Глава 11. КОММУНИСТИЧЕСКАЯ ПОЛИТКОРРЕКТНОСТЬ

Глава 11. КОММУНИСТИЧЕСКАЯ ПОЛИТКОРРЕКТНОСТЬ

Что ж, давайте разберёмся. Во-первых, вопреки нынешним мифотворцам, Мокроусов вовсе не был татарофобом. Скорее наоборот. Например, вот что сказано в его записке, направленной в декабре 1941 года начальнику 2-го партизанского района Генову:

«Боюсь, что у Вас сложилось неправильное понятие о настроении татарского населения. Отсюда исходит пробел вашей работы, заключающийся в ненахождении связи с татарскими отрядами Алуштинского и Судакского районов. Прошу учесть это, памятуя о том, что татарское население в подавляющей массе своей есть и будет советским. А для того, чтобы ускорить активизацию татарского населения в нашу пользу, военкому Попову нужно уделить максимум внимания на политработу среди татарского населения, при этом вы должны беспощадно расправляться с бывшими кулаками, муллами, разложившимися и особенно должны относиться осторожно к рядовой массе даже при условии, если в среде таковой оказались элементы, которые временно пошли за предателями родины, не осознав…».

Однако, находясь в тылу врага, руководители крымских партизан не могли игнорировать окружающую реальность в угоду официальной идеологии пролетарского интернационализма. Три месяца спустя в своём докладе от 21 марта 1942 года Мокроусов и Мартынов пишут следующее:

«Не зная имеющуюся агентуру в городах и сёлах в степной части Крыма, мы имели весьма скудные данные о настроении населения и о противнике в этой части Крыма. В подавляющей своей массе татарское население в предгорных, горных селениях настроено профашистски, из числа жителей которых гестапо создало отряды добровольцев, используемые в настоящее время для борьбы с партизанами, а в дальнейшем не исключена возможность и против Красной Армии.

Татарское население степных районов, русские и греки с нетерпением ждут прихода Красной Армии, помогают партизанам. Болгары занимают выжидательную позицию. Деятельность партизанских отрядов осложняется необходимостью вооруженной борьбы на два фронта: против фашистских оккупантов с одной стороны и против вооруженных банд горно-лесных татарских селений».

Если вспомнить, что в составленной почти одновременно с этим докладом справке Главного командования германских сухопутных войск от 20 марта 1942 года говорилось о 20 тысячах крымских татар на немецкой службе, получается, что Мокроусов и Мартынов были недалеки от истины. В то время как обкомовское постановление со ссылками на добрых татарских дедушек является откровенной демагогией. Что, впрочем, совсем неудивительно, если учесть, что в составе этого партийного органа было немало крымских татар.

Не согласился с партийной критикой и сам Мокроусов. Разумеется, отвечая обкомовскому начальству, он был вынужден отдать изрядную дань коммунистической политкорректности. На это следует делать поправку, читая заявление Мокроусова на имя секретаря Крымского обкома ВКП(б) Булатова от 6 апреля 1943 года:

«(…) Когда читаешь протокол обкома ВКП(б) от 18 ноября 1942 г., волосы дыбом становятся, ибо существо решений сводится к тому, что партизаны шли на поводу у фашистов и своими провокационными действиями против татар восстановили татарское население против партизан.

В лесу во главе партизанского движения и отрядов стояли люди, очень хорошо разбирающиеся в Сталинских установках по национальному вопросу, и не были такими дурачками, чтобы быть проводниками фашистской политики, татары же знали очень хорошо, кто такие партизаны. Этот пункт возводит партизан в степень фашистских агентов.

В пункте 3-м сказано о заигрывании фашистов с татарским населением и что немцы показывали видимость „освободителей народов“. В 4-м пункте говорится: „Мокроусов, Мартынов вместо того, чтобы дать правильную оценку этому и разоблачить политику фашистов, ошибочно утверждали, что большинство татар враждебно относится к партизанам, что неправильно и даже вредно ориентировало партизан“. Откуда взял это обком ВКП(б)? Может быть, из нашего доклада, но ведь доклад был сделан на бюро обкома и не являлся прокламацией или приказом партизанам? В этом докладе, основываясь на имевшихся у нас данных, мы старались осветить вопрос так, как он нам представлялся.

