Противостояние с Херсонесом

Город этот прежде был самостоятельным, но, подвергаясь разорению варварами, был вынужден выбрать себе покровителя в лице Митридата Евпатора.

Страбон

Не имея возможности успешно отразить натиск сарматов, скифы были отброшены в Крым, где и сумели закрепиться: «почти вся область за перешейком до Борисфена называлась Малой Скифией» (Страбон). Изначально ничего не предвещало того, что скифским правителям удастся вернуть своему народу веру в себя и найти новые силы для продолжения борьбы. Дело в том, что, активизировав свою политику в Крыму, скифы вплотную столкнулись с противодействием греческих колоний. Главным врагом степняков стал Херсонес Таврический (не путать с Херсонесом Фракийским).

В 560 г. до н. э. на южном берегу Понта Эвксинского выходцами из города Мегары была основана колония Гераклея Понтийская. Со временем она превратилась в крупный торговый центр, откуда в Северное Причерноморье пошли товары из Балканской Греции и Малой Азии. Повышенный интерес гераклеотов к северным регионам черноморского побережья привел к тому, что в 422 г. до н. э. они выводят в Тавриду колонию Херсонес. Колония была основана на Гераклейском полуострове. Изначально это был небольшой городок, который в конце V – начале IV в. до н. э. боролся за выживание среди недружественных местных племен и по мере возможности пытался расширить свою территорию. Однако к концу IV в. до н. э. Херсонес, опираясь на развитую экономику, начинает проводить активную внешнюю политику в регионе, постепенно прибирая к рукам северо-западное побережье Тавриды.

Рис. 28. Боссоли К. Остатки античного Херсонеса близ Севастополя

Расцвет города наступил в III–I вв. до н. э., когда Херсонес становится крупнейшим эллинским центром в Северном Причерноморье. К этому времени значительно расширяется городская территория, которая перестраивается по Гипподамовой системе, с пересекающимися под прямым углом улицами, где выделяются портовый район, ремесленные кварталы и агора. В Херсонесе возводят городской театр, вмещавший до 1500 зрителей, монетный двор, строятся мастерские по производству керамики. Одновременно происходит сооружение мощнейших стен и башен, которые отсекают полуостров, где расположены городские застройки, от остального мира. Таким образом, единственное место, откуда противник мог атаковать город с суши, оказалось под надежной защитой, поскольку с трех сторон Херсонес был окружен морем.

К этому времени Херсонес значительно увеличивает свою территорию и помимо собственно Гераклейского полуострова распространяет власть на крепости Керкентиду (современная Евпатория) и Калос-Лимен, который иногда называли Прекрасной гаванью (современный Черноморск). Происходит освоение этих земель, где начинает развиваться хлебопашество, разводятся виноградники и появляются первые винодельни. Всё это дало сильнейший толчок развитию экономики Херсонеса и привело к установлению прочных торговых связей с Балканской Грецией, Ольвией, Синопой и Гераклеей. Херсонес занимает важнейшее место в северопонтийской торговле, на экспорт идут керамические изделия, а также херсонесское вино. Однако главным приоритетом была торговля хлебом и соленой рыбой, о чем нам поведал Страбон: «Кроме гористой приморской области, простирающейся до Феодосии, весь остальной Херсонес представляет равнину и плодороден, особенно богат он хлебом. Во всяком случае, поле, вспаханное первым попавшимся лемехом, приносит урожай в 30 мер… И в прежние времена отсюда доставлялся хлеб греками, так же как вывозилась соленая рыба из рыбных промыслов озера». О торговле в регионе Понта Эвксинского рассказал и Полибий: «Так, прилегающие к Понту страны доставляют нам из предметов необходимости скот и огромное множество рабов, бесспорно превосходнейших; из предметов роскоши они же доставляют нам в изобилии мед, воск и соленую рыбу. От избытка наших стран те народы получают оливковое масло и всякого рода вино; хлебом они обмениваются с нами, то доставляя его нам, когда нужно, то получая от нас».

