Глава 4. Почему распался СССР, или Ловля зеленых жидомасончиков
Глава 4. Почему распался СССР, или Ловля зеленых жидомасончиков
Царь–колокол безмолвен, поломатый,
Царь–пушка не стреляет, мать ети.
И ясно, что евреи виноваты,
Осталось только летопись найти.
И. Губерман
Государство невозможно завоевать, пока оно не разложил ось изнутри. Народ невозможно победить, пока он един и категорически не хочет завоевания. Я нигде не встречал человека, который отрицал бы эти очевидные вещи. Но стоит заговорить о распаде Советского Союза, и вполне разумные, совершенно здравые собеседники переводят разговор на внешние силы — государственный департамент США, еврейские организации и (ну конечно же!) злых масонов, ужасно не любящих Россию.
Сразу скажу — внешние силы над разрушением СССР постарались, нет слов. Из всех названных сил труднее всего обсуждать козни зеленых жидомасончиков. Почему зеленых? Да появляются тут такие… Вылезают из–под кровати в предрассветный час, когда все уже выпито, а главный враг пока еще не найден.
Неуловимость жидомасонов как–то очень уж подозрительна и очень уж сильно вступает в противоречие с основным принципом полицейского расследования: «Каждый преступник обязательно оставляет следы». Но действия и вполне официальных кругов, и крупных фирм США, как и позиция сильнейших стран Европы, вполне очевидны. Кто же спорит? Разваливали извне Советский Союз, еще как разваливали. Представляете, какое облегчение испытали европейцы, когда в 1989 году коммунисты сняли тезис о неизбежности мировой революции? То есть когда они официально отказались от завоевания земного шара?
С еврейской злобностью по отношению к России тоже доводилось сталкиваться, наверное, почти любому россиянину: что на бытовом уровне, в виде выплеска злобности неудачника, что в сочинениях Роберта Пайпса — выходца из Привисленского края, Пипера. Став американским политологом, потомок Пипера, вынужденного бежать за границу, отнюдь не забыл унижения пращура, и с его страниц просто стекает злобная ненависть; порой неприятно читать. Впрочем, механизм натравливания американского общества на Россию евреями — выходцами из Российской империи — хорошо описывает самый что ни на есть русский автор — С. Г. Пушкарев [18, с. 556–558].
ОСНОВНАЯ ВНУТРЕННЯЯ ПРИЧИНА
Но что все это доказывает? А ничего!
Во II—III веках варварские вторжения бывали страшными и жестокими, давление Персии не ослабевало ни на год. Но пока Римская империя внутренне не разделилась, не ослабла, что могли сделать ей любые внешние нашествия? Вот в V — УI веках Римская империя развалилась — на первый взгляд, от внешних ударов. Фактически — от собственной слабости.
А ведь Российская империя была особенно уязвимой — это была идеологическая империя.
Естественно возникавшие империи не строились «под идею». Они имели, разумеется, свою идеологию, но сама идеология была производным от естественноисторических обстоятельств. Естественная империя не осмысливала себя ни как коллективный мессия, ни как носитель высшей силы. Она и не стремилась, соответственно, к неограниченному расширению.
Идеологическая империя возникает именно потому, что становится «совершенно необходимо» принести сверхидею страждущему человечеству… чем большей его части, тем лучше. Империя несет в себе идею и распространяется потому, что идею принимают новые и новые народы, осуществляя «историческую необходимость».
Почему удалось развалить империю? Да потому, что большинство населения России было согласно с ее развалом и даже считало этот развал лично для себя чем–то хорошим.
Одна из знаковых фигур перестройки, Юрий Поляков отмечает поразившее его, советского мальчика, «маниакальное западничество и диссидентские симпатии столичной научно–чиновной интеллигенцию) [174, с. 15]. Он прав в главной оценке своей роли: «Если империя воспринимает любую критику как потрясение основ и чуть ли не измену — это свидетельство ее «исчерпанности» [174, с. 17].
