Глава 1. ПОД «ГНЁТОМ» САМОДЕРЖАВИЯ

Глава 1. ПОД «ГНЁТОМ» САМОДЕРЖАВИЯ

Кому неизвестны хищные, неукротимые нравы чеченцев? Кто не знает, что миролюбивейшие меры, принимаемые русским правительством для усмирения буйств сих мятежников, никогда не имели успеха? Закоренелые в правилах разбоя, они всегда одинаковы. Близкая, неминуемая опасность успокаивает их на время; после опять то же вероломство, то же убийство в недрах своих благодетелей.

А. И. Полежаев. Из письма А. П. Лозовскому.

После нескольких десятилетий упорной борьбы в 1859 году Чечня была окончательно включена в состав Российской Империи. Ещё раньше была присоединена родственная чеченцам ингушская народность.

Вопреки расхожему мифу, чеченцы вовсе не являлись верными последователями Шамиля. Как пишет участник Кавказской войны генерал-майор Р. А. Фадеев:

«Шамиль никогда не доверял чеченцам и не считал их прочно укреплёнными за собою».

Стоило русским войскам перейти в решительное наступление, как жители Чечни поспешили перейти на сторону сильнейшего:

«Тогда всё нагорное чеченское население, общество за обществом, восстало против мюридизма. Предупреждая движение наших колонн, жители аргунского края стали везде изгонять и резать своих наибов, духовных и всех дагестанцев, кто бы они ни были. Чеченские племена одни за другими присылали к генералу Евдокимову депутатов с изъявлением покорности. Это движение распространилось далеко: даже на такие племена, которых мы не могли поддержать за отдалённостью и которым, поэтому, должны были сами советовать, чтоб они подождали более благоприятного времени».

Покорение Чечни было неизбежно: ни одно дееспособное государство не потерпит существования у своих границ «маленького, но гордого народа», чьими основными промыслами являются разбой и работорговля. К чести царского правительства, у него и мысли не возникло последовать примеру «цивилизованных наций» и истребить чеченцев поголовно, как поступили в те же годы англичане с коренным населением Тасмании, или же загнать их в резервации, как это сделали американцы с индейцами. Как я уже говорил, вопреки уверениям профессиональных русофобов, дореволюционную Россию нельзя рассматривать как колониальную державу, притеснявшую нерусских подданных. Наоборот, вновь присоединённые народы нередко оказывались в преимущественном положении по сравнению с русскими. По этому поводу Николай I однажды справедливо заметил, что «все новые льготы дарованы были моим младшим сыновьям в ущерб старших сыновей».

Нет сомнения, что и чеченцы нашли бы со временем достойное место в семье российских народов. Однако для этого им, разумеется, следовало отказаться от прежнего разбойного образа жизни. К подобному «перевоспитанию» и стремились тогдашние российские власти. А поскольку чеченцы, чьё общественное устройство к середине XIX века всё ещё оставалось на стадии родоплеменных отношений, как и положено «дикарям», понимали лишь язык грубой силы, для их вразумления рядом располагалось Терское казачье войско.

Назначенный в конце Кавказской войны начальником Чеченского округа полковник Беллик, прекрасно зная местные реалии, широко использовал принцип коллективной ответственности. Вот, например, его приказ № 19 от 17 июня 1858 года:

«Старосунженцы! Я исхлопотал для Вас место жилья и указал границу земли вашей для того, чтобы вы жили мирно, тихо и не делали бы нам вреда; я вам уже говорил и теперь скажу, что все ваши вредные для нас действия не столько производят нам зла, сколько для вас же самих, в следующем: на днях два раза, близ вашего аула, хищники переправились через Сунжу, побили солдат и увели казака с лошадью в горы; казака этого, лошадь и всё, чем хищники воспользовались, вы обязаны выручить и представить ко мне, и затем, если подобные шалости ещё будут продолжаться, то я буду просить моё начальство расселить вас по другим аулам; верьте этому моему предсказанию, я вас никогда не обманывал и теперь не обману».

А вот как он отреагировал на случившееся весной 1860 года убийство русского:

«Апреля 9. № 13 Приказ в Шалинский аул.

