Глава 11

Глава 11

РОССИЯ, ВЕРНИ СМОЛЕНСК! И КНИГИ СКОРИНЫ

Есть ли у белорусов территориальные претензии к России? Официальный лидер парламентской оппозиции Зенон Позняк до эмиграции в США в органе Верховного Совета РБ «Народной газете» ставил вопрос о возвращении в состав Белоруссии Смоленской, Псковской, Брянской областей, Вильнюса, Белостока и других территорий. Россия, по его мнению, – это страна юродивых, идеология и культура которой замешаны на политике сталкивания соседей, на войнах и крови, на жестокости монголо-ордынских традиций.

Территориальные притязания белорусских национал-радикалов не самостоятельное движение, оно возникло и развивалось под сильным воздействием аналогичных движений в странах Балтии, где был взят государственный курс на национальную обособленность, на полный пересмотр прошлого, разрыв исторических связей. Латвия и Эстония ссылались на договор с Россией 1920 года, однако, по мнению российских экспертов, эти ссылки беспочвенны, так как далекие договоренности 1920 года утратили силу с момента вхождения республик в состав СССР в 1940 году и восстановлению не подлежат. Когда-то ведь и Омск, и часть Оренбургской области, и часть Башкирии входили в состав тогдашней Киргизской автономной республики.

Ныне Россия граничит с 16-ю иностранными государствами. И практически каждое из них имеет территориальные претензии к своей соседке. Если бы Россия удовлетворила их желания, то карта Российской Федерации имела бы совершенно иной вид. Заострение белорусской оппозицией территориального вопроса – это своеобразная дань моде, следование в фарватере политики, проводимой новыми странами Балтии, на которые постоянно оглядываются радикально настроенные белорусы. Интерес к своему административно-территориальному прошлому, который не поощрялся в советский период, с приобретением суверенитета выплескивался на страницы периодики. Новое поколение, выросшее на дозированной официальной историографии, с удивлением узнавало, что белорусскими считались когда-то территории, ныне входящие в состав России. А некоторые этнические россияне, проживающие в Белоруссии, впадали в панику при виде таких публикаций, расценивая их как грубую фальсификацию истории и проявление национализма.

Категоричность подобных суждений происходила вовсе не по злому умыслу или природной российской подозрительности, а совсем по иной причине. Ее обозначил еще поэт Пушкин, вложив в слова о лености и нелюбопытстве пророческий смысл. Но если быть самокритичным, то и вины здесь особой у россиян нет, поскольку прочитать о прежних границах Белоруссии было негде.

Ее административно-территориальное деление претерпевало удивительные метаморфозы – впрочем как и любого другого государства. Нет в мире страны, границы которой сохранили бы неизменность на протяжении многих веков. Не была исключением и Белоруссия, тем более, что она расположена на бойком месте, на пути между Западом и Востоком.

Не будем углубляться в стародавние времена племенных союзов и княжений. Начнем с того, что представляла собой Белоруссия перед ее присоединением к России. Белорусские земли тогда входили в состав Великого княжества Литовского: из 30 уездов 16 были белорусскими. Это деление было закреплено Статутом княжества в 1588 году и просуществовало до раздела Речи Посполитой.

Разделов было три. Первый состоялся в 1772 году. Тогда восточная часть Белоруссии вошла в состав Российской империи. На присоединенной территории были образованы две губернии – Могилевская и Псковская. Псковская! Теперь, наверное, понятно, почему нынешние радикалы считают эту область белорусской. Однако спустя четыре года после образования Псковской губернии из нее были выделены белорусские и латгальские уезды, которые вошли во вновь созданную Полоцкую губернию. Белорусскими уездами в ней были Витебский, Городокский, Дриссенский, Полоцкий и Суражский. Могилевская губерния состояла из 12 уездов – Оршанского, Бабиновичского, Белецкого, Климовичского, Копысского, Могилевского, Мстиславльского, Рогачевского, Сенненского, Старобинского, Чаусского и Чериковского.

После второго раздела Речи Посполитой в 1793 году в состав России вошла часть центральной части Белоруссии. Из нее была образована Минская губерния, в которую входили 13 уездов: Бобруйский, Борисовский, Вилейский, Давид-Городокский, Дриссенский, Докшицкий, Игуменский, Мозырский, Минский, Несвижский, Поставский, Пинский и Слуцкий.

В результате третьего раздела Речи Посполитой (1795 год) в состав России вошла западная часть Белоруссии, на территории которой были образованы Виленская и Слонимская губернии. Слонимская губерния состояла из 8 уездов – Брестского, Волковысского, Гродненского, Кобринского, Лидского, Новогрудского, Пружанского и Слонимского. Виленскую губернию составляли два белорусских уезда – Ошмянский и Браславский.

В 1797 году Слонимская и Виленская губернии были объединены в Литовскую губернию с центром в Вильно. Годом раньше такое же произошло с Полоцкой и Могилевской губерниями, которые тоже были объединены в Белорусскую губернию с центром в Витебске. В это же время к Минской губернии присоединили Речицкий уезд, ранее входивший в состав Черниговского наместничества. В результате совершенствования административно-территориального деления к 1802 году на присоединенных к России белорусских землях существовало 5 губерний – Могилевская (12 уездов), Витебская (12 уездов), Минская (10 уездов), Гродненская (8 уездов) и Виленская (11 уездов).

