Глава III Империя дервишей
Глава III
Империя дервишей
С первого взгляда может показаться большим достижением то, что из множества диких и враждующих друг с другом племен народы Судана смогли образовать мощное содружество, живущее по установленным законам и управляемое одним человеком. Но есть одна форма правления, которая чужда развитию, которая дороже всего обходится народу и почти всегда является тиранией, — правление армии. История знает много примеров этому, в древности и в наше время, в цивилизованных и первобытных государствах; и хотя культура и образование могут оставить свой след даже на таком правлении, все равно они не могут изменить его сущности. Военная иерархия всегда остается одной и той же. Результаты подобного правления всегда плачевны. Глубина той пропасти, в которой оказывается страна, может быть разной в зависимости от места и времени, но господство армии в политике всегда ведет к централизации капитала, быстрому обеднению провинций, падению уровня жизни и обнищанию населения; торговля и образование не развиваются, морально разлагается и сама армия, спесь и потворство своим слабостям становятся отличительными чертами военных.
После падения Хартума и отступления британской армии Махди стал полновластным хозяином Судана. Теперь он мог исполнять малейшие свои желания; следуя примеру основателя ислама, он стал позволять себе то, что человеку Запада покажется чрезмерным излишеством. Махди устроил себе большой гарем и заточил там самых прекрасных пленниц. Подданные копировали поведение своего властелина. Присутствие женщин делало воинов более тщеславными, и очень скоро покрытый заплатами халат, символ святой нищеты восставших, превратился в роскошную джиббу завоевателей. Хартум был расположен среди болот и топей, и его нездоровый климат более не прельщал стремившихся к роскоши арабов. На западном берегу Белого Нила Махди [162] начал строительство новой столицы, которая, по названию египетского укрепления, располагавшегося на этом месте, стала именоваться Омдурман[23]. В первую очередь он приказал своим подданным построить мечеть, чтобы молиться в ней, арсенал, чтобы хранить в нем оружие, и дом, в котором он сам будет жить.
В середине июня, чуть меньше чем через пять месяцев после победоносного завершения военных кампаний, Махди заболел. Несколько дней он не появлялся в мечети. Люди были встревожены. Но их успокоили, напомнив пророчество о том, что освободитель не исчезнет до тех пор, пока не завоюет весь мир. Состояние Мухаммеда, однако, ухудшалось. Те, кто мог его посещать, не сомневались, что Махди заболел тифом. Халифа Абдулла ни на минуту не отходил от ложа больного. На шестой день жители города и солдаты узнали, насколько серьезно болен их правитель. По всей стране совершались молебны о его скорейшем выздоровлении. На седьмой день стало очевидно, что он умирает. Все, кто был близок ему, собрались в маленькой комнате. Несколько часов Махди лежал без сознания или бредил, но когда конец был уже близок, он пришел в себя и, гигантским усилием воли собрав последние силы, объявил, что его верный последователь и друг, халифа Абдулла, станет его преемником. Мухаммед призвал остальных повиноваться ему. «Он от меня, и я от него; так, как вы подчинялись мне, так подчиняйтесь и ему. Да будет Господь милосерден к вам!»[24]. Махди испустил последний вздох.
Горе и смятение охватили сердца жителей города. Несмотря на то, что закон строго запрещал любые публичные выражения скорби, «звуки рыданий доносились почти из каждого дома». Люди, в одно мгновение лишившиеся своего признанного правителя и духовного наставника, были потрясены и напуганы. Только жены Махди, если верить Слатину, «в тайне радовались смерти своего мужа и хозяина». Но, поскольку теперь они были обречены вечно хранить верность усопшему господину, причина их радости настолько же неясна, насколько странен и способ ее выражения. Тело Махди, завернутое в лен, было с благоговением [163] предано земле. Его похоронили в глубокой могиле, вырытой в полу комнаты, где он скончался. Тело Махди покоилось там до взятия Омдурмана британскими войсками в 1898 г., когда по приказу Китчинера склеп был вскрыт, а останки Мухаммеда Ахмада эксгумированы.
Последним изъявлением воли Махди назначил Абдуллу свои преемником. Халифа решил, что этот выбор должен быть подтвержден всем народом. Он поспешил к кафедре, стоявшей в центре мечети, и голосом, дрожащим от воодушевления и переполнявших его чувств, обратился к собравшейся там огромной толпе. Ораторское искусство Абдуллы, его репутация храброго воина, последняя воля Махди — все это заворожило слушателей, и тысячи людей принесли ему клятву верности.
