ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Переезд в Мюнхен никоим образом не сказался на образе жизни Гитлера, и он продолжал вести в столице Баварии такую же достойную жизнь, которую вел в последнее время в Вене. Во всяком случае, поначалу Адольф продолжал рисовать и продавать открытки с видами Мюнхена. Вот только расходились они в столице Баварии куда хуже, и вскоре наступил день, когда ему нечем было заплатить за квартиру. Да и питался он в основном хлебом и колбасой.

Однако Попп пока еще смотрел на подобные мелкие неприятности сквозь пальцы и довольствовался тем, что его постоялец в счет платы за комнату ходил по магазинам, носил уголь и выбивал пыль. Конечно, продолжавшему разыгрывать из себя буржуа Гитлеру не нравилось быть мальчиком на побегушках, и он стал подрабатывать туристическим гидом. Мюнхен и его окрестности он изучил очень быстро. И деньги для похода в пивную или кафе, где он предавался бесконечным разговорам о политике, которая продолжала притягивать его к себе словно магнитом, у него имелись. Пусть и не так часто, как раньше, Гитлер ходил слушать музыку своего любимого Вагнера, которая по-прежнему «зажигала в нем яркий огонь», благо в Мюнхене было три прекрасных оперных театра.

Проживание Гитлера в Мюнхене стало одним из самым светлых периодов его жизни, и он часто говорил об «очаровании волшебной столицы Виттельсбахов», которое привлекало туда всех, в ком чувство прекрасного не было заглушено жаждой наживы. А в предместье Швабинг, рядом с которым жил Гитлер, на самом деле собирались все те, кто так или иначе был причастен к миру искусства и литературе: не только известные на весь мир художники, но и потерпевшие, вроде самого Гитлера, поражение на ниве искусства и тем не менее продолжавшие считать себя причастными к нему. Отчаянные анархисты, восторженные фантазеры и мечтатели, желавшие перевернуть мир в целях его улучшения, и проповедники здорового образа жизни слетались в Швабинг, словно мотыльки на свет. Была здесь и талантливая молодежь, презревшая буржуазную мораль и объединившаяся вокруг известного поэта Штефана Георге.

Среди всех этих по-своему ярких людей выделялся Фрациски фон Ревентлов, редактор широко известного сатирического журнала «Симплициссимус», «прославившийся» организацией диких оргий во время карнавала «Фашинг» на Масленицу.

Хватало здесь и политиков. Левые, правые, эсдеки, отъявленные антисемиты — все они довольно мирно уживались в швабингских пивных и кафе. А совсем рядом с жилищем Гитлера, на Зигфридштрассе, проживал мало кому известный русский эмигрант Владимир Ильич Ульянов-Ленин. Как знать, не встречал ли будущий фюрер в каком-нибудь местном кафе или пивной будущего вождя пролетариев всех стран, которым так и не было суждено объединиться!

По соседству с Гитлером жили знаменитые художники Франц Марк, Пауль Клее и Василий Кандинский. Однако сам Гитлер сторонился всех и дружбы ни с кем не заводил. Какая у него могла быть дружба с этими богатыми и известными людьми? Он общался в основном с окружением симпатичного ему портного, который тоже любил поболтать о политике за кружкой пива.

И надо отдать Адольфу должное: в этих компаниях он вел себя, что называется, comme il faut — не спорил, не бился в припадках, а вел себя на удивление просто. Он ухаживал за хозяйкой дома со старомодной и несколько тяжеловатой вежливостью, часто приносил ее детям подарки и гостинцы, которые вызывали у них бурный восторг, почтительно слушал главу семейства даже тогда, когда тот нес откровенную чепуху.

Иногда он срывался, но опять же не дома, а в кафе с незнакомыми ему людьми. И тогда он давал себе волю, произнося бесконечные монологи о распаде Дунайской империи, о страшной еврейской опасности и будущем Германии. Но и здесь он пока еще оставался одним из многих. На фоне той интересной и беспокойной публики, собиравшейся в Швабинге, трудно было выделиться. Вдоволь наговорившись, Гитлер возвращался домой и с утра принимался за свои писанные акварелью почтовые открытки.

