Двойная жизнь Флоримона Эрве
Двойная жизнь Флоримона Эрве
Он сочинял мессы, мотеты и другие духовные произведения. И никто не знал, что он мечтает об оперетте. Потом он написал восемьдесят оперетт, но мечтал закончить духовную симфонию-ораторию. Пристрастия легендарного композитора – отца оперетты Флоримона Эрве (1825–1892) двоились. Да и сам он вел двойную жизнь. Это был его секрет. Однако еще упорнее он запрятывал в жизни и другую тайну: его лучшие оперетты были подсказаны сюжетами, которые он почерпнул в… сумасшедшем доме. Впрочем, театр и сумасшедший дом иногда оказываются так близки…
Долговязый и неуклюжий юноша брел наугад. Его душили слезы: жизнь не складывалась! Он выучился играть на органе, но в церковь, которая его приютила, пришел органист-профессионал. Играть больше не на чем. Орган ведь не купишь, как скрипку или рояль… Вздохнув, юноша оглянулся. Куда он забрел? Какое-то предместье Парижа – парк, старинная церковь. Юноша вдруг отчетливо услышал голос: «Там твое будущее!»
И зазвучал орган…
Флоримон вошел. В церкви стояла тишина, видно, органист уже закончил свою игру. Церковный служка подозрительно оглядел вошедшего: одет плохо, худ до неприличия. Гнать бы такого! Но юноша вдруг прижал руку к сердцу и напыщенно произнес: «Я здесь по воле народа, и заставить меня уйти можно только штыками!»
Служитель не понял, что Флоримон процитировал Мирабо, но на всякий случай решил не связываться с незнакомцем. Вмиг юноша оказался на месте органиста и заиграл. Услышав его музыкальные импровизации, из ризницы торопливо вышел священник: «Вас привело Провидение, мой юный друг! Нам так не хватает органиста!» – «Но я же слышал, как у вас играет орган!» – изумился Флоримон. «Не может быть! – замялся священник. – Ведь вчера Бог прибрал нашего органиста…» – «Но я слышал музыку, когда входил в вашу церковь!» – настаивал Флоримон. Священник грустно улыбнулся: «Не может быть! Хотя… Вдруг это знак свыше? Хотите занять место нашего органиста?» Флоримон возликовал: «Конечно! Но что это за церковь?»
Священник вздохнул и расплылся в улыбке: «Это церковь Бисетра – самой известной в Париже психиатрической лечебницы!»
Так уж повелось, что каждый день больных приводили здесь на мессу. С весны 1842 года семнадцатилетний Флоримон услаждал их хоралами. Уже через пару недель он заметил, что музыка успокаивает пациентов. Утихомиривались даже самые буйные – «Наполеон» и «Фауст». «А не попробовать ли лечить больных с помощью музыки?» – подумал молодой органист. И вот он составил из пациентов церковный хор. Конечно, зрелище не для слабонервных. Десятки мужчин и женщин с тупыми лицами, столпившись вокруг органиста, выли нечто маловразумительное. Но время шло. Больные все больше воодушевлялись, многие вышли из тяжелой депрессии, и хор зазвучал стройнее. Чтобы не утруждать пациентов большими песнопениями, молодой органист начал сочинять крошечные кантатки, называя их «музыкальными пилюлями». И «пилюли» помогали!
В 1847 году Флоримон познакомился с комическим актером Дезире – смешливым, толстеньким. Тому понравилась музыка, и он заказал ему музыку к своему бенефису.
Сцена! О ней Флоримон даже мечтать не смел. Но Дезире пристроил его на маленькие роли в театр на Монмартре. Ах, этот театр – кулисы, актрисы, кокетливые личики, свободные нравы. Ну как от всего этого отказаться?!
