Механика эволюции

Механика эволюции

События следующих после смерти Иоанна Грозного 29 лет, вместивших правление Федора Иоанновича, Бориса Годунова и Смуту, до сих пор вызывают бурные споры. Кто прав, кто виноват и в чем? Каковы причины происходившего? И здесь нам необходимо опять вернуться к описанию механики эволюции, в том числе социальной.

Мы писали в первой части книги,[23] что любая динамическая система, в том числе и человечество в целом, и какая-то его часть, – структурирована. Деятельность общественных структур: классов, конфессий, армий, отраслей производства, социальных групп – проявляется через деятельность людей, при том, что каждый человек может быть объектом или субъектом множества из них. Нет у этой динамической системы никакой «общечеловеческой цели», а есть только стремление каждой структуры к собственному выживанию, ради чего она использует все доступные ей средства.

Отношения между структурами могут быть дружескими, равнодушными или враждебными, а поскольку возникают они и развиваются в неких естественных рамках, заданных наличием или нехваткой ресурсов, то только от этого и зависит, какие их них будут выживать, а какие нет. Сформулируем основной закон:

Эволюция системы в целом определяется набором общественных структур и характером взаимоотношений между ними. Основная цель любой структуры – ее собственное выживание. Набор и характер взаимоотношений структур (антагонизм или сотрудничество) многопараметричны, они зависят исключительно от наличия ресурса и определяются борьбой за ресурс.

Воспринимая историю как линейный процесс, ученый, придерживающийся детерминистского стиля мышления, упускает огромное количество информации, теряет множество связей и смыслов. А ведь история в корне своем есть эволюция взаимосвязанных структур.

Представьте себе механические часы: корпус и циферблат. Если человек хочет узнать, который час, он смотрит на циферблат и по положению стрелок узнает время. Однако если заглянуть под крышку корпуса, обнаружится огромное количество движущихся частей. Здесь анкерный механизм, состоящий из анкерного колеса, вилки и баланса (двойного маятника). Здесь балансовое колесо вместе со спиралью образующее колебательную систему, уравновешивающую движение шестереночного механизма. Здесь зубчатые передачи, инерционный ротор, амортизаторы, противоударное устройство и даже «мальтийский крест» – элемент механизма, нужный для ограничения силы натяжения заводной пружины.

Разумеется, если одна или даже все детали в этом сложном механизме неисправны, вы, взглянув на циферблат, сможете увидеть, какой час показывают стрелки. Но вот беда: они покажут вам неверное время. И если вы не специалист-часовщик, то никогда не поймете, почему это произошло; не поймете даже, что ваши часы врут.

Предположим, вы имеете еще одни часы для сравнения, – и все равно нельзя понять, какие из них верные, а какие нет.

Конечно, прибор для измерения времени, часы, сам по себе никуда не эволюционирует, – прежде всего, потому, что здесь исключены процессы выбора и отбора, – зато этот прибор выводит на циферблат результат своей работы.

Упрощенный пример с часами понадобился нам для того, чтобы показать: историкам следует научиться разбираться в механизме эволюции. Задача сложная, ибо история – тоже одна из общественных структур, и ее эволюция подчинена тому же, приведенному выше, закону! Трудно изучать поведение системы, находясь внутри нее.

«Циферблат», показывающий результаты эволюции человечества, есть. Это все те следы прошлого, которые мы видим воочию (здания, сооружения, рукописи и прочие артефакты). Но что стоит за ними? Традиционная история, приняв за догму хронологическую схему Скалигера, не занимается этим вопросом вообще. Понимания многопараметричности и нелинейности нет в ее арсенале. Но ведь мало знать, о чем написано в той или иной рукописи. Важнее (и сложнее) понять, из каких соображений сделана запись!

Нельзя же всерьез считать, что какой-то писец в VI веке или картограф в XVII изложил в записях своих или картах некие сведения, руководствуясь лишь одним: дать будущим поколениям твердую и непреложную истину. Представления писцов и картографов об окружающем мире постоянно меняются; эволюционируют все общественные структуры, влияющие на их мнение: власть, наука, системы письма, литературные приемы. А историки, мыслящие совершенно иными категориями, нежели авторы текстов, проверяют одни недостоверные тексты по другим, ничуть не более достоверным. Как же рассчитывают они достичь достоверности, если оставляют без ответа множество вопросов, относящихся как раз к разряду эволюционных?

Ведь текст, верно излагающий события в представлениях момента написания, становится неверным, когда меняются эти представления!