Адольф не баловал заказчиков разнообразием и чаще всего рисовал знаменитый пивной зал «Хохбройхауз», ворота «Зендлингертор», продовольственный рынок и Национальный театр. Пока хватало и этого. Он старательно копировал каждый кирпичик, но на его картинках по-прежнему не было людей. Что это? Вполне понятное неумение их рисовать или нечто большее?

Отработав, Адольф опять отправлялся в какое-нибудь кафе, где набрасывался на свои любимые пирожные. Приятное он сочетал с полезным и при случае умудрялся продать своему соседу по столу какую-нибудь акварель, хотя и не нуждался в деньгах. Торговля картинками давала 1200 марок в год, что позволяло ему вести вполне достойную жизнь. Особенно если учесть, что холостой банковский служащий в 1913 году получал в месяц 70 марок, а на хорошее жилище и питание уходило каких-то 40 марок в месяц. Гитлер даже собирался приобрести небольшой земельный участок, о чем и сообщил в своем послании финансовому ведомству. В довершение ко всему он неожиданно получил от властей письмо с сообщением о выплате ему из общественной кассы для лиц, потерявших родителей, целых 819 крон 98 геллеров. Так что жить, к тому же безбедно, Гитлеру было на что. Да и на работе он с некоторых пор не напрягался. Быстро набив руку на копировании фотографий и открыток, он никогда не работал с натуры, и за мольбертом «художника» Гитлера никто никогда не видел. С мечтами о великом будущем было покончено, как и с поступлением в академию или в архитектурное училище. Гитлер давно перегорел и предпочел ремесло творчеству, особенно если это ремесло давало возможность вести жизнь добропорядочного буржуа, каким он теперь выглядел в глазах других.

В отличие от венцев никто в Мюнхене не мог похвастаться тем, что видел Гитлера неряшливо или плохо одетым. Наоборот! Он обращал на свою одежду самое пристальное внимание и охотно носил сюртук, который ему заботливо гладил хозяин квартиры. И все же на его чистом небосклоне появилась небольшая грозовая тучка: в Австрии начали разыскивать военнообязанного Гитлера, и 29 декабря 1913 года мюнхенские власти получили запрос австрийской полиции с просьбой «в порядке дружеской услуги» сообщить, зарегистрирован ли в мюнхенской полиции австрийский гражданин Адольф Гитлер.

Ответ не замедлил себя ждать: «Разыскиваемый зарегистрирован с 26.V.1913 г. как проживающий по адресу Шлейсхеймерштрассе, 34, 3-й этаж, квартира Поппа». На следующий день в квартире Поппа появился работник уголовной полиции и, к изумлению хозяина, арестовал «художника» Гитлера.

В полиции шутить не собирались и направили Гитлера к австрийскому консулу для последующей высылки в Австрию. И ему пришлось отправить на имя консула следующее послание: «В вызове в консульство я назван художником. Хотя я ношу это имя с гордостью, однако это правильно только условно. Да, я зарабатываю себе на жизнь в качестве свободного художника, но, поскольку я человек совершенно неимущий (мой отец был государственным служащим), делаю это лишь для того, чтобы иметь возможность продолжать свое дальнейшее совершенствование. Только какую-то незначительную часть моего времени могу я тратить на добывание хлеба насущного, ибо пока все еще приобретаю квалификацию архитектора и живописца. А потому и доход мой столь скромен, он именно таков, чтобы мне хватало только на все это.

В доказательство прилагаю мое налоговое удостоверение и прошу о любезности сразу же вернуть мне его. Мой доход обозначен здесь в 1200 марок и скорее завышен, чем занижен. Это не следует понимать так, что в месяц у меня получается точно 100 марок. Месячный доход мой весьма неустойчив. Но в данный момент наверняка весьма низок, ибо торговля произведениями искусства сейчас в Мюнхене находится в состоянии, подобном зимней спячке.