На вашей земле в ущелье Хулхулау убит русский человек. По правилам, объявленным уже вам об ответственности за землю, вы обязаны заплатить штраф 1 т. руб. серебром или поймать и представить ко мне виновного в убийстве. Деньги штрафные начать теперь же изыскивать с аула.

Апреля 9. № 14. В Автуринский аул.

Абрек вашего аула Гапи убил русского человека в Хулхулауском ущелье на земле Шалинцев. По правилам, вам уже объявленным об ответственности за абреков, вы обязаны заплатить штраф 500 руб. серебром или поймать абрека Гапи и представить ко мне. Деньги штрафные начать взыскивать с аула теперь же.

Апреля 9. № 15. В Ново-Алдинский аул.

Абрек вашего аула Аду убил русского человека в Хулхулаусском ущелье на земле Шалинцев. По правилам, вам уже объявленным об ответственности за абреков, вы обязаны заплатить штраф 500 руб. сер. или поймать абрека Аду и представить ко мне; деньги штрафные начать взыскивать с аула теперь же».

Не менее жесткие меры предпринимались и для того, чтобы отучить свободолюбивых жителей гор от традиционного воровства. Вот приказ полковника Беллика № 25 от 21 ноября 1859 года:

«Воровство между чеченцами усилилось до такой степени, что оно делается тяжким для народа, для прекращения которого (воровства) я издаю следующие правила:

1-е. Никто из чеченцев не должен отлучаться из аула в другой аул, станицы или крепости без спроса у старшины.

2-е. Тургаки должны знать о всех людях, отлучившихся из аула, и если окажутся отлучившиеся без ведома старшины, то с возвращением их домой сажать их на 5 дней в яму и взыскивать штраф 5 руб. серебром. Отлучку от аула без ведома старшины я дозволяю только почётным старикам и почётным лицам.

3-е. Если чеченец где-либо вне своего аула приобретает лошадь или скотину, то он обязан по прибытии в свой аул привести их к старшине, показать и объявить ему, от кого таковая приобретена. Кто не исполнит этого, тот подвергается штрафу в 5 руб. серебром.

4-е. Если чеченец имеет надобность продать или променять свою лошадь или скотину, то он обязан сказать об этом своему старшине и объявить ему, кому он продаёт или обменивает.

5-е. Если чеченец имеет надобность продать или обменять лошадь или скотину в своём Наибстве, то должен иметь свидетельство от своего старшины; если же хочет продать лошадь или скотину в другом Наибстве, то должен иметь свидетельство от Наиба. Если же имеет надобность продать лошадь или скотину в Кабарде, на Кумыкской плоскости, за Тереком и во владениях Шамхала Тарковского, в Ичкерии, Шатое, Назрани и др. местах, то обязан получить от своего старшины свидетельство на принадлежность ему той лошади или скотины и явиться ко мне за получением от меня билета на отлучку в те места.

6-е. О всякой появившейся у чеченца новой лошади или скотине старшина и тургаки аульные должны делать дознание, и если таковая не была объявлена старшине в продолжение одних суток, то таковую лошадь или скотину отбирать и хранить у старшины, а мне доносить с представлением того самого чеченца; если же чеченец приобретёт лошадь или скотину и прежде чем объявить их старшине, сбудет их куда-нибудь, то такого чеченца считать вором, заарестовывать его и присылать ко мне.

7-е. Если чеченец, карабулак, кумык или кто бы не был приведёт в аул лошадь, или скотину для продажи и не будет иметь бумагу от начальства, то таких людей старшины обязаны заарестовать и присылать ко мне, а скот и лошадей, приведённых ими для продажи, оставлять у себя и держать до особого моего приказания.

8-е. Тавлинцам разрешается свободно ходить по всем чеченским аулам, покупать хлеб и иметь ночлеги в аулах. Если же в ауле будут пропадать лошади тавлинцев, то аулы должны отвечать за пропавших лошадей по стоимости таковых или выдавать воров.