Египтяне были изгнаны из всех провинций, и теперь там были назначены новые военные губернаторы, которые управляли вверенными им частями страны и собирали налоги — последнее особенно волновало Махди. Его смерть послужила сигналом к различным восстаниям и волнениям — на военной, политической или религиозной почве. Гарнизоны поднимали мятежи, эмиры составляли заговоры, пророки читали свои проповеди. И не только внутренние противоречия угрожали безопасности страны. Становилась все более явной угроза Абиссинии с востока. На севере суданцы вели военные действия против египтян, в районе Суакина — против англичан. От Массовы наступали итальянцы. На юге упорно продолжал оказывать сопротивление Эмин-паша. Но халифа смог справиться со всеми своими противниками, и то, что стал представлять собой Судан с 1885 г. по 1898 г., было заслугой этого сильного и талантливого правителя, справившегося со всеми неудачами и давшего решительный отпор всем врагам.
В течение тринадцати лет своего правления Абдулла использовал практически все средства, которые имеются в распоряжении восточного монарха, для укрепления своей шаткой власти. Поголовное истребление прочих претендентов на трон обычно сопровождает начало правления. Халифа смог избежать этой крайне меры. Тем не менее он сделал все возможное, чтобы обезопасить себя. Воспользовавшись всеобщим состоянием скорби и страха, Абдулла вынудил двух оставшихся халифов и «ашрафов», [164] родственников пророка, принести ему клятву верности[25]. Но эти уступчивые люди вскоре раскаялись в содеянном. Эти два менее удачливых халифы составили заговор против Абдуллы. Но этого проницательного правителя поддерживало племя баггара, к которому он сам и принадлежал, а также большая часть суданских стрелков. Стороны готовились к войне. Абдулла вывел верные отряды из города и подверг своих противников серьезному испытанию. Они располагали большим количеством людей. Свирепые члены племени баггара размахивали мечами, суданские стрелки всегда славились своей храбростью. Несколько часов казалось, что столкновение неизбежно. Но в конце концов противники Абдуллы покорились превосходящим силам нового правителя и отваге его последователей. Поскольку они признали себя побежденными, то прежней власти у них не стало, и они превратились в очень полезных людей для правительства, которое не смогли свергнуть.
Абдулла понимал, что для управления Суданом ему потребуется большая армия. Для того чтобы держать эту армию в покорности, ему нужна была другая сила; то, что обычно заставляет европейских солдат подчиняться своим командирам, не могло быть использовано дервишами. Конечно же, в течение нескольких лет он был вынужден полагаться на волю случая и преданность офицеров. Но позднее, когда халифа упрочил властные структуры, он стал независим, и ему не нужно было рассчитывать только на их доверие.
Он переселил своих сородичей, род Таайша из племени баггара, в Омдурман. Прельщенные надеждами обладать богатством, красивыми женами и властью, почти семь тысяч воинов и диких кочевников сменили место своего проживания. Правительство позаботилось о том, чтобы их путь к новому дому не был слишком трудным. По маршруту следования были построены зернохранилища. Пароходы и парусные суда ожидали кочевников на Ниле. В столице все они получили новые одежды за счет государства. Для их размещения в столице был освобожден от жителей целый район. О чем забыл или не захотел позаботиться [165] великодушный Абдулла — о том кочевники позаботились сами. Они воровали, разбойничали и мошенничали с самонадеянностью и безнаказанностью монарших фаворитов. Население города ответило им ненавистью за причиненные страдания. Цель халифы была достигнута. В Омдурмане возник класс людей, абсолютно ему преданных. Как и Абдулла, они питали ненависть к местным племенам. Как и Абдулла, они были чужими на этой земле. Но, как и Абдулла, они были сильны, беспощадны и храбры. От их преданности зависела их жизнь.
Они были основой государства. Таайша контролировали чернокожее племя джехайда, бывшее нерегулярное войско египтян, ставшее теперь регулярной армией халифы. Джехайда держали в страхе арабских солдат, живших в столице. Столичные военные силы господствовали над военными в провинциях, а те, в свою очередь, обеспечивали покорность местных жителей. Централизация власти укреплялась концентрацией военного снаряжения. Пушки, винтовки, патроны, все то, что нужно для ведения боевых действий, хранилось в арсенале. Винтовки выдавали суданцам только тогда, когда это было необходимо, патроны — когда их действительно собирались использовать. Так один человек управлял несколькими миллионами воинственных и диких жителей страны.