С первых дней присоединения и до 1856 года включительно существовало Белорусское генерал-губернаторство – чрезвычайная административно-территориальная единица, учрежденная в связи с окраинным положением этих земель и неблагоприятными там для Петербурга общественно-политическими обстоятельствами. Генерал-губернаторство возглавлялось военным губернатором, при котором действовала канцелярия. Первым генерал-губернатором Белоруссии был екатерининский вельможа З. Чернышев (1772 -1780). На этом посту побывала блестящая плеяда видных государственных и военных деятелей России: П. Пассек (1780 -1802), А. Римский-Корсаков (1802 -1803), И. Михельсон (1803 -1805), В. Римский-Корсаков (1805-1811), А. Вюртембергский (1811-1822), Д. Хованский (1822 -1837), П. Дьяков (1837-1846), А. Голицын (1846-1853), П. Игнатьев (1853-1855), М. Урусов (1855-1856).

Белорусское генерал-губернаторство включало следующие губернии: в 1772-1776 годах Могилевскую и Псковскую, в 1776-1796 – Полоцкую и Могилевскую (в 1778-1796 – наместничества), в 1796-1802 – Белорусскую, в 1802-1823 – Витебскую и Могилевскую, в 1823-1831 – Витебскую, Могилевскую, Смоленскую и Калужскую (к двум последним у нынешних национал-радикалов повышенный интерес – ясно, почему!), в январе – апреле 1831 – Витебскую, Могилевскую, Смоленскую (снова!). Со второй половины 1820-х годов в связи с изменениями в составе, а также восстанием 1830 года и национальной политикой самодержавия термин «Белорусское» в названии генерал-губернаторства постепенно вытеснялся из обихода и заменялся названиями губерний, в которых размещался центр генерал-губернаторства – Витебское, Могилевское, Смоленское.

Во время Первой мировой войны немецкие войска к концу 1915 года оккупировали всю Гродненскую, часть Минской и Виленской губерний. В 1917 году Витебская, Могилевская и неоккупированные уезды Минской и Виленской губерний были объединены в Западную область с центром в Минске. В марте 1918 года центр области перенесен в Смоленск, в ее состав полностью вошла Смоленская губерния. В сентябре 1918 года область переименована в Западную коммуну.

30-31 декабря 1918 года, как уже отмечалось в четвертой главе данного исследования, VI Северо-Западная конференция Российской Коммунистической партии (большевиков) – (РКП(б), – состоявшаяся в Смоленске, объявила себя I съездом Коммунистической партии (большевиков) Белоруссии КП(б)Б и провозгласила создание Белорусской Советской Социалистической Республики (БССР). В состав нового государственного образования вошли Витебская, Гродненская, Могилевская, Минская губернии, а такие белорусские уезды Виленской и Ковенской, западные уезды Смоленской губерний. Столицей БССР стал Менск (с 1939 года Минск).

В изданном в 1993 году первом томе «Энциклопедии истории Белоруссии» в статье, посвященной БССР, говорится: «Таким образом, партийная конференция взяла на себя функции учредительного собрания и парламента Белоруссии. Создание БССР было тактическим маневром местных властей и означало серьезное поражение национально-демократического движения в Белоруссии. Советская республика открыла белорусскому народу перспективы в лучшем случае национально-культурной автономии, но не суверенной государственности и самостоятельного национально-демократического развития, провозглашенных ранее Белорусской Народной Республикой. Правительство БССР, сформированное почти полностью из политических эмигрантов, оставалось в подчинении ЦК РКП(б) и СНК РСФСР. В Белоруссии была восстановлена коммунистическая диктатура».

По мнению автора статьи в энциклопедии, восстановлению белорусской государственности, даже в форме советской национально-культурной автономии, противились сторонники унитарного коммунистического государства как в центре (Москва), так и на местах, в губернских, городских партийных и советских органах. Москва с легкостью необыкновенной, не очень-то считаясь с правительством БССР, оттяпала в свою пользу Смоленскую, Витебскую и Могилевскую губернии, а состоявшийся в Минске 2-3 февраля 1919 года I Всебелорусский съезд Советов послушно утвердил этот отрыв.

Председатель ВЦИК Я. Свердлов, участвовавший в работе съезда, потребовал объединения Белоруссии с марионеточным правительством советской части Литвы, чтобы «предостеречь эти республики от опасности проявления в них национально-шовинистических устремлений». Всебелорусский съезд принял и это требование. 27 февраля 1919 года на объединенном заседании ЦИК Литовской ССР и ЦИК БССР в Вильно было оформлено создание Литовско-Белорусской Советской Социалистической Республики (Литбел). Новое государство было крохотное, оно состояло всего из трех губерний – Минской, Гродненской и Виленской. Фактически БССР прекратила свое существование, поскольку Минск вскоре был захвачен поляками.

История провозглашения Литбела такая. Уже в конце января 1919 года, когда не прошло и месяца после создания самостоятельной, как было записано в резолюции I съезда КП(б), Белорусской Советской Социалистической Республики, Ленин встретился с делегацией Центрального бюро Компартии Белоруссии в Москве. Белорусам было сказано: надо объединиться с Литовской ССР. То есть потерять дарованную три недели назад государственность. Причина – надо смягчить удар международного империализма по РСФСР.

– Образование Литбела, – говорил мне в 1991 году директор Института истории партии при ЦК КПБ Р. Платонов, – почти неисследованная страница, «белое пятно» в нашей истории.

