Одиночество генерала Алексеева и нравы Ставки

Одиночество генерала Алексеева и нравы Ставки

Ставка Государя была изумительна во многом. Когда Государь уехал из Могилева в Царское Село, она замерла. Полковник Сергеевский старается оправдать полное бездействие генерала Алексеева и нагромождает невероятные трудности, чтобы убедить читателя в мудром поведении начальника Штаба Государя. Ведь его могли посчитать даже «захватчиком власти и честолюбцем»! Какой ужас! Кроме того, у генерала Алексеева «была температура 40 и сильные боли в почках»… Будто бы уж сорок градусов?

Кроме того, по мнению полковника Сергеевского, генерал Алексеев был «совершенно одинок: около него нет ни одного помощника или сотрудника, с которым он давно совместно работал и которому мог бы доверять на 100 %. Его помощники в Штабе (ген. Клембовский — помощник Начальника Штаба, и ген. Лукомский — ген. Квартирмейстер) назначены за время его болезни и пребывания в Крыму, по представлению ген. Гурко. Его сотрудники на фронте (главнокомандующие фронтами) генералы Рузский, Эверт, Брусилов, да и Сахаров, принадлежат к враждебной ему (Сухомлиновской) группе генералов».

Вот так Ставка! Никто никому не верит! Не верит, как? — в военном деле?! Очевидно, нет. В политическом? Как мог генерал Алексеев уговаривать Государя остаться в Могилеве, если сам никому не доверял? Можно представить действительное одиночество Государя у себя в Ставке, особенно в те страшные дни! «Кругом измена, трусость и обман»!

Какие же отношения были у генерала Алексеева со штабами и командующими фронтов? Через два дня после «отречения от Государя», генерал Алексеев сказал: «Никогда не прощу себе, что поверил некоторым людям». А еще через месяц прямо указал на обман Рузского в ночь на 2-е марта! Что имел в виду генерал Алексеев? — неизвестно. В ночь на 2-е марта было совершено много темных дел. Была, например, отменена, именем Государя, погрузка пяти из семи полков, а Тарутинскому и Бородинскому приказано было вернуться в свои части на фронте. Меру эту даже полковник Сергеевский считает несвоевременной, но приписывает ее, конечно, Государю. Какие еще обманы были совершены в ту ночь, вряд ли знает полковник Сергеевский, «но, — пишет, он, — Рузский не был изменником, так как не перешел к большевикам»!

Изменник, по понятию полковника Сергеевского, это лишь тот, кто перешел к большевикам. Но ведь в феврале — марте Ленина и Троцкого еще не было в России… Вот, вот, — уверяет полковник Генерального Штаба, — поэтому и не могло быть изменников… Кто же, в таком случае, Гучков, Родзянко, Керенский, Милюков, Шульгин, Бубликов?.. Очевидно, — прекрасные люди, умнейшие и талантливейшие «патриоты»?!