Однофамилец Юрия Михайловича смог выразить эту же мысль несравненно более точно: «Попытка установить тотальный контроль над всей жизнедеятельностью общества оказалась результативной лишь в системе, работающей в экстремальном режиме (в ситуации массового террора и концлагеризации страны). Выход системы на оптимальный режим, то есть переход в «Застой», немедленно создал ситуацию все усиливающейся тотальной неуправляемости страны» [175, с. 385].
Одним словом — СССР стоял крепко до тех пор, пока коммунистическую идейность, комсомольский задор и убежденность в превосходстве «нашего образа мысли» вколачивали лагерями, пытками и расстрелами (о чем и писал В. Шамбаров) [106]. А как только люди смогли остановиться, задуматься, сравнить жизнь в империи с жизнью вокруг — вот тут–то все сразу и кончилось.
ВТОРАЯ ВНУТРЕННЯЯ ПРИЧИНА
Итак, вот простая и глобальная причина развала Союза ССР — исчерпание смысла его бытия, угасание идеи, под которую и была создана эта колоссальная страна.
А есть и вторая причина, еще проще и очевиднее первой, завоеванные страны хотели выйти из империи. Первоначально, в первые годы перестройки, очень часто речь шла даже не о получении статуса суверенного государства. Когда 16 ноября 1988 года Верховный Совет Эстонской ССР принял Декларацию о суверенитете Эстонской ССР, еще была готовность вести переговоры, согласиться на некое «особое договорное» положение в СССР.
В России и в Эстонии очень по–разному понимали происходящие события.
24 февраля 1989 года Верховный Совет Эстонии объявил это число Днем независимости. На башне Длинный Герман в Старом Таллинне был вывешан сине–черно–белый флаг. 12 ноября 1989 года вышло Постановление ВС ЭстССР «Об историко–правовой оценке событий, имевших быть в Эстонии в 1940 году».
В Эстонии ждали от империи честного диалога, готовности признавать и обсуждать проблемы. Прояви империя такую готовность — трудно сказать, как могли бы развиваться события. Имперская интеллигенция настолько привыкла к абсолютной стабильности жизни вокруг, к гарантированности своего положения, что как–то и не очень понимала — все может совершенно измениться, коренным образом. «Независимость», «выход из советчины» и так далее мыслились примерно так: внезапно и волшебным образом возрастет уровень жизни… до уровня если и не западных стран, то до сравнимого с ними уровня. А одновременно сохранится и все приятное, что было в советскую эпоху: огромные социальные гарантии, дешевый транспорт, возможность приехать из Москвы в Таллин и Вильнюс без визы и так далее.
Но Москва или молчала, или огрызалась, буквально любой ценой отказываясь и от равного диалога, и вообще от любого обсуждения. Горбачев то «ничего не знал», то отрицал существование секретных протоколов к Пакту Молотова–Риббентропа, то продолжал врать на каждом шагу и в тех вопросах, где, казалось бы, никакой необходимости не было. Почему?!
ПОЧЕМУ ИМПЕРСКАЯ КУЛЬТУРА ОКАЗАЛАСЬ НЕСПОСОБНОЙ ИЗМЕНИТЬСЯ?!
В современной науке есть направление, изучающее большие системы и их поведение на разных ступенях их истории.
Большинство ученых достаточно дружно приходит к выводу, что всякая система существует ровно до того времени, пока она способна развиваться. С ходом времени и во всякой культуре неизбежно нарастает традиция — то есть инерционные, не способные к изменению, негибкие стороны.
Способность культуры к инновациям, к гибким реакциям, к научению чему–то новому сокращается, становится все слабее, и культура начинает все хуже реагировать на окружающее — то есть реагирует все более стандартно, все менее гибко. Происходит «коварная и страшная логика увеличения объектов хранения, их преобладания над приобретениями» [176, с. 125].
Традиция — это «запрограммированное самоубийство культуры» [176, с.125]. Чем она обширнее, тем в большей степени культура кажется незыблемой, непоколебимой. И как раз в этот период она окостеневает, перестает гибко реагировать на все окружающее и с грохотом рушится.
Действительно, ну кто во II веке по Р. Х. мог предположить быструю гибель Западной Римской империи? А ведь империя пала не в последнюю очередь из–за своей неспособности учитывать новые факторы, пере страиваться, изменяться.
