Глава IV Годы подготовки

Глава IV

Годы подготовки

Летом 1886 г., когда все войска были отведены в Вади Хальфу, а суданские гарнизоны были уничтожены, британцы со стыдом и досадой отвели свои взоры от долины Нила. Не только боль, вызванная смертью генерала Гордона, тяжелые потери среди личного состава, большие расходы государственных денег [172] заставляли многих англичан терзаться; это был настоящий провал, нация была разочарована и подавлена. Люди были особенно чувствительны к тому, что они унизили свое достоинство в глазах всего мира. Обстановка в Египте вряд ли могла обнадежить. Реформы, проводимые под руководством британцев, пока приводили лишь к росту народного недовольства. Вмешательство Баринга во внутренние дела страны раздражало хедива и его министров. Скупость Винсента вызывала презрение. Активные действия Монкриффа потрясли основания министерства ирригации. Армия Вуда стала посмешищем для всей Европы. Среди сорняков и мусора старой государственной системы со всеми ее злоупотреблениями были брошены новые семена. Но Англия не видела признаков урожая, перед ее глазами стоял лишь испачканный грязью и покрытый пылью упрямый земледелец, который вместе с ней пытался навести порядок в египетской неразберихе. Крайне утомленная и измученная, не замечавшая насмешек и колкостей других великих держав, Британия обратила свой взгляд к другим странам и другим вопросам.

Рассказ о возрождении Египта выходит за рамки этого повествования. Но судьба египетской армии, ее организация и вооружение представляются нам довольно интересными. 20 декабря 1882 г. старая египетская армия, или, вернее, то, что от нее осталось, была распущена одной лишь строчкой британского декрета. Было очевидно, что другая военная организация должна будет заменить то, что было уничтожено. Рассматривались возможности использования иностранных наемников или турецких янычар. Но лорд Дуфферин твердо придерживался того принципа, что оборона страны должна быть доверена ее жителям, и поэтому было решено организовать новую египетскую армию. На эти силы возлагались обязанности по сохранению внутреннего порядка и обороне южных и западных границ от бедуинов. После первого призыва (никто не хотел идти служить добровольно) армия насчитывала шесть тысяч человек при населении в шесть миллионов. Двадцать шесть британских офицеров, бедняки, привлеченные высокой зарплатой, или честолюбцы, прельщенные возможностью командовать большими группами людей, а также опытные сержанты взяли на себя обязанности по подготовке рекрутов. [173]

Всем руководил сэр Эвелин Вуд, который и стал первым британским сирдаром египетской армии. Работа началась, и сразу же появились результаты. Через три месяца после формирования был проведен первый смотр египетских вооруженных сил. Все шесть тысяч солдат в батальонных колоннах прошли торжественным маршем перед хедивом и государственным флагом. Их выправка и строевая подготовка вызвали одобрение сторонних наблюдателей, к которому, правда, примешивалась доля презрения. Конечно, новая армия сильно отличалась от старой. В первую очередь, солдаты получали жалованье. С рекрутами обращались справедливо. Офицеры не воровали их пайков. Время от времени солдат отпускали домой. Когда они заболевали, их отправляли в госпиталь, а не пороли. В целом, европейская система пришла на смену египетской.

Трудно предположить, что люди, живущие на плодородных почвах и в мягком климате Дельты, могли стать хорошими воинами. Годы нищеты и притеснений редко способствуют росту боевых настроений. Солдат из феллахов не хочет убивать. Даже ислам не может заставить его быть жестоким. Он может быть жестким, но жестоким — никогда. Нельзя сказать, что он труслив, но его храбрость такова, что он терпеливо сносит боль и трудности, несчастья встречает с безразличием, а смерть — с равнодушным спокойствием. У него есть и другие достоинства, важные для солдата. Он послушен, честен, сдержан, дисциплинирован, сообразителен и, самое главное, физически силен. Поколения его предков, занимавшихся тяжелым физическим трудом, сделали его мускулы и нервы железными. Условия жизни здесь были таковы, что те, кто здесь родился, были готовы работать многие часы под безжалостным солнцем, испытывая недостаток в еде и не получая за свой труд практически никакого вознаграждения.

Из этих людей британские офицеры сколотили костяк новой египетской армии. Сначала им мешали насмешки со стороны их товарищей из британской и индийской служб. Но когда выучка и выправка армии улучшились, бессмысленные насмешки над офицерами прекратились, и теперь от них могли страдать только египетские солдаты. Но британские офицеры не отделяли себя от своей армии. Те, кто оскорблял солдат, наносили обиду [174] английскому джентльмену. Так между офицерами и солдатами египетской службы образовался странный союз. И, хотя материальный фактор решает многое, без этого морального единения невозможно было бы добиться таких потрясающих результатов.

