Глава 4 Война по-польски: защита Польши

Глава 4

Война по-польски: защита Польши

Численность польской армии

149. Прежде чем рассмотреть особенности германо-польской войны начала сентября 1939 г., войны, которую в Европе считают началом Второй мировой войны, оценим мощь вооружённых сил Польши. Как вы уже увидели по пакту «Галифакс-Рачинский» и увидите ниже, Польша сама воевать не собиралась. Но в своём раже ухватить куски от умирающих соседних стран, тем не менее, мобилизацию армии начала ещё весной, как сообщил Литвинову посол Польши в Москве Гжибовский 4 апреля 1939 г.

Разгромленные политики и генералы тщательно преуменьшают свои силы и возможности, что понятно, плюс к этому Польша долго была союзником СССР, поэтому все советские историки со слов поляков утверждают, что Польша не успела отмобилизовать свою армию к 1 сентября 1939 г.

150. В этом плане меня удивляет даже рекомендованный читателю труд Михаила Мельтюхова. Чтобы написать 450 страниц, Мельтюхов почти 900 раз опирался на архивные и документальные источники. Это очень хорошо! Но плохо то, что Мельтюхов им полностью доверяет и не сравнивает между собой. В одном месте он пишет, что в 1932 г. Польша готова была выставить против СССР 60 дивизий,[160] это при том, что в 1932 г. у неё были ещё очень плохие отношения с Германией, а у СССР хорошие, т. е. Польше надо было бы к этим 60 иметь ещё дивизий 30 на западных границах. А затем Мельтюхов из польских источников сообщает, что на 1 сентября 1939 г. у Польши было всего 29 дивизий.[161] А почему так мало, куда они с 1932 г. подевались?

151. Пользуясь польскими данными, историки дружно утверждают, что Польша вообще начала мобилизацию только за два дня до начала войны — 30 августа. Но за мобилизацией во всех странах пристально следил немецкий генштаб, тем более что это такое мероприятие, которое не сильно и укроешь. А начальник генштаба сухопутных войск Германии Гальдер 15 августа сделал в своём дневнике запись: «Последние данные о Польше: Мобилизация в Польше будет закончена 27.08. Следовательно, мы отстанём от поляков с окончанием мобилизации. Чтобы закончить мобилизацию к тому же сроку, мы должны начать её 21.08. Тогда 27.08 наши дивизии 3-й и 4-й линий также будут готовы».[162]

Поскольку немцы начали мобилизацию только 26 августа и закончили её уже с началом войны, то, как видите, поляки в осуществлении мобилизационных мероприятий и в развертывании армии сильно опередили немцев.

152. Что касается численности польской армии, которую нам желательно определить хотя бы ориентировочно, то она по указанным выше причинам также занижается до 1 или 1,2 млн. человек. Если взять за основу эти числа, то тогда будет непонятно, откуда взялся тот миллион польских пленных, который работал только в сельском хозяйстве Германии?[163] А откуда взялось 450 тыс. польских пленных у Красной армии?[164] А откуда взялись те, кто драпанул во все сопредельные с Польшей страны, кто, сняв форму, разбежался по домам?

153. С другой стороны, в число, более-менее похожее на реальное, тоже не верится. Любое государство без проблем может направить в армию 10 % от численности своего населения. Для Польши это была бы армия в 3,5 млн. Но ведь проблема не в том, чтобы призвать в армию 10 % населения, их ведь надо вооружить, одеть, кормить, обучать, снабжать боеприпасами, оружием и техникой. Богатый СССР со своими высокоразвитыми промышленностью и сельским хозяйством мог себе позволить при довоенной численности населения в 190 млн. человек надеть шинели на 34 млн. граждан.[165] Да и это не рекорд. В Первую мировую войну богатые Франция и Германия мобилизовали более 20 % своего населения. Но как голозадая Польша могла иметь такую армию? Тем не менее, посол СССР в Варшаве Н. Шаронов в день начала войны 1 сентября 1939 г. сообщил Москву: «Немецкие войска, там, где они вошли на несколько километров, остановлены, сообщил Арцишевский, и имеется равновесие сил. Говорит, что польская армия уже имеет 3,5 миллиона, что нападения они не ожидали, но в Берлин делегатов посылать не собираются. Намекал, что это похоже на крупную демонстрацию, а не настоящую войну. Сказал, что армии у них достаточно, но что сырьё и вооружение они от нас хотели бы иметь, но потом, кто знает, может быть, и Красную армию (в ответ на моё замечание, что для них плохо, что Англия и Франция не заключили договора с нами)».[166]

Кстати, Советский Союз немедленно (3 сентября) продал Польше хлопок[167] — сырьё для производства пороха и взрывчатки. Но дело не в этом. Арцишевский — это заместитель министра иностранных дел Польши и будущий премьер правительства Польши в эмиграции. Так что численность польской армии к началу войны в 3,5 млн. человек получается официальной. Как хотите, но я в неё поверить не могу, и дальше буду считать, что польская армия состояла примерно из 2 млн. человек. Ну и, прочтя эту телеграмму Шаронова, взгляните ещё раз на этих жалких шляхетных кретинов: немцы уже выбили польские войска из предполья и загнали на заранее подготовленные поляками позиции вдоль границы, а в Варшаве войну всё ещё считали «демонстрацией».