Жаль, только денег в театре Флоримону не платят. Зарабатывать приходится, по-прежнему дирижируя сумасшедшим хором. Каждый вечер Флоримон пробирается из церкви в театр, под утро возвращается обратно. И все тайком: начальство узнает – выгонит! От двойной жизни голова кругом идет – куплеты с церковными хоралами путаются. Зато его музыкальная буффонада «Дон Кихот» принята к постановке. И Флоримон начал репетировать самого Дон Кихота. Делая афишу, директор спросил его: «Ваша фамилия?» У Флоримона сердце екнуло. Начальство увидит, что он, Флоримон Ронже, подвизается на сцене, выйдет скандал! Но ведь можно взять псевдоним. И Флоримон ответил: «Флоримон Эрве!» Так родился двойник.
А в Бисетра стало твориться невообразимое. Едва Флоримон начинался собираться в театр, то свеча гасла, то дверь его каморки захлопывалась. Проклятая лечебница не желала отпускать его! А потом случилось и вовсе дикое. Флоримон спустился в церковный подвал и вдруг увидел впереди траурную процессию. Прямо через стены из одного угла в другой проплыл гроб, а за ним прошло призрачное шествие – приплясывающий и галдящий хор пациентов Бисетра. «Что происходит?» – в страхе спросил Флоримон. «Мы хороним господина Ронже!» – крикнул кто-то из толпы. Флоримон выскочил из подвала как ошпаренный. Надо же, что мерещится! Да в этом дурдоме он и сам сойдет с ума. И ведь предупреждал же Флоримона главврач: у вас самого психика слабая. А как сберечь нервы в психушке?!
Утром Флоримон сбежал в театр. Его встретил директор: «Дорогой господин Эрве!» И Флоримон вдруг понял – видение не соврало: господина Ронже и впрямь больше нет. Он упокоился в стенах Бисетра. Зато его двойник из театра одержал победу.
Началась новая жизнь. 8 апреля 1854 года композитор Флоримон Эрве открыл собственный театр на бульваре Тампль. Через месяц он придумал название «Фоли нувель» – «Новые безумства». А как еще он мог назвать свое детище?! На первом же спектакле «Жемчужина Эльзаса» в зал со сцены хлынул водопад веселых мелодий и ворох безумно дерзких шуточек. А героиня впервые на сцене станцевала и вовсе невообразимое – «непристойный» канкан. Так открылся первый в мире театр оперетты (маленькой оперы). Название это Эрве тоже выдумал сам.
«Безумства» прогрессировали. Публика в бешеном восторге требовала еще и еще. Эрве не справлялся с написанием такого количества мелодий. Он пригласил своих друзей-композиторов – Лео Делиба и Жака Оффенбаха. Сам он за первый год работы сочинил слова и музыку восемнадцати спектаклей. Но приходилось преодолевать еще и цензурные сложности: театру разрешили ставить спектакли только «на два голоса». Другой, может, и не придумал бы, как обмануть цензуру, но не Эрве, прошедший школу психлечебницы! В конце концов, театр – тот же сумасшедший дом. Так почему не появиться на сцене глухому, немому или сумасшедшему герою? Они не будут иметь «голоса», зато смогут кивать или отнекиваться на сцене. Мало ли молчащих сумасшедших перевидал Флоримон в Бисетра? Но ведь как-то же они общались с миром…
А однажды маэстро вспомнился один из больных, который воображал себя «отрезанной головой революции». Так почему бы не вывести такую «голову» в постановке? И вот для одной из буффонад Эрве написал терцет для двух «законных» героев и отрубленной головы, которая могла говорить и петь (ее партию композитор пел сам из будки суфлера), но никаким персонажем считаться не могла. Какой еще персонаж? Человек-то уже помер. Но когда терцет кончался, Эрве подхватывал голову со сцены и уносил под мышкой. А «живые» герои кричали ему вслед: «Так носить голову не модно! Ты нас компрометируешь!» И в зале начинался гомерический хохот.