На армию возлагались новые обязанности, следовательно, росла и ее численность. До конца 1883 г. пехота состояла из шести батальонов феллахов. В 1884 г. был организован первый суданский батальон. Чернокожие солдаты сильно отличались от феллахов. Египтяне были сильны, терпеливы, здоровы и послушны. Суданцы во всем этом уступали им. Их легкие, тонкие ноги и сухие фигуры составляли резкий контраст с массивными, словно сделанными из железа крестьянами Дельты. Легко возбудимых и часто непослушных суданцев нужно было держать в строжайшей дисциплине. Но у них было два качества, чрезвычайно важных для солдат: они были преданы как собаки и имели сердце льва. Суданец любил своего офицера и ничего не боялся. Когда подобный элемент был включен в состав египетской армии, она действительно превратилась в мощную военную машину. Во время кампаний лорда Китчинера на Ниле потери шести суданских батальонов превысили потери всей остальной армии.

Служба была трудной и непрерывной. Армия участвовала только в мелких военных операциях, но солдат должен был всегда находиться в состоянии полной боевой готовности. Везде соблюдался режим жесточайшей экономии. Иногда британский офицер лишался отпуска, а египетский рядовой — пайка, чтобы сберечь несколько фунтов для египетской казны. Форма шилась из тонкой и старой ткани, а обувь была настолько плоха, что солдаты часто разбивали ноги об острые камни на дорогах, оставляя за собой кровавые следы. Но эффективность армии значительно возросла, а постоянная боевая подготовка привела к тому, что даже из феллахов стали получаться настоящие солдаты. Меч для завоевания Судана оттачивался, и, когда все приготовления были практически закончены, сразу же появился человек, который смог взять его в руки.

Горацио Герберт Китчинер, старший сын английского подполковника, родился в 1850 г., в 1869 г. поступил в Королевскую военную академию в Вулидже и стал кадетом военных саперов. [175] Весной 1871 г. он получил офицерское звание. Первые десять лет его службы ничем не примечательны, он четко выполнял свои обязанности, но не проявлял особых талантов и характера, которые отличали его позднее. Но за то время, пока он выжидал, он приобрел одно мощное оружие. В 1874 г. случай или интуиция заставили его искать назначения в отряды, ведущие топографическую съемку на Кипре и в Палестине. В последней он выучил арабский язык. В течение шести лет он не смог извлечь никакой выгоды из знания языка, которым практически не владели британские офицеры. В 1874 г. арабский язык для продвижения по службе был так же бесполезен, как и патагонский. Но неожиданное развитие событий изменило такое положение вещей. В 1882 г, британский флот подошел к Александрии, и связь между Британией и Египтом стала очевидной. Китчинер не упустил своего шанса. Взяв отпуск, он поспешил туда, где происходили главные события. Александрия подверглась бомбардировкам. Для восстановления порядка на берег высаживались войска. Британское правительство решило направить в Египет свою армию.

