Россия и Восточная Европа

Россия и Восточная Европа

«Полит.ру» публикует новую статью известного историка, эксперта по Восточной Европе Алексея Миллера, окончательный вариант которой будет опубликован в периодическом издании Института Научной Информации по общественным наукам «Политическая наука», №2, 2006 под заголовком «Формирование новой системы международных отношений в Восточной Европе».

В последнее время события в отношениях России с ее западными соседями развиваются весьма интенсивно и драматично. Эта статья представляет собой попытку проанализировать политику России в этом регионе в течение последних лет, показать ее взаимосвязь с другими направлениями внешнеполитической активности России и угадать среднесрочные тенденции развития международных отношений в Восточной Европе, насколько это возможно в ситуации, когда каждый день приносит новые, порой весьма неожиданные, политические повороты.

Новая Восточная Европа как объект игры с нулевой суммой 

В 2001 г. я написал статью под названием «Восточная Европа: вообразить заново» [1]. Основные тезисы ее были следующие. Прежняя Восточная Европа, охватывавшая страны Варшавского договора, перестала существовать. Большинство этих стран уже вступило в НАТО и считает главным приоритетом внешней политики вступление в ЕС, причем имеет все основания рассчитывать на решение этой задачи в обозримом будущем. Новая Восточная Европа, если использовать этот термин для обозначения тех стран, которые не принадлежат западным структурам и не имеют ясной перспективы вступления в них, охватывает теперь лишь Белоруссию, Украину и Молдавию. Эти страны становятся объектом игры с нулевой суммой между Россией и США [2]. ЕС политику в отношении них не определил. Продолжение такого противостояния, суть которого определяется формулой «чем ближе к нам, тем дальше от них», вредно и для стран Восточной Европы, и для России. Для этих стран это вредно потому, что, во-первых, тот из крупных внешних игроков, который считает себя в данный момент проигрывающей стороной, начинает работать на подрыв стабильности, а во-вторых, потому, что сами они заинтересованы в сотрудничестве с обеими сторонами — и Россией, и Западом. Для России такая политика плоха тем, что в длительной перспективе ведет к неизбежному поражению, поскольку всякий, кто поставлен перед необходимостью делать стратегический выбор между Западом и Россией, выберет Запад - и будет прав. Лишь бы «в Запад» взяли. Соревнование с Западом в цивилизационной привлекательности Россия проиграла всерьез и надолго, и поэтому все мечты о возвращении прежней или о построении новой, хоть бы и «либеральной» империи, ни к чему хорошему не ведут.

Тогда я считал, что совсем не обязательно следовать правилам игры с нулевой суммой, представляя Украину, Белоруссию и Молдову как лодки, которые выбирают, к какому берегу пристать. Вместо этого можно увидеть реку, в которой их лодки, вместе с российской, движутся в одном направлении — к Западу. Разумеется, у каждой из них своя траектория движения: одни могут надеяться на вступление в западные структуры, другие нет. Но если отрешиться от логики игры с нулевой суммой, то Россия среди прочего может добиваться того, чтобы любые шаги по сближению ее восточных соседей с ЕС с ней согласовывались. Речь идет, разумеется, не о праве вето, а о том, чтобы постепенно, но заранее, а не вдогонку, выстраивать такую структуру отношений с ЕС (торговых, визовых и т.д.), при которых даже потенциальное вступление в Евросоюз Украины — как бы далеко сегодня до него ни было — не становилось ударом по российским интересам.

Перечисляя затем разнообразные сложности на пути к осуществлению сценария с конструктивной логикой, я все-таки считал, что этот вариант — не утопия. Бурные события последующих лет показали с полной ясностью, что игра с нулевой суммой была продолжена. Как всегда в таких случаях, виноваты все участники. На Западе хватает людей, которые заинтересованы именно в таких правилах игры. К неоднородности понятия «Запад» мы еще вернемся, но нас, прежде всего, интересует российская внешняя политика. Нет сомнений, что Москва во многом сама себя высекла.