9-е. Объявляю чеченцам, что от меня посланы бумаги: в Кабарду, Назрань, на Кумыкскую плоскость, в Шатой, Ичхерию и Шамхалу Тарковскому о том, что если чеченцы будут там являться без билетов, то заарестовывать их и присылать ко мне в кандалах за караулом. Люди, пойманные в тех местах без билетов, будут ссылаться в Сибирь».

В более позднее время действовали так называемые «правила Дондукова-Корсакова», названные по имени генерала от кавалерии генерал-адъютанта князя Александра Михайловича Дондукова-Корсакова, занимавшего с 1882 года должности главноначальствующего гражданской частью на Кавказе и командующего войсками Кавказского военного округа. Суть их заключалась в том, что горская община, на землях которой совершено воровство, грабёж или какое-либо иное подобное деяние, была обязана или выдать преступника, или полностью компенсировать нанесённый ущерб. На практике преступников обычно не выдавали, зато похищенный скот возвращался почти всегда.

Не смирившись с попранием своих разбойничьих вольностей, чеченцы ждали лишь повода, чтобы восстать против «поработителей». Удобный случай представился весной 1877 года, с началом очередной русско-турецкой войны. 12 (24) апреля 1877 года Российская Империя объявила Турции войну. В ночь с 12 (24) на 13 (25) апреля в лесу близ аула Саясан собралось около 60 жителей разных селений Веденского округа, которые избрали своим имамом Алибека-Хаджи и дали клятву добиваться независимости.

Момент для выступления был выбран весьма удачно. Дислоцировавшаяся в Терской области 20-я дивизия ещё не была отмобилизована, её четыре полка могли выставить для активных действий всего 2500–3000 штыков. Неукомплектованные местные войска были недостаточны даже для караулов. Работы по ремонту укреплений Ведено, Буртуная и Шатоя ещё не были закончены. Малочисленные русские войска, разбросанные на громадном пространстве между реками Сунжей, Аргунью и Сулаком до Андийского хребта, были прикованы к своим укреплениям, не рискуя от них удаляться.

Как отмечал начальник Терской области генерал-адъютант А. П. Свистунов:

«Для противодействия столь страшной случайности, мы имели самые ничтожные средства и были застигнуты восстанием в самую неблагоприятную минуту».

Между тем восстание быстро распространялось. К 20 апреля (2 мая) оно охватило 47 аулов восточной Ичкерии, с населением в 18 тысяч человек. Население Большой Чечни было весьма ненадёжно, и представители его откровенно сознавались, что они будут на стороне сильнейшего. Например, такие уважаемые люди, как грозненский окружной кадий Юсуп, подполковник милиции Улубий Чуликов и полковник милиции Косым Курумов честно объясняли начальнику Терской области:

«Чеченцы, говорили они, в большинстве к бунту не склонны, желали бы жить мирно и заниматься своим делом; но всем нам хорошо известно, как мало здесь войск; горцы следили за тем, как один за другим вышли из области восемь казачьих полков; знают, как постепенно ослаблялась пехота до того, что теперь по штаб-квартирам в полку меньше людей, чем прежде было в одном батальоне; когда же к нам из гор нахлынут мятежники и начальство не будет в состоянии послать войска, чтобы встретить и отразить их, то мы поневоле должны будем присоединиться к восстанию, чтобы не быть разорёнными. Покажите силу — и мы ваши; если же восставшие сильнее вас, то на нас не рассчитывайте».

К счастью разбойники и грабители оказались никудышными вояками, неизменно терпя поражения от русских войск даже при численном преимуществе.

22 апреля (4 мая) произошло сражение возле аула Майюртуп. Продвигаясь вдоль реки Гумс (Гудермес) от аула Ачеришки на Майюртуп, Алибек намеревался занять Автуры или Шали — наиболее крупные аулы Большой Чечни, однако был встречен отрядом во главе с командиром Навагинского пехотного полка полковником Нуридом.[12] Хотя на сторону мятежников встали жители Курчалоя, Майюртупа и других близлежащих аулов, повстанцы были рассеяны. С нашей стороны в этом бою принимало участие до 1 тысячи человек, со стороны чеченцев — до 3 тысяч. Наши потери составили 2 убитых и 6 раненых, мятежники потеряли 69 человек убитыми и до 300 ранеными.

