77. НА КАКУЮ ПОЛКУ ПОСТАВИТЬ?

77. НА КАКУЮ ПОЛКУ ПОСТАВИТЬ?

О феномене воскресшего казачества не утихают бурные споры. Но стоит ли придавать им большое значение? А то ведь можно только в этом и увязнуть, доказывая, что ты не верблюд. И главное, кому доказывать? Не проще ли вспомнить пословицу: собака лает — ветер носит. Вот и представьте, что казак встал на четвереньки и пытается перелаять пархатую шелудивую шавку. И все равно ж не перелаете! Шавка-то гавкает не сама по себе, а чтобы показать усердие хозяину, который за это кидает ей кости. А споры порождены именно тем, что в систему «западных ценностей» и западных моделей (которые с какой-то стати объявляются «общепризнанными» и насаждаются в качестве образцов) казачество не вписывается, оказывается непонятным и «лишним». Поэтому и силятся придумать ему какую-нибудь соответствующую классификацию, как директор Института этнологии РАН Тишков, заявивший что казаки — это всего лишь «ложная этничность» [71]. Или, не мудрствуя, повторяют определение насчет служилого сословия. Помилуйте, какое уж служилое, если ему упорно не позволяют стать таковым? И какое же сословие, если сословия сгинули вместе с Российской империей! Слышали ли вы, чтобы кто-нибудь гордо заявлял: «Я — потомственный чиновник»? Или про организации потомственных крестьян? Уж на что мощным было когда-то дворянство, и в перестройку даже пробовало свои организации создавать. Но они быстро сошли в разряд маргинальных. Ну представьте хотя бы, чтобы потомки дворян по всей стране решили все вместе торжественно отметить юбилей Пушкина — дескать, он же наш, дворянин! А для казаков юбилей Шолохова был огромным событием.

Давайте вернемся к вопросу, поставленному в первых главах этой книги и посмотрим, как все-таки правильнее классифицировать казачество? Конечно, производить его в «отдельную нацию» нельзя. Не только из-за того, что оно во все времена (кроме полустолетия 1868–1917 гг.) подпитывалось извне — ранее было показано, что широкий приток извне получали и русские, французы, американцы и т. д. Но сами подумайте, возможна ли «отдельная нация», которая в течение веков, на протяжении всей своей истории выбрала специальность защищать и охранять некую «другую», «чужую» ей нацию? И сейчас ей не дают этого делать, а она стремится, требует, настаивает… Абсолютная чепуха получается. Казаки до революции отличали себя от «русских» — имея в виду иногородних, приезжих из Центральной России. Но при этом от великорусской нации себя не отделяли. В царской России, кстати, вообще не было деления по национальностям, только по вероисповеданиям. А быть православным — значило быть русским. И казаки сражались за «русскую землю», за «русскую веру», за «русский народ».

Вся история казачества неразрывно связана с Россией и русским народом. И украинского казачества тоже! Оно формировалось под эгидой православных князей Украины, потомков князей Киевской Руси. И сами православные украинцы, будучи в составе Польши, до XVII в. называли себя «русскими». А потом и воссоединились с Московской Русью в одно государство. Даже история некрасовцев, и то связана с Россией! Поскольку они расматривали себя как «неповредившуюся» часть России и воевали с той, которую считали «повредившейся». А позже старались хотя бы сохранять эти «неповредившиеся» кусочки. И казачья эмиграция ХХ в. жила только до тех пор, пока была хотя бы мыслями и надеждами связана с Россией. Да и при последней переписи населения подавляющее большинство казаков обозначало себя как «русский» или «русский, казак».

