2.2. Второй год, переломный

2.2. Второй год, переломный

У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба.

Отступать дальше — значит загубить себя…

Из приказа № 227 наркома обороны СССР И. Сталина, 28 июля 1942 г.

Наступление Красной армии в восточной Украине весной-летом 1942 г. закончилось провалом. В результате контрнаступления 17 июля 1942 г. немцами был взят Ворошиловград (сейчас — Луганск), и продвижение Вермахта продолжалось в направлении Волги и Кавказа.

О положении в Ворошиловграде и Ворошиловградской области НКВД СССР доносил в ЦШПД:

«Население города относится к оккупантам враждебно. Немцы жестоко расправляются со всеми, кто проявляет хотя бы малейшее недовольство их деятельностью и порядками»[191].

Немецкие пропагандисты во внутреннем отчете о настроениях жителей этой территории описывали другую картину:

«Вопреки плохому положению с продовольствием и [медицинским] обеспечением, общее настроение населения относительно выгодно. (…) Население работает с удовольствием и в подавляющем большинстве позитивно настроено к германскому Вермахту. Вопрос об окончании войны (т. е. полном разгроме СССР. — А. Г.) снова слышен отовсюду»[192].

В этих условиях на территории восточной Украины с редкой схожестью повторились события 1941 г.

В отчете оперативного отдела УШПД значилось, что за период июнь-июль 1942 г. штабом сформировано и оставлено в связи с отходом Красной армии в тылу противника на территории Харьковской, Сталинской (Донецкой) и Ворошиловградской (Луганской) областей 216 подготовленных к боевым действиям партизанских отрядов, для связи с которыми было оставлено 6 радиостанций[193]. При этом на рубеже 1942–1943 г., когда Красная армия вновь заняла эти территории, с нею в указанных областях соединилось 12 отрядов (5 %), в которых насчитывалось 241 человек[194]. На 1 августа 1942 г. УШПД имел связь всего с 34 отрядами[195]. При этом подавляющее большинство из этих отрядов составляли не новосозданные, а те, которые были созданы в 1941 г. и в 1941–1942 гг. воевали не в Юго-Восточной Украине, а на территории Сумской и Черниговской областей и приграничных землях России и Белоруссии (соединения С. Ковпака, А. Федорова, А. Сабурова, Н. Воронцова и др.). Таким образом почти все из оставленных летом 1942 г. на Харьковщине и Донбассе отрядов прекратили свое существование в течение одного-двух месяцев.

После повторного занятия Украины Красной армией обстоятельствами исчезновения массы партизан заинтересовались партийные органы, поручившие провести соответствующие расследование НКГБ.

В одном из документов органов госбезопасности сообщалось, что оставленный в тылу для организации партизанской борьбы второй секретарь Ворошиловградского обкома КП(б)У Стеценко примкнул к партизанскому отряду Воропаева. При первом же бое с немцами партизанская группа распалась. Стеценко ушел в областной центр, но и там его ждала неудача: «В городе Ворошиловграде и других районах области [летом 1942 г.] были наспех организованы партизанские отряды и подпольные группы. Часть людей оказалась недостаточно стойкой и тщательно проверенной. В качестве примера, связные т. Стеценко — Анохина, Щеголева (она же Морозова Евгения), Погу-ляева, будучи арестованными, выдали немецко-итальянский разведке тов. Стеценко как секретаря подпольного обкома КП(б)У…»[196] Хоть Стеценко и не был арестован, но заниматься подпольно-партизанской деятельностью он уже не смог и вынужден был дожидаться возвращения Красной армии.

Старший брат одного из основателей «описанной» литератором Фадеевым организации «Молодая гвардия» Третьякевич, секретарь Октябрьского райкома КП(б)У Ворошиловграда, тоже был привлечен к организации партизанской борьбы в качестве комиссара одного из отрядов. В течение июля-августа этот отряд сначала разделился на две части, а потом распался. По результатам расследования НКГБ Третьякевича в 1944 г. выгнали с партийной работы за проявленную в немецком тылу безынициативность[197].

В этом же отряде оказался бывший секретарь Каменнобродского райкома КП(б)У Ворошиловграда Литвинов. Еще находясь в отряде, он предпринял все, чтобы группу развалить, а после распада отряда стал сотрудничать с полицией. После прихода Красной армии Литвинов прикрывал фальшивыми справками бывших полицаев и рассказывал о своих многочисленных подвигах. В конце концов, Литвинов был арестован НКГБ[198].

Доклад 403-й немецкой охранной дивизии от 21 августа 1942 г. описал общую ситуацию разгрома партизан на Харьковщине и в Донбассе: «Партизаны находятся в маленьких и средних размеров группах в различных частях зоны ответственности дивизии. Начатая акция по зачистке с введением сил безопасности проводится в увеличивающемся объеме. Население в целом относится к партизанам отрицательно»[199].

Часть отрядов снова вышла в советский тыл.

Тимофей Строкач в августе 1942 г. информировал особистов Сталинградского фронта о том, что при отходе частей Красной армии с территории Сталинской (Донецкой) области был оставлен для партизанских действий в тылу противника отряд под командованием Карнаухова, но сделать он ничего не смог: «Ряд командиров и бойцов указанного отряда панически бежали в тыл Красной армии из района действий партизанского отряда, не выполнив боевого приказа»[200]. Сообщение заканчивалось просьбой Строкача к чекистам применить к дезертирам этого отряда, уже задержанных УШПД, меры в соответствии со знаменитым сталинским приказом № 227 «Ни шагу назад».

Подобные факты были далеко не единичными. Дошло до того, что осенью 1942 г. ЦШПД специальным приказом запретил отрядам самовольно выходить в советский тыл[201].