Окруженные крепкими стенами, большие сельские поместья обеспечивали зерном не только граждан Херсонеса, но и давали значительные излишки на продажу. Довольно долгое время важнейшим торговым партнером Херсонеса были Афины, но с упадком этого города херсонесская торговля была переориентирована на Родос и Малую Азию. Развиваются торговые отношения и со скифами, заинтересованными в приобретении греческих товаров.

Однако процветающий Херсонес своим богатством вызывал зависть у соседей. Как скифы, так и проживающие в горах племена тавров были не прочь поживиться за счёт эллинов. В защите нуждался не только сам город, но и его обширные владения на северо-западе Тавриды, служившие источником экономического благосостояния. Для этого требовалась крепкая военная организация.

Рис. 29. Греческий гоплит

Основой вооружённых сил, которыми располагал Херсонес, было гражданское ополчение города, состоявшее из тяжеловооруженных гоплитов, как и в остальных греческих полисах. Снаряжение гоплита было традиционным: панцирь, шлем, поножи, большой круглый щит, меч и копье. Изначально большой популярностью пользовались закрытые коринфские шлемы, но к IV в. до н. э. им на смену пришли шлемы аттического и халкидского типов, которые оставляли лицо воина открытым. Панцири были преимущественно двух видов, бронзовые и льняные. Бронзовый панцирь, торакс, передающий формы человеческого тела (отсюда и название – анатомический), состоял из двух пластин, передней и задней, которые скреплялись между собой ремнями и застежками. Льняные панцири были гораздо легче и удобнее в обращении. Они изготавливались из нескольких слоёв ткани, склеенных между собой и иногда усиленных металлическими пластинами. Ноги гоплитов от ступни до колен защищали бронзовые поножи – кнемиды.

Важнейшим элементом защитного снаряжения гоплита был большой круглый щит гоплон, не менее одного метра в диаметре. Щит изготавливался из дерева и для прочности обтягивался кожей, оббиваясь металлической полосой по краю. Гоплон был надежной защитой, но весил не менее 10 кг, в определенной степени сковывая движения воина.

Вооружение у гоплитов тоже было стандартным: копье ксистон от 2 до 3 м длиной с листовидным наконечником, и прямой меч ксифос длиной до 60 см, предназначенный как для колющих, так и рубящих ударов. Очень часто, вместо ксифоса, бойцы предпочитали изогнутый меч копис, который был очень хорош для нанесения рубящих ударов в рукопашной схватке. Тяжёлые клинки таких мечей доходили до 65 см и в умелых руках были страшным оружием.

Сражались гоплиты, построившись в фалангу. Классическая греческая фаланга насчитывала 8 рядов в глубину и 1000 человек по фронту, причем непосредственно в контакте с противником находились только первые шеренги боевого порядка. При этом задние ряды давили на передние, а в случае гибели и ранения впередистоящего воина на его места выходил боец из следующего ряда. Фланги этого линейного построения прикрывали лёгкие пехотинцы и всадники. Такое построение было хорошо для сражения с варварскими племенами и народами, не обладавшим искусством построения фалангой. Наиболее наглядно это проявилось во время греко-персидских войн, когда персы не сумели ничего противопоставить греческой военной организации на поле боя. Во время же войн греческих полисов друг с другом боевые действия сводились к банальному лобовому столкновению двух фаланг, где все решала выучка и экипировка бойцов.

Но в Северном Причерноморье были совсем иные условия. Идеально подходившая для отражения нестройных толп варварской пехоты, фаланга была совершенно бесполезна в борьбе против знаменитой скифской легкой кавалерии. Выход был только один – противопоставить мобильному и подвижному противнику большие массы легковооружённых войск. Лучников, пращников, метателей дротиков. Проблема была в том, что в эпоху классической Греции сами эллины, мягко говоря, были не важными стрелками из лука. Что и засвидетельствовал Павсаний: «У эллинов, за исключением критян, не было обычая стрелять из лука». Вполне вероятно, что в данной ситуации положение могли спасти наемники, которых можно было навербовать в каком угодно количестве среди народов и племен Северного Причерноморья. В противном случае у Херсонеса не было никаких шансов устоять против скифской силы.