Однако существуют и термины «казачий народ», «самобытная этническая формация» — и их также следует считать вполне правомочными. Потому что у казаков четко выражены и этнические признаки. И дело отнюдь не в особом говоре (диалекте). Диалекты могут быть чисто местными, принадлежащими социальной или профессиональной группе. Дело и не в бытовых обычаях — они тоже могут быть местными. А вот культура — это совсем другое. Создать огромный пласт самобытной яркой культуры может только народ. И пройти через все горнила испытаний ХХ в., подвергаться геноциду, давлению, рассеянию, но все равно сохранить самосознание казаков — это отнюдь не «сословие». Это народ. Народ внутри народа. То есть субэтнос. Что в общем-то и было доказано многими видными учеными [39, 41, 192].

В главе 4 уже приводился критерий Л.Н. Гумилева, определявшего, что главными отличительными чертами этноса или субэтноса являются особые стереотипы мышления и поведения. И такие отличия у казачества мы увидим без труда. Например, в конце 1980-х перестроечные СМИ дружно взялись поливать армию, «закосить» от службы стало считаться вполне нормальным, да и не трудным делом. А Дон и Кубань в это же время перевыполняли план по призывникам, «отказников» там не было! Другой пример. В наше время в Москву и прочие мегаполисы нахлынула масса молодых женщин для заработков своим телом — проститутками, стриптизершами, «фотомоделями», «массажистками». Съезжаются отовсюду: русские, украинки, белоруски, латышки, эстонки, молдаванки и т. д. Казачек среди этой категории вы не найдете.

Чтобы нагладно представить различия в стереотипах поведения, можно привести несколько случаев из жизни. Скажем, в вагоне столичного метро пьяный юнец измывается над пассажирами. Все прижались и молчат. Пожилой седобородый есаул Н.В. Воробьев встает и палкой, на которую опирается при ходьбе, учит негодяя. А когда выгоняет из вагона, на него начинает вопить другой пожилой человек: «Таки што ви себе позволяете? Таки как можно такое рукоприкладство?» Вагон молчит. Вот вам три стереотипа поведения. Казака, средних москвичей и представителя «народа избранного».

Еще более яркий случай — в г. Кургане банда терроризирует микрорайон, держит всех в страхе. Когда подонки среди бела дня бьют стекла, осмеливается вмешаться только 70-летний казак В.И. Сулима. Его избивают до полусмерти, но он берет наградное ружье и пытается задержать нападавших. Группа пьяных громил бросается на окровавленного старика — отнять двухстволку и добить. Казак принял неравную схватку Один убит, один ранен. А прокуратура отправляет Сулиму на скамью подсудимых, и он получает 7,5 лет строгого режима. Это еще один стереотип поведения, нынешней «российской демократии» — дави любого русского, если он попытается защитить себя, своих близких, свою честь и достоинство

Или такой пример. На русских, оставшихся в «ближнем зарубежье», наше правительство давно махнуло рукой, ими никогда не интересуются никакие «правозащитники», да и большинство этих людей, отданных под власть инородцев, стараются хоть как-то приспособиться и вести себя тише воды, ниже травы — стену не прошибешь. А вот казак С.И. Бритвин из Усть-Каменогорска, отошедшего к Казахстану, не сдается. Сколько раз его избивали националисты, сколько раз штрафовали и арестовывали местные власти, а он все равно не сгибается и продолжает бороться за права даже тех русских, кто сам предпочел забыть о своих правах. И казаки таких оценивают по-своему, говорят — «настоящий казак», «поступил по-казачьи».