Продолжалась и выброска будущих партизан с парашютом в глубокий тыл Вермахта: «Всего за 1942 год [только УШПД] было заброшено 394 человека. Из них в августе — 50 человек, в сентябре — 23 человека, в октябре — 180 человек, в ноябре 27 человек и в декабре 12 человек. Эти отряды забрасывались как на базы уже действующих отрядов, так и в новые районы»[202].

Партизаны, засланные в новые районы, как правило, пропадали без вести. Например, в конце ноября 1942 г. УШПД направил в ЦШПД докладную записку, где перечислил 7 диверсионных групп, выброшенных в Юго-Западную Украину. Сквозь весь документ проходит рефрен «связь не установлена»[203].

Обстоятельства разгрома подобных групп можно проследить по немецким документам.

Сотрудники одной из полевых комендатур юга Украины сообщали коллегам, что в конце июня 1942 г. в Мелитополе десантник Николай Пономаренко добровольно сдался немецким властям:

«С помощью Пономаренко удалось взять в плен в конце июня 1942 г. 3-х оставшихся парашютистов и конфисковать радиопередатчик»[204].

Комендатура тайной полевой полиции Вермахта с юго-востока Черниговской области доносила по инстанции, что в начале июля 1942 г. в указанном районе было сброшено 14 парашютистов. Один из них поранился при приземлении и должен был быть зарезан ножом своими товарищами, чтобы исключить возможность попадания сведений в руки немцев:

«Убийство не удалось. Раненый был найден и находится в больнице [местечка] Прилуки. У диверсионной группы было задание взрывать железнодорожное полотно и мосты. Имена и описание внешности [диверсантов] известны»[205].

Участники пойманной немцами в районе г. Славуты (Каменец-Подольская, ныне Хмельницкая область) группы парашютистов, вероятно, подчиненной ГРУ, на допросе показали, что в Генштабе Красной армии им заявили о скором готовящемся наступлении в районе Ржева. 21 ноября Генрих Гиммлер направил эти данные Гит-леру[206]. Отметим, что советское наступление — знаменитая «Ржевская бойня» — начавшееся 25 ноября 1942 г., захлебнулось в ходе многочисленных бесплодных лобовых атак.

В обобщающем обзоре СС за вторую половину 1942 г. описывался успех полицейских мероприятий в степях:

«Многочисленных парашютистов и прочих агентов, которые на юге Украины пытаются организовать банды, до сих пор удается уничтожить сразу при создании ими групп»[207].

Полтора года выбрасывая партизан в голую степь, организаторы зафронтовой борьбы все же наконец поняли бессмысленность таких действий:

«Опыт конца 1942 г. показал, что выброска групп в южные районы Украины в места, где не было отрядов, связанных непосредственно со штабом, с задачей выявления и организации партизанских отрядов себя не оправдала, так как подавляющее большинство из них, несмотря на наличие в группе радиостанций, на связь не выходили и судьба их оставалась пока неизвестной»[208].

Те же партизанские отряды, которые воевали еще с 1941 г. и успели приобрести ценный опыт, в середине — второй половине 1942 г. причиняли существенное беспокойство оккупационной администрации на северо-востоке УССР. На этой территории инициатива переходила от одной противоборствующей стороны к другой.

В мае-июле 1942 г. на территорию Сумщины из Брянских лесов совершил поход отряд С. Ковпака. Первоначально были проведены успешные бои с полицией, венгерскими и немецкими частями, однако к середине июня 1942 г. немцы сумели сосредоточить против партизан значительные силы и окружить отряд. Дальнейшие события описывает немецкий документ:

«Операция “Путивль” против партизанской группы Колпака в период 20.6-23.6.42:

Результат: хотя партизанской группе удалось с боями ночью прорваться сквозь венгерскую линию обороны, но они, взяв с собой раненых, погруженных на примерно 100 телег с мешками и тюками, вернулись в Брянские леса. Местность, на которой потом была проведена операция усил[енным] вен[герским] пех[отным] пол[ком], значится как свободная от партизан»[209].

Ковпак в оперативном отчете объяснял причины неудачи рейда: «Усталость личного состава, большое количество раненых, отсутствие боеприпасов и взрывчатки, усиленный нажим превосходящих сил противника — все это вместе требовало выхода из создавшегося положения. После 9-дневного маневрирования по Путивльскому,

Шемлыгинскому и Глуховскому районам [Сумской области] было принято решение — выйти в Брянские леса»[210].

В июле-августе 1942 г. из Белоруссии в Черниговскую область вышло соединение А. Федорова. Его действия СД описывала для высших военных инстанций Третьего рейха как кровавое побоище: «В районах Холмы, Корюковка и Понорница разбойничьими шайками в силе более 1000 человек многие населенные пункты были заняты, разрушены, жители истреблены. В настоящий момент еще идут бои, результаты которых еще неизвестны»[211]. СД по какой-то причине «приукрашивала» А. Федорова — донесения соответствующих тыловых структур Вермахта[212], в зону ответственности которого входила Черниговщина; документы самого соединения[213] и опрос жителей указанных районов[214] однозначно свидетельствуют: масштабной резни тем летом федоровцы не устроили. Речь шла о боях с полицией, венграми и немцами, убийствах полицаев и старост, в ряде случаев — членов их семей, а также сожжении не целых деревень, а хат коллаборационистов. Возможно, сотрудники СД зачем-то решили «списать» на федоровцев действия самих немцев в этой местности или, вероятнее даже, мадьяр. Например, сам глава Черниговского обкома сообщал в докладной записке в УШПД об участии «в зверствах и грабежах воинских частей вассальных государств (румын, венгров, финнов, итальянцев и др.). Из них больше всего издеваются над мирным населением наряду с немцами, венгры, финны»[215].