Взяв в руки современную карту, мы с вами знаем, где найдем Индию, Китай или Сибирь. Но там ли «находилась» Индия в представлениях тех, кто писал Сказание об индийском пресвитере Иоанне? В тот ли Китай, который знаем теперь мы, ходил Марко Поло? Говорят, средневековые киевляне считали, что Сибирь находится на северо-восток от Киева – в Северской земле, это Новгород-Северский и частично Черниговщина. В конце XIV – начале XV столетий битвы с «тартарами» происходили на территории нынешней Западной Украины, а на карте начала XVII века «Тартария» находится за Уралом, а Татарии на Волге нет.

На карте Меркатора 1606 года ни Новгород, ни Псков в состав России не включены, а Москва так и совсем не указана. Предположим, польский король считал Псков и Новгород своими, московский царь – своими, а Меркатор выбрал одну из точек зрения как истинную. На карте есть Коломна и Троицк, – но отчего же нет Москвы? Загадка. Ее усугубляет документ от 15 марта 1605 года, титулярий Бориса Годунова (перевод с немецкого):

«От светлейшего высокодержавнейшего Князя и Государя, господина Бориса Феодоровича, Императора и Великого Князя всей России самодержца во Владимире, Новгороде, Царя в Казани, Астрахани и Царицыне, господина Пскова и Великого Князя в Смоленске, Твери, Ингрии, Перми, Вятки, Болгарии, и низменных областях Чернигова, Рязани, Ростова, Ярославля, Лифляндии, Белоозерской, Удора, Обдора и Кавдинии, и властителя северных краев, а также и Государя Иранских областей, Грузинских царей и Кабардинскаго владычества, и Государя и властителя еще многих других областей».[24]

Возникает масса вопросов. Первый: где Москва? Затем: почему «император»? Что за «низменные области Чернигова»? (Возможно, перед словом «Чернигова» пропущена запятая, и тогда «низменные области» – просто Нижегородчина.) Куда делся «царь Сибирский»?

Кстати, сам титул «царь» до XVI века не имел отношения к внутренней русской системе княжеской власти. Это ордынский титул, означающий «распорядитель хана», эквивалентный западноевропейским понятиям «император» или «кайзер» (что есть «управляющий»). Считается, что его впервые официально принял Иоанн IV Грозный в 1547 году. До этого в титуляции слово «царь» применялось с определениями типа иудейский, персидский, болгарский; царицей титуловали старшую жену султана, позже в Российской империи Елизавета титуловалась также царицей астраханской, казанской и сибирской.

А вот Борис Федорович, оказывается, «Царь в Казани, Астрахани и Царицыне». Московии нет. А когда он успел стать Государем Иранских областей? Известно, что в 1603 году в результате переворота к власти в Стамбуле пришел новый султан Ахмед I. Его, в частности, не признал персидский (иранский) шах Аббас I (1571–1629), из-за чего Ахмед безуспешно воевал с ним до 1612 года. Причем персидский шах Аббас и царь Борис «были отменно добрыми друзьями»; в 1603 году персидские послы прибыли в Москву и были тепло приняты (см. «О начале войн и смут в Московии», с. 61), а посол нового султана Ахмеда был отвергнут (там же, с. 282). Но что-то же было в отношениях России с Ираном и помимо этого!

Некуда деваться, – надо всерьез проверять, правильно ли мы в наше время понимаем представления людей тех времен, от которых остались карты и записки, дающие нам сведения об истории.

К числу самых информативных материалов относятся сведения о городах. Ведь для развития города требуется взаимодействие множества общественных структур: властных, военных, профессионально-строительных, финансовых, торговых, даже санитарных…

Фернан Бродель – крупнейший историк XX века, серьезно исследовавший развитие цивилизации по естественно-научным данным с XV столетия; его сведения о населении средиземноморских городов вполне надежны. По Броделю, за три года до того, как в России Борис Годунов сменил на троне Федора, сына Иоанна Грозного, – то есть в 1595 году, крупнейшим в мире городом был Стамбул, в нем жило 700 тыс. человек. Второй по численности, Неаполь, насчитывал 280 тыс.; в Венеции по сравнению с ним населения было в 2 раза меньше (ок. 140 тыс.). В Риме жило в 3 раза меньше, чем в Неаполе (ок. 90-100 тыс.), во Флоренции в 4 раза (ок. 70 тыс.), а в Марселе в 9 раз (ок. 35 тыс. человек).