154. Немцам предстояла война на два фронта: на востоке с Польшей и на западе с Францией и Англией. Хотя они начали 26 августа мобилизацию, но из-за этой раздвоенности не могли выделить для Польши более 1,5 млн. войск.[168] И, как я уже писал выше, немцы войны боялись. Гитлер все надежды на победу связывал с немецким солдатом и с искусством немецких генералов и офицеров. 22 августа он внушал немецкому военному руководству:

«Проведение операции — твёрдое и решительное! Не поддаваться никакому чувству жалости! Быстрота. Вера в немецкого солдата, который преодолеет любые трудности. Главная задача — глубокий прорыв на юго-востоке до Вислы и на севере до Нарева и Вислы. Быстро использовать вновь складывающуюся обстановку».[169]

Вот эти два удара, которые должны были сойтись у Варшавы, привели бы к окружению и разгрому тех соединений польской армии, которые были расположены к западу от Вислы, а это была основная часть польской армии. После таких потерь польское правительство должно было запросить мира и война в Польше была бы окончена.

За две недели до начала боёв Гальдер записал в дневник оптимистическую оценку Гитлером времени, необходимого для победы над Польшей: «Необходимо, чтобы мы в Польше достигли успехов в ближайшее время. Через 8-14 дней всему миру должно быть ясно, что Польша находится под угрозой катастрофы. Сами операции естественно, могут продлиться дольше. (6–8 недель)».[170] Никаких «6–8 недель» ждать не пришлось, уже 10 сентября Гальдер ломал голову над дневником в поисках эпитета, который бы точно охарактеризовал масштабы немецких побед. И, наконец, записал, выделив шрифтом: «Успехи войск баснословны».[171] Немцы не разгромили польскую армию, они польскую армию просто разогнали. Не полотенцами, правда, но разогнали.

Нельзя поляков судить по себе

155. В связи с этим нелишне будет понять, почему Сталин и Гитлер так капитально ошиблись в своей оценке «гнуснейших из гнусных». Ведь из текста протокола к Договору между СССР и Германией о ненападении и из последующих действий сторон видно, что и Гитлер, и Сталин до последних минут полагали, что им закреплять итоги войны придётся с правительством Польши, которому будут подчиняться остатки польской армии, т. е. с маршалом Рыдз-Смиглы, с министром иностранных дел Польши Беком. Я уже писал, что когда 7 сентября поляки предложили немцам начать переговоры, то немцы в качестве условий мира выдвинули требование создать самостоятельную Западную Украину. И 9 сентября Гальдер у главнокомандующего снова этот вопрос поднимает,[172] и 10 сентября вопрос о «независимом украинском государстве»[173] в повестке дня. Но ведь не со Сталиным же немцы собирались решать вопрос о независимой Западной Украине, территориально располагавшейся в сфере интересов СССР! А для того, чтобы заставить правительство Польши предоставить независимость украинцам на захваченных поляками украинских землях, немцам, как минимум, нужно было само это правительство Польши.

156. И Сталин, огораживая границей сферы интересов СССР треугольник Нарев-Висла-Сан, тоже ведь полагал, что в этом треугольнике укроется польское правительство с остатками польской армии и отсюда будет вести переговоры. Для других целей этот участок сферы интересов Советскому Союзу был не нужен, и Сталин немедленно от него отказался, как только стало ясно, что у Польши, по старинной польской традиции, нет ни армии, ни правительства.

157. Надо думать, что Гитлера и Сталина ввели в заблуждение польское государство и польская армия при Пилсудском. Успехи поляков в войне 1920 г. внесли капитальную ошибку в оценку шляхты. Слова же маршала Пилсудского о том, что он заставил поляков победить («Я победил вопреки полякам… Победы одерживались с помощью моего кнута»), и его характеристику полякам как идиотам Сталин и Гитлер, видимо, считали простым хвастовством и последствиями старческого маразма.

Между тем, свою книгу «1920 год» Пилсудский написал ещё в 1924 г., когда не был ни стариком, ни диктатором Польши, и события войны 1920 г. ещё у всех были свежи в памяти. А ведь в ней он характеризовал польскую элиту как «мудрствующее бессилие и умничающую трусость».[174] Когда он метался со своего Южного фронта, где пытался остановить Будённого, на Северный фронт, где пытался остановить удирающие толпы польской армии, эта элита за его спиной послала к советскому правительству делегацию, как он пишет, «с мольбой о мире».[175] Он и тех, кто был правителями Польши в 1939 и в последующих годах, уже в 1924 г. описывает как откровенных трусов. Пилсудский пишет, что затратил огромные силы, планируя операцию в расчёте на заверения генерала Сикорского, что тот удержит Брест 10 дней, но Сикорский удрал из Бреста уже на следующий день после того, как дал обещание.[176] Маршалу в 1939 г., а тогда ещё генералу Рыдз-Смиглы Пилсудский дал приказ нанести «удар по главным силам Будённого около Житомира». Однако трусливый Рыдз-Смиглы «отвёл свои войска в северо-западном направлении… как бы старательно избегая возможности столкновения с конницей Будённого».[177]

158. Сталину и Гитлеру для оценки предстоящего поведения Польши надо было брать иные исторические аналогии. Сталину надо было вспомнить Польшу Станислава Лещинского, когда основной боевой тактикой польской армии было бряцание оружием и обещание разорвать противника в клочья с последующим драпом с поля боя после первого же выстрела этого противника. А Гитлеру надо было вспомнить, что эту излюбленную тактику поляки применяли и против Фридриха Вильгельма — отца любимого Гитлером короля Фридриха II. Герцог бранденбургский Фридрих Вильгельм, совместно со шведским королём Карлом X, пришёл под Варшаву в июле 1656 г., чтобы отстоять своё суверенное право на Восточную Пруссию. Их встретила вчетверо превосходящая по силам польско-литовская армия Яна Казимира. Шведы и бранденбургцы разогнали поляков, лишив их артиллерии. По этому поводу польский писатель Генрик Сенкевич в романе «Потоп» пишет: «На Варшавском мосту, который рухнул, были утрачены только пушки, но дух армии был переправлен через Вислу». Само собой. Как же это можно — польская армия, да без духа? Наверное, когда 30 июля бранденбургцы со шведами входили в Варшаву,[178] они от этого духа сильно морщились.