Он ссылался на крайне ограниченное число сохранившихся документальных источников, противоречивость свидетельств участников и очевидцев событий того времени. Все это уже тогда приводило к грустным размышлениям об игнорировании воли белорусского народа со стороны Ленина и ЦК РКП(б), о пренебрежении к его национальной государственности. Помнится, некоторые историки утверждали, что искренности в политике центрального руководства, созданного революцией, не было, вопрос об отторжении от Белоруссии ряда ее областей и переходе их под юрисдикцию РСФСР намечался заранее, что Советская Россия вообще не хотела признавать права Белоруссии на государственную самостоятельность и пошла на такое признание лишь после увеличения своей территории за счет белорусских земель.

Действительно, «усечение» БССР до двух губерний – Минской и Гродненской планировалось чуть ли не одновременно с провозглашением «самостоятельной Белорусской Советской Социалистической Республики». Уже 16 января 1919 года ЦК РКП(б) принял секретное постановление рекомендовать Центральному бюро КП(б)Б на предстоящем съезде Советов Белоруссии, созываемом для принятия Конституции республики, утверждения герба и флага «вынести решение об объединении Белоруссии с Литвой».

Советские историки объясняли это решение международной конъюнктурой. Возможно, что так оно и было. Ведь уже в декабре 1918 года правитель Польши Ю. Пилсудский заявил, что польское государство будет восстанавливаться в пределах 1772 года. В таком случае в состав Польши были бы включены белорусские и литовские земли, в том числе Минск и Вильно. Польская интервенция становилась реальной угрозой. Значит, надо «усечь» Белоруссию до минимума, если Пилсудский решится на захват ее территории.

Как восприняли белорусские руководители идею об объединении с Литвой? Негативно. Они пытались отстоять свою республику в составе прежних пяти губерний, но с Москвой, как известно, не поспоришь. К тому же их, наверное, посвятили в стратегический замысел ЦК РКП(б) – в случае захвата поляками Литбела, белорусские губернии, переходящие под юрисдикцию РСФСР, станут основой для возрождения белорусской национальной государственности.

Новейшими изысканиями установлено, что идея создания Литбела родилась в Москве еще до провозглашения БССР. 25 декабря 1918 года Сталин телеграфировал Мясникову: «Ковенская и Виленская губернии отойдут к литовскому правительству и соответствующие партийные организации; Минская, Смоленская, Гродненская губернии отойдут к белорусскому правительству и соответствующие партийные организации». Мясников тут же задал вопрос: «Куда денутся Могилевская и Витебская губернии, о которых вы ничего не сказали, это также белорусские губернии?» Сталин, не задумываясь, ответил: «Об этих губерниях и о многом другом поговорим, когда приедете. Итак, до послезавтра».

Запись беседы Мясникова со Сталиным при их встрече 27 декабря 1918 года не обнаружена. Да неизвестно, велась ли она. Однако другие документы косвенно говорят о том, что в ней, очевидно, поднимался вопрос об объединении Белоруссии и Литвы.

Оказавшись в составе РСФСР, три белорусские губернии, которые еще недавно входили в состав «самостоятельного» соседнего государства, претерпели череду административно-территориальных преобразований. В апреле 1919 года Москва упразднила Могилевскую губернию, преобразовав ее в Гомельскую. Началась чехарда переподчинения уездов, которые передавали из одной губернии в другую. Фактически половина Белорусского государства была присоединена к РСФСР и считалась ее территорией вплоть до марта 1924 года – около пяти лет. В ходе наступательных действий Красной Армии в мае 1920 года был взят Минск, а спустя полтора месяца – снова провозглашена БССР. Однако восточной границей республики признавалась граница Минской губернии (т. е. Витебская и Смоленская губернии не возвращались, оставаясь в составе РСФСР), линия западной границы БССР зависела от хода советско-польской войны. Министр иностранных дел Англии Дж. Керзон предложил свой вариант линии размежевания, однако он не удовлетворил ни польскую, ни советскую стороны.

Спорный вопрос решило поражение Тухачевского под Варшавой. Красная Армия откатывалась на восток. В этих условиях Ленин дал согласие на передачу Польше западных территорий Белоруссии. 18 марта 1921 года в Риге был подписан соответствующий договор между Варшавой и Москвой. Две страны решали судьбу третьей, их разделяющей. Третья страна в этом не участвовала, ее мнения не спрашивали ни в Москве, ни в Варшаве. Представителей БССР даже не пригласили на переговоры.

Возобновленная Москвой в июле 1920 года, Белоруссия вплоть до 1924 года состояла всего из 6 уездов бывшей Минской губернии – Бобруйского, Борисовского, Игуменского (с 1923 года Червеньского), Мозырьского, Минского и Слуцкого. «Дали шесть поветов, ну, спасибо и за это», – откликнулся Янка Купала. Площадь нового европейского государства составляла 52,4 тысячи квадратных километров, численность населения – 1,5 миллиона человек. На территории БССР автоматически действовали решения ЦК ВКП (б), Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народных Комиссаров РСФСР. Финансы, международные отношения, военное строительство, транспорт и ряд других отраслей полностью регламентировался московским руководством.

Создание СССР «Энциклопедия истории Белоруссии» объясняет необходимостью сохранения диктатуры Коммунистической партии в условиях нэпа в национальных регионах бывшей Российской империи. БССР, вошедшая в союз 30 декабря 1922 года как одна из его основателей, заняла по существу положение автономной республики в унитарном государстве.

Карликовая шестиуездная Белоруссия вызывала улыбку. Правительство БССР вскоре убедилось в ее полной нежизнеспособности. Да и в Москве тоже начали понимать всю бессмысленность существования крохотного государства на западных границах страны. Интересы обороны диктовали необходимость укрупнения.