И вот еще любопытный феномен. Казаков каким-то образом тянет друг к другу, они четко выделяют своих, даже не будучи знакомыми. Атаман Московского Казачьего округа Ю.И. Рыжов сказал об этом: «Казаки — как капельки ртути. Все время сливаются вместе». А полковник А.И. Елесин пишет, как о чем-то само собой разумеющемся: «Мы же сами распознаем, кто казак, а кто нет — достаточно быстро» [50]. Необъяснимо? Но это факт. Как видим, особые стереотипы мышления и поведения не только существуют, но оказываются очень устойчивыми, раз из далекого прошлого дожили до наших дней. Что подтверждает вывод: казачество — не сборище земляков, не клуб по интересам, а субэтнос. Мало того, этот субэтнос сам состоит из ряда субэтносов — казаков донских, кубанских, терских, уральских и др., отличающихся друг от друга рядом особенностей. Но и они, в свою очередь, состоят из более мелких субэтносов — верхнедонских и нижнедонских, черноморцев и линейцев и т. п. Противоречия тут нет. Молекула — единое целое, но состоит из атомов, атомы из элементарных частиц и т. д. И, кстати, чем сложнее система, тем более жизнеспособной она оказывается! (А терминов «ниже» субэтноса современная наука этнологии, находящаяся в зачаточном состоянии, попросту не знает).

Относительно того, кто и с какой целью пропагандирует идеи «отдельной казачьей нации», ранее уже говорилось. И в ходе работы над книгой мне доводилось получать письма и наказы казаков, требующих «дать достойный отпор проискам ЦРУ». Тем не менее, все не так просто. И процесс «этнизации» казаков в наши дни действительно имеет место. Причем не только и не столько в результате «происков ЦРУ», сколько под влиянием других факторов. Один из них — политика правительства, направленная на защиту и обеспечение национальных, культурных, территориальных прав всех народов России, кроме… русского. Отсюда и реакция: «Раз так, то и мы — отдельный народ».

Второй фактор — начавшееся разрушение великорусского народа. Казачество бережно сохранило не только свою систему ценностей и традиций, но и общерусских! Сохраняет не только свою специфическую, но и общерусскую (и советскую) культуру. В то время как в русском народе (особенно в крупных городах) идет стирание национального и усиленная космополитизация. Включите-ка телевизор и «попрыгайте» по каналам. Где вы там найдете хоть что-то русское? Да и русских увидите немного. Разве что «обрусевших» в два этапа — сперва путем смены фамилий, а потом упразднением графы национальности. Под влиянием информационных потоков меняется и психология тех, кто их воспринимает. И казаки ощущают все более отчетливую разницу между собой и такими вот «осовремененными». Не обязательно «новыми русскими», а и «золотой» молодежью, бездуховными потребителями, зомбированными «американизирующимися» обывателями.

Да и как не возникнуть и не углубляться разнице, если изрядная доля русских уже избегает называть себя русскими, считая это чуть ли не «экстремизмом»? Ограничивает для себя «отечество» пределами дачи? Если слово «честь» встречает недоумение, само понятие «службы» вызывает отвращение, а жизненные ценности воспринимаются только в денежном (ну и еще в сексуальном) эквиваленте? В то время как у казаков Вера, Отечество, честь, товарищество по-прежнему остаются высшими ценностями. Казаков никто не понуждает — а они сами, добровольно становятся в строй, приносят присягу, подчиняются атаманам. Их никто не финансирует, а они тратят собственные деньги на издание и распространение литературы, на проведение своих мероприятий… И казаки волей-неволей чувствуют себя «другими» — не такими, как многие из окружающих. Впрочем, когда тенденции «этнизации» вступают в противоречие с традициями патриотизма, побеждает второе.

Исследователи пытались классифицировать казачество не только в этническом, но и в историческом плане, найти ему сходные аналоги. Его сравнивали с конкистадорами, флибустьерами, пионерами Дикого Запада. Но все подобные попытки оказываются несостоятельными. Поскольку главной целью и конкистадоров, и флибустьеров, и американских «первопроходцев» была обычная нажива. А если удавалось разбогатеть, они охотно порывали со своей средой и находили более «респектабельные» занятия. Кстати, в таких сравнениях имеется и немаловажный подтекст — сыграв свою роль, эти группировки исчезали. Значит, мол, и казакам пора сойти со сцены. Но в действительности близкий аналог казачества существовал только один. И, случайно ли? — тоже в православном государстве, в Византии. Хотя там подобное явление не получило достаточного развития, поскольку возникло не в период рождения и роста империи, а во время ее заката [197].