Советская империя сделала слово «перестройка» своим культовым словом. Перестройка — это целая эпоха в ее развитии, с 1985 по 1991 годы. Но империя, как ни заклинала сама себя этим словом, оказалась неспособна реагировать с необходимой гибкостью.
На попытку Литвы реально выйти из империи она реагировала примитивно до идиотизма: введением танков в Вильнюс. Сейчас и страшные события 13 января 1990 года, когда танками были раздавлены 15 защитников независимости Литвы, и телепровокации А. Невзорова полузабыты. А ведь тогда, в момент событий, было совершенно непонятно, что именно может произойти. Что А. Невзоров лжет — было понятно. Что привести в действие махину имперской армии значило пролить реки крови и все равно ничего не добиться — тоже всем было ясно. Но до какой степени способна дойти империя — вот это оставалось неясным.
К счастью, империю все же остановила готовность и литовцев, и большей части русской интеллигенции. Литовцы проявили важнейшее качество для вершения исторических дел — готовность умирать. Защитники империи предпочли бы сохранить свою власть, но не ценой жизни, и серьезного риска для жизни.
В 1939 и в 1945 годах умирали и за выход из империи, и за включение в империю стран Прибалтики.
В 1992 году за выход умирали, а за присоединение — нет.
Во всех странах Прибалтики реакция на события в Вильнюсе была простой и жесткой. В Эстонии подходы к холму Тооммпеа — Вышгороду были завалены огромными бетонными глыбами, на всех проездах красовались дорожные знаки: советский танк в красном круге, перечеркнутый крест–накрест красными полосами: «Танкам проезд запрещен!».
Гораздо более серьезным актом стало принятие Декларации о государственной независимости Эстонии 24 февраля 1990 года. Декларацию приняло Республиканское собрание народных депутатов всех уровней — то есть фактически Эстония устами своих выборных лиц заявила о выходе из империи [177, с. 237]. Точно такие же акты приняли и другие республики.
Не буду спорить, был ли пресловутый «путч с трясущимися руками», ГКЧП, реальным политическим актом или хитрой провокацией. Главное — он поставил последнюю точку в бытии Советского Союза. СССР, как и описывали специалисты по большим системам, развалился в момент, который казался моментом его максимального взлета.
На пике местного национализма, регионализма, наплювизма, русофобизма, истероидного идиотизма и прочих «измов» возникало множество самых невероятных событий. Наверное, наших потомков труднее всего будет убедить в реальности именно событий такого рода …
Вот, например: в Тарту еще в 1960–е годы поставили очень назидательный и вместе с тем очень забавный памятник. Был он круглый, как клумба, и его бордюр грубо изображал крепостную стену. Над стеной склонялись двое: русский витязь в кольчуге, со средневековым мечом и некто маленький, круглоголовый, коренастый, очень эстонского обличия. Этот эстонец одет был, как ни удивительно, в европейский панцирь, в немецкий шлем с шишаком и в руках держал, что еще более загадочно, арбалет — типично немецкое оружие. Русский витязь куда–то тыкал пальцем, показывал эстонцу, куда стрелять. Оба они смотрели на запад — сразу понятно, откуда грядет общий враг. Все было замечательно — и боевое братство, и руководящая роль «старшего брата» в лице русского народа, и враг, грядущий с запада, все на месте. А что люди, знающие историю, давились от смеха при виде памятника — так это уже, право, мелочи.
В 1992 году этот памятник… развернули на 180 градусов. И теперь русский витязь все так же указывал эстонскому «младшему брату», куда стрелять, — но только уже на восток. Сюрреализм крепчал, танки наши быстры, а Хаим у нас пулеметчик.
Впрочем, все освободившиеся республики вели себя примерно одинаково. В Эстонии причудливо крутили не менее причудливый памятник. А в том же 1992 году в Ермаке Павлодарской области Казахстана снесли памятник Ермаку. Так сказать, избавились от памяти о колонизаторе и завоевателе.
Самое удивительное — все местные националисты искренне хотели, чтобы и их самих, и их выдумки принимали всерьез.