Алексею Федорову тоже не удалось закрепиться летом 1942 г. на территории Украины, его соединение в августе 1942 г. ушло в Орловскую область РСФСР.

Проведение ряда антипартизанских операций на севере Сумской области в июне-июле 1942 г., как писали сотрудники оккупационной администрации, «создало у партизан почти паническое настроение. В различных деревнях, например, в Волокитно, Дубовичи и Землянка, кроме того, в районе Эсмани, отдельные партизаны с оружием регистрируются в полиции. Эти партизаны доносят, что настроение среди партизан очень плохое, у них есть радиоприемник и они сильно впечатлены успехами немецких войск под Керчью, Харьковом и Воронежем»[216].

В мемуарах комиссара отряда Андрея Сермуля, воевавшего в Крыму, приводится один эпизод, произошедший во второй половине 1942 г.: партизаны напали на группу немцев, охранявших работавших военнопленных: «И вдруг с удивлением видим, что, вместо того чтобы залечь или к нам бежать, они в основном вместе со своими охранниками разбегаются… Не в нашу пользу тогда складывалась ситуация на фронте… Многим казалось, что с партизанами вот-вот будет покончено, и хотя в плену было очень тяжело, не так-то много стремилось перейти к партизанам…»[217]

О подобных фактах поведения военнопленных сообщал после войны партийным историкам и бывший заместитель Строкача Илья Старинов: «Есть случаи, когда партизаны нападали на конвои и лагеря, но многие военнопленные оставались в плену, не желая уходить к партизанам»[218].

Воодушевленный успехами на фронте, приказом № 46 от 18 августа 1942 г. Гитлер обязал СС прекратить всеми возможными способами любую деятельность партизан в тылу немецких войск на Восточном фронте до начала зимы[219].

Об этом времени командир кавалерийского партизанского соединения Михаил Наумов вспоминал как о тяжелом для него периоде: «Бои в то время проходили под Сталинградом. В партизаны никто не шел… Если в месяц придет в отряд один человек из окружения — это уже хорошо. А поэтому приходилось использовать принудительную мобилизацию в партизаны, угрожая расстрелом»[220].

Показательно, что за три месяца наиболее напряженных боев за Кавказ и Волгу, с августа по октябрь включительно, численность партизан, находившихся на связи с УШПД, выросла на 202 человека, т. е. всего на 4 % (с 4925 до 5127)[221]. В ноябре 1942 г. численность украинских партизан была в три раза меньше, чем количество советских партизан лишь в одной Витебской области Белоруссии (16 286 чел.)[222].

В этих условиях основные партизанские соединения УШПД значительную, если не основную часть времени проводили на приграничных с Украиной территориях России и Белоруссии, за что подвергались критике не только из руководящих центров, но и со стороны своих коллег, в частности, русских, что отмечалось, в докладе сотрудника Украинского штаба Е. Белецкого: «Украинские отряды в значительной мере пополнились за время пребывания в Брянских лесах. К тому же из Украины часть партизан захватила с собой семьи. В настоящее время семьи партизан украинских отрядов находятся в затруднительном положении, ощущается недостаток в еде, семьи не обеспечены жильем. (Брянские партизаны бросают упрек по поводу украинских отрядов за их малую боевую активность за время жизни в Брянских лесах)»[223].

По словам начальника оперативного отдела УШПД полковника Владимира Бондарева, во второй половине 1942 г. «главным недостатком» в деятельности партизанских отрядов того периода было то, что они не вели систематически активных боевых действий:

«Не предпринимали крупных операций по разрушению железнодорожных узлов, промышленных предприятий, восстановленных немцами»[224].

К причинам кризиса украинских партизанских формирований добавилось то, что вся территория УССР оказалась далеко за линией фронта, из-за чего радиосвязь со многими отрядами периодически прерывалась. Треть самолетовылетов (30 из 92), организованных для доставки помощи украинским партизанам в июне-декабре 1942 г., оказалась сорванной[225]. В связи с ситуацией на фронтах «формирование самого [Украинского] штаба и укомплектование его командным составом… происходило буквально на ходу. С 7 по 18 июля штаб производил передислокацию из Ворошиловграда в Калач-Воронежский, а позднее в Сталинград, 12 августа [УШПД] переехал в Среднюю Ах-тубу, 1 сентября — в Саратов, а 12 октября — в Москву, где началась планомерная работа»[226].

Кроме того, во второй половине 1942 г. южный участок советско-германского фронта стал для Вермахта главным. Поэтому был предпринят ряд мер для того, чтобы обезопасить там коммуникации. В частности, немцы вытеснили с территории Украины соединения Ковпака и Федорова, а также насадили вдоль границ, смежных с Белоруссией, сильные полицейские гарнизоны[227]. Сводка СД от 30 октября 1942 г. отмечала определенный успех этих действий: «В области командования полиции безопасности и СД “Украина” активность банд, вследствие усиленного использования полицейских сил и наступления плохой погоды, несколько ослабла»[228].

На тот период в обширных лесных районах Правобережной и Западной Украины, в отличие, например, от Западной Белоруссии, не было партизанских отрядов, находившихся на связи со штабами партизанского движения. В Ставке предполагали, что Восточная Украина вскоре будет занята Красной армией, и поэтому решили ряд крупных партизанских соединений передислоцировать в Житомирскую, Ровенскую и другие западные области.

На Правобережье в ходе рейда, изначально названного Сталинским, были посланы Сумское (С. Ковпак, 832 человека) и Объединенное (А. Сабуров, 1408 человек) партизанские соединения. На Левобережье отправлялся ряд менее крупных отрядов.