Молдавский провал

Уже в 2003 г. Россия ясно продемонстрировала, что не способна играть роль «честного брокера», когда в рамках «меморандума Козака» постаралась сделать условием примирения между Кишиневом и Тирасполем продление пребывания в Молдавии своих войск аж до 2020 г. Вместо того чтобы разрабатывать соглашение в сотрудничестве с ЕС и ОБСЕ, Москва вела подготовку этого соглашения одна, без Запада и против Запада, в расчете на то, что Воронину деваться некуда. И поражение Москвы состояло не только и даже не столько в том, что Путину пришлось буквально в последний момент отменять свой визит в Кишинев из-за отказа Воронина подписать соглашение. Москва сознательно выбрала тактику действий без сотрудничества и согласования с другими крупными акторами в той ситуации, когда была, как ей казалось, сильнее в данном месте и в данное время. Несколько телефонных разговоров Воронина с Брюсселем ясно показали, насколько ошибочными были кремлевские расчеты на то, что ресурсов Москвы по-прежнему достаточно, чтобы действовать на постсоветском пространстве без оглядки на Запад и без сотрудничества с ним. А еще они показали, насколько прав был в своем решении Воронин, в том числе и с точки зрения своих личных интересов, потому что иначе он бы превратился в такую же мишень для Запада, как Кучма и Лукашенко, не обладая при этом ресурсами сопротивления белорусского президента. Между тем, именно в той ситуации, с промосковским (тогда) президентом в Кишиневе, и можно было продемонстрировать способность быть достойным и предсказуемым партнером, готовность работать вместе с ЕС. Только целью в этом случае должно было быть именно и только урегулирование приднестровского конфликта, а не сохранение своих войск в регионе.

В данном случае очень важно, что в 2003 г. в Брюсселе как столице ЕС еще не было наших прежних заклятых друзей по Варшавскому договору, а в Берлине и Париже у власти были люди, которые меньше всего хотели ссориться с Москвой. От одной мысли о дальнейшей экспансии ЕС в Восточную Европу у них тогда, накануне уже согласованного вступления стран Вышеградской группы, начиналась мигрень. Но уже в 2003 г. ЕС ясно дал понять, что хочет, чтобы с ним всерьез считались в новой Восточной Европе, странам которой вскоре предстояло стать непосредственными соседями Евросоюза.

Президентские выборы на Украине — потеря лица

Однако события, развернувшиеся на Украине в 2004 г., показали, что провал «меморандума Козака» ничему Москву не научил. Предположим, что у Москвы были уважительные причины не желать победы Виктора Ющенко (хотя далеко не все в Москве так думали, и уж тем более не все воспринимали эту ситуацию как своего рода Сталинградскую битву). Предположим, что мы допускаем вмешательство в выборы в соседней стране, хотя бы по принципу — «и они (Запад) тоже». Вопрос о том, кто первый начал, оставим в покое как не имеющий ответа. Но даже в этом случае вопрос о методах — то есть, во-первых, об их эффективности, а во-вторых, об их избирательности, не снимается. И по обоим критериям Москве гордиться нечем.

Выдвижение в качестве кандидата власти на президентских выборах представителя донецкого клана как самого сильного и агрессивного в своей экономической экспансии в другие регионы Украины должно было вызвать и вызвало консолидацию «антидонецких» сил. В. Янукович, с его судимостями и прочими достоинствами, был, наверное, самым трудным объектом для «раскрутки», какой только можно вообразить. Нетрудно представить себе, как бы отнесся Кремль к выдвижению такого кандидата на губернаторских выборах в России (впрочем, история А. Климентьева, отправленного под суд после победы на сразу же отмененных выборах мэра Нижнего Новгорода, дает ясный ответ на этот вопрос). Именно то обстоятельство, что Янукович оказался абсолютно неприемлем, в том числе эстетически, для слишком многих людей, позволило Ющенко выиграть со столь впечатляющим отрывом центр Украины, в том числе Киев. И это в ситуации, когда при жесткой фиксации симпатий и, что не менее важно, антипатий избирателей на востоке и западе исход выборов решался именно в центральной части страны. На фоне Януковича любые недостатки и слабости Ющенко как кандидата уже не имели никакого значения для изначально сомневавшихся избирателей.