Когда мы писали отчёт, мы не выводили процентов, а говорили, что большинство татарского населения горной части Крыма пошло за фашистами, это мы подтверждали фактами: а) почти во всех татарских деревнях сформированы фашистские отряды из татар, главным образом дезертиров из Красной Армии (факт массового дезертирства и переход красноармейцев татар к фашистам должен что-то говорить), б) разграбление большинства продбаз татарским населением самостоятельно, а иногда совместно с фашистами, а не только фашистами, как утверждает протокол бюро обкома, в) при всём желании и стремлении партизан установить связь с татарским населением из этого ничего не вышло, татары к нам на связь не шли, а если мы посылали к ним связных, их выдавали (в 1920 г. татары горной части Крыма не прошли 21 г. советского воспитания, однако они находили в лесу партизан, поддерживали их и не считали бандитами); г) отряды, сформированные в деревнях Капсихор, Ускут, Кучук-Узень и других, а также Куйбышевского района, за исключением одиночек, не пришли в лес партизанить, а пришедшие из Куйбышевского района, пробыв недолго, сдались фашистам, а продовольствие, предназначенное партизанам, расхитили; д) мы не встречали отрядов, сформированных немцами из других национальностей, правда, старосты и полицейские были во всех деревнях Крыма, но их нельзя смешивать с отрядами.

Беда наша заключалась в том, что мы не смогли проникнуть в нутро татарского населения, не знали, что делается в гуще, а судили по внешним признакам, а обком по мелким фактам, почерпнутым из докладов некоторых товарищей. Я не берусь подтверждать сказанное в моём докладе о  настроении татарского населения. Возможно, мы с Мартыновым ошиблись, сказав большинство, об этом скажет своё слово история.

Мы не отрицаем недостатков в нашей работе с партизанами татарами и татарским населением. Важным недостатком или упущением, по-моему, является то, что мы ни разу не провели совещание с татарами, состоящими в партизанских отрядах. Это совещание, возможно, наметило бы пути связи с татарским населением и подпольной работы; но обком здесь тоже совершил ошибку, заключающую в том, что подпольный комитет посадил на отлёте от нас в Керчи, который с нами не связывался, а также тем, что в начальный период партизанства отозвал четырёх комиссаров районов Селимова, Фруслова, Османова и Соболева (последние утверждают, что они не сами ушли из леса или не прибыли в лес, а их отозвал ОК). В лесу мы правильно ориентировали товарищей в приказах, в наставлениях и в частных беседах, а также в газете „Партизан Крыма“. В этой газете мы также разоблачали фашистскую политику в татарском вопросе и призывали татар не верить фашистам и идти к партизанам, а также мы не раз просили в радиограммах т. Булатова написать прокламации к татарам в таком же духе.