Первое укрупнение состоялось в марте 1924 года. Центральная власть в Москве согласилась на возвращение Белоруссии части ее восточных территорий, в результате чего снова белорусскими стали Полоцкий, Витебский, Городокский, Могилевский, Горецкий, Рогачевский, Быховский, Климовичский, Чаусский, Мстиславский уезды Витебской, Гомельской и Смоленской губерний с преимущественно белорусским населением. Территория республики сразу увеличилась вдвое – до 110,5 тысячи квадратных километров, а численность населения – почти втрое: до 4,2 миллиона человек.

В декабре 1926 года произошло второе укрупнение БССР. Республике были возвращены из РСФСР Речицкий и Гомельский уезды. Территория после этого уже составляла 125,8 тысячи квадратных километров, а численность населения возросла до 5 миллионов человек. Считается, что и после этого в составе РСФСР остались значительные территории Витебской, Смоленской и Брянской областей с белорусским населением.

Белоруссия оказалась в центре драматических событий и Второй мировой войны. Согласно заключенному 23 августа 1939 года пакту Риббентропа – Молотова, территория Западной Белоруссии относилась к сфере интересов СССР. Поэтому вскоре после нападения Германии на Польшу 17 сентября 1939 года советские войска перешли польскую границу и заняли всю территорию Западной Белоруссии. А спустя пять дней, 22 сентября в Бресте состоялся совместный парад советских и немецких войск.

Этот факт советская историография замалчивала. И только в начале 90-х годов, уже после роспуска СССР, в одном из залов музея Брестской крепости-героя появились фотографии, рассказывающие о неизвестном широкой публике эпизоде. Для многих посетителей это было открытием, они не верили увиденному. Осознание того, что в начале Второй мировой войны будущие смертельные враги обменялись знаменами, рукопожатиями и тостами, не укладывалось в самую смелую советскую голову. Хотя для узкого круга специалистов никогда не было секретом, что происходило в Бресте ни 14-17 сентября, ни 22 сентября 1939 года.

22 сентября ясно – совместный парад немецких и советских войск. А что было 14-17 сентября?

В течение этих трех дней польский гарнизон, расположенный в крепости, мужественно сражался против немцев. Танковый корпус генерала Гудериана захватил Брест 14 сентября, но немцы никак не рассчитывали, что крепость будет обороняться.

Части Красной Армии вошли в Брест 22 сентября. В мемуарах, вышедших на русском языке еще в 1954 году, Гудериан так описывал это событие: «В качестве вестника приближения русских прибыл молодой русский офицер на бронеавтомобиле, сообщивший нам о подходе их танковой бригады. Затем мы получили известие о демаркационной линии, установленной министерством иностранных дел, которая, проходя по Бугу, оставляла за русскими крепость Брест; такое решение министерства мы считали невыгодным… В день передачи Бреста русским в город прибыл комбриг Кривошеин, танкист, владевший французским языком; поэтому я смог легко с ним объясниться… Мы смогли забрать все, кроме захваченных у поляков запасов… Наше пребывание в Бресте закончилось прощальным парадом и церемонией с обменом флагов в присутствии комбрига Кривошеина».

А теперь слово советскому комбригу С. М. Кривошеину, который выпустил свои мемуары десятилетие спустя. «В 18.00, – писал он в книге «Междубурье», – я и генерал Гудериан поднялись на невысокую трибуну. За пехотой пошла моторизованная артиллерия, потом танки. На бреющем полете пронеслись над трибуной десятка два самолетов. Потом опять пошла пехота на машинах. Некоторые из них, как мне показалось, проезжали по второму разу…»

В тот же день захваченный немцами польский город Бжесть-над-Бугем стал советским городом Брестом, а крепость – местом дислокации красноармейцев и пограничников. Улицы имени 17 сентября, названного днем воссоединения Западной и Восточной Белоруссии, когда Красная Армия согласно секретному договору между Сталиным и Гитлером перешла границу польского государства, появились практически в каждом городке на новой советской территории.

Эта территория, находившаяся с 1921 по 1939 год в составе Польши, была разделена на четыре воеводства: Белостокское (Волковысский, Гродненский, частично Августовский и Соколковский уезды), Виленское (Ошмянский, Браславский, Вилейский, Дриссенский, Молодечненский, Поставский, частично Свентянский и Виленско-Трокский уезды), Новогрудское (Барановичский, Воложинский, Лидский, Новогрудский, Несвижский, Слонимский, Столбцовский и Щучинский уезды), Полесское (Брестский, Дрогичинский, Кобринский, Коссовский, Лунинецкий, Пинский, Пружанский, Столинский уезды). В соответствии с обращением Народного собрания Западной Белоруссии внеочередная сессия Верховного Совета БССР 12 ноября 1939 года приняла постановление о включении этих территорий в состав БССР. На присоединенных землях было образовано пять новых белорусских областей – Барановичская, Белостокская, Брестская, Вилейская и Пинская.

Правда, эти области чуть не достались Украине.

Из воспоминаний бывшего первого секретаря ЦК Компартии Белоруссии П. К. Пономаренко, записанных историком Г. Куманевым 2 ноября 1978 года и впервые обнародованных им в 1999 году:

«Вскоре после освобождения Западной Украины и Западной Белоруссии возник вопрос об административной границе между этими новыми областями страны. Согласно постановлениям Верховного Совета СССР от 1 и 2 ноября 1939 года Верховные Советы УССР и БССР должны были представить на его рассмотрение соответствующие проекты разграничения западных районов и областей между данными республиками.

Я не думал, что в этом деле могли возникнуть какие-либо осложнения, поскольку этнографическая граница была довольно ясной. Она шла с востока на запад, несколько южнее городов Пинска, Кобрина и Бреста.