Лорд Уолсли вскоре нашел работу для энергичного офицера, говорившего по-арабски. В кампании 1882 г. Китчинер принял участие в чине майора. Он поступил на службу в новую армию, созданную после окончания войны, и стал одним из двадцати шести первых ее офицеров. В Нильской экспедиции 1885 г. арабский язык снова помог ему выдвинуться на первый план, отвага и энергия нашли себе применение в отделе разведки. Однако его попытки наладить связь с Гордоном в Хартуме не были удачны, и в Журнале то и дело встречаются настолько едкие замечания по этому поводу, что при его издании редактор даже был вынужден отдельно указать в предисловии, что генерал не имел особых причин так критиковать Китчинера. Деятельность Китчинера, если и не пришлась по душе взыскательному генералу в Хартуме, вполне удовлетворила командование в Каире, и в 1886 г. он был назначен губернатором Суакина. Но этот пост, ответственный и опасный, не удовлетворил самого Китчинера. Готовый к большей ответственности и большим опасностям, он совершал облавы и вторгался на земли, принадлежащие местным племенам; он строго ограничил и практически уничтожил работорговлю, которая снова начала развиваться. В результате всех этих действий окрестности Суакина находились в еще большем волнении, чем обычно. Кульминацией всех этих событий были появление [176] Османа Дигны и его наступление на Суакин. Активность нового губернатора способствовала укреплению обороны города[28]. Осман Дигна отступил. Местные жители, участвовавшие в обороне города, решили начать преследование. Китчинер хотя и имел инструкцию не привлекать к участию в наступательных операциях британских офицеров или солдат египетской регулярной армии, все же решил оказать ополченцам поддержку. Утром 18 января 1888 г. они атаковали лагерь Османа Дигны и добились некоторого успеха. Но, когда ополченцы увлеклись грабежом, противник привел в порядок свои силы и, нанеся тяжелые потери, выбил нападавших из лагеря. Прибыв с подкреплением на поле сражения, Китчинер понял, что верные ему отряды потерпели поражение. Он отважно попытался прикрыть отступление и был серьезно, и, как даже сперва показалось, опасно, ранен в челюсть. Потери среди ополченцев составили 22 человека убитыми и 28 человек ранеными. Погибло два английских офицера. В некоторой растерянности, испытывая страшную боль, губернатор вернулся в Суакин. Несмотря на рану к неудачу, он горел желанием возобновить военные действия, но британское правительство строго запретило ему поступать таким образом. «Наша политическая линия, которой желательно следовать в Восточном Судане, — писал сэр Эвелин Баринг 17 марта, сдерживая упреки, — основывается лишь на оборонительных действиях, направленных против враждебных выступлений арабских племен; мы должны избегать наступательных действий и содействовать развитию торговли всеми доступными нам способами»[29]. Едва ли можно было ожидать, что губернатор станет проводить политику, столь чуждую его взглядам и намерениям. Летом 1888 г. он был переведен на военную должность и стал генерал-адъютантом египетской армии. Следующие четыре года он работал не жалея сил в военном министерстве в Каире, проведя множество полезных реформ и сэкономив множество денег. Также он проявил организаторские способности, не оставшиеся незамеченными. В 1892 г. сэр Ф. Гренфелл ушел в отставку с поста [177] сирдара, и пост главнокомандующего египетской армией оставался незанятым. Двумя основными кандидатами на эту должность были полковник Воудхаус, командовавший действующий армией в Хальфе, и генерал-адъютант. Полковник Воудхаус, без сомнения, имел больше шансов получить назначение. Несколько лет он командовал армией, постоянно ведущей боевые действия. Он успешно руководил гражданской администрацией пограничной провинции и пользовался популярностью в египетской армии. Китчинер мало что мог ему противопоставить. Он проявил себя как смелый и энергичный солдат. Он был хорошим чиновником. Но в делах управления он не всегда был согласен с правительством, а его коллеги-офицеры практически не были с ним знакомы. Но влияние сэра Эвелина Баринга решило исход дела. И, к удивлению египетской армии, Китчинер был назначен сирдаром. Лорд Кромер нашел офицера, которому он смог бы доверить завоевание Судана, когда для этого наступит подходящий момент.

Годы, отведенные на подготовку, когда каждый делал все, что от него требовалось, отдел разведки смог использовать с наибольшей выгодой для себя. Самым большим упущением, доставлявшим много беспокойства лорду Уолсли, было то, что англичане практически ничего не знали о Судане и его населении. Отдел разведки египетской армии под командованием полковника (теперь сэра) Реджинальда Вингейта смог добиться потрясающих результатов. В течение десяти лет история, климат, география и сами жители Судана были предметом тщательного изучения. Граница между цивилизацией и дикостью была проведена в Вади Хальфе; за эту линию, вверх по великой реке, за стены Омдурмана, в арсенал, в казну, в мечеть тайно проникали шпионы и секретные агенты правительства, замаскированные под купцов, солдат или женщин. Шепотом сообщаемая в Хальфе и подробно записываемая в Каире информация, каким бы путем она ни приходила, постепенно накапливалась, и отчеты отделения разведки становились все толще и толще. Работа прекратилась только тогда, когда на каждого эмира было составлено подробное досье, каждый гарнизон подсчитан, а бесконечные скандалы и интриги в Омдурмане тщательно описаны.

Два важных свидетеля подтвердили и дополнили информацию, собранную шпионами и разведчиками. В конце 1891 г. Фазеру [178] Орвальдеру удалось бежать из Омдурмана и добраться до Египта. Он не только сообщил множество полезной для отделения разведки информации, но также опубликовал захватывающее описание своего пребывания в плену, которое произвело ошеломляюще впечатление на англичан. В 1895 г. еще один беглец достиг Ассуана. Утром 16 марта на хромом и истощенном верблюде усталый и видавший виды араб, в изорванной в клочья джиббе, подъехал к дому коменданта. Он был радушно принят, и его проводили в лучшую ванную комнату. Через два часа оттуда вышел маленький австрийский офицер, и телеграф спешно сообщил, что Слатин, бывший губернатор Дарфура, вырвался из лап халифы. Это был человек, который знал все о империи дервишей. Слатин, не только верный слуга халифы, но почти его друг, живший с правителем Судана, присутствовавший на всех его советах, лично знавший всех эмиров, но и военный и администратор, знавший цену своим знаниям, получил титул паши и был введен в штат отделения разведки. Сообщенная им информация еще более утвердила египетские власти в мысли о том, что империя дервишей приходит в упадок, а его книга «Огонь и меч в Судане» заставила содрогнуться от ужаса всех вдумчивых английских читателей. Общественное мнение стало склоняться к мысли о завоевании Судана.