Дальше в решении говорится, что группа Зинченко на одной из дорог отобрала продукты у жителей, а в деревне Коуш группа партизан 4-го района в пьяном виде устроила погром. Я такого случая не помню, может быть, это произошло после того, как я уехал из Крыма, но, принимая во внимание, что партизаны в Коуш не ходили и не могли ходить, так как там стоял большой отряд татар, кто-то, по-видимому неправильно информировал обком. И дальше в решении сказано: „Грабёж баз фашистами расценивали как мародёрство со стороны местного населения, и любого попавшего в лес гражданина расстреливали“. Это неправда, расстреливали тех, независимо от национальности, кого ловили на месте разграбления баз; но не исключена возможность, что некоторые уполномоченные, через которых проходили все, кого задерживали в лесу, где-нибудь и допустили ошибку, я лично таких случаев не помню; но знают все партизаны и татары, десятки деревень, о свободном передвижении по лесным дорогам татарского населения: 1) из района Ялта — Симеиз через Ай-Петри на Коккозы; 2) из района Кучук-Узень через Караби Яйлу на Баксан и 3) из района Ворон — Арпат — Капсихор на Орталан. По этим дорогам люди ходили толпами, часто с вьюками или на подводах везя из этих районов в степные вино, фрукты, табак, а оттуда пшеницу, муку. На этих дорогах были выставлены ответственные товарищи из татар: на Караби Яйле т. Аметов из Сейтлерского отряда на Шеленской т. Кадыев из Карасубазарского отряда, на Ай-Петри тоже татарин из Ялтинского отряда. С людьми, проходившими по этим дорогам, проводили беседы, раздавали им листовки, газеты. Ко мне в штаб не поступало ни одного донесения, чтобы этих людей обижали. Я помню только один случай, когда т. Аметов или начальник штаба Сейтлерского отряда договорились с одним человеком из Улу-Узень о том, что он через день-два принесёт в лес сведения о войсках фашистов, у него как залог взяли оклунок пшеницы, этот татарин так и не пришёл. Впоследствии фашисты запретили населению ходить по этим дорогам.

В решении отмечается, что партизаны голодали и голод толкал их брать скот, картофель, кукурузу у местного населения, это, по-видимому было после меня, при мне же мародёрство пресекалось. Когда до меня доходили сведенья о том, что какой-либо отряд самовольно брал у жителей скот, я приказывал возвращать его, таких случаев помню два: приказал Селихову возвратить корову, взятую его людьми в одной из деревень Карасубазарского района, и Фельдману из Биюк-Онларского отряда возвратить корову, взятую бойцами этого отряда в одной из деревень Зуйскогорайона. Партизаны брали скот и продовольствие у предателей и тот, который был предназначен для фашистов.

В решении сказано, что отряд Селезнева 4 месяца стоял в районе деревни Бешуй и снабжался продовольствием. К сожалению, в решении не сказано, кто снабжал продовольствием, но надо подразумевать, что жители деревни Бешуй. Не знаю, кто информировал обком, но тот факт, что в отряде Селезнева от голода умерло до 50 человек, говорит о противоположном. Правда, партизаны рассказывали мне, что один чабан из деревни Бешуй кое-когда давал партизанам барашка, но это один человек, но не жители. Дальше в решении отмечается ряд фактов о хорошем отношении к партизанам некоторых жителей. А когда мы отрицали возможность подобных случаев? Наоборот, в своём докладе мы перечислили ряд деревень, помогавших партизанам, однако жители этих деревень в партизаны не шли за редким исключением одиночек.

Дальше бюро обкома осуждает „как неправильное и политически вредное утверждение о враждебном отношении большинства татарского населения к партизанам“. Возможно, что здесь обком прав, но товарищи, приехавшие из Крыма, определяют только намечающийся перелом в отношении татарского населения к фашистам, вызванный тем, что фашисты начали затрагивать кровные интересы татар: обкладывать налогами, брать девушек и т.д. (Никаноров и др.). Но в то же время, как сообщает т. Ямпольский, в татарских деревнях партизан встречают по-прежнему огнём. (…)»

Как гласит известная восточная пословица, «сколько ни говори слово „халва“ — во рту слаще не станет». Несмотря на все заклинания партийных идеологов, крымские татары вовсе не спешили вступать в партизанские ряды. Как вспоминает один из ветеранов-партизан Андрей Андреевич Сермуль:

«Для поправления дел в 42-м году прибыл к нам секретарь обкома Мустафаев (он прилетел вместе с Ямпольским). Познакомился с ситуацией и говорит: сейчас мы быстро всех татар распропагандируем, и скоро они все у нас будут».