Что же касается моего злополучного упущения осенью 1909 года, то это было для меня невероятно горькое время. Я был молодым неопытным человеком без какой-либо финансовой помощи извне, но притом достаточно гордым, чтобы не занимать денег у кого-либо, не говоря уже о том, чтобы не попрошайничать. При полном отсутствии всякой финансовой поддержки мне приходилось рассчитывать только на самого себя, и выручки от моей работы, тех немногих крон и геллеров, мне хватало лишь на то, чтобы обеспечить себе койку на ночь. Целых два года подругами моими были нищета и нужда, а единственным спутником в жизни — вечный неутолимый голод. Я не знал прекрасного слова «юность». Сегодня, спустя пять лет, об этом времени мне напоминают обмороженные пальцы на руках и ногах. И все-таки я не могу вспоминать о нем без некоторой радости: теперь, когда я преодолел самое страшное, когда я, зачастую находясь в окружении весьма сомнительных людей, вопреки всему выбрался из жесточайшей нужды, имя мое всегда звучит вполне прилично, а сам я совершенно чист перед законом и перед своей совестью. С огромным почтением Адольф Гитлер, художник».

Прочитав этот плач души, консул решил сам побеседовать с «художником». Каково же было его разочарование, когда вместо респектабельного представителя богемы он увидел невзрачного человечка в замазанном красками одеянии! Ему даже в голову не могло прийти, что весь маскарад был затеян только с одной целью: произвести на него жалостное впечатление. Даже не дав консулу раскрыть рта, Гитлер поведал ему трогательную, а порой и трагическую историю о безвременно ушедших родителях, о тяжелой болезни легких, из-за которой ему пришлось уйти из школы, и о том страшном времени, которое он провел в грязных ночлежках среди сомнительных людей. И вот теперь, причитал Адольф, наблюдая за выражением лица консула, когда у него все более или менее наладилось, и он собирался продолжить свое образование, судьба снова бросила ему вызов в виде венской полиции. Да и в чем, собственно, мог провиниться сирота, который хочет в этой жизни только одного — выучиться и стать полезным членом общества? Конечно, добавил он, если господин консул не сможет войти в его положение и посчитает нужным все-таки выслать его из Баварии, он как законопослушный гражданин безропотно подчинится этому решению.

Тронутый горькой судьбой несчастного сироты, консул вошел в его положение и отправил в Линц письмо следующего содержания: «По сложившемуся здесь ведомственному впечатлению сведения, приведенные в (Гитлера) оправдательном письме, полностью соответствуют истине. К тому же он страдает заболеванием, делающим его непригодным к военной службе.

Учитывая причины, которые приводит Гитлер, от его экстрадиции пока следует воздержаться; однако вышеназванному лицу указано на безусловную необходимость при получении следующей повестки самому явиться в Линц 5 февраля с.г. Итак, Гитлер должен будет отправиться в Линц, если магистрат ввиду вышеописанных обстоятельств и с учетом бедности оного не распорядится о его явке по повестке в Зальцбург».

«Вышеназванное лицо» и не подумало возражать, вернулось домой и целый вечер рассказывало обрадованному таким счастливым исходом портному об ошибке властей, в результате которой он чуть было не стал жертвой полицейского произвола. И все-таки в Зальцбург он явился. По сей день непонятно, каким удивительным образом совершенно здоровый человек умудрился получить заключение военно-врачебной комиссии, в котором черным по белому было написано: «К военной и вспомогательной службе непригоден».

Гитлер пребывал на седьмом небе от счастья и даже предположить не мог, что пройдет еще совсем немного времени и он сам будет проситься отправить его на эту самую военную службу…

* * *

Данный текст является ознакомительным фрагментом.