2.8. СТРАТОНАВТИКА СОВЕТСКОЙ РОССИИ: ХРОНИКА ПОБЕД

2.8. СТРАТОНАВТИКА СОВЕТСКОЙ РОССИИ: ХРОНИКА ПОБЕД

«Мы хотим всем рекордам наши гордые дать имена!» Это был не просто лозунг, в этом было содержание жизни советского человека. С ниспровержением царизма и буржуазии революция не закончилась – она продолжалась в делах: в больших и в малых. Даже в быту всегда находилось место подвигу, и власти без малейших зазрений совести использовали молодежный порыв. Советский человек должен был стать первым во всем: в спорте, в науке, в технике. Советские спортсмены включались в любую гонку, принимали любой вызов и зачастую выходили победителями. Советскому государству это тоже оказалось выгодно: оно готовилось к Мировой войне, а стремление населения устанавливать рекорды позволяло не только разработать и обкатать новые виды техники, но и получить хорошо подготовленных бойцов. Так, массовое увлечение молодых людей парашютным спортом привело к формированию крупнейшей воздушно-десантной армии. А полет экипажа Чкалова через Северный полюс доказал возможность доставки бомб до территории США без промежуточной посадки.

Рекорды устанавливались по всем возможным направлениям: по скорости, по расстоянию, по глубине, по высоте. Нас, прежде всего, интересует высота, ведь именно в рекордных высотных полетах была преодолена первая ступенька на пути к большой космонавтике. Самолеты были все еще очень несовершенны, и рекорды приходилось ставить на аэростатах. Самые высотные из них, способные достигнуть стратосферы, назывались стратостатами.

…С начала Первой мировой войны и до 1920 году в России не было осуществлено ни одного полета на свободном аэростате ни для научных исследований, ни в спортивных целях. И когда молодые московские энтузиасты решили возродить спортивное воздухоплавание, оказалось, что летать практически не на чем. На вооружении армии были только привязные аэростаты типа «Како» и «Парсеваль.» Из Петрограда прислали две сферические оболочки, но они расползлись по швам при первой же раскладке. Случайно энтузиасты узнали, что один аэростат был захвачен красноармейцами во время Гражданской войны и должен находиться в Саратове во 2-м воздухоплавательном парке. Его нашли и привезли в подмосковное Кунцево, в 4-й воздухоотряд. Оболочку и такелаж тщательно проверили и убедились, что на несколько леток аэростата хватит.

По согласованию с Реввоенсоветом Полевое управление Красного Воздушного флота назначило первый полет этого аэростата на день торжественного парада и демонстрации на Красной площади в честь 2-го Конгресса III Интернационала 27 июля 1920 года.

В экипаж свободного аэростата были включены пилот Олеринский, ученый Анощенко, командир отряда Куни.

Рано утром аэростат наполнили водородом. После того, как наркомом по военным делам обошел выстроившиеся войска, прозвучали выстрелы праздничного салюта и заиграл оркестр. Из гондолы аэростата сбросили несколько мешков балласта, и он плавно взмыл вверх. Высота полета достигала 4850 м. Через несколько часов аэронавты благополучно приземлились в районе Богородска. Местные крестьяне помогли им свернуть оболочку и погрузить все имущество на телегу.

Вообще начало 1920-х годов характеризуется широким интересом к свободным аэростатам во многих европейских странах. Возобновились соревнования на кубок Гордона Беннетта, снова начали проводиться национальные чемпионаты. Старались не отстать и русские воздухоплаватели. 15 ноября 1927 года аэронавт Федосеенко на сферическом аэростате продержался в воздухе 23 часа 52 минуты. Это был один из первых рекордов СССР, связанных с воздухоплаванием и авиацией.

Подъемы с научными целями уже начали обсуждать в Академии наук и на правительственных заседаниях. Развитие воздухоплавания было поручено Осоавиахиму.

Установление рекордов по высоте – рискованное дело, однако молодые спортсмены и ученые редко задумывается о последствиях. Так, в 1927 году, поднявшись в открытой кабине на высоту 12 км, погиб американец капитан Грей, а в 1928 году – испанский аэронавт Молас. Те, кто шел следом, учли ошибку, оплаченную жизнями: гондолы аэростатов должны быть герметичными. Новые гондолы, которыми стали оснащать высотные аэростаты (стратостаты), имели шаровые кабины, где размещался экипаж, оборудование, к ним крепился балласт и посадочные приспособления, смягчающие удар при посадке.

