Происхождение и местоположение
Происхождение и местоположение
В самом названии имперской столицы кроется тайна. Двойное название Мехико-Теночтитлан издавна вызывает вопросы. «Теночтитлан» переводится легко: это место «теночтли» — кактуса опунции с твердыми плодами, изображенного на иероглифе{9}, который обозначает город. Но что значит «Мехико»? Некоторые, как Бейер, искали ключ к этому слову в остальных элементах знака, то есть в орле, который сидит на кактусе и держит в клюве змею. Этот орел — символ Мешитля, то есть Уицилопочтли, великого национального бога. Другие подходят к этимологии этого названия, опираясь на авторитет отца Антонио дель Ринкона: они выделяют в нем корни слов «мецтли» — «луна» и «шиктли» — «пуп» или «середина». Таким образом, Мехико — это «(город) посреди (озера) луны»: в самом деле, в древности озеро носило название Мецтлиапан. В пользу этой версии говорит тот факт, что соседний народ отоми обозначал город двойным названием «анбондо амадецана»: «бондо» на языке отоми означает «опунция», а «амадецана» — «посреди луны».
Орел, сидящий на кактусе и пожирающий змею, герб нынешней Мексики — всего лишь точное воспроизведение иероглифического знака, обозначавшего ацтекский город. Его изображение в окружении тростника и соломенных хижин приводится, в частности, в «Кодексе Аубин 1576 года». Орел и кактус, но без змеи, встречаются и в «Кодексе Мендосы»{10} с подписью: «Теночтитлан». На самом деле это всё та же картина, напоминающая о происхождении города — одновременно чудесном и очень скромном. Даже достигнув вершины славы, мешики не забыли, что их город был основан ничтожным племенем на болотах.
Один из традиционных рассказов повествует о том, как старики сначала обнаружили «посреди камышей, посреди тростника» некоторое количество растений и животных, о которых возвестил им бог Уицилопочтли: белую иву, белую лягушку, белую рыбу и т. д. Мифическая прародина мешиков, островок посреди озера, назывался Астлан (отсюда «астеки» или «ацтеки»), и в этом названии заключено понятие «белизна». «И когда они их увидели, старцы заплакали и сказали: "Значит, здесь будет (наш город), поскольку мы видели то, о чем нам возвестил Уицилопочтли". Но на следующую ночь бог призвал жреца Куаукоатля (Змея-Орел) и сказал ему: "О Куаукоатль! Ты видел всё, что там есть, среди тростника, и ты этому подивился. Но послушай: есть и еще одно, чего ты не видел. Ступай же немедля и найди кактус теночтли, на который радостно сядет орел… Именно там мы поселимся, будем властвовать, будем ждать и встретим различные народы, которые покорим стрелами и щитом. Именно там будет наш город Мехико-Теночтитлан, там, где орел издаст крик, раскроет крылья и вкусит пищи, там, где плавает рыба, там, где пожрана змея; Мехико-Теночтитлан, где свершатся великие дела!"»
Куаукоатль тотчас собрал мешиков и передал им слова бога. Они пошли вслед за ним по болоту, посреди водяных растений и тростника, и вдруг «у края пещеры они узрели орла, сидящего на кактусе, радостно пожирая змею… и бог окликнул их и сказал: "О мешики, это здесь!" Тогда они заплакали, восклицая: "Наконец-то мы стали достойны (нашего бога), мы заслужили (награду), мы видели знак и подивились ему: здесь будет наш город"». Это произошло в году оме акатль — «Два-Тростник», то есть в 1325 году н. э.
В «Кодексе Аскатитлан» начало жизни мешиков в Теночтитлане символически изображено картинкой, на которой одни индейцы, сидя в лодке, ловят рыбу удочкой или сетью, другие загоняют палками рыбу в расставленные сети; кругом — пучки тростника и водяные птицы.