Примечательно, что революционные изменения в военном деле, связанные с именем Филиппа II Македонского и его сына Александра, в какой-то степени обошли стороной греческие колонии Северного Причерноморья. Сведений о том, что городские ополчения использовали строй македонской фаланги, нет, ни письменные источники, ни данные археологии на это не указывают. Судя по всему, этот боевой порядок просто не прижился в регионе. Причерноморские эллины как сражались в строю классической дорийской фаланги, так и продолжали в нем сражаться. Это относится и к Херсонесу.

* * *

В III в. до н. э. натиск скифов на Херсонес и принадлежащие ему земли резко усиливается. Планомерное наступление кочевников вызвало настоящую панику в городе, поскольку граждане увидели в этом угрозу не только своим доходам, но и самому существованию. Херсонеситы сразу же бросились искать себе могучих союзников для борьбы с этой напастью и нашли таковых в лице сарматов. Как следствие, скифы оказались зажаты между двух огней: с одной стороны Херсонес, с другой – сарматы, и последствия такого союза они очень скоро ощутили на себе.

У Полиена сохранился рассказ о том, как эллины уговорили сарматов выполнить условия договора. Хотя вполне возможно, что он носит легендарный характер. Но тем не менее зерно истины в нём может быть, а потому есть смысл его разобрать подробно. Из сообщения историка следует, что Амага, жена царя сарматов Медосакка, который погряз в пьянстве и других нехороших излишествах, взяла управление народом в свои руки. Поставила на все посты преданных лично ей людей и вплотную занялась вопросами управления. Сама вершила суд, сама подавляла выступления недовольных существующими порядками аристократов, а когда этого требовала необходимость, сама водила войска на врага. И в этом не было ничего удивительного, ибо женщины сарматов всегда вместе с мужчинами бились на полях сражений, не уступая им в доблести. «И слава её была блистательной среди всех скифов, так что и херсонеситы, жившие на Таврике, терпя бедствия от царя находившихся поблизости скифов, попросили у неё права стать союзниками».

И дело здесь даже не в том, что послов направили именно к Амаге. Проблема была в том, что угроза, нависшая над Херсонесом, была настолько велика, что греки ринулись за помощью именно к сарматам. Ведь если разобраться, то в перспективе эти самые сарматы представляли для херсонеситов куда более страшную угрозу, чем те же скифы, и, связываясь с ними, причерноморские эллины очень рисковали. Но, наверное, уж очень сильно допекли их скифские соседи, если они решили из двух зол выбрать, на их взгляд, зло меньшее.

Царя, который в то время правил скифами, Полиен называет Скиф, и непонятно, то ли это настоящее имя, а то ли историк так его величает просто потому, что он является правителем этого народа. Сначала Амага написала этому самому Скифу письмо, «приказав удерживаться от нападений на Херсонес». Но тот подобное пожелание «презрел» и, судя по всему, продолжал свою бурную деятельность в отношении эллинских земель в Тавриде. Тогда царица перешла к решительным действиям, и трудно сказать, что её раздосадовало больше – тот факт, что Скиф проигнорировал её приказ, или то, что продолжили обижать сарматских союзников. Она лично возглавила отряд отборных бойцов из 120 человек, «сильных душой и телом», и повела его в рейд на резиденцию Скифа. Весь расчёт этого предприятия строился на внезапности, потому что если бы скифы о нём узнали, то оно вряд ли произвело такой эффект и имело положительный результат. Вполне возможно, что трагически оно бы закончилось именно для Амаги. Но, судя по всему, скифы понадеялись на авось – а кто нам угрожает, а кто на нас нападёт, да мы у себя дома…

И так далее и тому подобное, всё это очень даже знакомо. Только вот не повезло скифам на этот раз, поскольку, как зафиксировал Полиен, царица со своими бойцами, «внезапно появившись перед царским дворцом, перебила всех, бывших перед воротами». Как можно понять из текста, ворота во дворец были нараспашку, а чем занималась в этот момент стража, тоже можно представить. У страха глаза велики, и одуревшим от безделья воинам дворцовой охраны вполне могло показаться, что нападавших значительно больше, чем было на самом деле. Вломившись во дворец, сарматы учинили там настоящую бойню, убив царя и целую толпу его родственников и друзей, которые, судя по всему, даже не смогли оказать достойного сопротивления. Но вот что интересно. Убив несговорчивого правителя вместе со всей правящей верхушкой, царица пощадила наследника престола и даже оставила ему власть, словно говоря: «Ничего личного! Твой отец меня ослушался и получил по заслугам! А ты смотри и делай выводы». Всё это чётко прописано у Полиена. Историк отмечает, что Амага «вернула землю херсонеситам, сыну же убитого вручила царство, повелев править справедливо и удерживаться от нападений на живущих по соседству эллинов и варваров, видя кончину своего отца». Провела, так сказать, воспитательную работу.