Каковы бы ни были причины, побудившие Кучму и «авторитетного» лидера Донбасса Р.Ахметова сделать ставку на Януковича, это не объясняет готовности Путина поддержать кандидата, недостатки которого были слишком очевидны. Если Путин уже после выборов сказал правду, что Кремль делал только то, о чем просили власти в Киеве, то это ни что иное, как признание собственной некомпетентности. Он позволил сделать себя, а вместе с собой и страну, которую он представляет, заложником внутриукраинской клановой борьбы. Я вовсе не хочу сказать, что в Кремле должны были определять, кто именно будет соперником Ющенко, но право отклонения заведомо неприемлемой кандидатуры как условие активной помощи Москва обязана была использовать.

История отравления Ющенко не ясна, и, может быть, никогда не станет вполне ясной. Весьма возможно, что Москва не имела к этому отношения. Но Москва не отшатнулась от Кучмы и Януковича, когда Ющенко стал жертвой таких методов «предвыборной борьбы», и, тем самым, взяла на себя чудовищную моральную ответственность. Именно это, а также немыслимая топорность, с которой были вброшены избирательные бюллетени в Донецке, сказалось на последующих событиях. Не вмешательство России на стороне одного из кандидатов как таковое — Запад тоже вмешивался активно — но то, как это было сделано, и то, как был «украден» второй тур, привело к консолидации общественного мнения, прежде всего в Европе, против Януковича и поддержавшей его Москвы. А это, в свою очередь, позволило тем политикам в ЕС, прежде всего полякам, которые стремились мобилизовать Европейское сообщество в поддержку Ющенко, добиться своей цели. Ни Шредер, ни Ширак не мечтали о том, чтобы ЕС сыграл на Украине ту роль, которую он сыграл. Но в силу совершенной скандальности происходящего им не оставалось ничего другого, как поддержать миссию Квасьневского. И не надо обижаться на Квасьневского. Если кто-то виноват в том, что ему удалось сыграть столь важную роль в украинском кризисе, то этих виноватых надо искать в Москве.

Для президента Путина «оранжевая революция» стала сильным ударом по престижу, настоящей «потерей лица». В своем отношении к внешней — а во многом и к внутренней — политике Кремля российские граждане, в грубом приближении, делятся на три категории. Во-первых, это те, кто изначально враждебно относится к «режиму Путина». Здесь все просто: для этих людей вмешательство России в события на Украине заслуживает осуждения само по себе.

Во-вторых, это те, кто считает, что России надо «перестать церемониться», особенно в отношении соседей. Часть этой категории людей полагает, что надо СССР восстанавливать, часть — что надо какую-то новую империю строить. Этим различием, при других обстоятельствах важным, здесь можно пренебречь. Для них в целом Путин «потерял Украину», а для многих из этих людей вина Путина определяется по принципу, сформулированному в известной песне Высоцкого: «Ты ж советский, ты же чистый как кристалл, начал делать, так уж делай, чтоб не встал!».

Но наибольший интерес представляет третья - наверное, самая многочисленная - категория, которая относилась к Путину по принципу «права на сомнение», то есть не спешила осуждать, старалась понять мотивы тех или иных действий и, в целом, соглашалась со многим во внешней политике его первого президентского срока. Для этой группы политика России в украинских событиях стала «моментом истины».

Здесь нужно сделать оговорку. Многие комментаторы, ставившие в один ряд неудачи Кремля в избирательных кампаниях на Украине и в Абхазии, совершали ошибку. Дело в том, что никто в здравом уме не может представить, что президент лично занимался абхазскими проблемами. Нельзя даже быть уверенным, что Путин помнил фамилию Хаджинбы через полчаса после того, как последнего привели к нему для фотографии на избирательном плакате. Другое дело Украина. Это был приоритетный вопрос внешней политики. Путин неоднократно встречался с Кучмой и Януковичем, дважды ездил в Украину в ходе избирательной кампании. Это — его персональный провал. А если даже в качестве отговорки объявить, что президента «подставили» плохие советники и политтехнологи, то и при этой трактовке это - все равно личный провал Путина, потому что надо знать, кому поручаешь важные вещи. И по существу, и по стилю политика Кремля в ходе украинской избирательной кампании была вызывающе некомпетентной.

«Оранжевые» события в Киеве совпали со страстями по поводу монетизации льгот внутри страны, поэтому трудно определенно сказать, какая доля существенного падения рейтинга Путина в 2005 г. была вызвана его некомпетентной и неуклюжей ангажированностью на Украине. Но стоит обратить внимание, что рейтинг президента вернулся к уже подзабытому уровню 2004 г. именно теперь, после «газовой войны».