В 1931 году в такой кабине швейцарский ученый Огюст Пикар вместе со своими помощниками достиг высоты 15780 м, а в 1932 году поднялся на высоту 16370 м, названную тогда «фантастической.»

В Советском Союзе решили побить рекорд Пикара. Правительство поручило ВВС и Наркомавиапрому создать советский стратостат.

Стратостат «СССР» состоял из гондолы, оболочки, соединяющих их строп и посадочного устройства. Он рыл полностью спроектирован советскими конструкторами и изготовлен из отечественных материалов.

Тогда почти все приходилось делать впервые. А это трудно. Никто не имел понятия, как будут вести себя оболочка, гондола с огромным количеством заклепок, сварных швов и гермовыводов, как будет работать аппаратура для научных исследований, для управления полетом при одновременном действии таинственных космических лучей, низкой температуры и очень разреженной атмосферы. Даже стекла иллюминаторов вызывали сомнение: годятся ли они для столь высотного полета?

Оболочка стратостата, созданная на московском заводе «Каучук», по своему объему значительно превышала обычные аэростатные (25000 м2 против 1000 м2 ). Для ее изготовления использовали перкаль – легкий, но вместе с тем исключительно прочный материал, на который нанесли много тончайших слоев специальной резины.

Гондолу для стратостата сконструировал один из руководителей ЦАГИ Владимир Антонович Чижевский. Обшивку гондолы в виде шара диаметром 2, 3 м сделали из 2-мм алюминиевого сплава. Объем гондолы выбирался так, чтобы в ней могли разместиться три пилота, оборудование и приборы. Снаружи гондола была покрыта теплоизоляционным слоем из очень легкого оленьего войлока и тонкой ткани с окраской, рассеивающей солнечные лучи. Это дало возможность при внешней температуре около – 70° сохранить внутри в течение почти 8 часов температуру от + 22° до + 30°. Обшивка имела два герметических люка, которые можно было быстро закрывать или открывать. Последнее особенно важно для спасения экипажа, случись какая-либо непредвиденная ситуация.

Круговой обзор из гондолы осуществлялся через девять герметических иллюминаторов диаметром 80 мм. Несмотря на значительный запас прочности стекол, каждое из них в случае необходимости могло герметически закрываться изнутри гондолы аварийной металлической крышкой.

В верхней части гондолы находилось кольцо, к которому крепились 32 стропы оболочки стратостата, в случае необходимости способные быстро отсоединяться. Внизу гондолы – посадочное устройство и 1000 кг балласта из мелкой свинцовой дроби.

Гондола стратостата «СССР» в сборочном цехе

Для выпуска водорода из оболочки стратостата наверху располагался клапан. Он открывался изнутри гондолы с помощью веревки, которая соединялась с вращающимся барабаном, расположенным снаружи гондолы.

Посадочное устройство представляло собой корзину из ивовых прутьев, смягчавшую удар гондолы в момент приземления.

Отдыхать экипаж мог на небольших откидных сиденьях.

Благодаря оригинальным конструктивным решениям гондола стратостата «СССР» весила всего 280 кг, в то время как двухместная гондола Пикара весила 450 кг.

В дорогу стратонавтам выделили суточный запас провианта, включавший 200 г жареного мяса, пару кусочков белого хлеба, 1 кг специального сладкого печенья и 200 г шоколада на человека. Для утоления жажды и поддержания тонуса в термосах имелся горячий кофе и чай. На случай посадки в удаленной и малонаселенной местности в гондоле поставили рундучок с неприкосновенным запасом еды на трое суток.

Оборудование для жизнеобеспечения аэронавтов состояло из запасов сжатого и жидкого кислорода в баллонах и сосудах Дьюара и из патронов «Аудос» с едким натром, поглощавшим излишнюю углекислоту. Для сбора мочи использовались обычные резиновые грелки. Поскольку полет не должен был занять больше суток, то предполагалось, что в сооружении специального калосборщика нет необходимости.

Научная аппаратура обеспечивала дистанционное взятие проб наружного воздуха, исследование электрического поля, космических лучей и электропроводимости среды. Кроме того, на борту имелись приборы для регистрации параметров полета: барографы, термометры, альтиметры, вариометры.

Стратостат оснастили дальнодействующей радиоаппаратурой, что гарантировало надежную и устойчивую радиосвязь до конца полета. Полученная с борта информация передавалась всеми радиостанциями страны для слушателей в СССР и за границей.

