Сигизмунд (1410–1437)

Сигизмунд (1410–1437)

То, что произошло, когда избирательный корпус собрался для назначения преемника Рупрехта, показывает, что даже самые дотошно составленные тексты остаются несовершенными: Карл не предусмотрел одного сложного нюанса, который едва вновь не привел к борьбе за корону. Когда Сигизмунд, младший брат Вацлава, оставил Бранденбург, свою часть наследства, в залог своему двоюродному брату Иосифу Моравскому, утратил ли он при этом свое избирательное право? Он утверждал, что нет, но, естественно, его кузен утверждал противоположное. Юристы напрасно старались найти решение в Золотой булле: в ней не была предусмотрена подобная проблема. Дело осложнялось тем, что кандидатов было много: сам Сигизмунд, Иосиф Моравский, Вацлав, всегда считавшийся законным правителем, а кроме того, еще один француз, представлявший маркграфство Баденское. Случилось неизбежное. Разногласие было настолько явным, что обе партии не заседали вместе: 20 сентября 1410 г. три выборщика высказались за Сигизмунда, через десять дней три других избрали его кузена Иосифа, седьмой выборщик, не прибывший вовремя, не смог высказаться. Все решила судьба. Иосиф умер, не оставив наследника, 18 января 1411 г. Волнения улеглись. 21 июля состоялись новые выборы, на которых единогласным решением был выбран Сигизмунд, даже Вацлав позволил младшему брату своим любезным отношением и посулами склонить себя на его сторону.

Он был очень умным человеком; качества отца, которыми судьба обделила его старшего брата, достались именно ему. Благодаря своему дару оратора он умел прекрасно вести переговоры. Он был полиглот, и помимо латыни, которой он легко пользовался, он знал немецкий, итальянский и славянские языки, обучение которым было предписано Золотой буллой, он говорил даже на венгерском языке. В его жилах текла кровь его дедушки Иоанна Слепого. Он охотно сорил бы деньгами, если бы у него они были. Он нравился дамам и платил им тем же. Он умел быть деликатным, но не ненавидел слащавость.

Крепкое здоровье позволило ему дожить до шестидесяти лет, несмотря на адские условия жизни. К счастью для него, так как ситуация не позволяла оставаться пассивным. У него никогда не было денег. Из владений, накопленных его отцом, он унаследовал только Бранденбургскую марку, которую он неудачно передал во владение кузену. Совсем молодым он женился на дочери Людовика Анжуйского Марии, что принесло ему владение Венгрией и Польшей. Но Польша избрала королевой сестру Марии Ядвигу, которая сочеталась браком с Ягайлом, королем Литвы. Сигизмунд сумел по крайней мере сохранить Венгрию, где ему было нелегко добиться поддержки беспокойной аристократии. Королевство оказалось на передовой линии после победы в 1389 г. турок над сербами в Косово. Сигизмунд смог почувствовать, в какой мере страшна турецкая угроза. Он предпринял крестовый поход, чтобы сдержать ее. В 1396 г., дав бой в Никополе, ему едва удалось избежать плена. Все христианство должно было выступить на борьбу с захватчикам. Но как его объединить? Оно было разделено на две части с 1378 г., даже на три, учитывая провалившуюся попытку урегулировать вопрос, предпринятую кардиналами в Пизе в 1408 г. Кроме того, Франция и Англия оставались врагами. Императору, защитнику Церкви, приходилось восстанавливать ее единство. Таким образом, Сигизмунд добивался императорской короны, потому что ему надо было спасать королевство Венгрии, которым он так дорожил, поскольку обладал только им. Задача была проста, но огромна — преодолеть раскол, чтобы наконец примирившиеся христиане могли побороть турок в крестовых походах. С самого начала Сигизмунд действовал напролом. Церковный собор, который столько профессоров университета считало единственным способом восстановить единство, привел лишь к образованию третьей веры. Нельзя ли было еще раз прибегнуть к этому средству, не обращаясь при этом к прежнему советчику? Король римлян знал, что опытные юристы признавали за ним право созывать церковный собор; он знал, что Франция, где арманьякцы и бургундцы резали друг друга, не стала бы оспаривать это право. Наконец, он знал также, что один из пап, Иоанн XXIII, изгнанный из Рима королем Неаполя, в отчаянном положении, согласился бы с любым предложением, способным укрепить его положение. 13 октября 1413 г. Сигизмунд объявил созыв церковного собора, и 9 декабря Иоанну XXIII ничего не оставалось, как принять решение светской власти. Собор состоялся в Констанце, где король римлян чувствовал себя дома.