Как и следовало ожидать, попытка распропагандировать крымско-татарское население закончилась плачевно. В январе 1943 года секретарь Крымского обкома ВКП(б) Рефат Мустафаев дважды писал письма уважаемым людям родного селения Биюк-Янкой с просьбами о встрече. Однако жители села вовсе не испытывали желания пообщаться с высокопоставленным земляком. Оба раза на подходах к Биюк-Янкою незадачливый партийный функционер и сопровождавшие его партизаны были обстреляны из пулемётов, после чего поспешно удирали обратно в лес, провожаемые насмешливыми выкриками и матом.

На 1 июня 1943 года в партизанских отрядах в Крыму насчитывалось 262 человека, из них 145 русских, 67 украинцев и… 6 татар. Причём все шестеро были отнюдь не рядовыми гражданами:

«В июле 43-го, непосредственно перед тем, как снова партизанское движение пошло в гору, во всех отрядах Крыма оставалось шесть человек крымских татар: Председатель Верховного Суда Крымской АССР Нафе Билялов, председатель Бахчисарайского райсуда Молочников Мамед, сотрудник НКВД Судакского района Кадыров, сотрудник НКВД Муратов, председатель сельсовета или колхоза в алуштинском районе Ашеров и секретарь Крымского обкома Мустафаев. Крымским татарином был и Менаджиев, начальник разведотряда ЧФ».

Вскоре и эта «великолепная шестёрка» понесла «потери». Не прошло и месяца, как Рефат Мустафаев, обманув экипаж самолёта, самовольно вылетел на Большую землю. Его примеру последовал и комиссар 1-го отряда Нафе Билялов. На заседании бюро Крымского обкома ВКП(б) 24 августа 1943 года поступок Мустафаева был расценён как дезертирство. В результате беглец был снят с должности секретаря обкома и отправлен в партизанский отряд рядовым. Впрочем, опала длилась недолго, и в 1944 году Мустафаев был назначен комиссаром Восточного соединения крымских партизан.

Тем не менее, к концу 1943 года количество партизанящих крымских татар существенно возросло. Однако причиной такого поворота стало не «усиление политической работы среди татарского населения», а победы Красной Армии. Начавшаяся 5 июля 1943 года Курская битва 23 августа завершилась поражением немецких войск. Германия окончательно утратила стратегическую инициативу. 9 сентября 1943 года войска Северо-Кавказского фронта начали наступление на Таманском полуострове. 16 сентября был освобождён Новороссийск, а к 9 октября очищен от немцев весь полуостров.

1–3 ноября советские войска высадили десанты на восточном побережье Крыма около Керчи. К 11 ноября они заняли северо-восточный выступ Керченского полуострова, однако саму Керчь взять не смогли. Одновременно части 51-й армии вступили в Крым с севера, захватив 1 ноября плацдарм на южном берегу Сиваша.

Почуяв, что запахло жареным, кое-кто из местных гитлеровских прислужников попытался заслужить прощение. К декабрю 1943 года в партизанские отряды вступило 406 крымских татар, из которых 219 служили до этого в различных полицейских формированиях. В частности, на сторону партизан перешёл 152-й батальон под командованием майора Раимова. Того самого Раимова, который за два года до этого возглавил отряд самообороны в деревне Коуш, и чьи подчинённые столь отличились, охраняя концлагерь в совхозе «Красный». Однако у всякого милосердия есть предел. Вскоре Раимов и несколько наиболее одиозных его подельников были арестованы партизанами и отправлены в Москву, где все они были впоследствии расстреляны.

[Фото: Отряд крымско-татарских «добровольцев» переходит к партизанам. Решение разумное, но несколько запоздалое — на дворе 1944-й год. На фото: двое сутулых людей в гражданской одежде с ружьями, нерешительно, под конвоем солдата принимают присягу у командира отряда партизан. За командиром стоят двое в шинелях. Красивое высотное плоскогорье.]