В один из осенних дней 1939 г., когда я находился в Белостоке, мне позвонили из оргинструкторского отдела ЦК ВКП(б) и сообщили, что Н. С. Хрущев подготовил и внес в Центральный Комитет свои предложения о границе, а вот от ЦК КП(б)Б предложений пока не поступило. Работник ЦК ВКП(б) сказал, что он пошлет нам для ознакомления украинский проект. Через день мы его получили.

Проект Хрущева о границах между западными областями всех нас просто ошеломил, и в этот же вечер мы созвали заседание Бюро ЦК КП(б)Б, чтобы обсудить украинские предложения и выработать свои контрпредложения.

По варианту Хрущева граница между западными областями должна была пройти значительнее севернее естественной общепринятой этнографической границы, причем настолько севернее, что города Брест, Пружаны, Столин, Пинск, Лунинец и Кобрин, а также большая часть Беловежской пущи отходили к Украине.

С этим никак нельзя было согласиться, и для наших предложений и обоснований мы привлекли обильный исторический материал, включая многие архивные документы. Наконец, и наш проект был готов.

22 ноября я был вызван в Москву со своими предложениями. По прибытии в столицу в тот же день получил приглашение от И. В. Сталина. Когда я зашел в его приемную в Кремле, там уже находился Хрущев, тоже с материалами и схемами. Он беседовал с помощником Сталина А. Н. Поскребышевым. И здесь перед нашей встречей со Сталиным произошел драматический инцидент между Хрущевым и мной, определивший на долгие годы его отношение ко мне.

После того как я поздоровался, Хрущев спросил меня, подготовили ли мы свои предложения о границе и в чем их суть. С должным уважением к нему, как члену Политбюро ЦК ВКП(б) и известному деятелю партии, я, как можно деликатнее, сказал: «Мы подготовили предложения, но они не совпадают с вашими». Далее я сказал, что мы предлагаем границу в соответствии с этнографическим составом населения и что граница, по нашему мнению, должна пройти южнее Пинска, Лунинца, Кобрина, Барановичей и Бреста, а посему эти города и Беловежская пуща должны остаться в составе Советской Белоруссии.

Хрущев вскипел и грубо спросил: «Кто вам состряпал эту чепуху и чем вы можете это обосновать?» Я ответил, что предложения, которые мы вносим, составили члены ЦК Компартии Белоруссии. Мы вовсе не считаем это чепухой и готовы привести обоснования на основе статистики и истории. Хрущев заявил, что украинские историки имеют другую точку зрения и высказал свои наметки границы. На это я ответил: «Трудно предположить, чтобы ученые могли обосновать такую границу, противоречащую понятиям этнографии, статистики и истории».

Хрущев рассвирепел и со злостью стал кричать: «Ага, вы ученым не верите, вы что, больше других знаете? Да что вы знаете? А слышали ли вы о том, что, начиная со средних веков, на территориях, которые вы хотите включить в состав Белоруссии, жили и продолжают жить украинцы, что Наливайко, Богдан Хмельницкий и другие включали население этих территорий в свои войска, что исторические книги вовсе не упоминают в связи с этими районами о белорусах» и т. д. и т. п.

Я ему ответил: «Товарищ Хрущев, меня сейчас больше всего волнует то, в каком тоне и в какой грубой форме вы разговариваете со мной. Это ведь не ваш личный вопрос. Даже, если вопреки нашим предложениям, эти районы включат в состав Украины, никакой катастрофы не произойдет. Мы одна страна, а Украина тоже советская. Но я обязан защищать интересы Белоруссии и имею на этот счет свои предложения, которые опираются на обоснованные данные».

В этот момент нас позвали к Сталину. Он сидел в кабинете один. После нашего приветствия он ответил: «Здорово, гетманы, ну, как с границей? Вы еще не передрались? Не начали еще войну из-за границ? Не сосредоточили войска? Или договорились мирно?»

Потом Сталин предложил нам сесть и доложить свои варианты. Хрущев и я вытащили тексты предложений и схемы. Первым докладывал Никита Сергеевич. Он развернул на столе схемы, но, излагая содержание своего проекта, ни разу не сослался на них.

Сталин выслушал, поднялся, принес свою карту и попросил Хрущева показать на схеме, как пройдет граница.

После моего выступления и ответов на ряд вопросов Сталин твердо заявил: «Граница, которую предлагает товарищ Хрущев, совершенно неприемлема. Она ничем не может быть обоснована. Ее не поймет общественное мнение. Невозможно сколько-нибудь серьезно говорить о том, что Брест и Беловежская пуща являются украинскими районами. Если принять такую границу, то западные области Белоруссии по существу исчезают. И это была бы плохая национальная политика».

Потом, обращаясь к Хрущеву, чтобы несколько смягчить свое заявление, он заметил: «Скажите прямо, выдвигая эти предложения, вы, наверное, имели в виду другое: вам хотелось бы получить лес, его на Украине ведь не так много?»

На это Хрущев ответил: «Да, товарищ Сталин, все дело в лесе, которым так богато Полесье, а у нас леса мало».

«Это другое дело, – заметил Сталин, – это можно учесть. Белорусы предлагают правильную, обоснованную границу. Объективность их варианта подчеркивается, в частности, и тем фактом, что они сами предлагают район Камень-Каширска отнести к Украине. Мы утвердили границу, в основном совпадающую с проектом товарища Пономаренко, но с некоторой поправкой в соответствии с желанием украинцев получить немного леса».

