ЖЕЛЕЗНЫЕ ЗЕМЛИ
ЖЕЛЕЗНЫЕ ЗЕМЛИ
1. «Дипломатическая война»
В России распространено несколько неверное представление о характере наполеоновского нашествия. Оно возникло в начале Великой Отечественной войны. Советская пропаганда, дабы вдохновить солдат и тружеников тыла, часто упоминала Наполеона. Мол, перед ним тоже долго отступали. А потом — все-таки «сделали». Тогда это было понятно: пропаганда — такое же оружие, как танки и пушки. Но потом на этой основе сложилась уже традиция. И подоспели бесчисленные книги, стихи и фильмы, которые часто создавали люди, историю вообще не знающие.
Нашествие Наполеона стало прочно ассоциироваться с агрессией Гитлера. Между тем сходство здесь чисто внешнее.
С фюрером — все ясно. Свои цели он четко сформулировал в книге «Майн Кампф»: завоевание жизненного пространства на востоке. Глубинный же смысл его стратегии был вот в чем. Гитлер мечтал об автаркии — то есть о самодостаточном государстве. О таком, которое ни от кого не зависит. Для этого Германии не хватало сырьевой и сельскохозяйственной базы. Продовольственная и сырьевая проблема была ахиллесовой пятой Третьего Рейха. Ради ее решения и пошли на восток.
Наполеону же Россия была по большому счету вовсе не нужна. Да к тому же он был хоть и авантюристом, но не идиотом. И прекрасно понимал, что для захвата хотя бы европейской части Российской империи ему не хватит никакой армии. Великая армия Наполеона в самый свой лучший момент, перед вторжением в Россию, насчитывала около 500 тысяч человек. Это было все, что удалось собрать со всей Европы. Время миллионных армий еще не пришло. С такими силами ни о каком завоевании России речь просто не могла идти.
Сразу же упомяну и еще один миф. Часто приходится слышать, что Наполеон захватил половину России. Говоря так, люди механически переносят реалии мировых войн XX века на совсем иную эпоху. Потому как во времена Наполеона война ходила полосой километров в двадцать. Включая сюда далеко забредших мародеров. На остальной же территории шла обычная жизнь. Так, все основные события Отечественной войны 1812 года крутятся вокруг Старой Смоленской дороги.
Но все-таки: что было нужно Наполеону? С чего бы это он полез в Россию?
А он никуда особо далеко лезть и не собирался. Да, в Париже, перед началом войны, он высказывался о своем желании войти в Москву. Но, думается, это была всего лишь красивая метафора. Потому что никаких серьезных приготовлений к такому серьезному делу Наполеон не предпринял. Что, в общем-то, было не в его обычае. К новым кампаниям он готовился очень тщательно. А тут — откровенная игра «на хапок». Все было непродуманно, все оказалось неподготовленным. Потому что, повторюсь, никуда всерьез Наполеон лезть и не собирался.
Как мы помним, император всегда стремился к дружбе с Россией. Все прошлые годы он относился к ней с максимальной предупредительностью. Так, после Аустерлица он дал разбитым русским уйти — не преследовал их, не пытался добить до конца. Не кинул никакой кости и полякам. Хотя мог бы обеспечить их преданность на куда более серьезном уровне. Дать бы им Литву (то есть земли нынешней Белоруссии). Потом можно было бы и отобрать. Но Наполеон этого не сделал. По одной причине: в ЭТОЙ войне он постоянно оставлял себе возможность «сдать назад». Договориться.
Предстоящие военные действия он рассматривал как форму «дипломатической войны». То есть, если партнер несговорчив, имеет смысл пригрозить ему силой. Нанести пару-тройку поражений. Глядишь — он и поймет, что шутки кончились. Это можно сравнить с легкой дракой. Когда дерутся не насмерть, а так, меряются силами. Обменялись ударами, а потом тот, кому удалось свалить противника на пол, не добивает его ногами, а даже помогает подняться и продолжает разговор.
А «беседа» шла все о том же — о континентальной блокаде. Россия явно «глядела на сторону». Причин было много. Соображения были экономического порядка — желание вывозить в Англию хлеб, без чего русский рубль шатался, как пьяный. И политические — неуверенность в отношении Польши. И личные — ненависть к Наполеону не только Александра, но и большинства представителей высшего русского дворянства. Которых непредсказуемость Наполеона несколько утомила.
Фактически Россия континентальную блокаду всерьез не поддерживала. Делала только вид. А без нее вся эта затея теряла последний смысл. В Петербург и прибалтийские порты бодро шли «нейтральные» — на деле английские — суда.
В общем, Александр играл в хитрую дипломатическую игру: «да» и «нет» не говорил, а делал то, что считал нужным. Большое значение имело предательство Талейрана. Русский император понял: неладно что-то во французском королевстве, если такие люди бегут. Значит, надо и нам держаться…
Отношения всё накалялись. Тем более, что Наполеон стал теперь совсем резким и нетерпеливым. Он давно уже отвык от возражений, и независимая позиция России его даже чисто по-человечески раздражала. Так, к примеру, 15 августа 1811 года он крайне раздраженно заговорил с русским послом князем Куракиным:
— На что надеется ваш государь?.. Я не хочу войны, я не хочу восстановить Польшу, но вы сами хотите присоединения к России герцогства Варшавского и Данцига… Пока секретные намерения не станут открытыми, я не перестану наращивать армию, стоящую в Германии.
В общем, судя по всему, Наполеон намеревался дать России хорошую острастку. И надо было торопиться. Континентальная блокада вступила в критическую фазу. Да, Англии приходилось несладко, она держалась с трудом. Но и Франция начала-таки испытывать трудности от бесконечных войн. Самое главное, — зашаталась основная «социальная база» Наполеона: крестьяне устали. В самом деле, сколько еще можно давать своих сыновей на войну, которая ведется уже неизвестно ради чего? Да к тому же в 1811 году Францию постиг неурожай. Кое-где дошло дело до беспорядков. И тут раздался еще один звоночек. Очередной армейский набор проходил с большим трудом. Молодежь побежала в леса, где ее пришлось вылавливать. Наполеон уже явно начинал скольжение вниз по склону своей ледяной горы. Именно поэтому он принял характерное для него решение: одним ударом разрубить очередной гордиев узел. Заставить Россию делать, что велят. Но, конечно, вглубь России он лезть не собирался. Перед самым уже вторжением, в своем обращении к солдатам он назвал предстоящую кампанию «второй польской войной». То есть он не собирался идти дальше приграничных областей. А уж тем более — на Москву…
Теперь Великая армия[12] насчитывала около 420 тысяч человек. Больше, чем когда-либо. Но у Наполеона на этот раз не было уверенности в успехе. Он часто вспоминал теперь судьбу шведского короля Карла XII, который тоже полез в Россию. И проиграл на этом всё. Теперь масштабы войны были, конечно, не те. Но все-таки…
23 июня, за день до начала войны, произошел занятный эпизод. Наполеон объезжал войска, и вдруг он, всегда уверенно сидевший в седле, свалился на землю. Как потом оказалось, под ноги лошади откуда-то прыгнул заяц. Хуже приметы не бывает. И для суеверного Наполеона это было очень серьезно. Он, как часто в последнее время, погрузился в угрюмое молчание.