Два соединения вышли в Сталинский рейд одновременно 26 октября и следовали параллельно друг другу. Марш через Орловскую (РФ), Сумскую и Черниговскую области составлял в среднем ежедневно по 25 км. Командир одного из отрядов соединения Сабурова Леонид Иванов уже 2 ноября 1942 г. засвидетельствовал в дневнике успех: «Идем свободно по своей земле, полиция в страхе бежит»[229]. Разгромив гарнизоны полиции в райцентрах Понорница и Холмы (Черниговская область) и Лоев (Гомельская область БССР), оба соединения 8 ноября форсировали Днепр и оказались на Правобережье.

Этот успех, по некоторым данным, был доведен до сведения Сталина. 9 ноября Т. Строкач передал по рации А. Сабурову:

«Верховное командование с большим вниманием следит за Вашими действиями, очень рады успехам… Прошу ежедневно докладывать о результатах марша»[230].

15 ноября Иванов сделал запись в дневнике о размахе действий сабуровцев:

«8–9 б[атальо]н[ы] громят Хойники (тогда — райцентр Пинской области БССР, сейчас Гомельской области. — А. Г.), слышна артстрельба. Вдали показались горящие склады с лесом, пылают огнем вагоны, это ст[аршина] Аврамов, подрывник т. Донецков и ком[андир] взв[ода] Ермилов подрывают ж. д. стрелки. Казаки и полиция в страхе еще с вечера успели удрать»[231].

В сообщении оккупационной администрации 10 декабря 1942 г. итог этой операции оценивался высоко:

«Немецкая сторона понесла сильные потери, точные данные о которых еще неизвестны»[232].

Вскоре Сумское соединение напало на райцентр Лельчицы (тогда — Полесская область БССР). Сохранилось подробное описание разгрома этого городка с немецкой стороны:

«Боевая группа численностью от 1000 до 1200 человек, вооруженная 3 минометами, 1 противотанковым орудием и многочисленными пулеметами и автоматами напала на областной город Лельчицы утром 26.11 около 1 часа [дня?]. Лельчицы, помимо охранных команд (из граждан СССР, в данном случае украинцев и белорусов. — А. Г.) оборонялись ротой латышей и немецким инженерным взводом. Несмотря на это, в короткий срок Лельчицы пали… В местечке было сожжено все немецкое или [все], что помогало немцам, также погибли многие сотрудники гебитско-миссара, имена которых еще точно не определены. Сам гебитскомис-сар и его заместитель живы. Лельчицы 28.11.42 снова заняты полицейскими частями»[233].

Впервые на территории РКУ разгрому подверглась резиденция гебитскомиссара. Ковпак писал об этом как об одной из успешнейших операций соединения:

«В городе были уничтожены кожзавод, лесозавод, электростанция, узел связи, взорван и сожжен мост на реке Уборть длинной 330 п[огонных]м[етров], нами были захвачены большие трофеи…»[234].

В течение 30 дней, проводя бои, впервые в истории советско-германской войны два столь крупных соединения прошли 800 км по территории шести областей, включая Киевскую и Житомирскую, форсировали широкие водные преграды — Десну, Днепр и Припять, и количественно выросли на 1580 человек[235], т. е. на 70 %. Неожиданно успешный Сталинский рейд показал слабость немецкого тыла в Украине, именно в этот момент начавшей выходить из-под контроля оккупантов.

Спецслужбы били тревогу. В обзоре СС в конце декабря 1942 г. о ситуации в РКУ отмечалось:

«Северная Украина может быть обозначена, как находящаяся под опасностью банд. Южная Украина может быть определена как умиротворенная. Примерная граница — шоссе Ровно-Киев… Обострение положения из-за прихода новых боеспособных сильных банд под военным руководством, хорошо оснащенных тяжелым оружием — из Белоруссии, тыловой зоны группы армий “Центр” и Брянского леса. Особенно помешало вторжение сильной бандитской группы “Колпаков” в ноябре. Из-за слабости сил только к концу месяца стало возможно остановить дальнейшее продвижение этих сильных банд на юг и на линии Славечно — Олевск принудить их к обороне»[236].

По тогдашним сведениям УШПД, состояние партизанских отрядов в Украине к началу нового, 1943 г. характеризовалось следующими цифрами:

«Действующих отрядов — 60 с общей численностью 9199 чел., из них вытеснено [противником] с территории Украины — 24 отряда с общей численностью 5533 чел…

Таким образом, в настоящее время на Украине почти нет ни одного крупного активного отряда, имеющего связь с центром»[237].

Но и за пределами Украины украинские партизаны не сидели сложа руки. В частности, соединение Сабурова в Пинской области БССР провело операцию, аналогичную тому, что Ковпак устроил в Лельчицах. Из РКУ в Берлин ушла телеграмма: «В ночь с 15 на 16 января 1943 [года] город Столин был подвержен нападению сильной банды. Резиденция гебитскомиссара (дворец Манкевичи) и казармы охранных команд (полицейских формирований из граждан СССР. -А. Г.) были разграблены и подожжены. Гебитскомиссар с 8 сотрудниками на башне дворца до утра смог обороняться от бандитов… После отступления бандитов ему удалось из уже горящей башни слезть по крыше на землю… Расположенный вблизи дворца винокуренный завод был также разграблен и подожжен. Телефонный пункт был разрушен. 2 служащих жандармерии убиты, [партизанами] утащены примерно 100 членов охранных команд, из которых только 50 возвратилось назад»[238]. СД сообщала: «Затем подверглись нападению и были частично заняты близлежащие населенные пункты. Теми же самыми [партизанами] в местечке Колки (на севере Ровенской области УССР. — А. Г.) были убиты в их жилье 11 членов [строительной] “О[рганизации] Т[одт]”. При нападении на Столин впервые речь идет о прямом нападении на большой город, который в качестве места пребывания гебитскомиссара обладал относительно значительными немецкими силами»[239].