При этом Лещинский, заваривший всю эту кашу в XVIII веке, когда дошло дело до личного участия в бою, бросил Польшу, бросил свою шляхту, бросил 2000 присланного Францией войска и удрал за границу. Ян Казимир, который вызвал войну со Швецией и Бранденбургом в XVII веке тем, что потребовал себе шведскую корону, когда дошло дело до личного участия в отстаивании этих претензий, бросил Польшу на разграбление шведам и удрал за границу.[179] Какие были основания считать, что польская элита образца 1939 г. поступит как-то по иному?

159. Сталин и Гитлер ошиблись, равняя поляков по себе. Каким бы ни был Гитлер, но у него и мысли не было бросить немцев и удрать из Берлина в апреле 1945 г. А когда немцы в октябре 1941 г. вплотную подошли к Москве, то в запасную столицу Куйбышев были эвакуированы посольства, министерства, институты, но Сталин и не подумал уезжать из Москвы. Командование оборонявшего Москву Западного фронта тогда запросило у Сталина разрешение отвести штаб фронта на восток за Москву, в Арзамас, а командный пункт фронта отвести в саму Москву — в здание Белорусского вокзала. По свидетельству маршала Голованова, Сталин предупредил командование Западного фронта, что если оно вздумает ещё отступать, то Сталин его расстреляет и в командование фронтом вступит сам. Немцы уже бомбили Кремль, в охранявшем его полку были убитые и раненные, но Сталин Кремль не покидал. Поэт Феликс Чуев оставил стихи на эту тему.

Уже послы живут в тылу глубоком,

Уже в Москве наркомов не видать,

И панцирные армии фон Бока

На Химки продолжают наступать.

Решают в штабе Западного фронта —

Поставить штаб восточное Москвы,

И солнце раной русского народа

Горит среди осенней синевы…

Уже в Москве ответственные лица

Не понимают только одного:

Когда же Сам уедет из столицы —

Но как спросить об этом Самого?

Да, как спросить? Вопрос предельно важен,

Такой, что не отложишь на потом:

— Когда отправить полк охраны Вашей

На Куйбышев? Состав уже готов.

Дрожали стёкла в грохоте воздушном,

Сверкало в Александровском саду…

Сказал спокойно:

— Если будет нужно,

Я этот полк в атаку поведу.

Конечно, здесь возможны поэтические гиперболы, но суть сохранена — то, что немцы Москву взять не сумели, во многом определялось тем, что Сталин готов был умереть, но Москву не сдать.

И есть ли в поведении Сталина что-то удивительное для русских или для немцев? Перед Полтавской битвой Пётр I всё ещё опасался шведов Карла XII и стянул к Полтаве столько войск, что в конце концов выиграл битву только третью их. Тем не менее за русской пехотой он поставил кавалерию и приказал ей рубить всех, кто под натиском шведов побежит с поля боя, а если он сам окажется столь малодушным, что побежит, то рубить и его. «Жизнь Петру не дорога — сказал тогда русский царь, — была бы жива Россия!» В Полтавской битве шведы прострелили Петру I шляпу на голове. А несколько десятилетий спустя точно такое же мужество демонстрировал в бесчисленных сражениях и прусский король Фридрих II.

160. Конечно, стратегическое значение Москвы для СССР было выше, чем Варшавы для Польши, но ведь есть вещи, равноценные стратегии. Столица — это символ государства, это центр управления, из которого государство управляется, что обеспечивает его единство: столетиями к столице подводятся все виды дорог, она наиболее полно обеспечена всеми видами связи. Но при всем при этом столица остаётся столицей только до тех пор, пока в ней находится правительство. К описываемому моменту ни Москва, ни Берлин уже несколько столетий не были крепостями. А Варшава была укреплена к Первой мировой войне 1914–1918 г.г. и была русской крепостью, построенной против немцев. Ко Второй мировой значение крепостей было в принципе сведено на нет, но как вы выше видели, даже Манштейн считал их опорными пунктами, которые не просто взять и которые нельзя недооценивать. Поэтому в Польше для польского правительства не было более удобного места на время войны, чем Варшава. Если бы у Польши было правительство, а не подонки у власти.

161. А польские подонки у власти как только поняли, что немцы ничего им не демонстрируют, а по-настоящему наступают, немедленно бросили свой народ, бросили свои обязанности и удрали из Варшавы. Причём, они просто удрали, а не переехали в более удобное место. В СССР во время войны правительство тоже переезжало в Куйбышев частью своего состава, однако там заранее была оборудована запасная столица, т. е. подведена связь не только со Сталиным, остающимся в Кремле, но и со всей страной. Но, повторю, в случае с «гнуснейшими из гнусных» ни о каком переезде в более удобное место речи не шло. Они, напакостив своему народу и всему миру, просто удирали за границу, в этом конкретном случае — в Румынию.

Но ведь государство — это народ и органы власти, возглавляемые правительством. Задача государства, она же задача правительства — организовать население с помощью органов власти на защиту своего народа. Без правительства некому организовывать население, и оно остаётся беззащитным. Скажем, в районе появилась банда сильнее, чем местная полиция или силы самообороны. Если есть государство, то проблем нет — правительство немедленно даст команды, стянет в район войска или полицию из других районов и уничтожит банду, восстановив защиту своего народа. А если правительства нет или оно неизвестно где и команд дать не может, то как справится с такой бандой? Без правительства народ остаётся без своего государства — без своей защиты. И польское государство окончилось не тогда, когда «гнуснейшие из гнусных» перебежали мост на румынской границе в Залещиках, а тогда, когда они бросили Варшаву.