Примечательно, что к историческому полету готовились с большим тщанием и отрабатывали его этапы сначала на земле, а потом и в воздухе. Точно так же, по прошествии десятилетий, будут готовить космонавтов. Сначала добровольцы-испытатели, близкие по своему физическому развитию намеченным участникам полета, запирались в герметичной камере, а медики измеряли скорость потребления ими кислорода и выделения углекислого газа, а также изменения влажности воздуха. На основании этих данных проектировалась система жизнеобеспечения, которая проходила обкатку опять же на практике. Уже перед самым вылетом стратостата «СССР» все кандидаты на участие в полете прошли обязательную подготовку: взлетали на аэростатах с открытыми кабинами на высоты до 6000 м – без кислородного аппарата, на высоты до 13000 м – с кислородным аппаратом. При этом во время подъема тренирующиеся подвергались всестороннему физиологическому обследованию.

В начале сентября 1933 года все было готово к рекордному полету. Ждали погоду. Но, как назло, каждый день шли дожди. Наконец вечером 21 сентября метеослужба дала «добро» на старт.

Всю ночь на Центральном московском аэродроме имени Фрунзе шла подготовка. Доставили несколько сот баллонов с водородом. Прикрепили гондолу к стропам оболочки, но перед самым стартом обнаружили, что «аппендикс» стратостата (устройство в нижней части оболочки для выпуска излишнего газа) запутался в веревках. Пожарные лестницы оказались коротки. Выручил красноармеец Терещенко. Он по стропе поднялся на высоту многоэтажного дома и оперативно устранил неисправность. Командующий ВВС СССР Яков Алкснис тут же наградил смельчака своими часами.

Начальник старта Гарканидзе скомандовал: «На поясных, дать свободу!» Красноармейцы, помогавшие на старте, отпустили поясные веревки оболочки.

Оболочка заколебалась, но… стратостат остался на месте. Роса, выпавшая из предутреннего тумана, покрыла оболочку и увеличила ее вес настолько, что подъемной силы стратостата оказалось недостаточно. Старт отложили в ожидании лучших метеоусловий.

30 сентября погода выдалась совершенно замечательная. Не растрачивая время попусту, пилоты заняли свои места в гондоле. Стратонавты Георгий Алексеевич Прокофьев (командир экипажа), Константин Дмитриевич Годунов и Эрнст Карлович Бирнбаум были облачены в синие летные комбинезоны, на головах – летные шлемы, на ногах – бурки. Парашюты уложили в сумки. Для них принесли личное оружие, термосы с напитками и свежие фрукты: апельсины с мандаринами.

В 8 часов 41 минуту Гарканидзе громко скомандовал: «Отдать гондолу!»

Первый советский стратостат начал подъем.

На высоте 3000 м входные люки закрыли. Стратостат удалялся в юго-восточном направлении. Когда достигли 11000 м, Прокофьев сообщил на командный пункт: «Москва видна великолепно.»

А стратостат тем временем продолжал набирать высоту. И вот – заветный рубеж 17000 м! Рекорд Пикара превзойден!

В 12 часов 45 минут стратостат достиг своего потолка – 19000 м. Нужно было начинать спуск. А это значительно сложнее подъема: ошибки в управлении полетом могли привести к падению стратостата и его гибели. Своевременный и экономный расход балласта обеспечивал плавный спуск со скоростью 2-3 м/с. На высоте порядка 6000 м открыли входные люки. Тут выяснилось, что конец разрывной веревки, которой нужно пользоваться для ускоренного выпуска газа во время приземления, отклонился от люка. Чтобы достать веревку, Годунов вылез из гондолы, с трудом дотянулся до конца веревки и подал его командиру экипажа. Это было похоже на опаснейший цирковой номер на невиданной высоте.

Подготовка оболочки стратостата «СССР»

Клапан стравливания воздуха оболочки стратостата «СССР»

Около 17 часов стратостат снизился неподалеку от Коломны. Гайдроп (тормозной пеньковый канат) коснулся земли. На высоте в 10 м Прокофьев с помощью разрывной веревки открыл клапан выпуска водорода из оболочки, и стратостат совершил мягкую посадку. Полет, продолжавшийся 8 часов 20 минут, закончился.

Свершилось то, что еще совсем недавно считалось фантастикой. Полет имел не только научное, но и политическое значение, показав всему миру возможности Советского Союза. Константин Циолковский немедленно телеграфировал из Калуги: «От радости захлопал в ладоши. Ура „СССР.“ Циолковский.» Максим Горький тоже не отказался прокомментировать: «Смелым Вашим полетом Вы подняли свою страну еще выше в глазах пролетариата всего мира.(…) Да здравствуют бесстрашные, мужественные люди Страны Советов!»