Многие отцы церкви решили отправиться в декабре 1414 г. в этот город, внезапно превратившийся в огромный караван-сарай, где собрались вместе профессора, послы правителей и представители князей и свободных городов. Дискуссия резко изменила бы направление, если бы не вмешался Сигизмунд, так как Иоанн XXIII быстро понял, что был обманут и что принятый на церковном соборе порядок голосования, голосование от нации, был призван отстранить его. Ночью он пустился в бегство. Собирался ли он распустить собор, на созыв которого согласился? Римский король лично обошел жилища, где обеспокоенные прелаты уже намеревались начать паковать вещи. Он рекомендовал всем соблюдать спокойствие, затем изгнал из империи графа Тирольского, предоставившего убежище папе. Опасаясь за свое положение, граф выставил понтифика за дверь. Взятый под стражу, осужденный за безнравственное поведение, Иоанн XXIII был низложен. Тем временем отцы приняли декрет Наес sancta, который обязывал даже Святого отца подчиниться церковному собору (3 мая 1415 г.). Григорий XII сложил с себя полномочия тем же летом. Только Бенедикт XIII упорно держался на своем троне. Он укрылся на своей арагонской родине в Пенисколе. Сигизмунд решил его изолировать: он отправился в Нарбонну и смог убедить иберийских правителей примкнуть к церковному собору. 3 декабря 1415 г. клемантийский папа уже не имел в подчинении никого, кроме членов своего маленького двора. Путь отныне был свободен: отцы, участвующие в соборе, могли назначать единого папу, что они и сделали 11 ноября 1417 г., избрав Мартина V. Король римлян заслужил благодарность христианства.

Духовная власть, которой он был обязан своей ролью объединителя, тотчас же вынудила его предстать в роли усмирителя. В июне 1415 г. «облеченный властью, взойдя на трон Цезарей», он выступил за восстановление Шлезвига в Дании. Более серьезный конфликт противопоставил тевтонцев, потерпевших поражение в 1410 г. при Танненберге, но мечтавших о реванше, и поляков. Сигизмунд, старался сблизиться с Ягайло, подтвердил торуньский мир, рискуя вызвать недовольство ордена, считавшегося немецким, даже если он в действительности не входил в империю. Наконец, Сигизмунд хотел также положить конец франко-английской войне. В конце своей поездки в Нарбонну он вошел в Париж. В отличие от своего отца, он потребовал почестей, достойных его положения, отправился в Парламент и занял трон, предназначавшийся Всехристианнейшему, что значило понапрасну ранить французов, которых поражение при Азенкуре и так уже достаточно унизило. Будто бы сочтя, что Валуа проиграли партию. Сигизмунд преодолел Ламанш и 15 апреля 1416 г. заключил союз с англичанами, считавшими Генриха V королем Англии и Франции, а в следующем году объявил войну бедному Карлу VI. Подобный поступок, столь неблаговидный, оказался к тому же неловким, поскольку в Констанце многие очень влиятельные французы противодействовали всему, что предпринимал Сигизмунд. Вместо того чтобы продвинуть дело мира, король римлян поставил под угрозу его успех.

Без сомнения, помимо своей воли, он также запустил процесс, который впоследствии привел гуситов к страшному концу. Действительно, именно он выдал охранную грамоту, позволившую Яну Гусу явиться на церковный собор. Когда отцы осудили того, кого они считали опасным ересиархом, Сигизмунд не помешал исполнению приговора, за что был обвинен чехами в том, что завлек Гуса в ловушку, и стал ответственным за его смерть, случившуюся 6 июля 1415 г. Когда он приехал в Прагу в 1420 г., чтобы вступить там в права наследования Вацлава, умершего незадолго до того, возмущение его будущих подданных было столь явным, что он был вынужден уехать. На протяжении нескольких лет огонь мятежа назревал в Богемии, но именно с приходом Сигизмунда начался пожар.