Судя по всему, наследником Скифа оказался не кто иной, как Аргот, отец знаменитого скифского царя Скилура. Того самого, которому было суждено возродить славу и мощь Скифии. Но именно в правление Аргота была заложена основа успехов Скилура.

* * *

Ю. П. Зайцев в своей монографии «Неаполь Скифский» отмечал, что «вероятным выглядит и переход власти в Скифии от Аргота к Скилуру». О самом царе Арготе известно очень немного. И то благодаря его гробнице, найденной в Крыму на территории Неаполя Скифского, который был столицей царства скифов в III–I вв. до нашей эры: «местоположение мавзолея… однозначно свидетельствует о том, что Скилур придавал этому монументу исключительное значение…» (Ю. П. Зайцев). Все верно, поскольку мавзолей был построен не абы где, а прямо за главными городскими воротами, недалеко от центрального входа в царский дворец. К этому времени Неаполь Скифский значительно расширяется, в нем строятся оборонительные сооружения: городская стена, центральные ворота, восточная башня. К III–II вв. до н. э. относятся постройки основных архитектурных ансамблей скифской столицы, а сами стены значительно укрепляются, их толщина достигает 6,5 м, а высота 8 м. Всё это свидетельствует о том, что скифы собирались обосноваться здесь надолго.

То, что царство скифов находилось в постоянном контакте с Херсонесом и Боспорским царством, наложило свой отпечаток на его дальнейшее развитие, как на культурную, так и политическую жизнь. В своей книге «Эллинистический мир» Пьер Левек посвятил главу тому, как происходила эллинизация этого народа: «У скифов наметилась тенденция к переходу от кочевничества к оседлому образу жизни в поселениях. Во II до н. э. они построили новую столицу – Неаполь, греческую по названию и по структуре. Внутри укреплений, сооружённых согласно скифской традиции, найдены дорический портик эллинистического типа… дома, украшенные фресками, скульптуры, греческие надписи».

Судя по всему, для городского строительства в Неаполь привлекались греческие мастера, а многие постройки возводились по эллинским образцам. Греческая культура начинает всё глубже проникать в скифскую среду, а при дворе царя стараются подражать духу эллинистических монархий. «Усилившаяся аристократия окружала себя роскошными изделиями греческих мастеров и даже уносила их с собой в могилу. Она вела такой образ жизни и отличалась такой культурной утончённостью, которая была совершенно незнакома широким массам, что влекло за собой ещё большее социальное расслоение… Эллинистическое влияние в Скифии было глубоким» (П. Левек).

Большое значение имел для скифских царей их союз с Боспорским царством. Многие знатные скифы отправлялись туда на службу к местным правителям и в дальнейшем занимали большие посты как в армии, так и в системе государственного управления. За ними тянулись их земляки более мелкого ранга и с помощью своих удачливых сородичей оседали на боспорских землях, тем самым увеличивая скифский элемент населения в стране.

И всё бы оно было ничего, но жители Херсонеса никак не хотели успокаиваться и продолжали бурную дипломатическую деятельность в поисках могущественных покровителей в борьбе против скифов. В 179 г. до н. э. херсонеситам удалось заключить договор о помощи с правителем царства Понт Фарнаком. Для скифов это был первый тревожный звонок, а для Херсонеса неплохие перспективы на будущее. Царь Фарнак давал гражданам следующие гарантии: «Клянусь Зевсом, Землей и Солнцем, всеми богами олимпийскими и богинями: я всегда буду другом херсонесцам и, если соседние варвары выступят походом на Херсонес или на подвластную херсонесцам страну, или будут обижать херсонесцев, и они призовут меня, буду помогать им, поскольку будет у меня время, и не замыслю зла против херсонесцев никоим образом, и не пойду походом на Херсонес, не подниму оружия против херсонесцев, и не совершу против херсонесцев ничего такого, что могло бы повредить народу херсонесскому». Вот оно, главное, ради чего и старались хитрые эллины. Они видели, что начинается постепенное возрождение Скифского царства, и прекрасно понимали, что как только его цари почувствуют себя достаточно сильными, так их спокойной жизни придёт конец. Что собственно и произошло, только уже при преемнике Аргота – Скилуре.