Предательство «гнуснейшими из гнусных» армии и народа

162. «Эксперты» бригады Геббельса мудро изрекли: «С юридической точки зрения даже полная оккупация страны не перечёркивает существование государства как субъекта международного права». Я не знаю, сколько «эксперты» ковырялись в носу, прежде чем написать эту глупость, но, видимо, долго, поскольку в обоснование своей мысли они не сослались ни на один юридический документ. Да и не мудрено — где и в каком документе сказано, что правительство страны имеет право бросить свой народ во время войны и удрать за границу? Думаю, что только в одном документе — в секретном протоколе к Конституции Польской Республики.

С юридической точки зрения субъектом права является тот, кто имеет права и несёт ответственность. Какие права имел польский народ под оккупацией немцев и с правительством, арестованным в Румынии? Во время оккупации немцами Судет в Чехословакии её президент Бенеш покинул страну и переехал в Лондон. Впоследствии он (законно избранный чехами и словаками) возглавил правительство Чехословакии в изгнании. А золотой запас Чехословакии в 6 млн. фунтов стерлингов для надёжности как раз и хранился в Лондоне. Тем не менее, когда Гитлер оккупировал всю Чехию и потребовал это золото, то Чемберлен в начале апреля 1939 г. отдал его Гитлеру,[180] а не Бенешу, и был прав: защиту чехов теперь организовывал Гитлер, следовательно, он имел право и на золото чехов.

На территории Польши по сионистским легендам было уничтожено 6 млн. евреев, но дань за этих якобы убитых евреев Израиль собирает с Германии. Но если оккупированная Польша оставалась «субъектом международного права», т. е. несла перед другими народами ответственность за то, что творилось на её территории, то тогда поляки обязаны отвечать за убийство евреев и платить за это Израилю. Бригада Геббельса в попытках обгадить СССР пишет слова, не соображая, к чему они ведут. Но одновременно помалкивает об очевидном — о том, к чему привело то, что правительство Польши сбежало из Польши.

163. Во-первых. Сбежав из Польши, оно бросило народ Польши без защиты и, следовательно, кто-то должен был эту защиту организовать. Правительство Франции, к примеру, имея возможность сбежать в собственные колонии и имея мощный неповреждённый военный флот для этого, тем не менее, из потерпевшей поражение Франции не сбежало: оно подписало капитуляцию, оговорив защищённость французов и в зоне, оккупированной немцами.

164. Во-вторых. А что должна была делать обезглавленная польская армия? Сдаваться? Сражаться? Разбегаться? Польские правительственные негодяи свою шкуру спасли, а польских солдат они на кого бросили? Если бы у Польши было правительство, то оно, даже в случае военного поражения, оговорило бы с победителем обмен пленными и сроки содержания в плену своих пленных. Тех же военнослужащих, которые оказались арестованными (интернированными) в нейтральных странах, оно бы вернуло на родину. А после того, как эти польские мерзавцы сбежали из Польши, что должны были делать Германия с пленными поляками, а Литва, СССР, Венгрия и Румыния — с интернированными? До каких пор содержать их в лагерях военнопленных и интернированных — пожизненно?

Последнее предательство шляхтой Франции и Англии

165. В-третьих. Англия и Франция (особенно Франция) терпели как могли все выбрыки польской шляхты — и отказ заключить союз с Чехословакией, и нападение на нее, и отказ от союза с Румынией против Германии, и отказ от союза с СССР. Кто бы осудил Францию, если бы она за все эти предательства послала поляков подальше и не стала объявлять войну Германии? Но Франция 3 сентября войну немцам объявила. А польские негодяи, втянув Францию в войну, сами тут же сбежали!!!

166. Следует немного остановиться на Франции. Дело в том, что в российскую историю перенесены все клише советской пропаганды в отношении Франции. Польша была в Варшавском договоре, и в советской истории поляки были хорошими ребятами с поправками на буржуазный строй довоенной Польши. А Франция или была членом НАТО или сотрудничала с НАТО, т. е. всегда была «потенциальным противником». Поэтому в советской истории французы это негодяи, предающие Польшу, — только так и не иначе. Смешно, но даже когда все факты свидетельствуют об обратном, советские историки упорно гнут своё. Вот, скажем, комментарий советских историков к дневникам начальника штаба сухопутных войск Германии Ф. Гальдера. К записям в дневнике за 26 августа следует комментарий: «Франция и Англия, гарантировавшие незадолго до начала войны немедленную военную помощь Польше в случае нападения на неё фашистской Германии, безучастно наблюдали потом, как гибла польская армия под ударами вермахта. В начале сентября польское правительство через своих послов в Париже и Лондоне тщетно взывало о помощи».[181] К записям за 5 сентября 1939 г. тема предательства Франции вновь поднимается:

«Командование союзников умышленно распространяло ложную информацию о положении на фронте, чтобы ввести в заблуждение мировую общественность, будто французские войска наступают и оказывают реальную военную помощь Польше. Западная печать подняла большую шумиху, когда французские части продвинулись 9-12 сентября в предполье Западного вала на участке Шпихерн-Хорнбах шириной около 25 км и на глубину до 7–8 км, не встречая сопротивления немцев, которым было приказано уклоняться от боя… Это было ещё одно доказательство того, что союзники не думали всерьёз помогать Польше».[182] Но ведь для Франции спасение Польши было спасением самой себя, как же можно писать, что она «не думала всерьёз помогать Польше».[183] Тем более что в комментариях к 14 августа редактор раскрыл технологию (этапность) этой помощи: «В марте 1939 года, вскоре после захвата Гитлером Чехословакии, западные державы начали с Польшей переговоры, которые завершились подписанием 19 мая 1939 года франко-польского секретного военного протокола (4 сентября дополнен политическим соглашением) и 25 августа — англо-польского договора о военных гарантиях. Франция обязывалась в случае германской агрессии против Польши немедленно подвергнуть бомбардировке с воздуха военные объекты Германии и провести ряд наступательных операций с ограниченными целями против немецкого Западного фронта. После 15-го дня мобилизации, когда большая часть германской армии должна была втянуться в боевые действия в Польше, французы должны были организовать широкое наступление основными силами».[184]