В других крымско-татарских батальонах также начался процесс разложения. Это вызвало репрессии со стороны немецких хозяев. Так, командир 154-го батальона А. Керимов был арестован немцами «как неблагонадёжный». В 147-м батальоне 76 человек были арестованы и расстреляны «как просоветский элемент», однако уже в январе 1944 года начальник штаба этого батальона Кемалов готовил его к переходу на сторону Красной Армии. Единственным препятствием, которое всё-таки заставляло его колебаться, было предположение, высказанное им при встрече с партизанским связным: «Даже если… весь отряд выполнит это задание, всё равно после занятия Симферополя [Красной Армией] их поодиночке всех накажут».

В результате около трети крымско-татарских батальонов были разоружены немцами, а их личный состав был помещён в концлагеря. Остальные сохранили верность своим хозяевам.

Благодаря этим обстоятельствам количество крымских татар в партизанских отрядах увеличилось в 100 раз, однако всё равно оставалось весьма скромным. На 15 января 1944 года, по данным партийного архива Крымского обкома Компартии Украины, в Крыму насчитывалось 3733 партизана, из них русских — 1944, украинцев — 348, татар — 598 человек. Согласно справке о партийном, национальном и возрастном составе партизан Крыма на апрель 1944 года, среди партизан было: русских — 2075, татар — 391, украинцев — 356, белорусов — 71, прочих — 754 человека.

Составители изданного в 2005 году фондом небезызвестного Александра Яковлева сборника «Сталинские депортации. 1928–1953» без малейшего стеснения заявляют:

«И коллаборационизм, и антинемецкое партизанское движение в Крыму были весьма сильными, причём как с той, так и с другой стороны было достаточно крымских татар».

Достаточно для чего? Чтобы заниматься бессовестной демагогией, пытаясь представить массовое предательство «действиями отдельных групп» «небольшой части крымских татар»? Или 20 тысяч татар на немецкой службе и 598 татар среди партизан — сопоставимые величины?

Увы, несмотря на верную службу «Гитлеру-эфенди», попытки крымско-татарских холуев получить от своих хозяев больше политических прав неизменно оказывались безуспешными.

Так, в апреле 1942 года группа руководителей Симферопольского мусульманского комитета разработала устав и программу мусульманских комитетов, в которой были предусмотрены следующие пункты:

1. Восстановление в Крыму деятельности партии «Милли-фирка»;

2. Создание крымско-татарского парламента;

3. Создание Татарской национальной армии;

4. Создание самостоятельного татарского государства под протекторатом Германии.

Эта программа была подана на рассмотрение Гитлеру, однако фюрер её не одобрил.

В мае 1943 года один из старейших крымско-татарских националистов Амет Озенбашлы составил меморандум на имя Гитлера, в котором изложил следующую программу сотрудничества между Германией и крымскими татарами:

1. Создание в Крыму татарского государства под протекторатом Германии;

2. Создание на основе батальонов «шума» и прочих полицейских частей Татарской национальной армии;

3. Возвращение в Крым всех татар из Турции, Болгарии и других государств; «очищение» Крыма от других национальностей;

4. Вооружение всего татарского населения, включая глубоких стариков, вплоть до окончательной победы над большевиками;

5. Опека Германии над татарским государством, пока оно сможет «встать на ноги».

[Фото: Отвоевались. Крымско-татарские прислужники Гитлера в плену у партизан. 1944 год. На фото: 8 человек в форме сидящих со связанными за спиной руками на снегу в редколесье.]

Увы, этот документ даже не дошёл до адресата. Оно и неудивительно. Настойчиво добиваясь создания «Татарской национальной армии», Озенбашлы рассчитывал, что опираясь на собственные вооруженные силы «в случае, если Германия в результате войны окажется обессиленной», можно будет «требовать у неё самостоятельности». Понятно, что немцам такие проблемы были совершенно ни к чему.

Дальнейшая судьба крымских татар, поступивших на службу к «Гитлеру-эфенди», сложилась следующим образом. В апреле-мае 1944 года крымско-татарские батальоны сражались против освобождавших Крым советских войск. Так, 13 апреля в районе станции Ислам-Терек на востоке Крымского полуострова против частей 11-го гвардейского корпуса действовали три крымско-татарских батальона (по всей видимости, 148-й, 151-й и 153-й), потерявшие только пленными 800 человек.

