но ему было необходимо затянуть войну в США. Он понимал, что, как только федеральное правительство окончательно сокрушит конфедератов, пробьет роковой час для его авантюры в Мексике (по мере завершения Гражданской войны усиливался поток американских добровольцев в армию Хуареса в Мексике, которая упорно сражалась с французами). Британские политики в прекращении войны в США усматривали угрозу Канаде, куда федералы могут двинуть свою армию. К тому же в Соединенных Штатах оживилась деятельность ирландских фениев, и правящие круги Англии преследовал кошмар начала всенародной освободительной войны в Ирландии. Руководители мятежных рабовладельцев все еще продолжали надеяться на признание Конфедерации, но это были не больше, чем дипломатические иллюзии, тем более что южане терпели поражение за поражением на всех фронтах. В мае 1865 г. остатки вооруженных сил конфедератов капитулировали.

Во время войны против антирабовладельческого Севера сложилась мощная коалиция западноевропейских держав в лице Великобритании, Франции, Испании, мечтающих расколоть Соединенные Штаты и нагреть руки на американском конфликте. Несмотря на то, что в аристократических кругах России очень многие симпатизировали Югу, государственные интересы побуждали Петербург искать сближения с правительством Линкольна. И парадокс истории заключался в том, что республиканские Соединенные Штаты получили союзника в лице абсолютистской России. Оказанная ею помощь в жизненно важных для самого существования республики вопросах, была с благодарностью оценена официальными кругами и общественностью США. Главной победой внешней политики Линкольна явился факт, что Англия и Франция так открыто и не вмешались в войну Севера и Юга и не сделали ее для федерального правительства войной на два фронта со всеми вытекающими из этого военными и политическими последствиями. Американский президент не допустил ни одной ошибки, которую можно было бы использовать как предлог для интервенции. При том, что Линкольну, не имевшему никакого практического опыта в сферах дипломатии, противостояли такие изощренные во внешнеполитических интригах деятели, как Пальмерстон и Наполеон III.

С окончанием Гражданской войны последовала Реконструкция США (1865–1877) – переустройство социально-экономической и общественно-политической жизни бывших рабовладельческих штатов. Возникли экономические, военные, политические предпосылки для усиления экспансионизма США. Главная особенность их внешней политики в период Реконструкции заключалась в том, что это был курс победившей и получившей всю полноту власти буржуазии. Внешняя политика приобрела качественно новое содержание. Но важно отметить и другое. От былой революционности американской буржуазии, сражавшейся в годы войны под флагом отмены рабства, мало что осталось. Теперь, в связи с революционными событиями на Юге и ростом демократического движения в стране, буржуазия в своей основной массе стала резко негативно относиться к национально-освободительному и революционному движению в других странах Америки и Европы. Во внешней политике это выражалось в возрастании консервативных течений, которые все более брали верх в международной стратегии. Госдепартамент мог ставить перед собой довольно ограниченные задачи с учетом сложных внутренних проблем. США стремились в первую очередь укрепить позиции на Американском континенте и не дать возможности европейским колониальным державам добиться в этом регионе каких-либо успехов.

Среди многих внешнеполитических проблем, с которыми в Вашингтоне столкнулись после окончания войны, традиционно приоритетное место занимал сложный комплекс англо-американских взаимоотношений. Тяжелым грузом на них давило «дело "Алабамы"» – претензии США к Англии за ущерб, нанесенный им в годы войны крейсером «Алабама» и другими кораблями южан, построенными и вооруженными для них англичанами. Конгресс решительно потребовал от сент-джеймского кабинета материальной и моральной компенсации за действия мятежных каперов. В американской прессе велась мощная антианглийская кампания. Однако в Лондоне не спешили признать обоснованность требований американцев. Несравненно более действенным стало силовое давление на Англию. Причем для этого были использованы прецеденты, которые создал сам британский кабинет во время войны в США, признавая Конфедерацию воюющей стороной и оказывая ей помощь. В июле 1866 г. палата представителей конгресса приняла законопроект, разрешавший на территории Соединенных Штатов вооружать корабли и готовить военные экспедиции против других стран. Реальная опасность для Англии была очевидной: за несколько недель до этого в США заметно активизировалось движение ирландских фениев, а вооруженные группы американских ирландцев перешли границу с Канадой.