Англия и Франция объявили мобилизацию 1 сентября, а 3-го вступили в войну. 5 сентября Франция, исполняя договоренность с Польшей, провела частную наступательную операцию. Но полякам нужно было продержаться всего 15 дней до момента, пока французы начнут наступление вглубь Германии! Не смогли удержать поляки западных границ — чёрт с ними! Отходите на рубежи Нарев-Висла-Сан и закрепляйтесь там! Армию отмобилизовали, всё было — воюйте! Но это же шляхта…

167. В первый день войны из Варшавы скрылся президент Польши Мосцицкий. 4 сентября начало паковать чемоданы, а 5-го удрало и всё правительство.[185] Но этому предшествовала директива, которую дал польской армии сменивший на посту диктатора Польши Пилсудского маршал Рыдз-Смиглы, главнокомандующий польской армией. 3 сентября (на третий день войны, напомню) он приказал Главному штабу: «В связи со сложившейся обстановкой и комплексом проблем, которые поставил ход событий в порядок дня, следует ориентировать ось отхода наших вооружённых сил не просто на восток, в сторону России, связанной пактом с немцами, а на юго-восток, в сторону союзной Румынии и благоприятно относящейся к Польше Венгрии…».[186]

Этот приказ поразителен даже не тем, что всего на третий день войны речь пошла не об уничтожении прорвавшихся немецких колон и даже не об отводе войск на рубеж Нарев-Висла-Сан, а просто о бегстве. Дело в том, что закуток польской территории у «союзной Румынии» (она им была союзная против СССР, а не против Германии!) был шириной едва ли 120 км и не имел ни естественных, ни искусственных рубежей обороны. Речь заведомо шла не о том, чтобы сохранить там остатки государственности, а о том, чтобы удрать. И с военной точки зрения этот приказ поражает. Для того, чтобы с западных границ отвести польские дивизии на юго-восток, им нужно было двигаться вдоль фронта наступающих немецких 10-й и 14-й армий, которые наступали на северо-восток — к Варшаве. А польским дивизиям у Восточной Пруссии надо было отступать на юг — навстречу наступающим немцам. Немцы с первого дня войны посылали авиаразведку в тревоге, не ведутся ли окопные работы на рубеже Нарев-Висла-Сан,[187] но, как видите, тревоги их оказались напрасными: поляки сходу начали драп в Румынию. А 11 сентября уже и до немецкого генштаба дошла от румын информация: «Начался переход польских кадровых солдат в Румынию».[188] И остается вопрос, зачем Рыдз-Смиглы отдал этот идиотский, невыполнимый приказ? Ответ один: ему и правительству нужен был повод к бегству. Если бы войска отходили на рубеж Нарев-Висла-Сан и закреплялись там, а «гнуснейшие из гнусных» удрали бы в Румынию, то как бы это выглядело? А так польская шляхта могла смело драпать за границу под предлогом того, что к Румынии, дескать, вся армия отступает.

168. Приказ Рыдз-Смиглы ушёл в войска 5 сентября,[189] и французские представители при командовании польской армии могли узнать о нём не сразу. Но 6 сентября утаить замыслы шляхты уже было нельзя. Бригада Геббельса в «Катынском синдроме» пытается этот вопрос извратить так: «Французский посол в Польше Л. Ноэль уже 6 сентября предложил перевести польское правительство во Францию, а 11-го он обсуждал этот вопрос с Беком, одновременно начав переговоры с Румынией, но не о пропуске польского правительства, а об его интернировании. У Ноэля на примете был другой, свой кандидат в премьеры — генерал В. Сикорский».[190]

Как вам это нравится? Франция начала войну и уже проводит частную наступательную операцию на западном фронте Германии, а посол Франции в это время пытается обезглавить союзника Франции и тем вызвать его поражение? А не боялся ли Ноэль, что его за это немедленно отзовут из Польши и сунут его голову под нож гильотины? На самом деле, разумеется, это поляки начали просить французского посла вызволить их из Румынии, когда они туда сбегут, поскольку, для того, чтобы сбежать в Румынию, полякам никакой помощи не требовалось (бегают они быстро), но Румыния была нейтральной, следовательно, обязана была интернировать (арестовать) всех поляков до окончания войны. А окончание войны — это соглашение между главами воюющих государств, но поскольку сбежавшее из Польши польское правительство под арестом в Румынии такое соглашение технически не могло заключить, то ему предстояло сидеть под арестом в Румынии всю оставшуюся жизнь. Вот наглая шляхта и начала хлопотать, чтобы Франция их из Румынии вытащила. Понятное дело, что ни румынам, ни венграм это польское добро и даром не требовалось — ведь его нужно было кормить и содержать неизвестно какое время и без каких-либо надежд на компенсацию этих затрат. Поэтому и румыны, и венгры закрыли бы глаза на то, что интернированные поляки разбегаются в другие страны (что они и сделали), но это можно было допустить только тайно. А как тайно отпустить уже интернированных министров Польши? Или генералов, о которых стало известно, что они интернированы? Это уже был бы враждебный акт против Германии. Вот польские негодяи и хотели, чтобы Франция заставила румын поссориться с немцами, отпустив Рыдз-Смиглы, Бека и других министров во Францию.