Костер гуситского движения еще долго казался неугасимым; пять нападений армии ортодоксальных христиан были отражены войсками под предводительством гениального вождя, проявившими невиданный религиозный энтузиазм и воинский дух (1420–1431). Языки пламени не должны были затронуть Северную Германию и берега Дуная. Дипломат с рождения, Сигизмунд довольно быстро понял, что с такими противниками лучше вести переговоры, чем сражаться, тем более что в их единстве также были слабые места. Возможно, ему удалось бы расширить и увеличить трещины, которые могли бы расколоть блок на несколько кусков. Нелегко было убедить сторонников большого крестового похода предпочесть сделку войне. Кроме того, церковный собор, собранный в соответствии с положениями, принятыми в Констанце, на этот раз в Базеле, был распущен в декабре 1431 г. новым папой Евгением IV, не принимавшим его всерьез. Сигизмунд настойчиво боролся за созыв собора; ему только после долгих месяцев в декабре 1433 г. удалось сблизить папу и Отцов церкви. Евгений IV наконец 31 мая согласился его короновать его в императоры. Тем временем переговоры, которые вели Отцы церкви 30 ноября 1433 г. закончились подписанием в Праге соглашения «Compactats», касавшегося смягчения четырех положений, из которых в 1420 г. чехи создали общую программу своего восстания. Табориты, самые радикальные из гуситов, отказались принять то, что воспринималось ими как замаскированная капитуляция. Более умеренные чашники разгромили их в Липанах 30 мая 1434 г. В Игло в 1436 г. «Compactats» были приняты. Сигизмунд обещал, что обряды, признанные отцами в Базеле, станут правилом, а традиционные формы католицизма — исключением; только тогда он смог завладеть королевством Богемия, незадолго до своей смерти.

Цели, поставленные Сигизмундом, когда он только претендовал на империю, не были достигнуты полностью. Согласие Евгения IV и церковного собора было только видимостью, иллюзия рассеялась в 1437 г. Папа пожелал перенести церковный собор в Италию. Отказ Отцов повиноваться грозил новым расколом. С другой стороны, англичане и французы все еще вели войну, но теперь французы выигрывали сражения, и герцог Бургундский примирился со своим двоюродным братом. Союз с Генрихом V в 1417 г. был в действительности неправильным шагом. Но не будем придираться к мелочам: император проделал большую работу. Христианству, угнетенному практически сорокалетним расколом, он вернул доверие, созвав вначале церковный собор, затем подтвердив его сохранность и, в конечном счете, расчистив дорогу для воссоединения. Что касается восстания гуситов, то хотя он и невольно разжег конфликт, но прилагал все усилия, чтобы ограничить ущерб и восстановить мир, действуя по ситуации. Несомненно, он прекрасно справился со своей миссией защитника Церкви, показав, таким образом, что император может быть полезным для христианства. Без больших затрат, благодаря своему дару дипломата, этот «непревзойденный мастер хитрости»[24] заново позолотил крылья имперского орла.

Неутомимо странствуя по миру, избороздив всю Европу, озабоченный восстановлением — правда, с большим или меньшим успехом — христианства, его настойчивые действия, бесспорно, восстановили престиж, в котором империя так нуждалась. Этот действующий политик международного плана было настолько стеснен в средствах, что вынужден был просить кредиторов об отсрочке платежей и показываться на людях в поношенной одежде. Его годовой доход составлял только 13 000 флоринов, а ему требовалось 5000 в день, чтобы жить без излишеств, не считая содержания двора. Суммы, которые шли на войну, были несравненно выше. Когда надо было противостоять гуситской угрозе, был установлен военный налог; но не было людей, способных создать налоговую базу и обеспечить сборы. Система была усложнена комиссиями, не совершила чуда, и этот налог принес больше неудач, чем денег. Безденежье Сигизмунда было столь большим, что он жил одним днем. За неимением реальных проектов реорганизации императорских финансов, он пускался на хитрости и следовал советам своего казначея Конрада де Вейнсберга, который путал расчетливость с расчетами. Когда его цинизм заходил слишком далеко, его хозяину приходилось делать ему внушение и отстранять от должности, но все же он не мог без него обойтись. Обращение в деньги суверенной власти была самым простым способом пополнить императорскую казну; подтверждение привилегий городов, например, или пожалование замка, даже сообщения электорату приносили тысячи флоринов. Вейнсберг был хорошим управляющим. Как это делалось в городах, оно заставлял регистрировать корреспонденцию, аккуратно вести документацию и фиксировать содержание прений в протоколах заседаний. Он старался вернуть императорское имущество и предложил учредить Верховный суд (Kammergericht) в контрольной палате, но не был услышан. Он был не единственным приближенным Сигизмунда. Канцлер Каспар Шлик также был советником правителя. Этот профессор, которого враги ошибочно считали чехом, поскольку он родился в Эгерленде, в Верхней Богемии, имел методичный склад ума. Количество актов, составленных его службами, было несравненно более значительным, чем при предыдущих правлениях. Но хранение этих документов не было предусмотрено (характерная деталь: документы Вейнсберга оказались в частных архивах семьи, получившей его наследство).

