II.7 Завершение труда Т.Г. Масарика «Россия и Европа» и борьба за русское издание

II.7 Завершение труда Т.Г. Масарика «Россия и Европа» и борьба за русское издание

Поездка Масарика в Россию в 1910 г. способствовала главному – завершению дела всей жизни чешского профессора. В течение 1910–1911 гг. в основных чертах им была завершена подготовка рукописи фундаментального труда «Россия и Европа». Как отмечает чешский исследователь В. Доубек, в начале августа 1910 г. рукопись была предоставлена немецкому издателю Эугену Дидериксу при встрече на религиозном конгрессе в Берлине[95]. На встрече была уточнена структурная разбивка текста на три тома. К концу 1911 г. Масарик сообщал в одном из писем: «У меня все написано. Теперь я все это пересматриваю, дополняю и стараюсь сконцентрировать».

Масарик давал следующие заголовки по томам: I. Очерки по истории русской философии, истории и религии; II. Ф.М. Достоевский в борьбе с нигилизмом за Бога; III. Титанизм или гуманизм. От Пушкина к Горькому[96].

Его удручало собственное многословие (weitschweifig) и нехватка времени, чтобы сделать необходимые значительные сокращения в тексте. В текущем году он ожидал выхода в свет 1-го тома, а в следующем дальнейших двух томов и называл немецкого издателя книги – Diederichs-Jena. Как видим, Масарик до подробностей делился с Э. Радловым продвижением своей работы, в том числе своего знаменитого труда «Россия и Европа»[97]. Ввиду задержки Масарика первые два тома социологических очерков в новой разбивке были сданы в печать йенскому издателю лишь в 1913 г.

На завершающем этапе работы над трудом «Россия и Европа» интенсивность переписки существенно возросла. Если Радлову в 1912 г. пришло 3 письма Масарика, то в 1913 г. (время выхода труда в свет) их насчитывается 5. Своеобразного драматического накала переписка достигла в 1914 г., в связи с заветной мечтой Масарика как можно скорее осуществить перевод и издание труда непосредственно в России.

Из-за своей чрезвычайной загруженности в 1913 г. Масарик даже отказался от лестного предложения Радлова написать для России статью о марксистской этике[98]. В феврале Масарик изложил собственное видение значимости своего труда «Россия и Европа». Он сообщал, что книга может появиться в мае, поэтому он вплотную занят последней корректурой. И далее писал: «Во время работы над книгой я часто думаю о Вас и о русской публике – новых фактов я не открою, но их трактовка будет иной, хотя я привожу также новые сведения и обстоятельства, из них вытекающие, которые до сих пор у вас остаются совсем не замеченными (выделено мной. – Е.Ф.)»[99]. Как видно, окончательный выход в свет «России и Европы» все более откладывался. Но в октябре 1913 г. от Масарика приходит сообщение, что «Только что моя работа о России (2 тома – больше, чем я хотел) вышла, и я должен сделать следующие два тома, прежде всего завершить Достоевского. Возможно я приеду на Новый год в Петербург»[100]. Масарик вновь, как видим, планировал приехать в Россию, однако его планы по какой-то причине не осуществились.

В НИОР РГБ была также обнаружена почтовая открытка Т.Г. Масарика его другу и коллеге, крупному социологу Н.И. Карееву. В ней он писал:

«En Russie

prof. Karejev

StPetersbourgh

Прага 2.XII.13

Уважаемый коллега, поздравляю с 40-летием научной деятельности – сердечно жму Вашу руку!

Я Вам прислал I том своей книги о России, второй выйдет через несколько дней и будет отослан.

В[ам] пр[еданный]

Ф.О. Масарик».[101]

Масарик ошибочно датировал свою открытку 2 декабря 1913 г. Однако, в результате тщательного изучения архивного документа по штемпелю на почтовой открытке было выявлено, что она пришла в Санкт-Петербург 22 ноября (!) 1913 г. Это означает, что открытка была отправлена из Праги 2 ноября, а не декабря.

В переписке с Э.Л. Радловым Масарик сожалел, что, несмотря на все старания и заботы Радлова, его неутешительные прогнозы в отношении книги оправдались. Чешский ученый, автор «России и Европы» предлагал обдумать вопрос о переводе труда на русский язык. Он полагал, что переводчиком может стать проживающий в Праге преподаватель русского языка в Карловом университете Б.В. Морковин, русский по происхождению. Масарик не сомневался (в отличие кстати от Э. Радлова), что тот сможет сделать стоящий, приемлемый для русской цензуры перевод[102] и сообщал повторно, что 2-й том труда Радлов вот-вот должен получить. Он также просил друга посылать ему лично все рецензии.