Изгнание в конце 1942 г. основных сил партизан УШПД в Белоруссию и Россию было лишь тактическим успехом полицейских сил. Общая стратегическая ситуация складывалась не в пользу нацистов.

Сталинский рейд совпал по времени с наступлением Красной армии под Сталинградом, после которого немцы, очевидно, проиграли войну за умы населения Украины, о чем писал в Берлин глава РКУ Кох: «В то время, как до начала прорыва фронта во всей Украине — кроме северных лесистых областей (т. е. Белоруссии. — А. Г.) — на равнинной местности господствовало спокойствие, и не было угрозы для работы немецких уполномоченных по сельскому хозяйству, с января 1943 года картина полностью поменялась. Наиболее тяжелая ситуация во вновь отбитых [Вермахтом] областях восточнее Днепра»[240]. В соответствующем постановлении ЦК КП(б)У также подчеркивалось значение Сталинградской операции: «Особенно выросло партизанское движение во время наступления Красной армии зимой 1942/43 г. Воодушевленное успехами советских войск, население оккупированных районов стало более активно подниматься на вооруженную борьбу против немецких поработителей»[241].

С мест шли похожие донесения. Во второй половине 1942 г. на Правобережье Украины было выброшено 28 организаторских групп. На базе одной такой группы, т. е. едва ли не «с нуля», в Житомирской области за полтора месяца к концу 1942 г. Сергей Маликов создал боеспособное партизанское соединение. Одной из причин организационного успеха командир называл настроение населения: «Народ Житомирщины яростно ненавидит немецких оккупантов. От немецкого солдата, как от зверя, убегает население большинства сел»[242].

На описываемый момент на Житомирщине действовало соединение Героя Советского Союза Александра Сабурова, отличавшееся среди остальных соединений высоким уровнем диверсионной активности. О том, что мародерству сабуровцев «нет предела» представитель ЦК КП(б)У Иван Сыромолотный писал в письме Строкачу: «По содержанию его отряд близок к банде. Народ от его отряда удирает так, как и от немцев, в лес»[243].

Но, несмотря на отношение красных к мирным жителям, население большей части Украины с начала 1943 г. воспринимало их, во-первых, как представителей побеждающей стороны, во-вторых, как силы, которая помогает Красной армии изгнать оккупантов, за полтора года унижений, поборов и террора успевших стать ненавистными.

В письме представителя отдела военной администрации генерал-квартирмейстера генштаба сухопутных войск главного командования

Вермахта в МИД 3 января 1943 г. отмечалось сходство поведения немецких солдат и советских партизан: «Растущее беспокойство войск из-за жестокости [методов] борьбы с партизанами: “Мы сами ведем себя как бандиты!”»[244].

В докладной записке Хрущеву секретарь ЦК Демьян Коротченко, описывая первую половину 1943 г., указывал на благоприятные условия существования партизанских отрядов: «Настроение населения оккупированной территории по сравнению с 1941–1942 гг. коренным образом изменилось. Раньше часть населения рассуждала: “Нам все равно, какая будет власть. Немцы тоже люди, приспособимся и выживем”. Теперь, после двух лет фашистского рабства, все население, за исключением отъявленных врагов советской власти, ждет скорейшего возвращения Красной армии…»[245]

При этом, по словам комиссара Сумского партизанского соединения Руднева, о массовом вооруженном содействии мирных жителей красным речь не шла: «Понятно, народ изменился в сравнении с 1941–1942 гг. Он стал ближе советской власти, но сам оружие [в руки] не берет и не поднимается на активную борьбу с немцами»[246].

В благоприятных условиях пассивной поддержки большинством населения советских партизан, последние, согласно заданиям УШПД, планомерно расширяли зону собственной оперативной активности. Это крайне беспокоило, в частности, немецких экономистов, отвечавших за эксплуатацию захваченной территории. В сообщении для ОКХ о ситуации в Украине описывалась география партизанской борьбы: «Бесчинства банд распространяются от белорусской границы все далее на юг»[247]. В этом же документе приводились сведения о том, что из четырех административных областей — Волынь, Житомир, Подолье (Правобережье) и Чернигов за один месяц (вероятно, март) мяса удалось собрать лишь 55 % от ожидаемого количества (3460 тонн вместо 6280 тонн).

Сводка СД описывала положение на севере Левобережной Украины весной 1943 г. как пугающее: «Бандитская деятельность в местности севернее Чернигова продолжается. Многочисленные населенные пункты заняты бандами, так что и в этой области можно говорить о “партизанской республике”»[248].

Однако интерес у сталинских партизан вызывали не только северные лесистые районы УССР. В конце января 1943 г. по решению ЦК КП(б)У и УШПД было решено организовать рейд в южные, лесостепные районы Сумской области (северо-восток Украины). С этой целью был наспех создан объединенный конный партизанский отряд численностью 650 бойцов под командованием бывшего пограничника Михаила Наумова. Рейд начался в ночь на 1 февраля 1943 г. и прошел неожиданно успешно. За две недели поставленные цели были достигнуты, ряд тыловых объектов оккупантов на Сумщине уничтожены, а на станции Ворожба наумовцы освободили группу военнопленных. Сам Наумов предложил УШПД продолжить рейд и вывести свой отряд в южные, степные районы Украины. Инициатива партизанского вожака была поддержана Строкачем, который дал задачу отряду выйти на Кировоградщину и соединиться там с местными партизанскими отрядами[249].