Успех был таким потрясающим, что власти вынуждены были разрешить Эрве показывать представления, в котором будет занято до 15 актеров. А это уже полноценный спектакль! Эрве начал сочинять уже не одноактные, а трехактные оперетты. Лихорадочно писал и пьесы и музыку, а потом еще ставил и играл сам. Словом, работал не за двоих – за десятерых. Но когда он жил иначе? Да он и в Бисетра жил двойной жизнью. Правда, в 1869 году наступил кризис: Эрве никак не мог сочинить новый сюжет. Однажды ему приснился страшный сон: хор из Бисетра плясал канкан, а буйный «Фауст» кричал: «Мефистофель-то – женщина! Но никто не догадывается!»
Проснувшись, Эрве вскочил: отличный сюжет, скорее записать. Можно назвать «Маленький Фауст». Действие будет происходить в школе сластолюбивого доктора Фауста, волочащегося за молоденькими ученицами. А Мефистофелем, карающим его за проделки, станет «демоническая» певичка из варьете. И то-то будет весело, когда в финале все спляшут канкан!
В 1870-х годах оперетта утеряла былую актуальность. Театр Эрве закрылся. О композиторе почти забыли. Сидя дома в одиночестве, он вновь начал писать духовные сочинения. Вздыхал о том, что жизнь уже прожита – полвека перевалило. Но в начале 1883 года к 58-летнему Эрве пришла певица Анна Жюдик. Когда-то она пела в театре Эрве, но потом ушла к набиравшему славу Оффенбаху. Теперь и Оффенбаха два года уже нет в живых, а легкомысленная прима постарела, начала терять голос и потому попросила сочинить для нее оперетту без технических сложностей.
Эрве промучался без сна всю ночь. Что ж, молодость уходит. Но разве он, творец, не сможет ее вернуть? Он напишет оперетту о своей юности, вспомнит начинающего композитора (назовем его Флоридор), который вынужден учить церковной музыке воспитанниц монастыря «Небесные ласточки», хотя сам мечтает написать оперетту. Разве не в таких «безумных» мечтах о театре проходила когда-то жизнь молодого органиста из Бисетра? И конечно, это будет рассказ о юной воспитаннице монастыря, которая грезит сценой, как некогда сама Жюдик.
Оперетта «Мадемуазель Нитуш» в театре «Варьете» имела бешеный успех. И никто не заметил, что партия Жюдик проста, почти куплетна. И еще долго никто не замечал, что автор «Нитуш» перестал выходить из дома, чурается гостей, бормочет нечто несвязное. Будто последняя оперетта забрала себе его жажду жизни, веселое настроение, стремление ко всем радостям.
И вот по безумной иронии судьбы Эрве вновь оказался в церкви Бисетра, но уже не дирижером, а участником «лечебного хора». А может, он просто вернулся в свой дом? Ведь Бисетра дала ему «путевку в жизнь», но срок закончился, и пришлось возвращаться. К тому за «путевку» следовало заплатить, и той же монетой: снова выйти в «лечебном хоре», принимая «музыкальные пилюльки», прописанные когда-то самим же собою. Там, в психиатрической лечебнице Бисетра, Флоримон Эрве и умер 4 сентября 1892 года.
Через два дня ведущий актер «Варьете», начинавший играть у маэстро Эрве еще в «Фоли нувель», Жозе Дюпюи возмущенно ворвался в театр: «Почему я один был на похоронах Эрве? Почему никто из вас не удосужился отдать маэстро последние почести?!» Оказалось, актеры ничего не знали. Но на другой день пришла бумага из дирекции: завтра похороны Эрве.
«Что за чертовщина!» – возмущались артисты и даже крестились на всякий случай, но на похороны все же пришли. Под сводами церкви Нотр-Дам де Лоретт они увидели… китайцев. Оказалось, тут хоронили однофамильца Эрве – ученого-китаиста.
Возвращаясь в театр, актер Дюпюи мрачно пошутил: «Эрве выступил на бис!» Конечно, ему не пришло в голову: раз у маэстро была двойная жизнь, должны быть и двойные похороны…
А вот «Мадемуазель Нитуш» уже вторую сотню лет жива-здорова. Правда, и ее в разных постановках называют по-разному: то «Лисой Патрикеевной», то «Небесной ласточкой». Но как бы ни звали, лишь бы ставили.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.