Оправившись от поражения, новоиспечённый чеченский имам спустился к Бачин-юрту, занял аулы Цонторой и Аллерой и выслал людей волновать окрестности. После неудачного нападения на Умахан-Юрт, Али-бек вернулся к Майюртупу, откуда во главе двухтысячного отряда двинулся на Шали. Насчитывавший в то время до 7 тысяч жителей, этот аул издавна играл важную роль в жизни Большой Чечни. Настроение жителей Шали всегда отражалось на прочих аулах, сюда стекались главные силы мятежников во время прежних чеченских волнений. Присоединение Шали к мятежу могло и на этот раз вызвать поголовное восстание в Большой Чечне.

Однако на этот раз старшина аула Боршик-Хамбулатов проявил похвальное благоразумие. Собрав уважаемых жителей Шали, он сумел убедить их, что чеченское восстание обречено на неудачу, после чего последует суровая кара:

«Умный человек этот не играл в преданность правительству; он говорил народу только о видимых для каждого его ближайших интересах, и убеждённая речь его произвела действие: муллы, хаджи, все почётные, влиятельные люди аула дали слово не допустить к себе мятежников и, в случае надобности, отразить их силою».

В результате, когда 28 апреля (10 мая) Алибек попытался занять Шали, его отряд был встречен толпой вооруженных жителей аула, потребовавших, чтобы повстанцы немедленно убирались обратно. Разумеется, вступать в бой с мятежными соплеменниками шалинцы вовсе не планировали. Однако когда сторонники Алибека, рассчитывая на сочувствие аульской молодёжи, сделали попытку прорваться к Шали, защитники аула дали залп в воздух. Мятежники повернули назад, шалинцы же, бывшие конными, понеслись им вслед, потрясая и угрожая оружием. При этом увлёкшийся преследованием Боршик упал с лошади и сломал ключицу.

Старания Боршика были оценены по заслугам — ему был пожалован чин прапорщика милиции и дарована пожизненная пенсия 400 рублей в год.

Убедившись в нежелании жителей Шали примкнуть к восстанию, мятежники двинулись обратно к аулу Автуры. По пути они натолкнулись на неполную сотню казаков Кизляро-Гребенского полка, составлявшую авангард отряда полковника Нурида. Полагая 80 казаков лёгкой добычей, чеченцы бросились в атаку. К несчастью мятежников, казаки недавно были перевооружены берданками, значительно более скорострельными, чем старые дульнозарядные винтовки.

«Обыкновенной тактике горцев — дать русским выпустить заряд с дальнего расстояния и потом идти в шашки — последовали они и теперь, но после первого залпа казаков, успевших спешиться и укрыться за лошадей, последовал немедленно второй. Горцы, уже окружившие сотню, были озадачены, но тотчас же оправились. „Это из пистолетов, закричали они, больше у казаков нет готовых зарядов; теперь прямо в шашки и кинжалы!“ Но ринувшаяся вперёд толпа была в тот же момент встречена третьим и четвёртым залпами из берданок. „Аллах! Что такое?“ завопили горцы и опрометью бросились назад, ещё и ещё провожаемые казачьими выстрелами. Благодаря этому ничтожному столкновению мятежники окончательно обращены были в бегство».

На этом злоключения сторонников Алибека не закончились:

«Между тем чеченцы, как всегда, легко увлекающиеся и готовые стать на сторону того, кто одержал верх, и здесь обрадовались дешёвому случаю выказать себя перед начальством: жители аула Автуры, может быть и сидевшие-то верхом затем, чтобы присоединиться к толпе восставших, теперь обратились против неё, понеслись преследовать, разумеется не для того, чтобы уничтожить или бить своих, чего вероятно и не было, а просто в видах приятной и безопасной джигитовки».

В довершение всего бегущие повстанцы были обстреляны артиллерией полковника Нурида. Охваченные паникой мятежники большей частью скрылись в Хулхулауском ущелье, а остальные рассеялись по окрестностям.