С началом нового 1914 г. переписка приобрела еще большую драматичность. В начале января Т.Г. Масарик обращался к другу за советом и помощью, ибо еще от кого-то узнал, что книга не может поступить в книжную торговлю, поскольку не будет допущена в России. Будучи в замешательстве, Масарик объяснял цензурный запрет своей книги тем, что в Праге существует команда славянофилов, отождествляющая Россию с ее полицией, и она доносит на автора и на его книгу, представляя его недругом России[103]. В связи с этим Масарик слезно просил Радлова выяснить, как обстоит дело на самом деле и будет ли дозволена его книга. Масарик вновь предлагал Б.В. Морковина[104] в качестве возможного переводчика и изъявлял готовность лично вместе с ним «причесать» текст, внести нужные исправления и сделать труд приемлемым для русской цензуры. Он упоминал также, что профессор П.Н. Милюков в свое время рекомендовал труд издательству Сабашникова в Москве, куда Б.В. Морковин уже направил письмо. Интерес к книге тогда проявили и другие издатели, и Масарик просил оказать содействие Морковину в случае его обращения. В письме содержалось уточнение, что второй том (как и первый) был послан по почте дважды.

Масарик подчеркивал, что его книга должна быть переведена на русский язык (но только перевод должен быть добротным), и излагал далее другие свои планы с изданием, а также условие – получить приличный гонорар [105]. Масарик обращался к Радлову с просьбой позвонить лично издателю Михайлову и сообщить ему все изложенные в письме условия автора.

Заключительным аккордом довоенной переписки стало письмо Масарика от 11 февраля 1914 г. В нем он четко дал понять, что его труд «Россия и Европа», в сущности, предназначен для русской публики и немецкая критика это уже осознала[106].

Из письма следует, что Масарик высоко ценил свою книгу и, будучи под непосредственным впечатлением из-за всех переживаний, мытарств с цензурой и издательских треволнений, он выразил свое отношение к абсолютизму, выразив все наболевшее в следующих словах: «После того как стало известно, что моя работа весьма хорошая, я очень сожалею, что она будет запрещена в России. Еще бы – я ненавижу абсолютизм, причем не только русский, но и европейский, против которого моя книга также направлена; на обложке у меня был сначала девиз: Mutato nomine de te fabula narrator (Horaz.) [По имени не назван, но притча во языцех (Гораций). – Е.Ф], но в типографии это проглядели и в корректуре я не стал это восстанавливать. Но из содержания очевидно, что именно поэтому моя книга предназначена для России. И немецкие критики это уже подметили»[107].

Масарик вновь писал, что русский перевод должен быть во что бы то ни стало, его лишь должен отредактировать специалист с философским образованием[108]. Он подчеркивал также, что хотел бы получить гонорар, поскольку из-за отсутствия под рукой должных библиотек слишком много затратил средств на покупку русскоязычной литературы[109]. Из письма мы узнаем, что Масарик продолжал напряженную работу над следующим томом «России и Европы» (о Достоевском) и осуществлял его сверку. О том, что работа шла полным ходом, свидетельствовал прилагаемый к письму объемный вопросник (из 21 вопроса) на 3 страницах, касавшийся личности и творчества Ф.М. Достоевского[110]. Масарик весьма рассчитывал на профессиональную помощь и консультации Э. Радлова.

Видимо, разочаровавшись в результатах затянувшихся переговоров своих российских друзей, как Радлова, так и Милюкова, с издателями, чтобы обойти цензурные рогатки, Т.Г Масарик решился пойти на отчаянный шаг, не полагаясь на российские контакты йенского издателя. Он проявил смелую инициативу и вступил в контакт с издателем Бонч-Бруевичем, представителем леворадикального течения.

Именно в архивном фонде Бонч-Бруевича совсем недавно мной было сделано, я бы сказал, сенсационное научное открытие. Наконец-то удалось реально выйти на русский перевод (ранее были лишь догадки в исторической литературе) книги «Россия и Европа». Им является план-проспект книги на русском языке. Документ обнаружен в Отделе рукописей РГБ[111]. Архивное название документа: «Россия и Европа. Проблемы философии русской истории и религии». Источник не датирован, но речь может идти о времени не ранее 1914 г. Это машинописный текст на 45 листах с немногочисленными пометами, видимо, самого Бонч-Бруевича. В начале документа надпись редактора от руки карандашом «сочинение Массарика».

Фонд Бонч-Бруевича из НИОР РГБ до октябрьской революции находился в Санкт-Петербурге, а затем был перевезен в ставшую стольной Москву. Но встает вопрос, почему же Масарик избрал столь необычную фигуру в качестве издателя «России и Европы»? Конечно, известны самые широкие контакты Масарика с российской эмиграцией, хотя трудно сказать, был ли Масарик лично знаком с Бонч-Бруевичем за рубежом в период пребывания того в Цюрихе.