Внутриполитическая ситуация на Украине и ее связь с внешней политикой Киева

Ключевая проблема Украины - это раскол страны. Речь о том, что принято называть востоком Украины и что на самом деле представляет собой те десять восточных и южных регионов, которые решительно голосовали против Ющенко. Если третий тур выборов, завершившийся победой Ющенко, легитимен, то легитимны и те 70 с лишним процентов голосов, которые в этих регионах были поданы против президента. Ничто не говорит в пользу предположения, что Ющенко знает, как решать эту проблему. Для начала он пригрозил судом тем, кто ставит вопрос о федерализации Украины и даже об автономии регионов и выборах губернаторов. И не услышал, заметим, в свой адрес почти никакой критики за это со стороны Запада [3]. Затем Ющенко сформировал правительство, в котором лишь 4 из 23 министров родились или долго жили на востоке и юге страны. Причем партия Тимошенко, а она сама входит в число этих четырех выходцев с востока, получила на выборах в ее родном Днепропетровске в 2002 г. 4% голосов. То есть, в кабинете Тимошенко не было политиков, которых избиратель «востока» признавал бы своими легитимными представителями. Ситуация не изменилась принципиально и в правительстве Еханурова. Как справедливо замечает, комментируя эти данные, канадский политолог Доминик Арель, такая политика отражает убежденность Ющенко и его главных союзников, что «восток» должен быть подвергнут «исправлению», системной реформе, руководимой извне.

Арель говорит очень важные вещи, и в том, что он говорит, много неочевидного и для наших комментаторов украинских дел. Поэтому дам длинную цитату. «Восточные украинцы, — пишет Арель, — не русские, но в том, как они интерпретируют свое прошлое и будущее, они тесно связаны с Россией. ... Западные украинцы не чувствуют этой связи, а если и чувствуют, то намного слабее. В этом суть дела. Западные украинцы склонны верить, что эту двухуровневую идентичность на востоке можно „снять“. Это то, что можно назвать строительством нации в этническом смысле. На языке национальных активистов это значит сделать из восточных украинцев „настоящих“ украинцев. Но очень может быть, что в опыте восточной Украины есть нечто устойчивое, что делает этот проект иллюзорным. Это не вопрос языка как такового, но языка в определенном историческом регионе. Восточные украинцы смотрят на „оранжевую революцию“ сквозь призму своего восприятия регионального опыта, и язык, на котором они говорят, становится символом этого самовосприятия. Они отвергают „оранжевую революцию“ не потому, что они внутренне враждебны проекту открытого общества, но потому, что ощущают, что этот проект их исключает» [4].

Почему это важно для внешней политики Украины? Как показывает опыт тех стран, которые уже осуществили в последние пятнадцать лет «бросок на запад», первой стадией процесса неизменно было вступление в НАТО, а затем, через некоторое время, в ЕС. В отличие, например, от Грузии, где никакой явной оппозиции вступлению в НАТО нет, в Украине положительно к членству в НАТО относится не более 25% населения, а более половины — резко против. Причем, главным образом, это «восточные украинцы». Даже идею вступления в ЕС поддерживает только 49,9% населения [5]. Это значит, что попытка форсировать вопрос о вступлении в НАТО чревата для Ющенко еще большим углублением внутренних проблем. Не случайно именно оппоненты Ющенко пытаются сейчас, зимой 2006 г., инициировать референдум о вступлении в НАТО, поскольку уверены в его негативном исходе. Пропагандистская кампания в пользу курса на вступление в НАТО на Украине ведется, но значимых изменений в настроениях избирателей она в обозримом будущем не принесет.