Но второй этап рейда прошел не так удачно, как ожидалось: от соединения Наумова самовольно отставали отдельные отряды, вожаки которых не хотели идти на юг. 26 февраля 1943 г. конное соединение по льду перешло Днепр, но так и не смогло найти отряды кировоградских партизан, а также получить по воздуху обещанную помощь УШПД. В ходе рейда, 3 марта 1943 г. Михаилу Наумову было присвоено звание Героя Советского Союза.

Как раз в эти дни положение соединения Наумова стало ухудшаться. Неподалеку от зоны оперативной активности отряда находилась ставка Гитлера «Волчье логово». Поэтому немцы предприняли все усилия, чтобы уничтожить кавалерийское соединение. Несмотря на то, что от наумовцев самовольно откололись еще две крупные группы партизан, с боями, продолжавшимися на протяжении всего марта, соединение прорывалось на север.

История Степного рейда ставит под сомнение тезис английских исследователей Чарльза Диксона и Отто Гейбльруна: «Советские партизаны доказали, что тысяча отрядов по пятьдесят человек каждый лучше, чем пятьдесят отрядов по тысяче человек»[250]. Небольшой отряд не мог выполнить подобную задачу.

Дерзкая операция впечатлила представителей оккупационной администрации — гражданской и военной.

В обобщающем отчете руководителей тыловой области группы армий «Юг» за первые десять месяцев 1943 г. значилось, что «в но-восозданной тыловой области основная военная составляющая деятельности состояла поначалу в борьбе с бандой Наумова»[251].

О рейде глава РКУ Эрих Кох даже доносил в Берлин, в Восточное министерство А. Розенберга. По сведениям Коха, наумовцы в ходе рейда забрали на территории РКУ полторы тысячи коней, почти триста голов крупного рогатого скота, свыше шестисот саней и подвод и иное имущество. Нацистский глава Украины считал, что речь идет не о партизанском отряде, а о строевой части Красной армии: «Отдельные остатки этих военных частей остались повсюду. Осталось, прежде всего, беспокойство среди населения, которое полтора года послушно работало под немецким руководством и никогда не могло поверить в возвращение большевиков. Само собой разумеется, что из-за положения на фронте и подобных обстоятельств сильно выросло пассивное сопротивление населения. Вследствие военных событий деятельность банд усилилась везде и даже распространилась на безлесые южные области. При этом не имеет существенного значения, идет ли речь о настоящих [коммунистических] партизанах, отбившихся регулярных русских военных частях, беглых военнопленных, усиленных парашютистами, украинцах-националистах или польских бандах, или даже про обычные разбойничьи шайки»[252].

В этом же документе отмечалось, что благодаря активным мерам полиции и Вермахта «банда была постепенно ликвидирована, а южнее Киева полностью уничтожена»[253].

На самом же деле ядро отряда Наумова с боями прорвалось в южные районы Белоруссии, где в начале апреля 1943 г. соединилось с отрядом Ковпака.

Сам Наумов вспоминал, что планы ему реализовать не удалось: «Сначала я хотел выйти в Молдавию, а потом — в Прикарпатье, а потом, возможно, также и в Закарпатскую Украину. Но этот рейд был у меня сорван, он у меня не удался: я потерял радиостанцию и потерял связь с Большой землей. Без этой связи не было смысла мне туда идти и погибать»[254].

Операция до конца не удалась в том числе из-за того, что УШПД не смог организовать доставку грузов воздухом. Но Степной рейд сложно не признать успешным: в ходе двухмесячной операции нау-мовцы прошли 2400 км по 9 областям Украины, России и Белоруссии. По пути движения было форсировано 18 рек, 15 железных дорог, 33 шоссе, занято 10 райцентров. Согласно данным самого Наумова, в течение рейда партизаны потеряли убитыми 114 чел., пропавшими без вести — 85, ранеными — 77[255]. К концу рейда соединение насчитывало 253 человека, лишь небольшая часть отбившихся партизан влилась в другие отряды. После рейда Наумов получил воинское звание генерал-майора.

К тому времени партизаны чувствовали себя в тылу врага достаточно вольготно. 4–5 апреля 1943 г. Сумское соединение переправлялось через реку Припять в Хойницком районе Гомельской области БССР, при случае уничтожив немецкий караван — 5 барж и бронекатер. После переправы ковпаковцы соединились с другими соединениями УШПД. Командир отряда им. Сталина Черниговско-Волынского соединения Григорий Балицкий описал встречу как чрезвычайно радостное событие: «7 апреля 1943 года… В 9.00 вместе с [Алексеем] Федоровым поехал к [Сидору] Колпаку (ком[андиру Сумского] партизанского соединения). Встреча была исключительно хорошая… В часов 12 дня собрались 4 Героя Советского Союза — Федоров, Колпак, Наумов и я. Пили, гуляли и наконец начался бой на реке Припять»[256]. Немцы выслали на розыск пропавшего каравана флотилию в составе двух бронированных речных пароходов, четырех бронекатеров и одной моторной лодки. Ковпак утверждал, что немцы в этом бою допустили большую ошибку: «При подходе к селу еще километров за 5 противник начал обстрел берегов… Наша засада не обнаруживала себя… Затем, когда весь караван судов вошел в клещи, в упор ударили наши пушки и бронебойки, заработали наши стан-качи. Огонь наших пулеметов заставил команду кораблей скрыться в трюм… Наши 70-мм пушки в упор расстреливали флотилию. Все корабли были потоплены. В одном из пароходов команда пыталась еще сопротивляться, тогда группа бойцов… высадилась на пароход и их же пулеметом, оставленным на палубе, начали прошивать палубу, уничтожая гитлеровцев, находившихся в трюмах»[257].