В 1895 г. к власти пришел консервативный юнионистский кабинет. Его поддерживало подавляющее большинство избирателей, и едва ли можно было предполагать, что в течение пяти или шести лет произойдет смена власти. Значительная часть новых министров прежде резко критиковала египетскую политику Гладстоуна. Теперь у них была возможность исправить ошибки своих предшественников. Идея завоевания Судана возникла сама собой, и она пришлась по вкусу как правительству, так и населению Великобритании. Непредвиденные события заставили еще более серьезно отнестись к этой идее.

1 марта 1896 г. произошло сражение при Адове, итальянцы потерпели сокрушительное поражение от абиссинцев. Это имело два важных последствия. Первое: был нанесен серьезный удар по престижу европейцев в Северной Африке. Возможно, что успех абиссинцев заставит дервишей напасть на итальянцев в Кассале, а также на египтян в Суакине или Вади Хальфе. Второе: уменьшилась роль Италии на международной арене. Тот факт, что оружие [179] абиссинцам поставляли Франция и Россия, еще более осложнял ситуацию. Здесь затрагивались интересы тройственного союза — третий его член был ослаблен. Сделав шаг навстречу, Великобритания могла бы разрядить обстановку.

В этих условиях британское правительство решило помочь итальянцам, выдвинув к границе у Вади Хальфы свои войска. Англичане снова вспомнили о Египте. Они понимали, что стремление вернуть потерянные провинции было вполне законным и естественным желанием египтян. «Вызывает некоторые трудности лишь вопрос о том, когда военные и финансовые возможности страны позволят начать наступательные действия»[30]. С точки зрения египтян, наиболее подходящий момент еще не настал. Требовалось еще несколько лет. Египет имел бы больше шансов на успех в войне с Суданом, если бы в стране предварительно были созданы водохранилища. В течение почти двух лет подобные предложения представлялись на рассмотрение его величества хедива, или, если быть точнее, лорда Кромера. С завидной регулярностью сэр Герберт Китчинер и сэр Вильям Гарстин посещали британское представительство (назвать его правительством было бы государственной изменой), первый призывал незамедлительно начать войну, второй — постройку водохранилища. В итоге проект Гарстина был принят. За несколько недель до того, как был отдан приказ о наступлении на Донголу, Гарстин встретил Китчинера, возвращавшегося из представительства. «Я проиграл, — неожиданно сказал Китчинер. — Вы получили свою дамбу!» Радостно улыбаясь, Гарстин продолжил свой путь.

Решение британского правительства оказалось полной неожиданностью для египетских властей. Время года не благоприятствовало началу военных операций. Наступала жара. Уровень воды в Ниле был низким. За исключением нападения на деревню в Вади Хальфе и рейда по дельте Токара, дервиши практически целый год «придерживались оборонительной тактики»[31]. Лорд Кромер понимал, что если постройка водохранилища всегда будет актуальна, то вопрос о завоевании Судана может не получить поддержки либерального правительства. При этом следовало помнить и о том, [180] что французы активизировали свою деятельность у верховий Нила. Политика есть не что иное, как ряд компромиссов и сделок, и если историк может указать наилучший момент для начала того или иного предприятия, то правитель должен довольствоваться лишь хорошим моментом.

Перед тем как мы перейдем к описанию военных операций, представляется необходимым объяснить, откуда были взяты деньги, необходимые для ведения войны. Примерно половина дохода Египта шла на развитие страны и нужды ее управления. Вторая же половина уходила на выплаты процентов по внешним долгам. Лондонская конвенция 1885 г. предписывала, что ежегодные расходы Египта не должны превышать определенной суммы. Если это все же происходит, то на каждый фунт, потраченный на развитие страны или нужды управления, один фунт должен быть выплачен комиссии по долгам. Таким образом, когда достигался означенный предел, на каждый фунт, потраченный в интересах Египта, народ, и так платящий большие налоги, был обязан собрать еще по два фунта. Но этот закон оказался настолько суровым, что, как и все законы, идущие вразрез с понятием справедливости, он был несколько изменен. По соглашению, подписанному в 1888 г., кассе по долгам было дано право перечислять добавочные выплаты в общий резервный, а не амортизационный фонд. Из этого резервного фонда в случае непредвиденных расходов могли выделяться субсидии, которые не облагались дополнительным налогом.