Еще один принцип управления, которым руководствовался халифа, заключался в том, чтобы поддерживать равновесие между различными племенами и слоями общества. Если какой-либо эмир богател и приобретал серьезное влияние, он становился потенциальным соперником, а следовательно, должен был умереть, быть брошен в тюрьму или лишен имущества. Если какое-либо племя начинало представлять опасность для власти Таайша, его необходимо было усмирять до тех пор, пока эта угроза не исчезала. Так управлял государством дикарь из Кордофана.
Его величайшим триумфом была Абиссинская война. Некоторое время на границе происходили отдельные стычки, изматывавшие войска. Наконец, в 1885 г. дервиш, наполовину купец, наполовину бандит, ограбил абиссинскую церковь. Рас Адал, губернатор Амхарской провинции, потребовал, чтобы этот совершивший святотатство грабитель был предан суду. Арабы высокомерно отказались. Незамедлительно последовал ответ. [166]
Собрав армию, которая насчитывала до тридцати тысяч человек, абиссинцы заняли район Галлабат и двинулись к городу. Против этих сил эмир Вад Арбаб смог выставить не более, чем шесть тысяч солдат. Воодушевленные победами прежних лет, дервиши приняли бой, несмотря на то, что силы были настолько неравны. Но ни храбрость, ни дисциплина не смогли восполнить огромную разницу в численности. Мусульмане не смогли сдержать яростной атаки, они были окружены врагом и уничтожены. Погиб и их бесстрашный предводитель. Абиссинцы устроили страшную резню. Все раненые были добиты, погибшие искалечены, Галлабат был разграблен и сожжен. Известия об этом дошли до Омдурмана. Получив такой сильный и неожиданный удар, халифа осторожно начал действовать. Он начал переговоры с королем Иоанном о выкупе за захваченных в плен женщин и детей, одновременно с этим он направил эмира Юнуса с большой армией к Галлабату. Уладив все неотложные дела, Абдулла приготовился к мести.
Из всех арабов, выдвинувшихся по всему Судану за пятнадцать лет войны и смуты, никто не проявлял больших талантов, не добивался больших успехов и не пользовался большим уважением, чем тот, кого халифа избрал орудием мести за гибель армии у Галлабата. Абу Анга стал рабом в семье Абдуллы еще задолго до того, как Махди прочитал свою первую проповедь на острове Абба; египтяне тогда еще безраздельно властвовали в стране. После начала восстания предприимчивый хозяин вызвал своего слугу из далекого Кордофана, и тот незамедлительно прибыл, проявляя послушание и покорность, которые всегда его отличали. Формально как раб, но на самом деле как товарищ, он бок о бок сражался рядом с Абдуллой в самых первых боях восставших. Халифа хорошо разбирался в людях. Он хорошо понимал, что чернокожие суданские отряды, сдававшиеся один за другим после взятия городов, можно превратить в мощную армию. И халифа считал, что Абу Анга был тем человеком, который не только способен выковать меч, но и будет готов держать его на страже интересов халифы. Бывший раб с неослабевающей энергией принял на себя новые обязанности. Более остальных Абу Анга способствовал поражению армии Хикса. Джехайда — его солдаты, которые так назывались, поскольку участвовали в священной [167] войне, джихаде, были известны по всей стране своим хорошим оружием, своей храбростью и своей жестокостью.
К концу июня Абу Анга подошел к Омдурману. Его армия, по различным оценкам, насчитывала от 22 000 до 31 000 солдат, причем как минимум десять тысяч из них были вооружены винтовками Ремингтона. Халифа принял его со всеми почестями. После беседы с глазу на глаз, которая длилась несколько часов, Абдулла разрешил ввести войска в город. На следующее утро армия вошла в столицу и разбила лагерь у северной окраины, население и сам правитель приветствовали солдат. Через несколько дней у холмов Керрери был проведен большой смотр войск. Вся равнина была заполнена людьми. Флаги разных оттенков и форм весело реяли на ветру, на солнце блестели тысячи и тысячи копий. Дервиши демонстрировали друг другу свои пестрые джиббы. Кавалеристы из племени баггара стояли по флангам. Коричневый купол мавзолея Махди, высившийся над городом, словно обещал воинам божественную поддержку. Абдулла был на вершине власти. Он начал осуществлять рискованный план — он хотел завоевать Абиссинию. Дервиши знали о силе негуса, и Махди запретил им нападать на него. Было сделано зловещее пророчество о том, что король Абиссинии привяжет свою лошадь к одиноко стоящему дереву в Хартуме, а его кавалерия пройдет по городу по колена в крови. Но Абдулла не боялся ни бога, ни человека.
