Пятый день войны. Последний Окрестности Гори
Пятый день войны. Последний
Окрестности Гори
С утра двинулись на грузинский город Гори. Вышли к нему после обеда, так и не встретив сопротивления. По пути стали обсуждать, у кого какие грузины в друзьях ходили. Я рассказываю ротному Самради, что еще в 1980-х служил на Западной Украине вместе с отличным парнем по имени Гия. Он был старше призывом, но меня никогда не чморил:
— Он как раз из Гори. Может быть, встретимся…
— Может, — соглашается чеченец, — Ему, как и тебе сорок с хвостиком: наверняка в резервисты призвали. Глядишь, нам зачищать его придется… Что же нам делать с твоим Гией, если мы его в плен возьмем?
— Как что? Поздороваемся, обнимемся, про армию поболтаем. Накормим, напоим его и отправим в сторону Тбилиси. Он же мой армейский друг!
— Ни хрена себе! Он в нас только что стрелял! Может, даже, кого-то убил! А мы ему чай и отпускаем? — живо представил себе ситуацию Самради.
— И что ты предлагаешь?
— Ну, хотя бы в морду ему дадим! Извини брат, но огребет твой дружбан по самое не балуйся. Потом конечно отпустим, армейская дружба свята.
— И у тебя поднимется рука на моего друга?
Самради расплывается в улыбке:
— Ну, так и быть, отпустим твоего Гию без пиздюлей. Но чаем поить все-таки не станем… У меня уже все пакетики «липтона» вышли…
В самом Гори грузинских войск тоже не было. Грузинская армия уже не просто отступала, — она бежала в панике. Ямадаевцы по пути собрали изрядную коллекцию брошенной трофейной техники. «Снег» прикатил на красавце-лендровере. Не на лакированном плейбое, из тех, что бороздят московский асфальт, а на настоящей африканской легенде: грязно-сером военном джипе с запаской на капоте.
— Смотри, бак на три четверти полон. Хватит до Тбилиси!
Вместе с Самради и его бойцами из курчалоевской роты отправляемся на инвентаризацию военных складов. Замки сбивают из Макарова. Американская сталь упорно сопротивляется российским пулям и Самради расстрелял всю обойму. В этом ангаре лишь горы военного шмотья, по большей части ношенного. Ребята прибарахлились чем бог послал. Я подобрал себе пару новеньких натовских ботинок вместо почти развалившихся китайских кроссовок. Ботинки оказались малы, выбросил… В последствии грузинская пресса обвинила в грабежах именно чеченцев, хотя на самом деле тот склад был в этом плане их единственным подвигом.
По серьезному грабили другие. На следующий день появились непонятные разведбаты невесть к каким частям относящиеся. Они вошли в город, потусили там несколько часов, вышли из города… Сами же запустили слух, что ходили брать архив горийского отделения МГБ Грузии. Правда, потом военная прокуратура долго и безуспешно выясняла, кто же в этот день прогулялся по банковским офисам, повскрывал банкоматы и прихватил с собой более шести миллионов долларов.
Наша колонна в город вообще не входила. Встали в трех километрах от города, прилетели вертушки забирать двухсотых: экипажи танков сожженных то ли в Квемо Хвити, то ли в Земо Никози. Грузовой вертолет в сопровождении боевого. Ямодаев заботливо предлагает журналистам:
— Можете вернуться с этой оказией.
— А что дальше вы делать собираетесь?
— Ждем команды штурмовать Гори.
— А если я останусь на штурм, то потом смогу на чем-нибудь вернуться?
— Конечно, дорогой! Будет штурм, будут новые двухсотые! За ними опять прилетит вертушка: как-нибудь вернешься…
Вертолеты улетают. Я остаюсь смотреть, как будут брать город. Не успел затихнуть шум винтов, как пришло известие, что российский президент дал команду остановить военную операцию. Война закончилась.
Ну вот! Раз не будет штурма, не будет и убитых. А, следовательно, и вертолета. Кажется, есть риск здесь застрять …
Минуту спустя эти цинично-прагматичные размышления прервались с появлением адъютанта командира 693 полка: Андрея Казаченко вызывали в штаб.
— Товарищ полковник, а до Цхинвали не подбросите.
— Не проблема. У тебя есть пятнадцать минут, чтоб попрощаться с ребятами пока я умоюсь и переоденусь.
Умывался он минут сорок. Потом еще долго матерился на своего начальника штаба, — не по делу, а просто потому, что тот сел на его табуретку, пока готовил карты, для рапорта в штабе. Ругался он смачно и громко, хоть и в полушутку. Представить, чтобы Ямадаев говорил с кем-нибудь из своих бойцов в такой манере, было совершенно немыслимо. Сразу вспомнились размышления «Снега» про то чем «Восток» отличается от нормальной части. Поймал себя на мысли, что за эти два дня отвык от родной армии, хотя когда-то привыкал к ней целых два года. А ведь Казаченко славный человек и его полк явно один из лучших.
В свое боевое охранение полковник включил и одну БМП от «Востока». Так что я подсел на броню к «своим». Мысленно я называл ямадаевцев именно так. К хорошему привыкаешь быстро. Из выхлопной трубы на меня летела гарь. Капельки черного масла оседали на лице и одежде. И все равно я не жалел, что отказался от места в штабном бронированном «Урале».
На обратном пути шли через так называемые грузинские анклавы: села Южной Осетии, населенные этническими грузинами. Мирное население ушло отсюда в полном составе. Села горели подожженные осетинскими ополченцами. Чеченцы смотрели на это, неодобрительно качая головами. В отличие от осетин они не держали на грузин зла.
— Это плохая война. Считай со своими воевали, с бывшими советскими…
Расстались мы возле штаба миротворцев в Цхинвли. Я спрыгнул на ходу с брони, махнул рукой:
— Саламу алейкум.
— Уалейкум ассалям.
Ни объятий, ни обмена телефонами, ни обещаний обязательно встретиться. Я даже не знал имен большинства из этих парней. Прошли два пылающих дня, наполненные запахом пороха, крови, ощущением близости смерти и близости «своих», которые, если что, не сдадут, Военная сказка закончилась в тот момент, когда чеченская БМП, дымя и гремя гусеницами по асфальту, долетела до перекрестка, повернула и исчезла с моих глаз.
Я отправился в штаб, где оставил свой рюкзачок в каптерке при кухне. Уходя из Цхинвали, я не взял с собой ничего, кроме фотоаппарата. Рюкзак я обнаружил перевернутым: ничего не пропало, но вещи были вывернуты на пол.
Каптерщик виновато пояснял:
— Приехал вчера какой-то полковник из Владикавказа. Ночью нажрался как свинья, захотел догнаться. Приперся сюда и давай рыться по рюкзакам журналистов, — бухло искал.
Я собрал вещи, вымылся под холодным душем, надел свежее белье и пошел искать заезжего полковника. Адреналин, гулявший в моей крови последние два дня, убеждал, что самым адекватным будет выбить миротворцу зубы. Полковника в штабе не нашел, — на его счастье. Да и на свое, наверное, тоже.