169. Итак, 5 сентября французы атаковали немцев, а 6-го узнали от Ноэля, что трусливая польская правительственная сволочь предала Францию окончательно и уже драпает в Румынию. Что было делать? Вторгнуться, как планировалось, 15 сентября в Германию? Но ведь союзницы Польши уже нет, есть только трусливое быдло, разбегающееся кто куда. (Немцы уже 10 сентября начали переброску войск из Польши на запад).[191] Оставалось одно — собирать силы, ждать войска из Англии, из колоний, а до тех пор сидеть за линией своих укреплений.

И 8 сентября Высший военный совет в Париже принял решение активные действия против Германии прекратить. То же самое решили и главы Великобритании и Франции 12 сентября. И кто их осудит за это? Не они предали Польшу, а трусливая польская шляхта предала их.

170. Бригада Геббельса с целью оправдания этой трусости нагородила наукообразных слов в уверенности, что никто не будет вникать в то, что они написали: «При обсуждении проблемы перехода границы польское правительство руководствовалось бельгийским прецедентом периода Первой мировой войны. Это позволило бы, во-первых, соблюсти конституционную преемственность польской государственности и, во-вторых, продолжить при поддержке союзных держав сопротивление за рубежами страны, то есть не капитулировать, что могло бы послужить основой прекращения действия международных соглашений»[192] — пишется в «Катынском синдроме».

171. Во-первых. В Первую мировую войну бельгийская армия и правительство не сбежали в нейтральную Голландию, до которой было рукой подать, а почти два месяца отчаянно защищались, отойдя сначала во Фландрию, а затем правительство и армия Бельгии отступили вместе с Французской армией на соседнюю территорию союзной Франции и продолжили вместе с ней драться до победы в 1918 г. Не надо оскорблять бельгийцев сравнением с поляками.

172. Во-вторых. Что означают эти «умные» слова «конституционная преемственность польской государственности»? Что, и в новом польском государстве к Конституции должен быть секретный протокол, согласно которому польское правительство имеет право разжечь войну, бросить свой народ на произвол врага и удирать за границу? Что, и в новом польском государстве у власти должно быть только трусливое и тупое шляхетское быдло?

173. И, наконец. Это какие такие «международные соглашения» могли существовать между сидящим в заключении в Румынии польским правительством и остальными государствами?

Если бы правительство Польши осталось в Варшаве и даже капитулировало, отдав немцам часть территории и разорвав договора с Англией и Францией, то оно, во-первых, могло бы выговорить и вернуть в Польшу всех пленных и интернированных, во-вторых, могло бы послать их для войны и в Англию, и во Францию. Скажем, Франция капитулировала, но ведь французы сражались вместе с британцами в рядах «Свободной Франции» Де Голля. Нет, ничего более гнусного чем бегство во время войны от своего сражающегося народа придумать нельзя, и оправдывать это могут только подонки и польская шляхта.

Гнуснейший главнокомандующий

174. 4 сентября советник японского посольства в Варшаве попросил разрешения в посольстве СССР отправить из Варшавы в Японию через Советский Союз 9 женщин и 10 детей. Своих женщин и детей советское посольство отправило на родину 5 сентября.[193] Этот факт должен вселять гордость в сердца поляков, поскольку главнокомандующий польской армии маршал Польши Эдвард Рыдз-Смиглы бросил свой пост на командном пункте и сбежал из Варшавы только в ночь на 7 сентября,[194] т. е. чуть ли не на два дня позже, чем посольские дети. Удрал под толстые перекрытия казематов Брестской крепости.

175. Поляки явили миру новый способ управления войсками, и дорого я дал бы, если бы лицензию на него купило НАТО. Во всех странах командующий находится как можно ближе к войскам, чтобы как можно быстрее получать сведения о боевой ситуации и как можно быстрее вмешиваться в неё своими командами, а штабы находятся в тылу. У поляков не так. В Варшаве остался начальник Главного штаба генерал Стахевич, а главнокомандующий Рыдз-Смиглы сидел от него в тылу в 180 км. По приезду в Брест Рыдз-Смиглы выяснил, что крепость не имеет связи. Ни с кем. Начали тянуть линии и через 12 часов установили связь с одной армией. Но поляки не тратили времени даром, готовясь к войне, поэтому у Рыдз-Смиглы была и радиостанция, которая прибыла в Брест на 4-х грузовиках. Правда, когда Рыдз-Смиглы драпал из Варшавы, то успел захватить с собой только самое ценное и нужное. Шифры и коды для переговоров с войсками в этот список не попали, поэтому их отправили из Варшавы в Брест поездом. А когда они приехали в Брест, то немцы отбомбились и радиостанция вышла из строя. Однако находчивые поляки нашли выход, и Рыдз-Смиглы войсками управлял так.

Генерал Стахевич получал от войск донесения и с помощью мотоциклиста по забитым беженцами дорогам отправлял их в Брест. Здесь Рыдз-Смиглы принимал решения, эти решения отправлялись в штаб Бугской военной флотилии, в котором была радиостанция, с её помощью донесения передавались в штаб Военно-морского флота в Варшаве, оттуда Стахевичу, а Стахевич передавал их войскам,[195] которым они уже были нужны как зайцу стоп-сигнал.

176. Рыдз-Смиглы был настоящий польский полководец, т. е. твёрдо знал, что польская армия существует для того, чтобы спасти его, Рыдз-Смиглы, шкуру. Истребительная авиабригада, защищающая небо над Варшавой, и артиллерия ПВО так или иначе боролись с немецкими налётами. К примеру, польские лётчики сбили над Варшавой 3 сентября 3 немецких самолёта, 5 сентября — 9 и 6-го — 15. Однако с бегством Рыдз-Смиглы и эта авиабригада, и часть артиллерии были сняты и переведены в Брест. Теперь немцы могли бомбить Варшаву без проблем, что они и делали. Всего в Варшаве погибло, в основном от немецких бомбёжек, 20 тысяч варшавян, но сравнивать это число со шкурой Рыдз-Смиглы может только русский, поскольку любому шляхтичу ясно, что шкура Рыдз-Смиглы дороже.