К заботам оккупационной администрации прибавился еще один фактор: в начале 1943 г. активизировалась Организация украинских националистов. Бандеровское подполье, весьма многочисленное на территории Западной Украины, отметило пришествие на территорию Ровенской области в декабре 1942 г. сильных соединений Ковпака и Сабурова, взорвавших 5 мостов вокруг г. Сарны и парализовавших деятельность этого железнодорожного узла[258]. Постепенно расширяло свою деятельность и польское националистическое подполье. Поэтому, воспользовавшись переломом на фронтах и в сознании населения оккупированной территории, бандеровцы продемонстрировали скрытые возможности долговременной агентурной разработки коллаборационистских частей. С марта 1943 г. националисты в течение двух-трех месяцев разложили украинскую полицию на территории Ровенской и Волынской областей. Служащие местной полиции и полицейских батальонов частично разошлись по домам, а большей частью были просто переподчинены ОУН, создавшей на их базе Украинскую повстанческую армию (УПА), в которую поначалу добровольно, а с лета 1943 г. по мобилизации вовлекалось западноукраинское крестьянство.

В донесениях СД из оккупированных восточных областей 19 марта 1943 г. прослеживалось резкое недовольство оккупантов сложившейся ситуацией: «Общая деятельность банд в последние недели исключительно выросла. В генеральном округе Волынь-Подолье национал-украинская… банда развивает особенную активность. Многочисленные нападения на территории восточнее шоссе Ровно-Луцк проводят в большинстве своем члены этой банды.

В возрастающей массе увеличиваются случаи, когда охранные и казачьи части с оружием в руках переходят к бандам. Так, например, действовавшая в Цумани казачья сотня, после сожжения лесопилки, перешла к расположенной рядом банде; 55 членов охранных формирований оставили находящийся в Березино охранный батальон и с 3 легкими пулеметами и личным оружием вошли в одну из банд»[259].

Бандеровцы, поставив под собственный контроль обширные территории Волыни и Полесья, мешали немцам собирать там продовольственные налоги и вывозить в Германию рабочих-остарбайтеров. В июне 1943 г. крайнюю обеспокоенность выразил глава генерального округа Волынь-Подолье Шене в записке на имя А. Розенберга: «Ситуация на Волыни побуждает меня снова указать на серьезность положения в этой части моего генерального округа. На Волыни нет ни одной области, не зараженной бандами. Особенно в западных областях — Любомль, Владимир-Волынск, Горохов, Дубно и Кремянец — деятельность банд приняла такие формы, что уже несколько недель можно говорить о вооруженном восстании, которое, разумеется, еще не окончательно показало себя»[260].

Бандеровцы воевали с немецкой полицией и иной полицией на службе нацистов, при этом дружественно относились к Вермахту, поскольку считали его союзником в борьбе против большевизма, и даже пытались натравить[261] его на оккупационную гражданскую администрацию, которую ненавидели и в 1943 г. беспощадно уничтожали[262].

Националисты и красные партизаны относились друг к другу резко негативно, и стычки между ними, наблюдавшиеся с весны 1943 г., к лету 1943 г. переросли в полномасштабную межпартизан-скую войну.

Однако на территории, не охваченной партийной сетью ОУН, весной 1943 г. УШПД продолжал перебрасывать новые силы красных партизан. 22 февраля с территории северной Сумщины в рейд на Правобережье ушло соединение под руководством И. Шушпано-ва (430 бойцов), комиссаром которого был Яков Мельник, вскоре принявший командование. 11 марта с территории Черниговщины соединение под командованием Алексея Федорова (1400 бойцов) вышло на запад и вскоре встретилось с партизанами И. Шушпано-ва — Я. Мельника. 14 марта оба соединения форсировали Днепр и вышли на территорию партизанского края на Полесье, где соединились с партизанами С. Ковпака и А. Сабурова. Перекинутая в начале 1943 г. на территорию северной Ровенщины оперативная группа под руководством Василия Бегмы к апрелю создала соединение, насчитывавшее свыше 1000 человек.

За 5 месяцев — с ноября 1942 г. по март 1943 г. включительно — силы, подчиненные УШПД, выросли вдвое: «На 1 апреля 1943 г. с Украинским штабом и его представительствами при Военных советах фронтов находилось на связи 7 соединений, объединявших 48 отрядов и насчитывавших 7812 партизан и 35 отдельно действовавших отрядов и групп, численностью 3096 партизан. Всего 10 908 человек. Кроме того, как было выявлено позже, к 1 апреля 1943 г. на Украине действовало, не имея связи с УШПД и возникших самостоятельно два соединения, объединявших 15 отрядов и 90 отдельно действующих отрядов и групп, общей численностью 4553 человек»[263]. Итого — свыше 15 тыс. партизан, не считая отрядов НКВД СССР и ГРУ.

Несмотря на то, что даже эти формирования причиняли определенное беспокойство оккупантам, объективно они были не столь велики, поскольку составляли лишь 0,04 % от довоенной численности населения Украины. Численный рост задерживался рядом факторов: ограниченным количеством вооружений и боеприпасов, кадров командиров-организаторов и специалистов партизанской и диверсионной борьбы, количеством самолетов в распоряжении УШПД, нелетной погодой.