Но вот мы читаем у С. П. Капицы о Древнем Риме:

«… Численность населения самого большого в мире города U₀ определяется решением трансцендентного уравнения, связывающего U₀ с населением мира – N = U₀ ln² U₀. Для населения крупных городов прошлого укажем, что в начале нашей эры, приняв N ? 200 млн для населения Древнего Рима, где один Колизей вмещал 50 000 зрителей, получим U₀ ? 1 млн, что соответствует оценкам историков. Концентрация населения в Риме была значительна и указывает на высокую степень самоорганизации, которой достигло человечество в Древнем мире, где экономика и технологическая инфраструктура позволяли Великому городу поддерживать устойчивый образ жизни на протяжении многих веков и поколений».

Очень наукообразное сообщение. Из него мы узнаем, что в древности в городе Риме, по оценкам ученых историков, жил 1 млн человек, и вот, ученый-демограф это подтверждает. Но отчего же в 1595 году здесь осталось только 100 тысяч? По какой причине между III и XV веками в Риме перестали строить хоть что-то? Как могла исчезнуть «высокая степень самоорганизации», куда подевались экономика и технологическая инфраструктура? Ведь они существуют не сами по себе, а эволюционируют, как общественные структуры, желающие выживать во что бы то ни стало, а состоят они из людей, которые сделали бы ради этого все возможное.

Но ведь историки не знают, ни каковы были структуры римского общества, ни какими представлениями руководствовались люди. Если предполагать, что пятидесятитысячный Колизей – развлекательное заведение, то для Рима можно насчитать и два, и три миллиона жителей. А если это религиозное заведение, Эклизео (храм Божий по-гречески)? А если в представлениях того времени храм должен был вмещать всех жителей города?… Или это было место для раздачи какого-либо рода «пайков» горожанам?

Низкую численность населения европейских городов, характерную для начала эпохи Возрождения, Бродель напрямую связывает с эндемической малярией в заболоченных низменностях. Лекарств от малярии до XVI века не было. Болезнь изнуряюща и нередко смертельна, иммунитет против нее у переболевших держится недолго. Среди прочих и Рим был «нездоровым» городом; римская Кампанья была практически необитаема. Спрашивается: а как же в столице «древнего Рима» выживал миллион человек?

Мало-мальски значимая осушка болот в Западной Европе началась только во второй половине XV века, и как раз с этого времени следовало бы ожидать увеличения численности населения. Но по расчетам историков получается совсем наоборот. И вот мы, оставаясь в рамках детерминистской традиционной истории, вынуждены делать предположение, что малярии до н. э. не было или что древние римляне умели с ней бороться. Возникает тот же вопрос: куда девалась структура медицины и вообще здравоохранения и санитарии?

Читателю знакомо понятие «новой хронологии», виднейшим представителем которой является академик РАН А. Т. Фоменко. Ученый высчитал хронологические сдвиги и утверждает, что события Древнего Рима (и вообще древнего мира) следует сильно приблизить к нашим временам. Знает читатель и о «синусоиде Жабинского», показывающей эти сдвиги в графическом виде.

Но, даже учтя хронологический сдвиг и перенеся римские события из III–IV веков в XV–XVI столетия, мы все же понимаем, что разница между миллионом жителей и ста тысячами существенна. Нет ли здесь вдобавок географического «сдвига»? Вспомним, что так называемая Византийская империя на самом деле носила название Ромейской, или Римской империи. А столицей ее был Константинополь. Латинское слово Константин – «крепкий, сильный, постоянный». То же самое означает и слово рим. Смотрим Греческо-русский словарь А. Д. Вейсмана:

???? – город Рим.

???? – сила, крепость (как телесная, так и духовная); сила военная; сила политическая, могущество.

Константинополь в дальнейшем приобрел название Стамбула, и вот мы, наконец, видим искомый «миллион»: в 1595 году в Стамбуле (Риме), по данным Броделя, проживало 700 тысяч человек. А городов с еще большей численностью не было.

Скажем прямо, такие наши рассуждения назвать научными трудно, а подгонкой под заданный результат – легко. И все же этот метод небесполезен, он позволяет разоблачить неверную хронологию и определить, в каком направлении следует искать научную истину. Остается самое главное: озадачиться изучением эволюции структур.

Кстати, характерно, как аккуратно пишет Бродель о малярии. Оказывается, «обострение болотной лихорадки наблюдалось на закате Римской империи», а другое началось на закате XV века, – «об этом свидетельствует Филипп Гильтебрандт, к сожалению, не приводя никаких уточнений». (См. Ф. Бродель. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II. Часть I, с. 73.)