Не повезло и другим бандитским вожакам. Действовавший в Хулхулауском ущелье Губа-хан 27 и 29 апреля (9 и 11 мая) дважды потерпел поражение от подразделений Куринского полка.

В Чаберлое мятежников возглавил старшина аула Чобяхкенрой Дада Залмаев. Накануне восстания он был арестован по приказу начальника Аргунского округа подполковника А. Д. Лохвицкого, однако затем отпущен на поруки, «дабы не подать населению вида неуместных с нашей стороны опасений». Как выяснилось, опасения были вполне уместные, неуместными оказались проявленные русской властью гуманизм и мягкотелость. Впрочем, вскоре повстанцы Дады Залмаева были рассеяны отрядом под командованием того же подполковника Лохвицкого.

Видя эти поражения, значительная часть чеченцев поспешила принять сторону сильнейшего. Так, жители Умахан-юрта и Шали отбили попытки Алибека занять их аулы. Дада Залмаев, попытавшись разрушить мост через реку Шато-Аргун, получил отпор от местных жителей во главе со старшиной Хайбулой Курбановым.

Как докладывал генерал Свистунов:

«Чечня убедилась теперь как в том, что наши войска могут являться всюду — и в силах, совершенно достаточных для уничтожения мятежных сборов, как бы велики они ни были, так и в том, что при ничтожном, сравнительно, уроне, наше оружие даёт нам возможность наносить им неисчислимые потери. Панический ужас, овладевший аулами при виде этих потерь, заставил колебавшиеся аулы (Автуры, Гельдыгень, Курчалой и др.) перейти на нашу сторону, а виновные в мятеже — один за другим — приносить покорность и молить о помиловании».

Убедившись, что в открытом бою с русскими не справиться, восставшие перешли к партизанской тактике. Провести грань между мятежниками и «мирными жителями» зачастую было невозможно:

«Более того, если бы войска или полицейские власти случайно встретили в горах принадлежащих к шайке людей, для последних и в этом нет явной беды. На вопрос: „кто вы такие?“ они смело отвечают, что жители такого-то аула (именно своего, хотя бы отдалённого плоскостного).

— Зачем вы здесь?

— Ходили посмотреть своих баранов на горных пастбищах (выше лесной полосы — прим. А. П. Свистунова).

— Зачем при заряженных ружьях?

— Для защиты себя от мятежников, которые шляются везде и обижают нас за верную службу русским.

Можно, пожалуй, им не поверить, но уличить нельзя.

Таким образом, обычно практиковались в это время побеги молодёжи на короткие сроки в леса даже из наиболее спокойных аулов. Раздобывшись полдюжиною патронов к своему плохому ружьишку, парень спешит в горы, пристаёт к партии, с нею идёт в засаду и, выпустив свои патроны против русских, спокойно возвращается домой, заранее приготовив приведённое объяснение о посещении своего стада баранов, на случай встречи с войсками или чинами полиции. Нередко случалось при этом, что тот же самый молодец, вчера стрелявший по нашим из засады, сегодня за 5 рублей аккуратно доставляет приказание главного начальника в один из отрядов, или донесение ему оттуда.

Горец, как видно, не питал злой, осмысленно-непримиримой вражды к русским; под давлением силы он готов был даже служить нам, особенно если эта служба обещала ему выгоду и не ставила его в прямое столкновение со своими, т.е. не заставляла лично обратить против них оружие, или предательски выдать, например, одного из вождей. Но стоило лишь удалить силу, отнять угрозу, и ничто не гарантировало, чтобы он тотчас не перешёл на сторону мятежа».

Не дремала и турецкая пропаганда. Были пущены слухи, будто сын Шамиля, Кази-Магома, вступает с многочисленной армией в Терскую область. Русские всюду терпят поражение. Все чеченцы, принявшие участие в восстании, навсегда избавляются от всяких налогов и получают землю в собственность, уклонившиеся будут обращены в рабство.