Таким, наверное, и был образ жизни мешиков того времени. Они ничем не отличались от прибрежного населения, проживающего вне городов, которое занималось в основном рыболовством и охотой на водяных птиц. Их называли «атлака чичимека» — «озерные дикари». Их оружием были сети и атлатль — приспособление для метания копий и дротиков, который используют для охоты на озерных птиц даже в наши дни. У них были свои боги: Атлауа («носящий атлатль»), Амимитль (от «митль» — «стрела» и «атль» — «вода») и Опочтли{11} («левша», «мечущий стрелы левой рукой») — этих богов еще помнили в Мехико в классическую эпоху На взгляд горожан из Колуакана, Аскапоцалько и Тескоко, мешики были ничем не лучше других «озерных дикарей». Когда на первых порах им потребовались брус, доски и камни для строительства города, они пошли к жителям городов, стоявших на твердой земле, чтобы выменять стройматериалы на рыбу и водных животных. «Они выстроили бедный, жалкий дом Уицилопочтли. Молельня, которую они ему воздвигли, была очень мала, ибо, поселившись на чужой земле, среди камышей и тростника, где нашли бы они камни или дерево?.. Мешики объединились и сказали: "Купим же камень и дерево за то, что живет в воде, — рыбу, ашолотль{12}, лягушек, раков, аненецтли{13}, водяных змей, водяных мух, червей из озер, уток, куачилли{14}, цапель и всех птиц, что живут на воде. На это мы купим камни и лес"». В начале XVI века в память об этой эпохе раз в год устраивался праздник во время месяца эцалькуалицтли. Жрецы совершали ритуальное омовение в озере, и один из них, чальчиукуакуилли (буквально — «жрец драгоценного камня», то есть воды), произносил ритуальные слова: «Здесь гнев змеи, зудение водных комаров, полет утки, шорох белых камышей». После чего все погружались в воду и били по ней руками и ногами, подражая крикам озерных птиц: «Некоторые кричали по-утиному, другие — как серые и белые цапли или ибисы». Тот же самый ритуал повторялся четыре дня подряд.
Есть все основания полагать, что явление орла со змеей Куаукоатлю и его спутникам произошло на том самом месте, где в XV веке был построен храм Уицилопочтли, то есть чуть дальше к северо-востоку от нынешнего собора и примерно в трехстах метрах в том же направлении от центра большой площади, которая сегодня называется Сокало. Все рассказы сходятся в том, что первый храм (который был всего лишь «молельней», айаукалли) был построен точно в этом месте. Сменявшие друг друга правители ничего не пожалели, чтобы воздвигнуть Уицилопочтли храм, достойный его, но всегда на том же месте — священном, указанном самим богом; там царствование за царствованием воздвигались здания, пирамиды и святилища. Вокруг этого национального религиозного центра возникли императорские дворцы. Отсюда же расходились основные дороги, вдоль которых разрасталась столица. Мексиканский город — это прежде всего храм: иероглиф, означающий «падение города», изображает полуразрушенный и подожженный храм. В «доме бога» (таков смысл ацтекского слова теокалли, «храм») заключается само существо города, народа и государства.
Изначальный центр Мехико стоял на твердой, каменистой почве: храм выстроили «рядом с пещерой» — «остотемпа». Изначально это был остров посреди болот, в широкой бухте озера. Берег описывал вокруг Теночтитлана широкую дугу, по которой выстроились города и поселки: Аскапоцалько и Тлакопан — на западе, Койоакан — на юге, Тепейакак — на севере. К западу простиралось большое соленое озеро Тескоко, к югу — пресные воды озер Шочимилько и Чалько. Над поверхностью бухты вокруг Теночтитлана поднимаются острова и островки, в том числе и остров, который сначала назвали Шальтелолько («бугорок песка»), потом — Тлателолько («бугорок земли»), расположенный сразу же за тем местом, где построили храм Уицилопочтли. Остров Тлателолько отделялся от Теночтитлана только рукавом озера, через который позже перебросили мост.
А теперь представьте себе изнурительный труд первых поколений мешиков, приспосабливавших для житья эту россыпь островков, песчаных и илистых отмелей, более или менее глубоких болот. Народ-амфибия в земноводной среде, ацтеки были вынуждены создавать почву, набрасывая ил и грязь на решетки из тростника (чинампы), рыть каналы, возводить насыпи, строить дороги и мосты. По мере прироста населения решать градостроительные проблемы становилось все сложнее. То, что в таких условиях усилиями безземельного народа был выстроен большой город — настоящее чудо изобретательности и упорства этих людей. Гордость, которую они выказывали позднее, была вполне оправданной. Какой путь был проделан от жалкого хуторка из соломенных хижин, жмущихся к тростникам, до великолепной метрополии XVI века! Неудивительно, что ацтеки глубоко ощущали величие судьбы, превратившей их, бедных и сирых, в богатых и могущественных.