Приведенный выше эволюционный закон особенно ярко проявляется в России. Ход ее развития принципиально скачкообразный. Скудость ресурса заставляет государство в определенный момент, а именно при наличии внешней опасности, «перетягивать» их на себя, обедняя большинство общественных структур; происходит рывок с напряжением всех сил для достижения высочайшего уровня обороны.

Нельзя сказать, что историкам это непонятно. Они же сами пишут:

«В их основе (причин Смуты. – Авт.) лежало противоречие между целями, которые должно было преследовать правительство, и средствами, какими оно располагало. В стране, слабо развитой в экономическом отношении и редко населенной, создать достаточную крепость государственной самообороны при сложных международных отношениях было возможно только с большим трудом, и притом сосредоточивая в распоряжении правительства все средства и силы народные. Оно и борется в XVI веке за установление безусловной власти, сокрушая все частные и местные авторитеты, какими отчасти оставались в своих вотчинах потомки удельных князей, бояре-княжата. Привилегии, какими пользовалась эта аристократия, претендовавшая на первую роль в управлении и в царской думе, на подчинение себе в деле суда, расправы и военной службы населения своих вотчин, были сломлены бурей опричнины Грозного…». (См. А. Е. Пресняков. «Смутное время//Люди Смутного времени», с. 5–6.)

Но жить в постоянном напряжении нельзя. А потому после осуществленного тяжелейшими усилиями рывка государство «отпускает вожжи», страна входит в полосу релаксации, или отдыха, – люди начинают жить лучше, но страна отстает в своем развитии от других, находящихся в лучших геоклиматических условиях, обороноспособность падает. И такое состояние, в отличие от прочих стран, для нашей страны нормальное, – а вот этого историки уже не понимают.

(Для прояснения этого вопроса, представьте себе рыбку и птичку. Рыбка живет в реке, под тяжестью воды. А птичка летает в атмосфере. Но и рыбка, уйдя на глубину, может устремиться вверх, чтобы, используя закон Архимеда – о котором, конечно, знать не знает, – воспарить в атмосферу и совершить полет над рекой, скушав по пути какую-нибудь букашку. А птичка тут как тут, и учит ее: ты неправильно летаешь! Будь, как все птички! Но рыбка не может быть, как «все птички». Она вообще не птичка. Полет не есть ее нормальное состояние; ей просто понадобилось глотнуть кислорода. Если же птичка поймает рыбку и уложит ее на бережок, чтобы та смогла стать, «как все», то рыбка сдохнет.)

У читателя исторических работ складывается представление о царях, трудами своими выведших Россию на вершину политической пирамиды мира, исключительно как об излишне жестоких, а об их потомках, промотавших достижения воистину великих отцов, – как о правителях достойных. Но ведь после «достойного» проедания оставленного отцами наследства снова придется «взлетать», чтобы глотнуть кислорода!

Мы помним, сколь много сделал Иоанн Грозный (1530–1584) для укрепления обороны страны: расширялась территория, строились крепости и верфи, налаживалось производство оружия. Безусловно, был совершен мощный рывок. Пытался продолжить такую политику и Борис Годунов (1552–1605): грамотно используя накопленный ресурс, он укреплял Россию.

Приход к власти Годунова привел к нестабильности государства, ведь другие бояре, более знатные, не считали, что Годунов достоин быть царем! В дальнейшем только утверждение на троне Романовых дало начало выходу из политического кризиса. Но экономический кризис продолжался много дольше. Результат (через 73 года после Годунова) мы видим в Росписи русских городов, ведомых в Приказе,[25] с данными для 1678 года. Общий список городов такой: «Замосковные, Украинные, Резанские, Заоцкие, Севского полку, Северские, Белогороцкого полку». Также упомянуты города «Новгороцкого розряду, Новгороцкие пригороды», а также и Псковские пригороды. Больше в росписи городов нет, хотя имелись еще Низовые, Поморские и Вятские города.

Смысл росписи прост: учет и анализ воинских ресурсов (люди и вооружение гарнизона). Под словом «город» в ней следует понимать укрепленную крепость в центре крупного поселения: «город» может выполнять оборонительные функции и способен довольно долго существовать автономно. Поэтому в описание городов включаются «колодези», «остроги» (укрепленные башни на краю поселения).