Сравнивая успех советских воздухоплавателей с полетом профессора Пикара, «Правда» заявляла: «На американской гондоле, которая первой поднялась в стратосферу, было написано большими буквами „Пикар.“ Это был полет отдельного человека, искавшего известности для себя. На советской гондоле, которая первой поднялась на 19 км, написано „СССР“, это значит, что в полете участвует вся Советская страна.»

Создатели стратостата и его пилоты получили высокие награды. А страна встречала первых покорителей стратосферы с таким же восторгом, с каким позже встречала первых космонавтов.

Полет стратостата «СССР» произвел громадное впечатление и на Западе. «Нью-Йорк геральд трибун» писала: «Это достижение является с научной точки зрения историческим, и советская наука имеет полное право им гордиться.»

Удачные конструкционные решения, принятые при постройке стратостата, использовались в дальнейшем при разработке самолетов и даже пилотируемых космических кораблей. Так, гондола «СССР» послужила прототипом для герметичной кабины космического корабля «Восток», на котором полетел в космос Юрий Гагарин…

С 31 марта по 6 апреля 1934 года в Ленинграде проходила Первая всесоюзная конференция по изучению стратосферы.

31 октября 1933 года, во время научного собрания по подведению итогов полета стратостата «СССР», инициативная группа, состоявшая из будущего президента Академии наук СССР Сергея Ивановича Вавилова, академиков Ильи Васильевича Гребенщикова, Николая Николаевича Павловского и других ученых, обратилась в президиум Академии наук с запиской о необходимости созыва конференции. Президиум счел это предложение «целесообразным», был образован оргкомитет во главе с Вавиловым и определена программа. Выяснилось, что проблемы изучения стратосферы интересуют ученых самых разных специальностей: заявлялись доклады по аэрологии, акустике, оптике, атмосферному электричеству, геомагнетизму, полярным сияниям, космическим лучам, метеоритным явлениям, биологическим и медицинским проблемам, по перспективных технологиям изучения и освоения стратосферы.

Поскольку до проведения Первой конференции многочисленные научные группы, занимавшиеся изучением тех или иных явлений, происходящих в стратосфере, практически не были связаны друг с другом, продвигаясь вслепую, семь дней работы конференции стали для многих ее участников своеобразным университетом, предоставившим возможность впервые взглянуть на проблему в комплексе, узнать, какие открытия сделали коллеги и какие методы и технические средства они для этого применяли.

Всего было намечено 12 заседаний конференции, из которых два были посвящены научно-организационным вопросам, а десять – обсуждению восьми тем, в которые были сгруппированы проблемы. Техническим проблемам полета в высшие слои атмосферы было предоставлено целых три заседания конференции.

К открытию конференции оргкомитет организовал в залах Академии наук выставку по изучению атмосферы. Она ничем не напоминала самодеятельную «научно-фантастическую» выставку изобретателей-инвентистов 1927 года: здесь не было проектов, только реальные конструкции. Посетитель выставки мог увидеть макет гондолы стратостата «СССР» в натуральную величину с подлинным научным оборудованием, ракету Ленинградского Осоавиахима, макеты стратостатов Пикара, «СССР» и «Осоавиахим I.» По стенам висели пастели художника Измаиловича, изображающие различные этапы производства советских стратостатов, и редкие фотографии из коллекции популяризатора Родных. Руководством и оформлением выставки занимался художник Александров.

Приглашения участвовать в работах конференции были разосланы в 140 учреждений в 19 городах Советского Союза. О своем участии в ходе конференции заявили 407 делегатов.

Выступая с приветственным словом к участникам конференции, Вавилов отметил (очень примечательный абзац!):