Он взял карту и прочертил линию границы, почти совпадающую с нашими предложениями. Только в одном месте сделал на зеленом массиве карты небольшой выгиб к северу и сказал: «Пусть этот район отойдет к Украине».

Хрущев выразил свое согласие. Я был особенно доволен таким решением вопроса.

После этого Сталин пригласил Хрущева и меня к себе обедать. По лицу, по настроению Никиты Сергеевича чувствовалось, что он остался недоволен таким исходом и эту историю надолго запомнит. Я не ошибся».

В результате воссоединения с Западной Белоруссией население республики увеличилось до 11 миллионов человек. Даже критически настроенные ко многим страницам истории советской Белоруссии нынешние радикалы называют это событие историческим: впервые после разделов Речи Посполитой (конец ХVIII века) большая часть территории Белоруссии объединилась в одном национально-административном образовании. Правда, они тут же делают оговорку: для установления и укрепления тоталитарного советского режима из восточной Белоруссии были направлены тысячи номенклатурных работников, еще больше их приехало из других регионов СССР. В 1939-1941 годах сотни тысяч граждан польской национальности были насильственно выселены в районы Урала, Сибири, Казахстана. Репрессиям подверглись и те белорусы, которые имели неосторожность критически высказаться относительно политики новых властей.

В октябре 1939 года правительство СССР передало Литве Виленский край с городом Вильно. После образования Литовской ССР он стал столицей новой союзной республики. Кроме того, ей были переданы в ноябре 1940 года из состава БССР три района – Гадутишковский, Паречский и Свентянский – с преимущественно литовским населением.

Вильно в 1921-1939 годах было политическим и культурным центром Западной Белоруссии, ее неофициальной столицей. Там работали белорусские гимназия и музей, редакции газет и журналов, культурно-просветительные организации.

После присоединения Западной Белоруссии в 1939 году в Вильно начала выходить газета «Виленская правда» – как и в других белорусских областных центрах. Предполагалось, что Вильно войдет в состав БССР. Но не тут-то было.

Виленский край с населением 457 тысяч человек был передан Литве. Нарком иностранных дел В. Молотов отметил тогда: «Мы знаем, что большинство населения этой территории не литовское. Но историческое прошлое и стремления литовского народа тесно связаны с городом Вильно, и правительство СССР сочло необходимым уважать эти моральные факторы».

И снова пострадали прежде всего белорусы. Литовская пропаганда утверждала, что они не белорусы, а «потерянные литвины», что им нужно лишь сменить фамилии, добавив «ас», «ис» или «ус». После окончания Второй мировой войны в Вильно были закрыты белорусская гимназия, белорусский музей имени И. Луцкевича, начала выходить газета «Червоны штандар» на польском языке. Белорусам-католикам вбивалось в головы, что они самые настоящие поляки. Менялась белорусская топонимика: Медники стали называться Мединкай, Свентяны – Швенченис и т. д.

Еще раз обратимся к беседе историка Г. Куманева с белорусским руководителем конца тридцатых – начала сороковых годов П. Пономаренко. Исследователь задал ему вопрос: «Ощущали ли вы перед войной внимание ЦК партии, Советского правительства, лично И. В. Сталина к вопросам развития культуры в республике, к бытовым проблемам граждан?»

«Безусловно, – ответил П. Пономаренко. – Внимание и помощь со стороны Центра ощущались постоянно по самому широкому спектру культурных и бытовых вопросов. Причем некоторые из них казались довольно второстепенными. В порядке иллюстрации расскажу вам следующее.

Летом 1940 года во время декады в Москве белорусской культуры и искусства после одного из спектаклей Белорусского оперного театра на сцене Большого театра я сказал Сталину, что декада в центральных газетах почему-то очень слабо освещается. Сталин тут же позвонил редактору «Правды» Ровинскому, сделал ему замечание и предложил освещать в «Правде» нашу декаду так же, как и предыдущие декады других республик. При этом он сказал, что вообще нельзя допускать, чтобы по этому поводу возникали жалобы.

На другой день в «Правде» появилась обстоятельная статья о постановках белорусских театров в Москве. Но рассердившийся на белорусов Ровинский решил «осветить» и другие вопросы, касающиеся нашей республики. В этом же номере была помещена статья под заголовком «Плоды неуемной фантазии», в которой подвергалось уничтожающей критике строительство Минского озера. Дело в том, что в 1940 году под Минском стало сооружаться искусственное озеро. Оно имело большое практическое значение, так как позволило бы весной собирать и регулировать пропуск весенних вод и таким образом избегать затоплений низинной части Минска. Большой интерес к созданию озера проявили минчане, особенно молодежь, так как купаться летом было негде. Многие учебные заведения, учреждения и предприятия после окончания занятий или работы, а также в воскресенье посылали учащихся и служащих на возведение озера.

Проект озера, плотины и шлюза спроектировали инженеры Белгоспроекта на общественных началах. Всей работой руководил Минский горком партии и его секретарь А. П. Матвеев. Строительство было не сложным и шло успешно. Но кто бы мог подумать, что это озеро получит всесоюзную известность, станет «притчей во языцех» и его сооружение подвергнется обсуждению даже на Политбюро ЦК?

Возвращаясь к статье в «Правде», хочу заметить, что публикация была тенденциозная и очень злая. Она была основана на каком-то письме, поступившем в редакцию из Минска. Автор письма жаловался на то, что его привлекают к строительству озера вроде бы на добровольной основе, но фактически имеют место принуждения со стороны общественных организаций. Возведение озера оценивалось как ненужное дело. В конце письма говорилось, что после озера, наверное, начнут искусственные горы создавать, потом пальмы сажать и т. д.

