Пятый день войны Утро. Дорога на Гори
Пятый день войны
Утро. Дорога на Гори
На ночь захваченным резервистам выдали спальный мешок. Правда, один на двоих, но это означало, что среди чеченцев нашелся добряк, уступивший грузинам свой. Запасных спальников, на такой случай, понятное дело, не брали. К утру пленные, отойдя от шока, уже сидели у костра вместе с чеченцами, и на общих основаниях вместе с ними ели тушенку из банки, передаваемой по кругу. Если бы не ссадины на их физиономиях со стороны можно было бы подумать, что это заглянувшие на огонек пастухи.
Мягкое отношение чеченского спецназа к противнику разительно отличалось от атмосферы царящей у осетинских ополченцев.
Ни чеченцы, ни русские из мотострелкового полка пленных грузинских солдат осетинам не отдавали:
— Зачем вам они?
— Менять на своих будем.
— Врете, вы их замучаете.
— Ну не отпускать же их просто так! Мы вам этого не позволим!
Командовавший 693-м полком полковник Андрей Казаченко неожиданно сорвался и с угрозой заорал:
— Не позволишь, говоришь? Да я лично шестерых резервистов просто так отпустил! И что?..
Востоковцы своих пленных не отпустили, а с первым же бортом отправили в штаб разведки 58-й армии. Ямадаеву по этому поводу еще пришлось основательно пособачиться с Вахтангом.
— На хрена мы их туда отправляем? Они же просто крестьяне! Что они знают? — цедил сквозь зубы грузин.
— Крестьяне, говоришь? — орал в ответ Сулим, — А жетоны? А лимонка в кармане?
— Подумаешь жетоны! Их же только что призвали! Даже постричь не успели. — спорил Вахтанг.
В конце концов, офицеры обиженно отвернулись друг от друга.
К полудню появился гаденький слушок. Кто-то из русских десантников сказал, что пленных, не довезли: Ну, типа, ребята с разведроты уронили их с вертолета. Плохо, конечно, но им в этот день грузины до хрена двухсотых настругали… Сидя в штабном Баргузине я мрачно пялился в затылок Ямадаева, и уговаривал себя: на войне всегда гуляют подобные кровожадные байки. Это такой невроз. Люди сами себя заводят, чтобы подавить свой же страх.
Уговаривать получалось плохо. Коротко стриженный затылок Ямадаева был индифферентен, и по нему не возможно было понять, что он сам про все это думает. Сеанс психотерапии закончился траурным аккордом. «Эх, Сулим! Лучше бы ты Вахтанга послушался…», — думал я, не рискуя, впрочем, говорить это вслух.