Согласно преувеличенным примерно втрое данным оккупационной администрации, на белорусско-украинском Полесье, в районе действия соединения Сабурова находилось 30 000 партизан[264]. Эта оценка перекочевала в работу немецкого историка Эриха Гессе: «В мае 1943 года в области западнее Днепра находилась самая большая группировка партизан Второй мировой войны…»[265] Высокая концентрация была вызвана не какими-то далеко идущими оперативными соображениями, а тем, что немцам удалось занять на Правобережье Днепра большинство партизанских аэродромов, в апреле-мае 1943 г. часто стояла нелетная погода, из-за чего в эти два месяца 45 из 250 запланированных рейсов в партизанские отряды сорвались:

«В результате почти все соединения и отряды правобережной Украины в ожидании грузов скопились вокруг одной посадочной площадки Сабурова в Лельчицком районе Полесской области [БССР], что создало явную угрозу окружения их противником»[266].

Большинство областей Украины продолжали находиться за пределами воздействия подчиненных УШПД партизан:

«В то время, как на отдельных железнодорожных участках северных районов [УССР] было скопление диверсионных групп, то важнейшие коммуникации противника в южных районах правобережной Украины работали свободно и интенсивно, оставаясь без воздействия на них партизанских отрядов»[267].

При этом на территории Полесья советская сторона чувствовала себя столь уверенно, что в начале апреля 1943 г. на территорию партизанской зоны самолетом прибыл секретарь ЦК КП(б)У Демьян Ко-ротченко, а 28–29 мая в тылу немцев было проведено совещание командиров и комиссаров семи соединений с представителями УШПД, ЦК КП(б)У и функционерами комсомола. В начале июня 1943 г. своих подчиненных в этом районе посетил и Тимофей Строкач, причем соединение Сабурова, в котором он находился, в тот момент дислоцировалось всего в 6 км от немецких частей. Один из заместителей начальника УШПД Илья Старинов на месте провел занятия по подрывному делу с командным составом соединений Ковпака, Федорова и Сабурова, в которых участвовало в каждом соединении свыше 100 человек, продемонстрировал партизанам новые образцы мин.

Постепенно принятые меры давали результат. Согласно тогдашней оценке подпольщиков АК, на лесистой и болотистой местности белорусско-украинского Полесья красные партизаны «господствовали полностью»:

«В мае акция (красных. — А. Г.) усилена, некоторые поставки посланы воздухом (командиры, инструкторы, вооружение, боеприпасы). Присутствующие партизаны рыскают по всей территории Полесья без ограничений. Появляются на предместьях городов (Брест, Пинск, Кобрин)… На линии Брест-Ковель в период 1-10 мая 8 случаев [подрывов поездов]. 11 мая большая катастрофа около Малорыты… Всего в мае на Полесье сошло с рельс около 200 поездов… Нападение на имения и хозяйства (например 9 мая на имение Воланов повета Кобрин, 12 мая из деревни Щчеглинки около Забинки рекрутирована живность, а также кони с возами, то же самое 19 мая в деревне Луцевица). Акция противодействия не приносит результатов. В многочисленных стычках и боях обе стороны тратят по нескольку убитых и более десятка раненых. 25 мая совершено нападение на пост полиции в Озиатах, убито 10 полицейских. 28 мая похоронено 9 полицейских, убитых в борьбе под Радванниками. Таких случаев много. Обстреливание автомобилей на шоссе — в порядке вещей. От крупных столкновений с немцами партизаны уклоняются. Уничтожают местную полицию и всех тех, кто прислуживал немцам»[268].

В этот же период на Левобережье немцы предприняли наступление против партизан. Секретарь оргинструкторского отдела ЦК КП(б)У И. Миронов описывал действия немцев как комбинацию карательных мер с военной операцией: «Наступление началось со стороны Чернигова, в направлении между Днепром к устью Десны. Сначала немцы напали на отряд т. Таранущенко, который не принял боя и рассеялся. Продолжая наступление, немцы по пути сжигали села и поголовно уничтожали население. По данным разведки, в этом районе наступала сборная немецкая дивизия с применением танков, бронемашин, тяжелой артиллерии, минометов и бомбардировочной авиации»[269]. В Черниговской и Сумской областях немцам удалось окружить отряды под командованием Бойко, Гнибеда, Сень, Горюнова, Логвина и другие. Некоторые потери понесло и Черниговское соединение партизанских отрядов. В результате тяжелых боев при выходе из окружения 6 июля погиб командир соединения — секретарь Черниговского обкома КП(б)У Николай Попудренко.

Однако после того как партизаны оторвались от преследования, они продолжили операции на Черниговщине и Сумщине. Короткий тактический успех немцев на северо-востоке страны не изменил общей ситуации на Украине.

В июне 1943 г., посетив основные соединения УШПД на Правобережье, Демьян Коротченко в письме в ЦК КП(б)У лишь немногим приукрашивал ситуацию: «В настоящее время боевые действия партизан Украины стали более целенаправленными. Теперь нет ни одного крупного партизанского отряда, у которого не было бы конкретных боевых задач. Все соединения выполняют план боевых операций, утвержденный ЦК КП(б)У на весенне-летний период 1943 г.»[270]

Да и на всей оккупированной территории Европы третий год советско-германской войны был обозначен для Третьего рейха постепенной потерей контроля над ситуацией. 21 июня 1943 г. глава СС Генрих Гиммлер, используя специфическую ведомственную лексику, в своем приказе отмечал особую роль коммунистов в этом процессе: «Восточные и некоторые юго-восточные области Европы (СССР, Югославия, Албания и Греция. — А. Г.) находятся под публичной угрозой, отмечены грабежами и нападениями банд… Большевизм, как известно, в тылу немецких войск планомерно взрастил и послал на задание грабителей, бандитов и военнослужащих Красной армии под именем “партизан”»[271].

Однако не второй, а третий год советско-германской войны стал периодом наибольших провалов Третьего рейха в борьбе с советскими диверсионными отрядами.