В этот вечер после просмотра спектакля Белорусского драмтеатра, во время ужина Сталин спросил меня:

– Что это за озеро вы там устраиваете и почему принуждаете народ ходить после работы и выходные дни работать на этом озере?

Я ответил ему, озеро делается исключительно на добровольных началах и ни о каком принуждении не может быть и речи.

На это Сталин заметил:

– Это вам кажется, что все идут добровольно. Вы ведь читали, что пишут в «Правду» из Минска? Видно, вокруг озера создали такой накал, что если кто-то в выходной день решил отдохнуть и не пошел озеро копать, то мог нажить бы большие неприятности. Мы против привлечения трудящихся в выходные дни на всякие, так называемые, «добровольные работы».

В это время Хрущев, обращаясь к Г. М. Маленкову, громко (чтобы все слышали) заявил:

– Мне один киевский профессор жаловался на то, что когда он поехал в Минск, в отпуск, то его и многих других пассажиров на Минском вокзале захватили и под конвоем отправили на озеро. Беднягу отпустили оттуда только после того, как он проработал там три дня. Профессор сейчас же уехал из Минска, боясь, что его еще раз «добровольно» отправят на озеро.

Сталин повернулся ко мне и говорит:

– Вот, оказывается, до чего дело дошло. Вам это известно или нет?

Я ответил, что, очевидно, тов. Хрущев шутит (хотя рассказывал он этот случай с серьезным видом).

– Ну, а если не шутка? – спросил Сталин.

– Тогда я попрошу назначить следствие, ибо здесь речь идет о преступлении, каким являлась бы организация облав на вокзалах и, кроме того, я буду просить тов. Хрущева назвать имя этого профессора, так как считаю это лучшим способом опровергнуть вымысел.

Хрущев сразу обратился ко мне:

– Ну, что вы в бутылку лезете? Ясно ведь, что я рассказал об этом в шутку.

Сталин промолчал и сказал:

– Если это шутка, то уже легче, но шутка, я вам скажу, довольно неуместная.

Действительно, если кому и стало легче, так это мне. Я к этому времени уже знал, как строг был Сталин к разного рода перегибам, если они затрагивали интересы целых групп населения.

Но вопрос о злосчастном озере на этом не закончился и эпилог был неожиданным.

Сталин спросил:

– Кто секретарь Минского обкома партии? Его нужно наказать. Вы сами куда смотрите? Почему ЦК Компартии Белоруссии не видит, что делается в вашей столице? И потом скажите мне, кому понадобилось это озеро и почему оно устраивается без санкции руководства республики?

В связи с прямым вопросом представлялась возможность внести ясность во все это дело, и я доложил следующее:

– Совнарком и ЦК Компартии Белоруссии не только знают о строительстве озера, но и санкционировали это строительство не как «плод неуемной фантазии», а как насущную необходимость, не говоря уже о его значении как места отдыха трудящихся.

Дело в том, что Минск пересекает небольшая речка Свислочь. Она делит город на высокую и низинную часть. Весной эта река становится полноводной и затопляет всю или почти всю низинную часть города. Убытки каждый год исчисляются миллионами, население терпит большой ущерб. Ежегодно образовываются комиссии по борьбе с наводнениями и его последствиями. А летом эту речку можно перейти вброд. Умные люди предложили, чтобы избежать наводнений, устроить выше по течению реки перед городом водохранилище. Оно позволит регулировать спуск весенних вод и избежать наводнений.

Эта мысль оказалась весьма практичной. Ведь под самым городом река протекает по длинной и широкой ложбине. Поэтому для образования водохранилища необходимо построить только плотину и шлюз. Никаких земляных работ по образованию озера не требуется, в виду чего выражение «копают озеро» не отвечает действительности. Земляные работы связаны только с устройством плотины и приведением в культурный вид берегов озера.

Естественно, что создать возможность населению Минска купаться и отдыхать у озера, явилось дополнительным мотивом его создания. Особенно это строительство приветствует молодежь. Она главным образом и работает на озере в свободное время по 3-4 часа в неделю. Поэтому странно, что редакция «Правды», не попытавшись разобраться, публикует статью, наполненную всякой чушью о чьей-то фантазии, горах и пальмах. Я теперь прямо не знаю, что делать. Прекращать это нужное дело – жаль, а средств мы не имеем на его строительство.

На этом, собственно, разговор и закончился. Стали говорить на другие темы. Но в самом конце ужина Сталин возвратился к вопросу об озере. Он сказал, обращаясь к сидевшим за столом:

– Выходит, что Минское озеро – далеко не плод фантазии. Его сооружение надо закончить. Но не следует продолжать строительство общественным способом.

И далее он сказал мне:

– Подсчитайте с товарищем Вознесенским, сколько необходимо денег и какие материалы мы должны отпустить, чтобы спасти Минск от потопа, а киевских профессоров от неприятностей.

На другой день после разговора с Вознесенским я вызвал в Москву А. П. Матвеева с проектом озера. Матвеев приехал, конечно, очень расстроенным. Из-за волнения даже заголовок газетной статьи прочел неточно. Спросил меня, почему же такое оскорбительное название – «Плоды неумной фантазии»? Я сказал ему, что он неправильно прочел: там напечатано «неуемной». А кроме того, этот заголовок в связи с тем, что написано в статье, скорее всего относится не к Минскому горкому, а к Ровинскому и частично к Хрущеву, который выдумал «киевского профессора».