Абиссинцы не сидели сложа руки, наблюдая за активными приготовлениями враждебно настроенных арабов. Рас Адал собрал армию, которая по своим размерам превышала армию дервишей. Но последние были вооружены винтовками, а чернокожая пехота была непобедима. Тем не менее, будучи уверен в своих силах и полагаясь на свою мощную кавалерию, абиссинский военачальник позволил арабам пройти через горы, перевалить через Минтик и выйти на равнину Дебра Син без потерь. Абу Анга принял некоторые меры предосторожности. Он понимал, что поскольку ему предстоит сражаться в сердце Абиссинии, а позади его будут горы, поражение будет означать полное уничтожение. Абу Анга быстро и умело построил свои войска. Абиссинцы пошли в атаку. Огонь суданских стрелков отбросил их назад. Атака была возобновлена с отчаянным бесстрашием. Но суданцы с равной смелостью и более сильным оружием отбили ее. Абиссинцы [168] дрогнули, понеся ужасные потери, и проницательные арабы решили, что настало время для контратаки. Несмотря на преданность кавалерии, Рас Адал покинул поле боя. Большая часть его армии утонула в реке, перед которой он опрометчиво решил дать бой. Его лагерь был взят, и в руках победителей оказалось множество трофеев; дервиши не забыли устроить и резню раненых, как обычно поступают дикари. Победа имела огромные последствия. Вся Амхарская провинция оказалась в руках завоевателей, и весной 1887 г. Абу Анга, не встречая никакого сопротивления, смог продолжить свое наступление, взять и разграбить Гондар, древнюю столицу Абиссинии.
Дервиши не надолго задержались в Абиссинии. Климат страны был слишком непривычен для них. В декабре армия вернулась в Галлабат, который начали укреплять, а победоносный военачальник отправился в Омдурман, где его встретили так, как воинственные народы обычно встречают своих героев. Но более всего тронули знаменитого и верного раба слезы на глазах хозяина, вновь встретившего своего друга, вернувшегося живым и с победой.
Но самое главное сражение еще было впереди. Вся Абиссиния дрожала от гнева. Сам негус решил взяться за дело и раз и навсегда решить вопрос. Он собрал огромную армию, численность которой достигала 130 000 пеших и 20 000 конных. Слухи об этом достигли Галлабата и Омдурмана, и, несмотря на недавние победы, вызвали большую тревогу. Халифе казалось, что границы его государства, а возможно, и его существование, находятся под угрозой. Иоанн объявил, что сотрет дервишей с лица земли. И в это самое время умирает военачальник, которому так доверял Абдулла. Он принял какое-то содержащее яд лекарство, которое должно было помочь ему избавиться от несварения желудка. Абу Анга был похоронен в Галлабате в принадлежащем ему доме из красного кирпича под плач его храбрых чернокожих солдат. Всю армию охватило отчаяние. Халифа назначил Зеки Туммала, одного из лейтенантов Анги, командующим войсками в Галлабате, число которых, ценой невероятных усилий, он смог увеличить до 85 000 человек.
На рассвете 9 марта 1889 г. появились абиссинцы, и рано утром на следующий день началось сражение. Абиссинцам, которых [169] не остановил ружейный огонь, удалось поджечь зерибу. Затем, сконцентрировав силы на одном из флангов, они прорвали оборону и ворвались в город. Дивизия Али, четвертая часть армии дервишей, которая приняла на себя всю тяжесть атаки, была практически полностью уничтожена. Зериба была заполнена женщинами и детьми, которые были безжалостно перебиты торжествующими абиссинцами. В поисках трофеев нападающие устремились во все стороны, и кто-то даже начал откапывать тело Абу Анги, над которым они хотели надругаться, мстя за взятие Гондара. Дервиши дрогнули, но среди абиссинцев неожиданно распространился слух, что их король убит. Забрав то, что они уже успели награбить, солдаты начали отступать, и вскоре зериба снова была пуста. Арабы были слишком слабы, чтобы начать преследование, но, когда на следующий день атаки не были возобновлены, к своему удивлению они обнаружили, что поле боя осталось за ними, а враг отступил к реке Атбара. Тогда Зеки Туммал решил развить успех. Через два дня после сражения дервиши застигли врасплох арьергард противника и, неожиданно напав на лагерь, нанесли серьезные потери и захватили богатые трофеи. Среди убитых оказался и негус, временно назначенный вместо погибшего Иоанна. Тело этого храброго монарха попало в руки дервишей, которые обезглавили его и послали голову, ясное доказательство победы, в Омдурман.