Почему Сигизмунд не развивал учреждения, позволявшие эффективно управлять империей? Дипломатия, его страсть, заставляла его много путешествовать; за двадцать семь лет своего правления он провел три четверти времени за границей. Само собой, придя в ужас от пустоты в политике, как и в других областях, выборщики почувствовали необходимость активнее заняться тем, чем император, казалось, пренебрег.

Чтобы дать ему понять, что в будущем ему понадобится их поддержка, они создали в Бингене в 1424 г. союз, где каждый из них по очереди становился президентом. Отныне назначения правителем было недостаточно, чтобы попасть в этот круг. Нужно было быть туда торжественно принятым. Сигизмунд обладал достаточной гибкостью, чтобы определить, что скрывается за принципиальным единогласием. Он использовал зависть, чтобы ослабить сплоченность этой группы, ставя на выборщика Майнца против Пфальграфа и наоборот. Кроме того, он мог рассчитывать на верность Фридриха Гогенцоллерна, которого он назначил выборщиком Бранденбурга в 1415 г.

Возможно, вдохновляясь английским примером, он думал создать у себя палату Общин, подобную той, которая по другую сторону Ламанша уравновешивала палату Лордов. В любом случае историки считают, что между 1414 и 1430 гг. «великая мысль о господстве» заложила основу того, что они называют «третьей Германией». Несомненно, что сын Карла IV оставил правила, записанные в Золотой Булле: образование союзов было в нем запрещено, потому что законодатель намеревался объединить различные социальные группы внутри региональных единств на общее благо князей, города и рыцарей. Сигизмунд был убежден, что этой цели невозможно достигнуть. Зато он считал; что империя нашла бы поддержку у простонародья, которое точно нуждалось в империи. Он прямо заявил об этом во Франкфурте в декабре 1414 г.: «Империя существует только благодаря городам; остальное досталось князьям». Некоторое время спустя, он искренне предложил городам восстановить свои союзы, распущенные недавно по приказу Вацлава; они гарантировали бы, таким образом, общественный порядок; четыре региональных союза — в Эльзасе, Швабии, долине Рейна, а также как во Франконии — снова объединились бы в рамках федерации, деятельность которой координировал бы наместник, назначенный правителем. Предложение Сигизмунда не воодушевило горожан; по всей видимости, он хотел их противопоставить князьям, но они не позволили бы это сделать. Они могли нанести ответный удар, и император, будучи довольно слабым, вероятно, не смог бы защитить своих союзников от нападок. Не отчаиваясь, Сигизмунд льстил горожанам, особенно горожанам Нюрнберга. В 1424 г. он доверил им хранение императорских регалий, предоставив им все привилегии, о которых они просили. Справедливо, что взамен он потребовал службы. Жители Нюрнберга согласились нарушить тайну, доверенную им, и предоставили сведения о ссудах, выделенных князьям, когда Сигизмунд захотел иметь представление об их задолженностях и рассчитать их способность к сопротивлению в случае конфликта. Но Нюрнберг отказался принимать участие в проекте, стремящемся прижать венецианскую торговлю, чтобы вынудить дожа передать Сигизмунду, королю Венгрии, Далмацию. Нюрнбергцы имели полное право опасаться последствий, которые их участие в этом плане не преминуло бы спровоцировать (1418 г.). Стоило ли упорствовать в том, чтобы умолять о поддержке города, чья добрая воля имела строгие ограничения?

Сигизмунд повернулся к дворянству, поняв, что оно ни на чем не держится, и что надо его ввести в политическую организацию, не давая почувствовать, что оно там потеряло бы свою свободу. В 1422 г. он позволил дворянству не только создать союзы, но и принимать в них города. Таким образом, он узаконил общества, которые образовались в большом количестве в XIV веке. Самая влиятельная из этих организаций, щит Святого Георга, объединяла в Швабии такое количество рыцарей, что вынуждена была разделиться на три отделения. В 1430 г. она установила постоянные отношения с подобными союзами Баварии и Франконии. Горожане, считавшие всех мелких помещиков разбойниками с большой дороги, испугались. Изменил ли Сигизмунд свое мнение полностью, сначала разбаловав города, затем отдав предпочтение дворянам? Когда он возобновил запрет по поводу приема горожан из предместий, беспокойство достигло предела. В городах опасались обнародования указа мира, введение в действие которого было бы поручено дворянству. Определенно, составные части «третьей Германии» не имели достаточно сходства между собой, чтобы их было можно соединить.