Между тем тот символический капитал, который был у Ющенко — борца, страдальца, победителя (все это написано без иронии), — растрачен едва ли не без остатка, причем как внутри страны, так и за рубежом. Внутри страны вновь доминирует восприятие Ющенко как человека слабого, не слишком компетентного, в целом не соответствующего масштабу той роли, на которую он замахнулся. За год у власти к этому портрету добавились обвинения в коррумпированности окружения и сомнения в чистоплотности самого президента, вызванные скандалом из-за роскошного образа жизни сына Ющенко и тем, каким образом президент старался этот скандал приглушить. Рейтинги президентской партии «Наша Украина» за три месяца до новых парламентских выборов, по самым оптимистичным оценкам, не превышают 20%. Между тем в результате конституционной реформы именно Верховная Рада становится главным центром власти в стране и формирует правительство. Попытки Ющенко поставить конституционное соглашение под сомнение и инициировать референдум в пользу его отмены в январе 2006 г. ясно показали, что ни сил, ни правовых механизмов для такого сценария у него уже нет. Единственный оставшийся у Ющенко значимый политический союзник — социалисты — ясно дали понять, что будут отстаивать новые принципы организации власти. Единственный орган, который мог бы легитимно оспорить конституционное соглашение, - это Конституционный суд, но он оказался недееспособным из-за истечения полномочий большинства судей, а парламент не торопится утвердить новых членов КС до выборов и формирования правительства Верховной Радой.

Если курс на вступление в НАТО неприемлем для востока страны, то курс на сближение с Россией и полноценное вступление в ЕЭП неприемлем для запада Украины, где живет подавляющее большинство оставшихся верными Ющенко избирателей. Даже если бы президент захотел вдруг резкого сближения с ЕЭП, с электоральной точки зрения он ничего бы не приобрел на востоке и рисковал бы много потерять на западе страны, где у него есть сильный конкурент в лице Ю.Тимошенко и ее блока. Отставленная премьерша не только оказалась еще большей популисткой, чем Ющенко, но и заметно более органично справляется с исполнением этой роли на политической сцене. Она настойчиво апеллирует к символике Майдана, так что даже на этот весьма выцветший ресурс Ющенко сохранил монополию лишь с точки зрения формальных авторских прав, закрепленных за его старшим сыном. Блок Тимошенко уже обогнал «Нашу Украину» по популярности у избирателей центра страны и наступает ей на пятки на западе.

Среди провозглашенных Ющенко внешнеполитических приоритетов лишь интеграция в ЕС могла бы послужить в качестве платформы для объединения расколотой страны. В ЕС есть силы, которые пытаются настаивать на скорейшем рассмотрении этого вопроса. Европейский комиссар Данута Хубнер (разумеется — представитель Польши) включила этот тезис в один из своих меморандумов уже в начале 2005 г. И не нужно слишком легко сбрасывать это со счета — поляки имеют в этом поддержку целого ряда новых членов ЕС (хотя и не тех, кто несет на себе финансовое бремя расширения). Напомню, что роль идеологического обеспечения для первой стадии расширения НАТО и ЕС играла концепция «похищенной» Центральной Европы, в которой России была отведена роль того самого похитителя и, что важнее, главного и перманентного «Иного», источника угрозы. Тот же мотив стараются использовать применительно к новой Восточной Европе. И эти голоса теперь звучат не «из прихожей», а в главных европейских салонах. В этом смысле ЕС теперь стал заметно более трудным партнером для России.

Кроме того, Ющенко очень хочет надеяться, что стремление Украины в евроатлантические структуры получит поддержку со стороны Вашингтона. Однако позиция США более значима в вопросе расширения НАТО, чем ЕС, к тому же приоритетом для США является «продавить» членство в ЕС для Турции.

Главные доноры Евросоюза из числа стран «старой Европы» весьма ясно заявили о нереалистичности надежд на членство Украины в ЕС в сколько-нибудь обозримом будущем. Эта позиция была столь жестко обозначена с самого начала отношений с новой украинской властью, что во время своего визита в Германию сразу после победы на выборах, на волне симпатий к «оранжевой революции» немецкого общественного мнения, Ющенко не счел возможным ни разу даже упомянуть о перспективе членства Украины в Евросоюзе.

Все, что происходило в ЕС в 2005 г., лишь подчеркивало бесперспективность надежд Украины. Европейская конституция была провалена. Расширение 2004 г. создало много проблем, которые ЕС не сможет быстро переварить. Бюджет на 2007-2013 годы принят с трудом, и дебаты ясно показали, что наиболее богатые страны весьма жестко борются за сокращение собственной доли финансового бремени. Теракты в Лондоне и, особенно, беспорядки в парижских предместьях сделали будущее решение о принятии Турции еще труднее, причем вне зависимости от того, каким оно будет.