Получение головы Иоанна наполнило сердце халифы торжеством. Суданцы считали, что Абиссиния была куда более могущественной страной, чем Египет, и вот всесильный правитель этой страны убит и обезглавлен. Но цена победы была слишком высока. Противники были крайне жестоки друг к другу, и потери были ужасающими. Цвет армии дервишей, чернокожие герои Абу Анги, были почти полностью уничтожены. Это была пиррова победа. Больше никогда халифе не удавалось собрать такую сильную армию.
Пока шла война с Абиссинией, боевые действия на границе с Египтом практически прекратились. Махди, рассчитывавший на поддержку населения, всегда говорил, что освободит Дельту от «турок». Он уже разрабатывал планы этой кампании, но смерть помешала ему осуществить их. Его преемник наследовал его проблемы, но не его власть. Успех в войне с Абиссинией воодушевил [170] халифу и позволил ему возобновить наступательные действия на северной границе. Он незамедлительно отдал приказ Вад-эль-Неджуми, правителю Донголы, и его небольшой армии начать завоевание Египта. Это безумное предприятие, как и можно было предвидеть, окончилось гибелью эмира и его армии у Тоски. Халифа с притворным горем встретил известия о поражении, но трудно предположить, что он не знал, на что идет. Он был слишком умен, чтобы полагать, что Египет можно будет завоевать лишь с пятью тысячами солдат. Он знал, что, кроме египтян, там живет странное племя белых людей, тех, которые недавно едва не спасли Хартум. «Если бы не англичане, — несколько раз восклицал он, — я бы завоевал Египет!» Но, зная о британской оккупации, он все же послал армию на верную смерть. Трудно объяснить такой поступок, зная о проницательности и благоразумии, которые всегда отличали Абдуллу.
Основную тяжесть потерь в Абиссинской войне понесли джехайда и племена Восточного Судана. Полные зависти племена севера практически не пострадали. Было необходимо снова восстановить баланс сил. Джаалин и барабра становились опасны. Армия Неджуми практически полностью комплектовалась из этих двух племен. Подкрепления, отправляемые из Омдурмана, состояли из солдат халифы Шерифа, который становился слишком силен, и членов племени батахин, склонных к мятежу[26]. Успешные действия такой армии в Египте принесли бы славу, ее поражение тоже можно было бы обернуть себе на пользу. Какими бы мотивами не руководствовался Абдулла, его выигрыш был очевиден.
Вскоре страна стала ослабевать и по другим причинам. Через год после окончания Абиссинской войны в Судане разразился страшный голод. Слатин и Орвальдер соперничают друг с другом в описании ужасов тех лет: люди, поедающие сырые внутренности ослов, матери, пожирающие детей, десятки несчастных, умирающих прямо на улице, под ярким солнцем, сотни трупов, плывущих по Нилу. От голода и лишений погибло больше людей, чем во время войны. Голодом был охвачен весь Судан и течение Нила до Нижнего Египта. Приходили в запустение целые районы между Омдурманом и Бербером. В племенах, разводивших [171] верблюдов, съели всех верблюдиц. Жители прибрежных районов съели посевное зерно. Население Галлабата, Гедарефа и Кассалы уменьшилось на девять десятых; уровень смертности можно проиллюстрировать тем фактом, что армия Зеки Туммала, которая до голода насчитывала 87 000 человек, весной 1890 г. имела лишь 10 000 бойцов.
Новый урожай лишь спас жителей Судана от полного вымирания. Но тех, кто выжил, ожидали еще большие несчастья. В 1890 г. тучи саранчи покрыли истощенную почву. Их желто-красные тела закрывали солнце, и становилось темно. И, хотя они, поджаренные, по вкусу напоминают креветки и могут употребляться в пищу местными жителями, урон, нанесенный насекомыми, был настолько велик, что голод продолжился, и бедность более не отступала. После своего первого появления саранча возвращается каждый год[27]. Миллионы маленьких красных мышей, уничтожавших посевы на корню, также способствовали голоду. Число этих крошечных грызунов было столь огромно, что после дождей, шедших несколько дней по всей стране, вся земля была усеяна телами утонувших вредителей, по своей окраске напоминающих белок.
Но, несмотря на все удары судьбы, халифа продолжал оставаться у власти. Централизация, характеризующая военные государства, еще более усилилась с наступлением голода. Провинциальные города приходили в упадок, тысячи и тысячи людей гибли, но Омдурман рос, а его правитель командовал мощной армией. Теперь же на некоторое время оставим Империю дервишей.