149-й батальон упорно сражался в боях за Бахчисарай. Об этом свидетельствует в своих воспоминаниях и комиссар 5-го отряда 6-й бригады Восточного партизанского соединения И. И. Купреев. После освобождения Бахчисарая многие татары прятали в своих домах уцелевших немцев.

Эвакуируя из Крыма разгромленные войска, немецкое командование не забыло и своих прислужников. Согласно спецсообщению Л. П. Берии в ГКО на имя И. В. Сталина, В. М. Молотова и Г. М. Маленкова № 366/б от 25 апреля 1944 года: «эвакуировалось на Запад с отступающими оккупационными войсками до 5000 человек активных пособников и предателей».

Как сообщали в телеграмме из Симферополя на имя Л. П. Берии от 11 мая 1944 года зам. наркома госбезопасности СССР Б. З. Кобулов и зам. наркома внутренних дел СССР И. А. Серов:

«Судя по нашим личным наблюдениям и показаниям арестованных жителей Севастополя, противник сумел эвакуировать большую часть своих войск, материальную часть и даже стянутых со всего Крыма наиболее активных предателей и своих пособников».

А вот что было сказано в ориентировке НКВД Крымской АССР «Об организации и деятельности татарских националистов в Крыму в период немецкой оккупации 1941–1944 гг.» от 25 октября 1944 года:

«Необходимо отметить, что в период бегства из Крыма остатков разбитых частей противника, вместе с ними ушло значительное количество активных немецких ставленников, добровольцев, полицейских, предателей и изменников Родине, которые в период с 14 по 26 апреля 1944 года на кораблях были эвакуированы в Черноморские порты Румынии и Болгарии.

Кроме того, частичная эвакуация наиболее видных немецких ставленников, предателей и изменников Родине, была произведена в октябре-ноябре м-цах 1943 года в период зимнего наступления частей Красной Армии и приближения к Крыму».

Из остатков крымско-татарских батальонов немецким командованием было решено создать Татарский горно-егерский полк СС, формирование и подготовка которого начались на учебном полигоне Мурлагер (Германия). Его численность составила 2,5 тыс. человек.

8 июля 1944 года приказом Главного оперативного управления СС полк был развёрнут в бригаду, которая в середине июля покинула Германию и была переведена в Венгрию, где должна была проходить дальнейшую подготовку и одновременно нести гарнизонную службу. В этот период в ней насчитывалось 11 офицеров, 191 унтер-офицер и 3316 рядовых — всего 3518 человек, из которых около трети составляли немцы. Командиром бригады был назначен штандартенфюрер СС В. Фортенбахер. 31 декабря 1944 года бригада была расформирована, а её личный состав включён в Восточно-тюркское соединение СС в качестве боевой группы «Крым».

Кроме того, 831 человек из числа крымско-татарских добровольцев в конце 1944 года были направлены в качестве «хиви»[9] в ряды 35-й полицейской гренадерской дивизии СС, где были распределены по следующим подразделениям:

• 2-я тяжёлая дивизионная транспортная колонна (3 офицера, 2 военных чиновника, 125 добровольцев);

• 3-я гренадёрская рота 89-го полицейского гренадёрского полка (4 офицера, 1 военный чиновник, 382 добровольца);

• 7-я гренадёрская рота 91-го полицейского гренадёрского полка (7 офицеров, военный мулла, 252 добровольца);

• боевая полицейская группа «147» (2 офицера, 52 добровольца).

Те из крымских татар, кто не удостоился высокой чести быть принятыми в ряды СС, были переброшены во Францию и включены в состав запасного батальона Волжско-татарского легиона, дислоцировавшегося в г. Ле-Пюи. Там они выполняли хорошо знакомую работу, участвуя в репрессиях против мирного населения и боях против французских партизан.

Наконец, некоторое количество крымских татар, в основном необученная молодёжь, было зачислено в состав вспомогательной службы противовоздушной обороны.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.