Ясно, что раньше Турции Украина в ЕС не войдет. И, скорее всего, не войдет вместе с Турцией. А шансов на то, что она войдет в ЕС вместо Турции, еще меньше. Скорее всего, ЕС «закроется» после принятия Болгарии и Румынии в 2007 г., во всяком случае, пока не сумеет переварить расширение и принять Конституцию, либо будет в течение длительного времени допускать новых членов гомеопатическими дозами. Например — Хорватию.

Ющенко можно только посочувствовать — в сфере внешней политики он не может получить для себя накануне выборов никаких дивидендов. В некотором смысле положение Ющенко оказалось хуже, чем у Кучмы. Последний, понимая, что на Западе Украину в обозримом будущем не ждут, как мог затягивал принятие решений по вопросам участия в интеграционных проектах с Россией, старясь при этом не только сохранить прежние привилегии в энергетической сфере, но и получить новые — либо как поддержку на выборах, либо как плату за интеграционные обещания, с выполнением которых можно было еще потянуть. Проведя избирательную кампанию под лозунгами «марша в Европу» и перевода отношений с Россией «на прозрачные рыночные основания», доказывая, что членству в ЕС мешает главным образом плохая репутация режима Кучмы, Ющенко лишил себя пространства для маневра, чтобы в следующий момент убедиться, что никакого ускоренного «марша в Европу» не получится. Экономические потери в отношениях с Россией не заставили себя долго ждать. А на роль Моисея, способного если не 40, то хотя бы 20 лет водить свой народ по пустыне, то есть по долгой дороге в ЕС без дешевого российского газа, Ющенко никак не похож. Да и народ несколько иной...

Уроки Ноября, или кого и чему научила «оранжевая революция»

Практически все авторитарные режимы на постсоветском пространстве, будь то мягкий российский авторитаризм или совсем не мягкий узбекский, сделали быстрые и эффективные выводы относительно того, как можно блокировать «цветные революции». Это отразилось в изменениях законодательной базы [6], создании контролируемых властью молодежных организаций, которые можно вывести на площадь в нужный момент. Лишь режиму Акаева не хватило времени на подготовку. Однако «цветная революция» в Киргизии сопровождалась прогулкой участников свержения А. Акаева по бишкекским магазинам, которая убедительно показала, что мирный характер киевских событий - это не правило, а, скорее, исключение. Последовавшие затем события в Узбекистане (весьма кровавые) и в Азербайджане (где власти и оппозиция уже вели себя более сдержанно, ограничившись лишь арестами потенциальных лидеров оппозиции и мирными митингами протеста) свидетельствуют, что «оранжевая революция» войдет в историю не как начало волны подобных движений в постсоветских государствах, а, скорее, как последняя удавшаяся «цветная революция». На перевыборах Н.Назарбаева в Казахстане, которые, как считалось после «оранжевой революции», станут следующим большим «боем за демократию», никто даже не вспоминал о киевских событиях годичной давности. Ясно, что и Лукашенко на ближайших выборах «цветная революция» не грозит — вопрос только в том, сумеет ли оппозиция организовать сколько-нибудь массовые выступления протеста и сколько они продлятся [7].

Да и в самом Киеве о Майдане все больше вспоминают как о, может быть, и прекрасном, но далеком прошлом, не оправдавшим возлагавшихся на движение надежд. Степень коррумпированности власти, ее поглощенность внутренними дрязгами, равно как и уровень свобод через год после «оранжевой революции» принципиально не отличается от того, который можно было видеть на Украине через год после прихода к власти Кучмы. Было бы, конечно, интересно, понаблюдать за тем, насколько эволюция режима Ющенко на протяжении нескольких лет повторяла бы эволюцию режима Кучмы, но боюсь, такой возможности у нас не будет.

Можно с удовлетворением отметить, что в политике Кремля впечатления от «оранжевой революции» вылились не только в разработку превентивных мер в самой России, но и в серьезное переосмысление задач и методов внешней политики страны. Здесь скажем только о методах. Наконец осознав, какую роль могут играть неправительственные организации в проведении внешней политики, в том числе во влиянии на внутриполитическое положение в других странах, в Кремле не ограничились стремлением поставить такие организации в России под строгий контроль, но впервые предусмотрели в бюджете расходы на поддержку деятельности подобных российских организаций за рубежом. В ходе новой избирательной кампании на Украине Россия уже не стала превращать себя в заложницу одной силы, а поддерживает интенсивные контакты со всеми ведущими игроками. Заметно активизировалась работа кремлевских политтехнологов в медийном пространстве, и, похоже, что с этой задачей они справляются лучше, чем с ведением избирательной кампании Януковича в 2004 г. Есть и другие признаки того, что в Кремле постепенно осваивают общепринятые способы проведения так называемой «политики влияния».