Озеро было построено, наводнения прекратились. С течением времени там вырос парк, а живописное, с чистой водой водохранилище стало любимым местом отдыха минчан.

После описанного выше обсуждения вопроса об озере Хрущев мне сказал:

– Здорово вы выкрутились из сложного положения. А мы из вашей ошибки извлекли пользу. У нас, оказывается, в Донбассе тоже строили несколько озер, и я дал указание немедленно прекратить это строительство.

Я мысленно представил себе Донбасс, его города и рабочие поселки, испытывающие недостаток в воде, и подумал, что вряд ли «дорогой Никита Сергеевич» извлек из «дела» о Минском озере полезный урок.

Таков мой ответ относительно внимания Центра к культурно-бытовым проблемам республики».

Дальше была Великая Отечественная война. Касаясь этой темы, нынешние национально ориентированные исследователи пишут, что Белоруссия была важнейшим театром военных действий СССР. Установленный в нем тоталитарный режим, несмотря на обещания и заверения, оказался не в состоянии гарантировать белорусскому народу мир и право на жизнь. Катастрофа Красной Армии летом 1941 года обусловила молниеносную оккупацию всей территории БССР германскими войсками. В восточные районы СССР было эвакуировано около 1,5 миллиона жителей, в основном из восточных областей Белоруссии, а также более 120 промышленных предприятий.

Оккупанты расчленили территорию Белоруссии. К Восточной Пруссии были отнесены юго-западные районы Брестской и Белостокской областей с городами Гродно и Волковыск. Южные районы Брестской, Пинской, Полесской и Гомельской областей включили в состав рейхскомиссариата «Украина», образовав из них Мозырьский, Василевичский, Петриковский и Ельский округа. Северо-западные районы Вилейской области вошли в состав Литовского генерального округа. В зону армейского тыла попали Витебская, Могилевская, большая часть Гомельской и восточные районы Минской области. В состав генерального округа «Белоруссия» (Генеральбецирк Белорутени) вошли лишь Барановичская, Вилейская, Минская (без восточных районов), северные районы Брестской, Пинской и Полесской областей. От прежней Белорусской ССР осталась только 1/3 ее прежней территории. Но и ее присоединили к рейхскомиссариату «Остлянд» с резиденцией в Риге и разделили на 10 округов (гебитов): Барановичский, Борисовский, Вилейский, Ганцевичский, Глубокский, Лидский, Минский, Новогрудский, Слонимский и Слуцкий.

Только наивные или невежественные люди верят, что Германия питала к белорусам какие-то особые симпатии. Байки о том, что, в отличие от других народов, белорусы не подлежали уничтожению, похоже, начинают находить благосклонных слушателей и читателей. Но это не так. Документы свидетельствуют о другом. Например, согласно плану «Ост», предусматривалось оставить для онемечивания и использования в качестве рабочей силы не более 25 процентов белорусов. Этот зловещий план был рассчитан на 20 лет. Однако оккупанты всемерно сокращали первоначальный срок, используя лагеря смерти, карательные операции и другие средства массового уничтожения людей.

За годы оккупации фашисты уничтожили в Белоруссии свыше 2,2 миллиона советских граждан и военнопленных, вывезли в Германию около 380 тысяч человек. На территории республики оккупанты сожгли вместе с жителями 628 сел, из них 186 не были отстроены после войны. Сожжено и разрушено 209 городов и районных центров, 9 200 деревень, в результате чего около 3 миллионов человек остались без крова над головой. Были разграблены все центры культуры и науки, уничтожены многие тысячи замечательных памятников древности. Мировая цивилизация не знает такого массового уничтожения людей в войне, варварского разрушения материальных, духовных, культурных и научных ценностей.

После разгрома Советской Армией немецких войск в Белоруссии и восстановления на ее территории советской власти снова, как и в 1939 году, была предпринята попытка оттяпать часть ее земель и передать на этот раз не Украине, а РСФСР. Это тоже малоизвестная страница белорусской истории, о которой П. К. Пономаренко поведал будучи на пенсии.

«В августе 1944 года, – рассказал он историку Г. Куманеву, – примерно через месяц после освобождения Минска от немецко-фашистских захватчиков, позвонил Г. М. Маленков и сообщил мне, что имеется указание об образовании Полоцкой области с центром в г. Полоцке и что Секретариат ЦК составил по этому поводу проект решения, который он хочет согласовать с ЦК КП(б) Белоруссии.

Я ответил, что Центральный Комитет Компартии Белоруссии, как мне думается, не будет возражать и поддержит предложение об образовании Полоцкой области.

– Да, но вы должны иметь в виду, – сказал Маленков, – что Полоцкая область будет образована в составе РСФСР и таким образом Полоцк и соответствующие районы отойдут из БССР в РСФСР.

Это было для меня настолько неожиданным, что в первые минуты я не нашелся, что ответить. Чтобы исключить возможность возражений, Маленков добавил:

– Не думаете же вы, что Полоцкой области в Российской Федерации будет хуже, чем в составе БССР?

Я ответил, что, конечно, этого не думаю, но есть причины для возражений против такого решения и я хочу их обдумать, обсудить с товарищами, а затем сообщить наше мнение.

На это Маленков ответил:

– Обсуждать не следует, выезжайте в Москву.

Приехав в Москву, я узнал, что проект постановления об образовании Полоцкой области в составе РСФСР (помимо Маленкова в подготовке его активное участие принимал Н. С. Хрущев), несмотря на состоявшийся разговор, уже отправлен в Политбюро ЦК ВКП(б).