177. Но и эта брестская идиллия длилась недолго, уже 10 сентября Рыдз-Смиглы смазал пятки салом и рванул в благословенную Румынию через Владимир-Волынский, Млынов и Коломыю. Бригада Геббельса пытается нас убедить, что если польские правительственные негодяи удрали в Румынию 17 августа, то значит до 17 августа существовало «польское государство». Простите, но ни Молотов, ни Сталин на мосту через Днестр в Залещиках не обязаны были стоять и засекать с секундомером, когда именно мимо них просверкают пятки Бека и Рыдз-Смиглы. Польское правительство прекратило управлять страной и удрало из столицы 5 сентября, и именно 5-го кончилось польское государство. Рыдз-Смиглы прекратил командовать армией 7-го, значит, 7-го польская армия превратилась в толпы вооружённых людей.

Меня могут упрекнуть в том, что я применяю к Рыдз-Смиглы понятия «удрал», «драпал», и сказать, что маршал Польши просто «менял дислокацию». Дело в том, что походная скорость пехоты — основы польской армии — около 20 км в сутки, да ещё ей надо через 4–5 дней сделать днёвку — дать отдохнуть. С 10 по 17 сентября польские пехотные части, даже если они и не вели арьергардных боёв, должны были отойти на расстояние около 140 км. А Рыдз-Смиглы за 7 дней преодолел расстояние от Бреста до Коломыи — около 600 км. Как же польская армия могла за ним угнаться? И какой же мразью надо быть, чтобы бросить вверенные тебе войска!

О славянской солидарности

178. Такой вот момент. Послы всех стран, исполняя свой долг, оставались в Варшаве. Но послы — это те, кто связывают свои правительства с польским. С кем им было связываться, если они не знали, где находится удирающее польское правительство? Или послы должны были за ним гнаться? Так ведь не угонишься: удрав из Варшавы 5-го, оно 9-го уже удрало из Люблина, а 13-го из Кременца в Залещики.

Та часть бригады Геббельса, которой руководит Яковлев, как вы прочли в их тексте, из кожи лезет, чтобы создать видимость, что польское правительство как-то функционировало: «11 сентября Шаронов перед отъездом из Польши, сославшись на плохую связь с Москвой, заверил министра Бека, что „вопросы различных поставок актуальны… и выразил свой оптимизм в отношении расширения советских поставок в Польшу“. Действительно, из Москвы около 10 сентября от посла В. Гжибовского была получена информация о мобилизации нескольких призывных контингентов в западных областях СССР, указывающая на возможность активного включения Красной Армии в польско-германский конфликт. Однако сам посол признал масштаб этой подготовки недостаточным „для серьёзного военного участия“».

Вчитайтесь в то, что здесь написано. Посол СССР в Польше из-за плохой связи выехал из Варшавы в Москву. А в Москве в условиях хорошей связи он при ком должен быть послом СССР? При Сталине? И получается, что его на вокзале в Варшаве 11 сентября провожал Бек, который был очень заинтересован в поставках в Польшу. «Действительно», — пишет бригада Геббельса. А что действительно? А действительно, согласно геббельсовцам, то, что в ответ на запрос о поставках от 11 сентября посол Польши в Москве 10 сентября ответил, что в СССР начата мобилизация. Да, работа кипела. Как видите, бригада Геббельса хочет создать иллюзию, что польское правительство не просто удирало в Румынию задрав фалды и подмывшись скипидаром, а на ходу принимало послов иностранных государств, получало сообщения от своих послов, т. е. существовало как правительство.

179. В этом плане анекдотично вручение Советским Союзом ноты Польше. Как вы прочли, посол Польши в СССР Гжибовский отказался её принять. А это как понять? Ведь посол это не король Польши. Это всего лишь представитель своего правительства при правительстве иностранного государства. Не его собачье дело делать выводы по переписке правительства. Он обязан принять ноту и передать. Чего это он королем себя возомнил? На этот вопрос ответим чуть ниже, а сейчас образчик современного польского идиотизма. Не принимая ноту, Гжибовский заявил: «…Суверенность государства существует, пока солдаты регулярной армии сражаются… То, что нота говорит о положении меньшинств, является бессмыслицей. Все меньшинства доказывают действием свою полную солидарность с Польшей в борьбе с германщиной. Вы многократно в наших беседах говорили о славянской солидарности. В настоящий момент не только украинцы и белорусы сражаются рядом с нами против немцев, но и чешские и словацкие легионы. Куда же делась ваша славянская солидарность?… Наполеон вошёл в Москву, но, пока существовали армии Кутузова, считалось, что Россия также существует».[196]

180. О том, что польские пленные офицеры боялись без большого конвоя проходить мимо «украинских меньшинств», я уже писал. А с какой германщиной сражалась армия польского суверенного государства в тогда польской части Белоруссии, свидетельствует хроника вхождения наших войск в эти районы: «С утра 19 сентября из танковых батальонов 100-й и 2-й стрелковых дивизий и бронероты разведбатальона 2-й дивизии была сформирована моторизованная группа 16-го стрелкового корпуса под командованием комбрига Розанова… В 7 часов 20 сентября ей была поставлена задача наступать на Гродно. Продвигаясь к городу, мотогруппа у Скиделя столкнулась с польским отрядом (около 200 человек), подавлявшим антипольское выступление местного населения. В этом карательном рейде были убиты 17 местных жителей, из них 2 подростка 13 и 16 лет. Развернувшись, мотогруппа атаковала противника в Скиделе с обоих флангов. Надеясь остановить танки, поляки подожгли мост, но советские танкисты направили машины через огонь и успели проскочить по горящему мосту, рухнувшему после прохода танков, на другой берег реки Скидель. Южнее плавающие танки самостоятельно форсировали реку. Однако окружённый противник отчаянно сопротивлялся в течении полутора часов и бой завершился лишь к 18 часам».[197]

Как видите, нехорошая Красная Армия не давала полякам убивать белорусских детей, а по Гжибовскому это убийство подростков было отпором «германщине» и «солидарностью меньшинств» с Польшей.