Экспедиция в Донголу началась, как уже говорилось, без учета ситуации в самом Египте. Сразу стало очевидно, что Египет не сможет финансировать ведение военных операций. Министр финансов обратился в кассу по долгам, пытаясь получить кредит из общего резервного фонда. Египту на самом деле предстояли непредвиденные расходы. Египетское правительство просило 500 000 египетских фунтов.

Комиссия по долгам собралась на совещание. Ее члены — представители Англии, Франции, России, Германии, Австрии и Италии — надлежащим образом рассмотрели заявку. Четыре члена комиссии согласились выдать субсидию. Два члена, Россия и Франция, были против. Большинством голосов решение было принято. Деньги были переданы египетскому правительству и направлены на военные расходы. [181]

Будучи независимой державой, Египет униженно просил, чтобы ему позволили тратить часть излишков своих доходов на внутренние цели. Но еще большее унижение было впереди. Франция и Россия, голоса которых не были учтены, настаивали на том, что выдача субсидии находилась за пределами полномочий комиссии; следовательно, египетское правительство должно было вернуть полученные незаконным путем деньги. По наущению Франции представители держателей облигаций заявляли, что при выдаче субсидии были ущемлены их интересы. Для обсуждения сложившейся ситуации в Египте был созван смешанный трибунал, орган, который не подчинялся законам этой страны.

Смешанный трибунал, международный орган, выносил решения исходя из политической ситуации, а его судьи получали указания от правительств тех стран, которые они представляли. На трибунале было торжественно провозглашено, что военные расходы не являются непредвиденными. Очевидно, предполагалось, что Египет постоянно находится в состоянии войны. По такому мудрому решению египетскому правительству следовало вернуть 500 000 фунтов — с процентами и издержками. После некоторых раздумий о том, пришло ли время для обсуждения вопроса о введении финансовых санкций против Египта, было решено подчиниться этому чудовищно несправедливому решению. Необходимо было вернуть деньги. Но они уже были потрачены. И более того, требовались еще большие суммы для продолжения войны. Остановиться было уже невозможно. Кроме того, Египет не мог вернуть 500 000 фунтов, которые он уже получил и которых уже был лишен.

В это время Франция стала предпринимать попытки влиять на египетскую политическую жизнь. Одна египетская партия, слабая и не игравшая никакой заметной роли на политической арене, обратилась к Франции за поддержкой. Известия об успехе французов наполнили сердца членов этой партии радостью. Жители Востока ценят результаты. А результат был таков, что он полностью не устраивал британцев. Для египтян вывод был очевиден. Великобритания не выдержала проверки.

Но тем временем генеральный консул телеграфировал лорду Солсбери, прося разрешения выделить ссуду на условиях, которые [182] будут оговорены позднее. Сдержанный ответ был получен быстро. «Канцлером казначейства, — заявил лорд Солсбери, — вы уполномочены заявить, что, хотя ответственность за выплату 500 000 фунтов лежит на египетском правительстве, правительство Ее величества готово выделить на условиях, которые будут оговорены позднее, требуемую египетским казначейством сумму»[32]. Французы не предполагали такого развития событий, и когда 3 декабря в Каире стало известно, что Великобритания готова выплатить деньги, всех охватило чувство неопределенности и изумления. Но Франция все еще могла влиять на ход событий. Предполагалось, что английское правительство не сможет передать кредит Египту, пока это решение не будет одобрено парламентом. Также считалось, что египтяне не смогут сразу же найти деньги. Но французское правительство ждало полное разочарование. В Египте налоги не собирались постепенно в течение года, как это происходит в большинстве стран. В течение нескольких месяцев в египетскую казну поступает большое количество наличности. Остальную часть года деньги практически не поступают. И именно в то время года, когда был собран урожай хлопка и в казне имелось достаточное количество средств, а гарантии британского правительства оказать финансовую помощь были получены, лорд Кромер решил сразу же выплатить деньги.

5 декабря египетский совет министров, на котором председательствовал сам хедив, решил направить британскому правительству официальное письмо, в котором выражалась благодарность за оказанную финансовую поддержку.

6 декабря 500 000 фунтов и 15 600 фунтов процентов и издержек в золотых слитках были перевезены из египетского казначейства в кассу по долгам. Это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Французская дипломатия потерпела сокрушительный провал. [183]