Пройдемся по списку.

Володимер. Деревянный рубленый, 14 башень. Острогу нет. 1 каменная церковь, кровля на церкви вся обвалилась. Людей всего 1288 человек.

Суздаль. Деревянный рубленый, 12 башень. 1 колодезь. Всего 1245 человек.

Муром. Деревянный рубленый, 15 башень (город новый). 1 колодезь. Всего 1200 человек. 10 пушек железных, к стрелбе не годятца.

Юрьев-Полской. Города и острога нет (в указанном выше значении слова «город», нет огороженной крепости). Всего 323 человека.

Шуя. Города нет. Всего 289 человек.

Лух. Город розвалился до подошвы. 400 человек.

Переславль-Залесский. Город новый по старой насыпи, 12 башень. Рубленый деревянный. Всего 900 человек.

Ростов. Городу, острога и никаких запасов нет. 732 человека.

Ярославль. Два города – каменный и деревянный. 3728 человек, 778 пищалей и 1918 копей.

Кострома. Два города рубленых – новый и старый. Всего 25 башень. Людей 1300 человек.

Галич. Гнилой деревянный, 15 башень. Людей – 1000 человек. 46 пищалей, 252 копья, 14 рогатин, 2 сабли.

Романов. Город деревяной, стены и башни сгнили. Запасов нет, людей – 72 человека.

Дмитров. Города и людей нет.

Пошехонье. Города и посаду нет.

Кашин. Город земляной, крыт тесом. 12 башень. 782 человека.

Углеч. Рубленый, 7 башень, 3 колодези, кровли и трубы згнили и обвалились, воды черпать нечем. Всего 2650 человек. Полное вооружение: 43 пары пистолей, 17 карабинов, 261 пищаль, 15 мушкетов, 87 сабель, 5 саадаков, 393 бердыша, 454 копья, 164 рогатины, 269 топорков.

(Перед нами 1678 год. Почти сто лет после смерти Иоанна Грозного, семьдесят три года от смерти Годунова, семь лет после окончания войны со Степаном Разиным, восемнадцать – до начала единовластного правления Петра. Основное вооружение одного из самых населенных городов страны – копья, бердыши, рогатины и топоры. Даже ведра, чтобы водицы зачерпнуть, нет.)

Бежецкий Верх. Рубленый и недоделан. 424 человека.

Вологда. Каменный. 12 башень. Всего 2650 человек.

Белеозеро. Рублены клетки – 8 башень. Всего 1049 человек, из них нищих 189 человек.

Можайск. Город каменной. Всего 7 башень. Людей 300 человек.

Борисов. Каменной. 6 башень. 205 человек.

Звенигород. Города нет – осыпь Посад, 22 человека.

Верея. Осыпь земленая. Людей – 215 человек.

Руза. Города нет – развалился. 46 человек.

Волок-Ламский. Деревяной рубленый. 9 башень. 138 человек.

Боровск. Город в 142 году сгорел. 222 человека.

(142 год – не опечатка. Просто после 7000 года от Сотворения мира, пришедшегося на 1492 год от Р. Х., цифру тысяч повсеместно опускали. Так что 142 год – это 1492 + 142 = 1634 год. Написано в 1678 году, так что уже 44 года, как сгорела деревянная крепость в Боровске. Строить заново – то ли ресурсов нету, то ли незачем.)

Ярославец Малый. 274 человека.

Клин. Города нет. Вал земляной. 88 человек.

Вязма. Рубленый. 684 человека.

Конец списка замосковских городов. Каменных из них только четыре: Ярославль, Вологда, Можайск и Борисов.

Из прочих, помимо замосковских, самые крупные и развитые (каменные) города – Великий Новгород и Псков, там даже есть часы (ржавые) и один часовой мастер. Часы обозначают время только боем. Помимо них, еще каменные города России: Тула, Серпухов, Коломна, Зарайск. Ну и Москва, конечно. Итого каменных городов 11 штук.

В описи нет поморских городов, а также Казани, Нижнего Новгорода и Смоленска. Почему? Или их не учитывали «по России», или в них не было в это время крепостей с гарнизонами. Отдельно указано:

Тверь. Всего – 894 человека.

Получается, что в конце XVII века на Руси крепостей и гарнизонов в городах практически нет. Войска вооружены копьями и топорами, пушек мало. Что же такое произошло после укрепившего страну Иоанна Грозного, чтобы дело с обороной стало столь плачевным?

Об этом дальнейший рассказ.