181. Но это ещё куда ни шло: по крайней мере это могло быть осмысленной брехнёй посла. Но дальше интереснее — посол Польши заговорил о «славянской солидарности». Сам участвовал в том, чтобы Польша напала на славян-чехов, сам участвовал в том, чтобы Польша ни в коем случае не заключила союза со славянами СССР. Ну кто кроме наглого идиота мог бы после этого вспоминать о славянской солидарности?

Кроме того, ведь мог Гжибовский вспомнить о битве при Грюнвальде, когда поляки и русские вместе сражались с немцами, а он вспоминает о войне 1812 г., когда поляки вместе с французами жгли и грабили Смоленск и Москву. И вот ведь дегенерат — столько лет сидел послом в Москве и не знает, что в 1812 г. она была просто большим городом России, а столицей России был Петербург. Поразительный идиотизм, правда, ещё более поразительным образцом идиотизма является комментарий бригады Геббельса к этому посольскому бреду: «Информация посла была точной, юридическая трактовка ноты — безупречной».[198]

182. Но я вспомнил об отказе Гжибовского принять ноту не поэтому. Яковлевская часть бригады Геббельса начало приведённого выше выступления посла мошеннически и подло «подправляет». Как вы могли прочесть, она написала: «Гжибовский категорически отказался принять прочитанную ему Потёмкиным ноту, заявив, что „ни один из аргументов, использованных для превращения договоров (польско-советских — Авт.) в клочок бумаги, не выдерживает критики. Глава государства и правительства находятся на территории Польши… солдаты регулярной армии сражаются“». Бригада Геббельса выбросила из речи посла, даже не обозначив купюры троеточием, как это требуется для полуподлой фальсификации, два слова, ключевых для понимания обстановки. Вот этот текст (выброшенные слова выделены мною — Ю. М.): «Ни один из аргументов, использованных для оправдания превращения польско-советских договоров в пустые бумажки, не выдерживает критики. По моей информации, глава государства, правительство находятся на польской территории».[199]

То есть, утром 17 сентября посол не имел представления, где же находится польское правительство, и не имел с ним даже радиосвязи. А, приняв ноту, он обязан был бы её передать правительству, но передавать-то было некому! И Гжибовский, используя весь свой идиотизм, отчаянно отбивался от исполнения своих обязанностей — от принятия ноты.

183. Академическая часть бригады Геббельса мошеннически усекла и следующее предложение в речи Гжибовского, выбросив из него слова «Суверенность государства существует, пока…» и оставила только «…солдаты регулярной армии сражаются», превратив тем самым пустопорожнюю болтовню посла в утверждение, которого Гжибовский на самом деле не делал, поскольку, как сражается польская армия, уже всем стало понятно.

184. На самом деле всё было не так красиво, как вспоминал Гжибовский. Вручавший ему ноту заместитель наркома иностранных дел Потёмкин сообщил, как проходило вручение:

«Я возразил Гжибовскому, что он не может отказываться принять вручаемую ему ноту. Этот документ, исходящий от Правительства СССР, содержит заявления чрезвычайной важности, которые посол обязан немедленно довести до сведения своего правительства. Слишком тяжёлая ответственность легла бы на посла перед его страной, если бы он уклонился от выполнения этой первейшей своей обязанности. Решается вопрос о судьбе Польши, Посол не имеет права скрыть от своей страны сообщения, содержащиеся в ноте Советского Правительства, обращённой к правительству Польской республики.

Гжибовский явно не находился, что возразить против приводимых доводов. Он попробовал было ссылаться на то, что нашу ноту следовало бы вручить польскому правительству через наше полпредство. На это я ответил, что нашего полпредства в Польше уже нет. Весь его персонал, за исключением, быть может, незначительного числа чисто технических сотрудников, уже находится в СССР.

Тогда Гжибовский заявил, что он не имеет регулярной телеграфной связи с Польшей. Два дня тому назад ему было предложено сноситься с правительством через Бухарест. Сейчас посол не уверен, что и этот путь может быть им использован.

Я осведомился у посла, где находится польский министр иностранных дел. Получив ответ, что, по-видимому, в Кременце, я предложил послу, если он пожелает, обеспечить ему немедленную передачу его телеграфных сообщений по нашим линиям до Кременца.

Гжибовский снова затвердил, что не может принять ноту, ибо это было бы несовместимо с достоинством польского правительства».[200]

Как видите, посол Польши не имел ни малейшего представления, где находится правительство Польши, это равноценно тому, что этого правительства просто не было, поскольку оно уже ни кем не управляло. Судя по всему, правительственные негодяи Польши уже два дня как были в Румынии. Попытка посла соврать, что Бек, де, в Кременце, немедленно провалилась после предложения Потёмкина связаться с этим городком. И не мудрено, по сообщению Типпельскирха, польское правительство уже 13 сентября было не в Кременце, а в пограничном городке Залещики на румынской границе и 16 — в Румынии.[201]