Между прочим, в Византии происходили процессы, весьма сходные с современными российскими. Династия Комнинов принялась вовсю наводить «дружбу» с Западом. Запустила в страну иностранных купцов и банкиров, дав им громадные привилегии. Внедряла западные обычаи, модели управления: децентрализацию власти, передачу частным лицам сбора налогов, государственных предприятий и промыслов. Развилась чудовищная коррупция. Из народа выкачивались средства на обогащение хапуг, значительная часть утекала за рубеж. Константинополь стал мегаполисом, где росли дворцы знати, деляг, иноземцев. А провинция разорялась, села и города пустели. Люди уходили в столицу, где можно было прокормиться, а на их место заселялись колонии арабов, армян, персов, евреев. Могучую армию Комнины тоже развалили. Но, в отличие от российских властей, не мешали людям обороняться самим. И у славян, поселенных в Малой Азии, организовались общины, подобные казачьим, успешно отбиваясь от набегов соседей.

Но западные державы друзьями Византии, несмотря на все ее потуги, не стали. Вели подрывную деятельность, инициировали «бархатные революции» — отделились армянская Киликия, грузинский Трапезунд, Болгария, Сербия. А потом последовала оккупация. Десант из 20 тыс. крестоносцев в 1204 г. легко захватил Константинополь с полумиллионным населением. Однако молодой аристократ Феодор Ласкарь бежал в Малую Азию к «казакам», был провозглашен императором и возглавил сопротивление. И если почти вся страна беспомощно покорилась поработителям, то здесь их отразили. К Ласкарю стали стекаться патриоты, лучшие культурные силы, православное духовенство — так как оккупанты насаждали католицизм. И возникла великолепная Никейская империя. Прежде нищая провинция вдруг стала самым богатым государством Средиземноморья! Потому что Ласкари, опираясь на «казаков», создали народное царство. Выдвигали людей не по богатству и роду, а по способностям, обеспечили защиту подданных, организовали развитые государственные хозяйства.

Никейская империя достигла и военного могущества, выбила крестоносцев с большей части византийских земель. Но просуществовала всего полвека. Знати и олигархам порядки народного царства не нравились, зрели заговоры. Третий царь из династии Ласкарей, Феодор II, в 1258 г. был отравлен. А глава заговорщиков Михаил Палеолог стал регентом при малолетнем царевиче Иоанне. И в 1261 г., когда удалось освободить Константинополь, произвел переворот, свергнув и ослепив царевича. Патриарх Арсений отлучил Палеолога от Церкви, возмущенные «казаки» восстали. Но Михаил сместил патриарха, заключил унию с папой римским, а на восставших бросил наемников и подавил массовой резней. Хотя это предрешило и судьбу Византии, дальнейшая ее история стала всего лишь агонией… А византийские «казаки»? Они влились в другой народ. По соседству, в приграничье, обитала община османов. Сперва небольшая, но крепкая и сплоченная. Жила духом воинского братства, своих в обиду не давала. И принимала всех желающих, кто признавал османские порядки. «Казаки» стали перетекать к османам, меняли веру, язык, и возник грозный и великий народ, турки…

Вот такой урок истории. Впрочем, проводить прямые параллели с Россией и строить на них прогнозы, разумеется, нельзя. И время было другое, и ситуация иная. Но в народе упорно живет убеждение, что спасут Россию именно казаки. И нередко бывает, что совершенно незнакомые простые люди, встретив казаков, заводят разговор: «Казаки, ну что же вы?… Казаки, ну когда же народу поможете?» На такие вопросы привожу самый удачный, на мой взгляд, ответ полковника В.Х. Казьмина: «А сами-то вы что же? Если казаки — вперед, а остальные в кусты, что ж получится? Спасти Россию можно только всем вместе».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.