«Инициатива Академии наук встретила полную живую поддержку в научных, технических и военных учреждениях Союза. С напряженным вниманием и интересом к Конференции отнеслись также самые широкие круги населения нашей страны. Я позволяю себе привести выдержки из письма, полученного мною от рабочего животноводческого совхоза в области Коми. Автор письма т. Голуб пишет: „Рабочие животноводческих совхозов Коми области передают братский привет участникам Конференции по изучению стратосферы. Мы от всей глубины своих чувств рады, что наша страна под руководством всемирного вождя рабочего класса т. Сталина добилась того, когда наряду с разрешенными огромными задачами ставит сегодня на повестку дня: знать небо… Пролетариат, изучая небо, создает „рай“ на земле, подчиняя силы природы интересам человечества… Изучение неба есть и было делом не только ученых, но должно стать делом каждого пастуха, кочевника и рабочего… Мы предлагаем организовать Всесоюзное общество по изучению стратосферы, первыми членами которого войдут рабочие животноводческих совхозов Севера и лично я, для чего вношу вступительный взнос 25 рублей и прошу указать № счета, куда мне их перечислить.“ Разрешите от лица Конференции поблагодарить рабочих совхоза и автора этого письма. Оно, мне кажется, ясно показывает, с какой симпатией встречаются страной даже самые отвлеченные задачи Конференции, далекие от непосредственных практических результатов, задачи, которые т. Голуб совершенно правильно определяет лозунгом – „знать небо“.»

Что характерно, Вавилов, подобно многим участникам конференции, не ограничивал будущие изыскания только лишь стратосферой, – он говорил о высших слоях атмосферы вообще, о создании исчерпывающей физической модели этих слоев и о планомерном «освоении» атмосферы на всех высотах:

"…Прежде всего замечу, что мы не ограничиваем нашей работы стратосферой в полном геофизическом смысле слова, т. е. слоем с приблизительно постоянной температурой, простирающимся в среднем от высоты около 11 км до 40-50 км и граничащим со слоем верхней температурной инверсии, где температура, по крайней мере предположительно, начинает подниматься. Такое ограничение слишком условно, даже гипотетично, оно искусственно выключает ряд интереснейших вопросов, например о полярных сияниях, верхнем ионизационном слое, светящихся облаках и т. д. Поэтому мы говорим об исследовании вообще верхних слоев атмосферы, начиная от нижней границы стратосферы.(…)

Изучив стратосферу, хотя бы крайне несовершенно и предварительно, человечество могло поставить вопрос об ее овладении и теперь; овладевая ею, мы изучаем ее все глубже. Каждый новый полет стратостата приносит новые вести о стратосфере, и вопросы овладения неразрывно переплетены с изучением…"

Что же подразумевалось под овладением стратосферой? Ответ находим в одном из докладов, прочитанных в рамках конференции:

"…Необходимость изучения стратосферы неразрывно связана, помимо общего научного значения, с вопросами летания.

Помимо исключительного значения летания в стратосфере с военной точки зрения (недосягаемость земными орудиями, возможность совершения полетов без опасения быть обнаруженными наблюдениями с земли), летание в стратосфере имеет большой технический и экономический смысл."

В этой связи обращает на себя внимание участие в конференции популяризатора космонавтики Николая Рынина (доклад «Методы освоения стратосферы»), инженеров Михаила Тихонравова (доклад «Применение ракетных летательных аппаратов») и Сергея Королева (доклад «Полет реактивных аппаратов в стратосфере»). Свои выкладки эти трое подкрепляли информацией об успешном запуске первой советской ракеты на жидком топливе «09», созданной ГИРДом по проекту Тихонравова, – в ней видели прототип для создания стратолетов, имеющих как научное, так и военное значение. Получается, что именно на этой конференции впервые в истории всерьез обсуждался вопрос о стратегическом потенциале стратонавтики с ориентацией на военную космонавтику.

По итогам конференции была разработана достаточно внятная программа изучения стратосферы. Новые полеты стратостатов не заставили себя ждать. Отметим один из них.

В июне 1935 года был подготовлен полет стратостата «СССР-1бис» (объем оболочки – 25000 м3 ). В полете должны были участвовать командир Зиле, его помощник Прилуцкий и профессор Вериго, до того поднимавшийся на Эльбрус для изучения космических лучей. Каждый член экипажа был снабжен парашютом, а для спасения самой гондолы (объем – 7 м3 ) на ней был размещен особый парашют.

Утром 26 июня лучи восходящего солнца высветили громаду стратостата, пришвартованного к якорям. На старте присутствовали командующий ВВС командарм Алкснис, государственные деятели, воздухоплаватели, рабочие, журналисты. Прозвучала команда командира дивизиона Прокофьева: «…Отдать поясные! Отдать гондолу!», и стратостат плавно взмыл над Москвой.

Радиосвязь работала устойчиво. Через каждые 500 м высоты члены экипажа передавали сведения о ходе полета на Землю.