* * *

Новый царь поставил себе целью значительно увеличить и укрепить своё государство. И, разумеется, сделать это за счёт Херсонеса и принадлежащих эллинам земель. Но самое страшное для греков заключалось в том, что Скилур занялся градостроительством и стал создавать на землях Таврики опорные пункты, имея конечной целью крепко взять эллинов за горло. Об этом нам сообщает Страбон: «Кроме перечисленных местностей, в Херсонесе есть также укрепления, которые построил Скилур и его сыновья. Эти укрепления – Палакий, Хаб и Неаполь». И если с Неаполем всё предельно ясно, то насчет Палакия и Хаба можно говорить только предположительно. Вполне возможно, что Палакий был назван Скилуром в честь сына, но, с другой стороны, его мог основать и сам Палак. Тем не менее, опираясь на эти города, царь развернул активное наступление в Тавриде и в итоге занял западную часть полуострова, выбив эллинов из Керкентиды (Евпатории) и крепости Калос-Лимен (Прекрасная гавань). Эти крепости контролировали херсонеситы, и для них такое поражение было сильным ударом по престижу. Для Скилура же взятие Керкентиды стало крупным стратегическим успехом, и многим тогда стало казаться, что окончательное возрождение Великой Скифии не за горами. Но это только так казалось. В действительности Скифия времен Скилура отличалась от прежней, как небо от земли, и он не мог ответить врагу словами Иданфирса «У нас ведь нет ни городов, ни обработанной земли. Мы не боимся их разорения и опустошения и поэтому не вступили в бой с вами немедленно» (Геродот). Времена настали другие, поскольку на ограниченном пространстве Тавриды развернуть маневренную войну было проблематично.

Существует версия, что скифский царь даже обзавелся своим флотом. В Неаполе Скифском было найдено посвящение Ахиллесу, которое сделал наварх из Ольвии Понтийской Посидей. Из текста следует, что, находясь на службе у царя Скилура, наварх одержал победу над пиратами сатархами. Как видим, правитель Малой Скифии действовал с размахом.

Здесь хотелось бы отметить вот какой момент. Дело в том, что царь Скилур, проводя активную внешнюю политику и возрождая страну, должен был обратить своё внимание и на военную организацию скифов. Она явно проигрывала сарматской, а новые географические условия, в которых оказались скифы, однозначно требовали переосмысления всех стратегических и тактических основ их военной доктрины. Зажатые в границы Таврического полуострова, имея собственную столицу, города и крепости, скифы оказались лишены своего главного оружия – маневра, и то, что проделал Иданфирс с армией Дария, в новых условиях осуществить было невозможно. А раз рушилась стратегия, то, соответственно, надо было менять и тактические приёмы, но вот это как раз и не было сделано.

Скорее всего, дело ограничилось тем, что Скилур был вынужден значительно увеличить количество пехоты и повысить её роль в войсках, поскольку это требовалось как для борьбы с укреплениями херсонеситов, так и для охраны собственных городов, окружённых стенами. Но боеспособной пехотой скифы никогда не отличались, у них таких традиций просто не было, а потому, вполне возможно, к её организации привлекались греческие специалисты. Однако тем не менее именно пехота оставалась самым слабым звеном в военной организации скифских царей. С учётом того что в тактических действиях конницы, которая являлась главной ударной силой скифов, никаких изменений не произошло, недостаточная выучка пехоты должна была рано или поздно сыграть свою негативную роль.

Что в конечном итоге и произошло, когда на Тавриду упала тень грозного понтийского царя Митридата VI Евпатора.