За что воевал Кремль в газовой войне?

Модификация методов российской политики во многом связана и с тем, что существенной корректировке подверглись стратегические цели политики России в Восточной Европе. Было бы непростительным упрощением считать, что газовый конфликт между Россией и Украиной был вызван только - или даже главным образом - стремлением Кремля повлиять на исход парламентских выборов на Украине в последнее воскресенье марта 2006 г. [8] и «загнать» Украину в ЕЭП. Москва, скорее, готова была смириться с ростом антироссийских настроений на Украине для достижения своих стратегических, а не краткосрочных целей.

Очевидно, что прежние политико-идеологические приоритеты, тема близости России и Украины, их интеграции отошли на задний план. И общественное мнение оказалось к этому готовым. Объединение России и Украины по-прежнему приветствовали бы более 70% граждан России. Однако еще накануне газового конфликта лишь 18% опрошенных россиян считали объединение реальным, а значит, видели эту задачу как приоритет для российской политики. Еще 35% допускают такую возможность лишь в отдаленной перспективе, и примерно столько же считает, что это абсолютно нереально [9]. Как следствие, общество уже не ждет от политиков усилий по достижению утопической цели и даже готово поддержать жесткую линию по отношению к Украине как к «отрезанному ломтю».

Это не значит, что интеграционные планы в отношении Восточной Европы вообще и Украины в частности сданы в архив. Однако они уступили первое место на шкале приоритетов экономическим задачам. Политическая интеграция с Белоруссией может стать результатом проводимой экономической политики, но экономические цели и, прежде всего, цели энергетической экспансии не будут более приноситься в жертву задаче «заманить» Украину в ЕЭП или Белоруссию в «единое государство». Энергоносители становятся стержнем российской политики, и Путин ясно говорит об этом.

Тема рынка энергоносителей и способов их доставки от производителя к потребителю требует отдельного и подробного обсуждения. Обозначим лишь несколько ключевых моментов, которые оказывают непосредственное влияние на международные отношения в Восточной Европе.

Во-первых, нужно отметить качественную новизну возникшей ситуации с ценами на энергоносители. Резкие колебания этих цен — не новость. Однако сегодня следует говорить не об очередном пике цен, за которым неизбежно последует их спад, но о выходе базовых цен на принципиально иной уровень. Дело в том, что число крупных потребителей энергоресурсов выросло и будет продолжать расти за счет Индии, Китая и стран Юго-Восточной Азии. Число же надежных поставщиков нефти и газа сокращается. Постепенно иссякают запасы в Северном море.

Это делает совершенно несерьезными любые разговоры о диверсификации поставок газа в Европу и сокращении зависимости ЕС от «Газпрома». Напротив, его доля неизбежно будет расти. Балтийский трубопровод в Германию не сможет принять на себя всю нагрузку, которая сейчас приходится на украинские газопроводы. Но, вместе с достроенным из Турции до Италии газопроводом «Голубой поток», проложенным по дну Черного моря, он сможет обеспечить транспортировку в «старую» Европу всего объема газа, закупаемого у России. В этом случае угроза несанкционированного отбора газа Украиной будет касаться уже не Германии, Италии, Франции, но только Венгрии, Словакии и Румынии. Последним получателем газа вместо его транзитера станет и Польша. Это сводит на нет возможности стран Восточной Европы (как старой, так и новой) сопротивляться повышению цен на газ. Весь вопрос будет сводиться к тому, смогут ли они за него платить.

Строительство мощностей по поставкам газа в Китай, Корею, Японию, США (как трубопроводов, так и заводов по производству сжиженного газа) позволит «Газпрому» выбирать рынки сбыта. При этом последние шаги «Газпрома» в Центральной Азии показывают, что ему практически удалось монополизировать сбыт газа, добываемого в Туркменистане и Узбекистане. Парадоксальным образом «оранжевая революция» сыграла в этом регионе на руку Кремлю — авторитарные правители Ашхабада и Ташкента решили, что политическая поддержка Москвы им не помешает, и предпочли сотрудничать с «Газпромом», а не пускаться в рискованные проекты газотранспортного консорциума с Украиной.

