Письмо профессора Н. Н. Алексеева

Письмо профессора Н. Н. Алексеева

«Париж, 26 августа 1931 г.

Дорогой Николай Васильевич!

[…] Мысль Ваша дать Вашему ученику в качестве темы мои блуждания в поисках того, что называется «истиной», – а поиски эти составляют и составляли существенную часть подлинного моего «я» – вызвана дружественными чувствами к этой части моей жизни, и за нее я Вам искренне благодарен. После моих евразийских выступлений я резко разошелся с эмигрантским ученым миром. Теперь обо мне останки русской юридической мысли и слышать не хотят – вроде Спекторского или Тарановского. К советскому же миру я не пристал. Ваш голос издалека был мне очень радостен.

В последних Ваших замечаниях (в рецензии) Вы, по-моему, не правы. Я последовательно отделяю в моей книге науку от политики, но тем самым отнюдь не отрицаю политику, очищенную от незаконной связи с научным знанием. В последней части я утверждаю: вот политика. Она корнями своими упирается в науку, но по существу от теоретического знания отличима. В изложении такой политики, преподнесенной в этом качестве, я никак не вижу противоречия. Другой вопрос – несовершенства и неполноты изложения. Критик не обязан знать, что первоначальный текст этой последней части моей книги был утерян при переходе из одной типографии в другую, и я был поставлен в необходимость в «ударном порядке» написать новый текст, вместив его по издательским соображениям в то количество листов, какое имеется в «Теории государства».

Вы правы, во время нашего путешествия в Париж в 1913 г. я был «добрым европейцем» и подшучивал над Вашим славянофильством. Но с тех пор прошло 26 лет – и каких лет! Мне кажется, я достаточно наблюдателен, чтобы видеть, что Европа треснула с тех пор в своих основах. И это побуждает к их пересмотру, переоценке. Делать пересмотр этот в смысле старой славянофильской догмы мне и посейчас не улыбается – поэтому правильно, если вы заподазриваете мое «славянофильство». Но к своеобразному «Евразийству» я пришел не внешне, а внутренне. Если считать «подлинным» евразийством небезызвестное мне прославление приятного запаха верблюжьего помета, то в этом смысле я не евразиец. Знаете, Николай Васильевич, об евразийстве куда легче говорить с умными западными людьми, чем с русскими. Они легко понимают евразийство умом, хотя во многом чужды ему сердцем. Может быть, эта неэмоциональная стихия евразийства составляет мою особенность. Вы не будете отрицать, что и эта сторона нужна. Я зову евразийцев к реализму и к критицизму. Но это не мешает мне любить русско-евразийский мир, как его не могут любить западные люди.

Крепко жму Вашу руку и с радостью буду ждать от Вас дальнейших писем.

Искренне Ваш, Н. Н. Алексеев»[360].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.