Результаты не замедлили проявиться. В ауле Дзумсой мятежников возглавил Ума Дуев. Участник чеченского восстания 1861 года, он был отправлен в ссылку, но затем возвращён и взыскан милостями:

«Бывшие начальники Терской области, князь Святополк-Мирский и Лорис-Меликов оказывали Уме Дуеву исключительное внимание в расчёте на благотворное влияние его среди народа. На вид смиренный, весь отдавшийся религиозному благочестию, Ума действительно подкупал своею внешностью, в особенности своим добрым, кротким, открытым взглядом и тихою, немногословною речью. Со времени возвращения из ссылки поведение его до 1877 г. было безукоризненно. Несколько раз ходил он на богомолье ко гробу пророка и возвращался, по-видимому, всегда признательным, верным слугою правительства. Таким по наружности и в начале 1877 г. прибыл он из Мекки; но с тех пор стали ходить о нём кое-какие слухи, возбуждавшие подозрение. Ума. на это жаловался, говорил, что прежние враги, завистники стараются путём клеветы погубить его, и ближе, чем когда-либо, был на глазах у начальства, почти ежедневно сообщая Лохвицкому сведения о происках мятежников, с таинственным видом человека, опасающегося мщения за свою преданность. Впоследствии обнаружилось, что из последнего паломничества Ума возвратился самым ревностным и деятельным агентом турецкой интриги. На пути из Мекки был он в Константинополе, виделся с сыном Шамиля и бывшим генералом русской службы Мусою Кундуховым, эмигрировавшим в 1866 г. с разрешения нашего правительства и во время войны командовавшим турецкою дивизией против нас; условился с ними о помощи чрез возбуждение в Терской области восстания и, как говорили, именно он больше всех принёс под двойным дном кувшина султанских прокламаций, распространявшихся между кавказскими горцами.

По указаниям начальника области, Лохвицкий несколько раз собирался арестовать Уму. Но фактических улик не было; напротив, постоянные сообщения и советы Умы, по-видимому, направлялись к нашей пользе. Но когда временные неудачи наши в азиатской Турции подали повод к возбуждению надежд, будто бы близких к осуществлению, когда от Кундухова или сына Шамиля было, как говорили, прислано в Терскую и Дагестанскую области словечко „пора“, Ума решился сбросить с себя личину притворства, и 17-го июля с семейством, кроме старшего сына, появился в качестве вождя среди мятежников в Чеберлое».

Однако быстро прибывший на место отряд подполковника Лохвицкого навёл порядок и здесь. Мятежники были разбиты, раненый Ума Дуев сумел бежать.

Тем временем восстание перекинулось на Дагестан. Центром его стал аул Согратль, где обосновался провозглашённый имамом Дагестана Магома-хаджи. Следует отметить, что дагестанские повстанцы оказались куда организованней чеченских, добившись некоторых успехов в борьбе с русскими войсками. Так, 29 августа (10 сентября) их удалось ненадолго захватить мост на Кара-Койсу, соединяющий Темир-Хан-Шуру с Западным Дагестаном. 8 (20) сентября было захвачено русское укрепление в Кумухе. В том же месяце повстанцы заняли часть Дербента — верхний город.

Для борьбы с мятежниками вновь был использован принцип коллективной ответственности. Генерал Свистунов отдал приказ:

«Требовать от жителей безусловной покорности и отнюдь никаких обещаний не давать, внушать им убеждение, что торговаться с нами они не могут и что, в случае малейшего непослушания, теперь же уничтожать хлеба и аулы, а зимою выморить голодом в лесах».

Суровые, но действенные меры русского командования позволили быстро навести порядок. В октябре 1877 года чеченские мятежники были окончательно разбиты, их главари бежали в Дагестан.

Вскоре был усмирён и Дагестан. После двухдневного штурма 3 (15) ноября русские войска заняли Согратль. При этом помимо руководителей дагестанских повстанцев были захвачены и скрывавшиеся здесь чеченские главари Ума Дуев и Дада Залмаев. Алибек сумел бежать, однако 27 ноября (9 декабря) 1877 года добровольно явился с повинной к начальнику Веденского округа.

Чечня смирилась. Мятежные аулы были переселены с гор в долины Чечни, наиболее активные участники восстания высланы в Россию. Главари повстанцев были публично повешены в Грозном.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.