В 1434 г. Сигизмунд захотел доказать, по крайней мере, государствам собравшимся во Франкфурте, что тяжесть проблем, вызванных сохранением общественного мира, от него не ускользнула. Он составил список бедствий империи из шестнадцати пунктов и список целей, которых следовало достичь, дабы обеспечить ее жизнеспособность, и в первую очередь усиление судебных учреждений. Выступление встретило всеобщее одобрение, но как только дело перешло к средствам достижения целей, возникли прения. Никакого решения не было принято. Тремя годами позже князья проявили инициативу, предложив план политической реорганизации государства, но они отводили себе такую обширную роль в правосудии, что города испугались за свои свободы, и его обсуждение скоро оказалось в тупике. Каким бы образом ни велись переговоры, с отдельно взятым партнером или при участии всех заинтересованных сторон, вывод оставался одним и тем же: реформировать империю было невозможно. Эта неудача стала последней. Сигизмунд устал, у него не было больше сил воплощать в жизнь проекты, которые, как он знал по опыту, будут раскритикованы князьями, рыцарями и городами. Он умер 9 декабря 1437 г. и был похоронен в Венгрии, которой он всегда уделял очень много внимания.

Парадокс! Император, наметивший столько реформ, но не завершивший ни одну из них, стал, без сомнения, частью воспоминаний, сохранившихся в «Reformatio Sigismundi», рукописи, которая не прекращает давать повод для размышлений и споров. Сигизмунд, разумеется, не являлся ее автором; между тем, тот, кто ее написал, вероятно, в Базеле в 1439 г., мог быть приближенным правителя. В любом случае он принадлежал к образованным людям, увлекавшимся политикой, небезразличным к несчастьям Церкви и обеспокоенным, что все попытки реформирования терпят неудачи. Не собирался ли церковный собор Базеля отделиться от папы, что не преминуло бы снова разрушить христианское единство?

Текст «Reformatio…» может быть понят по-разному, поскольку он, кажется, был переделан одним из его переписчиков. Даже его первоначальная версия столь сложна, что каждый может там найти то, что он ищет. В нем содержатся разумные предложения, которые заставляют думать о решении, лелеемом императором при жизни: опереться на «третью Германию», чтобы укрепить императорскую власть. Но в «Reformatio…» звучат и более пронзительные ноты, в нем слышится призыв к вооруженному мятежу, например: «Пусть каждый нанесет удар», или же: «Если однажды человек сможет считать своего ближнего своей собственностью, какой грех!» Следует добавить, что по мнению «Reformatio», духовная и светская власть больны, они смогут вылечиться только вместе; им помогут «простые люди», те, что воспеты в Евангелии. Не исключено, что в окружении Сигизмунда история Жанны д’Арк породила безумные надежды. Советник правителя Эберард фон Виндек был с ней знаком. У короля Буржа не было больше сил, но Сигизмунд и Орлеанская Дева открыли ему двери победы. Вмешалось ли бы провидение во второй раз, чтобы спасти империю после королевства Лилий? Возможно, слово «pusillus», означающее «простонародье» в «Refomatio…» специально было приближено автором к слову «pucelle» («дева»). Как бы там ни было, в этом странном тексте Realpolitik очень быстро уступает место мечтаниям, которым предавались те, кто не находил больше причин для надежды. Сдвиг в область эсхатологии вел к мифическому восприятию образа священника-короля, и имя Фридрих воскрешало былую славу. Оно должно было возродить справедливый порядок, гармонию которого разрушили людские грехи. В «Reformatio», Сигизмунд был его предвестником. Странная метаморфоза: в труде, который очень поспособствовал его известности, этот политический деятель лишен любых других качеств, кроме ума и привлекательности, исполнял роль сурового персонажа, как пророк Израиля.

В любом случае «Reformatio Sigismundi» доказывает, что, хотя этот император, по примеру Карла IV, его отца, использовал любую возможность, чтобы играть первую роль и оживил блеск империи, он не мог ни управлять, ни даже скрыть своих слабостей. Между обманчивым сиянием должности и безнадежной печалью реальности надежда должна проложить дорогу, которая могла привести только к утопии.