Наконец достигнута расчетная высота в 16200 м. Экипаж занят запланированными исследованиями: берутся пробы воздуха, ведутся записи, наблюдения. В гондоле тепло, хотя за бортом – 50°С. Но вот закончен цикл исследований. Земля дает команду на возвращение. Часть газа выпущена, и стратостат начинает плавное снижение. Казалось бы, ничто не предвещало беды. Но неожиданно скорость спуска возрастает – разорвалась оболочка. Экипаж сбрасывает весь балласт, аккумуляторы, продукты, ненужные приборы – все бесполезно. Скорость спуска не уменьшается, достигая 9 м/с!..

В этом случае командир по инструкции должен был отсоединить гондолу от стратостата и выпустить ее парашют. Но он принял другое решение – самому остаться на борту и постараться спасти стратостат с данными наблюдений. Прилуцкому и Вериго была дана команда покинуть гондолу и опускаться на своих парашютах. Для профессора Вериго это был первый в жизни прыжок на парашюте. К счастью, все прошло нормально. Скорость спуска стратостата уменьшилась до 3 м/с, и Зиле обеспечил мягкую посадку близ деревни Труфаново под Тулой.

По заключению Академии наук СССР, это была самая результативная экспедиция по объему и глубине собранных данных. Членов экипажа наградили орденами Ленина…

Исследования высших слоев атмосферы проводились не только с помощью стратостатов, но и свободных аэростатов, запускаемых Центральной аэрологической обсерваторией. Были и совершенно уникальные полеты.

Так, 17 августа 1935 года впервые в СССР на аэростате «ВР-29» был поднят планер «Г-9», который совершил после этого успешный самостоятельный спуск на Землю.

А 13 марта 1941 года воздухоплаватели ЦАО Невернов и Гайгеров отправились в дальний исследовательский полет с целью изучения воздушных потоков в течение двух-трех суток. Синоптики посоветовали им лететь в тылу циклона, который к тому времени уже несколько дней располагался в центре России. В качестве научной аппаратуры в полет были взяты специальный метеорограф с искусственной вентиляцией и два психрометра.

Утром в районе Тамбова взошедшее солнце разогрело оболочку, и аэростат поднялся до высоты 2000 м. Миновали Пензу и вечером пересекли Волгу южнее Сызрани. Вскоре направление ветра изменилось на северное, и они вторично пересекли Волгу в районе Куйбышева.

Утром 15 марта аэростат летел на высоте 3500 м уже над предгорьями Урала. К вечеру, когда газ в оболочке стал быстро охлаждаться, аэростат попал в зону снегопада, и высота полета стала стремительно уменьшаться. Невернову пришлось выбросить почти весь балласт, чтобы не столкнуться с горой. Лишь поднявшись до высоты 4000 м, экипаж смог расслабиться и отдохнуть. Ночью прошли недалеко от Челябинска, а днем уже достигли Омска на высоте 5400 м.

После обеда третьего дня полета экипаж принял решение на приземление. К этому времени они были в Колыванском районе Новосибирской области, и ветер понес их в северном направлении. Балласта уже не было, экипаж устал, ведь спать приходилось урывками, сидя в корзине, площадь которой составляла всего 1, 32 м2 .

У земли был сильный ветер, и аэростат за несколько минут отнесло далеко от места выбранной для приземления площадки. На высоте 20 м над лесом Невернов вскрыл разрывное устройство, и аэростат, скользнув по верхушкам деревьев, провалился сквозь кроны до земли. Это произошло 16 марта в 14 часов 16 минут.

За 69 часов 30 минут аэронавты пролетели 2800 км по прямой линии. Одновременно с выполнением научного задания экипаж перекрыл восемь международных рекордов для аэростатов четырех категорий.

Но самое трудное было еще впереди, когда экипажу в течение трех дней приходилось выбираться из тайги. Аэронавтов не снабдили радиостанцией большой дальности, и теперь им пришлось подумать о том, как самостоятельно выбраться к людям. Снег был глубокий, а лыжи сломались во время спуска гондолы. Сделав самодельные лыжи из подручных материалов, Невернов и Гайгеров сумели выйти из тайги на сельскую дорогу, где их подобрал местный рабочий совхоза, проезжавший на санях. Через несколько часов Невернов послал телеграмму в Москву. На другой день в поселок Шейкино, куда доставили экипаж, прилетели два самолета с корреспондентами новосибирских и центральных газет. Только 23 марта с помощью населения поселка удалось извлечь из тайги аэростат с имуществом. Четыре дня, пока аэростат ехал на санях, аэронавты встречались с тружениками города и смотрели его достопримечательности. 27 марта они выехали в Москву, чтобы получить все почести, почитающиеся героям.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.