В дореволюционной России В.Д. Бонч-Бруевич (1873–1955) – историк, деятель революционного движения, издатель. С 1909 по 1918 г. возглавлял легальное издательство «Жизнь и знание». С 1912 г. участвовал в издании газеты «Правда». С 1910 г. – член консультативной группы при социал-демократических фракциях 3-й и 4-й Государственной Думы. В научном плане В.Д. Бонч-Бруевич занимался историей русского сектантства (как проявления классовой борьбы) и русской православной церкви. Впоследствии – участник февральской и октябрьской революций, затем на государственной и партийной работе.

Очевидно, что издательство Бонч-Бруевича «Жизнь и знание» Масарику кто-то по-дружески порекомендовал в Санкт-Петербурге, чтобы обойти цензуру. Причем это был человек, хорошо знавший повседневные реалии цензурной практики в дореволюционной России. Не исключено, что таким человеком был Э.Л. Радлов. Известно, что еще на рубеже XIX–XX веков Бонч-Бруевич прибегал к помощи издателя промарксистского журнала «Новое слово» М.Н. Семенова. Так, одно из донесений департамента полиции конца XIX в. гласило, что «дворянин Владимир Бонч-Бруевич стремился, при средстве Семенова обойти цензурные затруднения при издании некоторых сочинений. Семенов стремится сделать свой журнал органом марксистского направления»[112]. Упомянутый Семенов, в случае надобности, отвозил ежемесячно взятки по сто рублей прикрепленному к изданию цензору и таким образом без особого труда проводил опасные статьи. Как не вспомнить известную поговорку – «не подмажешь, не поедешь». По всей видимости, таким образом решался вопрос и с цензурой труда Т.Г. Масарика «Россия и Европа».

Однако в случае с его книгой время работало не на Масарика, хотя работа над изданием русского перевода тем временем у Бонч-Бруевича была начата. И все-таки трудно сказать, насколько далеко зашли дела с остальным переводом текста. В фонде Бонч-Бруевича никаких документальных свидетельств об этом не содержится. Дальнейшему продвижению издания, очевидно, помешала начавшаяся вскоре Первая мировая война. Да и пражский переводчик Морковин за такие сжатые сроки вряд ли бы успел перевести текст «России и Европы» целиком. Другие переведенные части труда, если они и существовали, могли пропасть в столь трудные военное и революционное времена. Но стоит надеяться в будущем на новые неожиданные источниковые открытия.

Обнаруженный план-проспект дается мной в приложении к монографии, поскольку в современном русском переводе «России и Европы» (СПб., 2003) данное авторское (масариковское) развернутое оглавление совсем опущено (в йенской же немецкой версии труда оно автором и не предусматривалось). Это структурное добавление впервые было включено лишь в чешский перевод труда в издательстве Ляйхтера в Праге еще в конце 1913 г. Несведущий читатель до сих пор ломает голову, зачем же перед обычным оглавлением в конце труда содержится также существенно расширенный его вариант. Видимо, Масарик весьма ценил свой (сделанный им в сотрудничестве с Б.В. Морковиным)[113] русский план-проспект (или другими словами – развернутое оглавление) и решил его оставить в чешской версии издания первого и второго томов «России и Европы».

Добавим, что это развернутое оглавление в какой-то мере позволяет читателю легче сориентироваться в толще невероятно объемных первых двух томов труда Масарика и подготовиться к восприятию основных

проблемных блоков книги, особенно предпосылок и развития первой русской революции. Так что явная польза этой структурной части «России и Европы» несомненна.

Появление труда Масарика «Россия и Европа»[114] стало в свое время значительным интеллектуальным событием европейской научной жизни. Раньше всех пусть и в краткой форме этот труд оценил русский философ Э.Л. Радлов[115]. Но наиболее полно это удалось сделать лишь другому замечательному русскому философу, работавшему долгое время за границей, – Борису Валентиновичу Яковенко (1884–1949) в своей «Истории русской философии». Этот труд появился на чешском языке в Праге в 1938 г. уже после кончины Т.Г. Масарика[116].