После начала в ноябре 1867 г. англо-абиссинской войной Белый дом не замедлил внести в сенат резолюцию о признании за Абиссинией тех же прав, какие Англия признала за конфедератами. Когда в 1870 г. началась франко-прусская война, то в Лондоне отдавали себе отчет в том, что если Англия будет в нее втянута, то США могли бы снаряжать каперы для действий на английских морских коммуникациях. Для британской дипломатии сложилась тупиковая ситуация, и сент-джеймскому кабинету пришлось дать согласие о передаче «дела "Алабамы"» на рассмотрение международного арбитража. Великобритания, США, Бразилия, Италия и Швейцария назначили своих представителей – компетентных юристов, которые встретились в Женеве и подписали в 1872 г. соответствующее соглашение: Англия признавалась виновной в нарушении принципов нейтралитета и обязывалась уплатить Соединенным Штатам 15,5 млн долл. компенсации. Это был первый в истории дипломатии международный арбитраж, успешно справившийся со своей задачей. Созданный прецедент вошел отныне в международную практику. Другой спорной проблемой в англо-американских отношениях являлась Канада. Ирландские патриоты, проживавшие в Соединенных Штатах, пытались использовать бывших солдат федеральной армии для захвата Канады. В дальнейшем они планировали вернуть ее Англии в обмен за предоставление независимости Ирландии. Американские же политики хотели осуществить давно вынашиваемые планы аннексии Канады. Между США и Канадой (в 1867 г. она получила права доминиона) возникли разногласия вокруг рыболовства в Северной Атлантике. Договор 1871 г., урегулировавший спорные вопросы, в целом был более выгоден США. Напряженность в американо-канадских отношениях временно спала.

В отношениях между США и Францией остро стоял вопрос о выводе французских войск с территории Мексики. К моменту окончания войны в Соединенных Штатах французский оккупационный режим сталкивался со все большими трудностями. Вашингтон рассматривал французскую оккупацию Мексики как открытое нарушение доктрины Монро, а наличие иностранных войск на своих южных границах – как прямую угрозу интересам страны. Когда осенью 1865 г. стало ясно, что дипломатические усилия госдепартамента не дали результатов, американское правительство жестко потребовало от Франции вывода ее войск и прекращение поддержки марионеточной «империи» Максимилиана. Ультиматум был подкреплен таким убедительным аргументом, как концентрация американских войск на границе с Мексикой. Тяжелое внутреннее положение Франции при нараставших противоречиях с Пруссией не позволяли Наполеону III вести в Мексике политику, угрожавшую перерасти во франко-американскую войну. К концу 1866 г. стал очевиден провал французской интервенции, главной причиной которого стала героическая борьба мексиканцев. В марте 1867 г. французские войска покинули Мексику. Максимилиан, брошенный на произвол судьбы Наполеоном, был захвачен в плен войсками Хуареса и расстрелян за сотрудничество с французскими интервентами и многочисленные преступления против народа Мексики. При том, что США сами стремились установить контроль над Мексикой, антиамериканская направленность французской интервенции вполне объясняет и оправдывает соответствующую реакцию Вашингтона на события в Мексике.

Экспансионистский характер носила американская политика в Вест-Индии, к островам которой США проявляли большой интерес как к базам для своего военно-морского флота. Например, к восточной части важного в стратегическом и экономическом отношении Гаити – Доминиканской республики, откуда испанские колонизаторы вновь были изгнаны в 1865 г. Администрации президентов Э. Джонсона и У. Гранта добивались также покупки двух главных островов датской Вест-Индии – Сент-Томас и Сент-Джон. Джонсон указал в своем послании конгрессу, что не только датские острова должны отойти к Соединенным Штатам, но и что к ним «политически тяготеет» вся Вест-Индия. Президент подразумевал в первую очередь Кубу, где в 1868 г. началось восстание против господства испанцев, продолжавшееся десять лет. В официальных кругах США высказывались разные точки зрения относительно использования событий на Кубе в американских интересах: от аннексии острова до признания суверенности провозглашенной Кубинской республики. Эти дискуссии достигли особой остроты в 1873 г., когда возникла реальная угроза войны между США и Испанией. Результатом долгих дебатов в конгрессе явился нейтралитет США по отношению к кубинским событиям; Вашингтон так и не признал Кубинскую республику, в то время как девять латиноамериканских стран признали за ней право воюющей стороны.

Соединенным Штатам удалось разрешить исключительно важный для них вопрос с Россией – покупку Аляски. Эта огромная территория была продана в 1867 г. всего за 7,2 млн долл. Главную роль в принятии этого необычного для внешнеполитической практики России решения сыграли общеполитические соображения, подкрепленные стратегическими мотивами: необходимости устранения очага возможных противоречий с США в будущем, укрепления дружественных отношений двух государств, усиления русских позиций в Сибири и на Дальнем Востоке. При этом учитывалась слабость позиций России на северо-западе Америки, неспособность оборонять и эффективно управлять своими отдаленными владениями.

Вторая Американская революция 1861–1877 гг. привела к формированию единого национального рынка, бурному экономическому росту, сопровождавшемуся значительным расширением экспорта, превратила США в мощную военную державу. Это не могло не активизировать внешнюю политику страны. На рубеже XIX–XX вв. США вышли на мировую арену и повели борьбу с европейскими соперниками за рынки сырья и сбыта, сферы приложения капиталов, за политическое влияние и принципы миропорядка.