Лучше и профессиональнее, чем Б.В. Яковенко вряд ли можно охарактеризовать масариковский труд. К сожалению, на эту книгу Б.В. Яковенко, как правило, не ссылается практически ни один современный исследователь, хотя она теперь доступна всем. А ведь Яковенко, проживая в Праге, по просьбе Славянского института уделил особое внимание характеристике книги Т.Г. Масарика, возвращаясь к ней в конце каждой главы своего труда. Он писал: «Труд Масарика как исследование духовной жизни России, ее основ, ее представителей, ее развития занимает в ряду книг и работ, посвященных этой теме (включая русские), исключительное место. Справедливо подчеркивалось, что по своей информативности это действительно в высшей степени компетентный труд, к тому же по содержанию он гораздо богаче, чем обещает заглавие. Можно сказать, что это своего рода энциклопедия русской мысли. Каждый упомянутый в ней русский мыслитель изучен автором тщательно и досконально, начиная с крупных трудов и кончая небольшими работами, и каждый характеризуется во всех существенных аспектах его воззрений. С другой стороны, изложение и трактовка взглядов даются в тесной связи с общим ходом развития русской мысли и соответствующей эпохи»[117].

Что касается «религиозного мистицизма» русской философии, тут Масарик находился под влиянием современной ему русской литературы революционно-демократического направления. Религиозная проблема русской философии у Масарика приобретала форму двух общих антиномий: вера-знание, спиритуализм-материализм. Главной и завышенной претензией Масарика к русскому православию было подчинение его царизму и забвение социального служения. Гарантами самодостаточности русского православия Масарик считал религиозный и культурный традиционализм и слияние церкви с государством и национальной идеей. Масарик усматривал в русском православии восточную ортодоксию, основанную на византийском цезарепапизме, когда царь выступает главой церкви. В методологической ориентации Масарика сказались ограниченные пределы объективности его критики православия, а также духовного климата дореволюционной России в целом, заимствованные очевидно из идейного арсенала русской революционной эмиграции, а не сложившиеся из личного познания реальной действительности.

В упоминаемом ранее разборе Б. Яковенко труда пражского профессора были подмечены определенные его недоработки и внесены коррективы в разработку проблемы.

Как уже отмечалось, окончательный крах публикации в России и разочарование Масарика по поводу издания русского перевода вылились в письме другу в резкое неприятие абсолютистского строя. Лишь в наши дни спустя десятилетия желание Т.Г Масарика исполнилось и запоздалый «энциклопедический труд» пражского профессора увидел все-таки свет в России.

Пребывание Масарика в России в 1910 г. и активное общение с представителями интеллектуального круга способствовали возрастанию его популярности. Об этом в частности свидетельствует появление еще одной статьи о нем в «Новом энциклопедическом словаре», вышедшей из-под пера уже упомянутого историка В.В. Водовозова. Статья была подготовлена Водовозовым еще накануне Первой мировой войны. И что весьма важно: в ней впервые было указано йенское немецкое издание «России и Европы» 1913 г. Анализ энциклопедической статьи В.В. Водовозова о чешском ученом и политике Масарике и сравнение ее с предыдущей статьей (1906 г.) в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона приводят к выводу об их примерной тематической идентичности (см. ее содержание в Главе I, С. 28–29). В хронологическом отношении предвоенная энциклопедическая заметка расширена и содержит ценный материал о научной и политической деятельности Масарика в 1900-е гг. (особенно во второй половине). Предыдущий материал отредактирован, внесены некоторые исправления, убраны неточности в чешском тексте. Текст статьи был несколько сокращен, а что касается перечня научных трудов Масарика, то он был расширен.

Чтобы избежать повтора, не стоит приводить всю эту статью. Водовозов лишь дополнил прежний материал о Масарике данными о его деятельности, начиная с 1907 г.: «В 1907 г. М. избран и в 1911 г. переизбран в рейхсрат, где примкнул к чешскому клубу, но только в качестве госпитанта; в 1912 г. вышел из него вместе с 7 другими чешскими депутатами, образовавшими группу “независимых прогрессивных депутатов из Богемии и Моравии”. В 1910 г. М. выступил в австрийской делегации с очень важным разоблачением относительно подложности множества документов, на основании которых были обвинены подсудимые в Загребском процессе 1909 г., в котором 53 серба обвинялись в государственной измене. М. доказывал, что подлог учинен австрийским посланником в Белграде Форгачем. Этими разоблачениями М. нанес сильный удар престижу Эренталя. Написал еще “Zur Geschichts und Religions-Philosophie Russlands” (Jena, 1913). (курсив мой. – Е.Ф.) В. В—в»[118].

В статье Водовозов привел неизвестные ценные факты о нашумевшем так называемом «загребском процессе» 1909 г. над югославянскими депутатами (в период австрийского правительства Эренталя). И есть хотя бы пара строк о выходе в свет знаменитого труда Масарика «Россия и Европа» в Йене в 1913 г. Таким образом, о полном забвении и игнорировании имени Масарика в царской России, наперекор утверждениям современных чешских масариковедов, говорить все же не приходится. Можно лишь сожалеть, что какая-либо характеристика главного труда Масарика у Водовозова практически отсутствовала[119].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.