В отношении ЕЭП в Москве очевидным образом принята тактика «поезд уходит без опоздавших» [10]. В рамках новой энергетической стратегии главным партнером России в ЕЭП становится Казахстан. И роль Казахстана в свете последних событий, в том числе попыток реанимации ГУАМ, сильно возрастает. ГУАМ потенциально представляет вызов для России в двух вопросах. Во-первых, это Приднестровье. Но так же, как Россия одна была не способна решить эту проблему, так и без России решить ее нельзя [11].

Существенно более важен вопрос о транспортных коридорах каспийской нефти и среднеазиатского газа в обход России, с которым ГУАМ связан напрямую. Вот здесь тесный союз с Казахстаном становится для Москвы крайне важен, потому что если казахстанские нефть и газ будут прокачиваться главным образом через российскую систему или продаваться в Китай, альтернативные пути транспортировки должны будут опираться лишь на нефть Азербайджана и оказываются просто нерентабельными. Вопрос о том, станет ли Восточная Европа угрозой для энергетических позиций России или одним из источников прибылей «Газпрома», еще далеко не закрыт, но на данном этапе «Газпром» играет партию белыми фигурами.

«Газпром» готовится собирать богатый урожай. Чтобы он был действительно обильным, «Газпрому» нужен контроль не только над магистральными трубопроводами, но и над газораспределительной сетью, то есть сбытом газа непосредственным потребителям. В «старой» Европе «Газпром» пытается с переменным успехом добиться этого в партнерстве с крупнейшими местными кампаниями. На рынке Прибалтики ему также пришлось по политическим соображениям действовать в союзе с Рургазом и концерном E.ON. Сегодня этот рынок сбыта уже в руках консорциумов «Газпрома» и немецких концернов. В Восточной Европе «Газпром» старается, где может, обходиться без западноевропейских партнеров. В конфликтах, которые сопровождались на разных этапах отключением газа, «Газпрому» удалось именно в конце 2005—начале 2006 гг. добиться уступок в вопросе о собственности на газопроводы и газораспределительные сети в Белоруссии и Молдавии. На очереди — создание совместного с «Нафтогазом» предприятия по сбыту газа на внутреннем рынке Украины. Аналогичную политику «Газпром» проводит в Грузии и Армении. С учетом того, что «Газпром» подконтролен государству, Кремль принципиально меняет механизм использования экспорта энергоносителей как инструмента внешней политики. Мощь газа как политического оружия резко возрастает.

В этой связи правительствам Восточной Европы есть от чего занервничать. Особенно это касается Украины, которая за пятнадцать лет независимости не сделала ровным счетом ничего для перехода на энергосберегающие технологии. Здесь полезно сравнение с Польшей, которая, как и Украина, унаследовала от социализма крайне энергоемкую экономику. Поляки, однако, не сидели сложа руки и сегодня могут платить за газ более 200 долларов. Так что современную отчаянную ситуацию Украина создала для себя во многом сама [12].

Впрочем, объяснима и нервная реакция Польши и прибалтийских стран на строительство балтийского газопровода — никто не знает, сколько будет стоить газ через год. По расчетам американских экспертов, достаточно совпадения во времени двух неблагоприятных факторов, как, например, ураган Катрина и нападения на нигерийские нефтяные скважины в этом году, чтобы цена на нефть взлетела до 160 долларов за баррель, а с ней и цена на газ. Между тем, скандал вокруг ядерной программы Ирана делает такой вариант развития событий вполне возможным.

Весьма важно, что в своих проектах экспансии «Газпром» опирается на союз с мощными коммерческими структурами «старой» Европы и, как следствие, может быть уверен в достаточно благожелательном отношении политиков этих стран. Найм Г. Шредера на работу в совместное предприятие по постройке балтийского трубопровода вызвал скандал, но решения бывший канцлер не изменил. Не менее важно, что новый канцлер А. Меркель сразу дала понять, что не намерена ставить проект под сомнение. Весьма показательно, что ЕС приветствовал договоренности по газу между Москвой и Киевом, в то время как США необычно резко их критиковали — политические приоритеты игры с нулевой суммой в этом случае старая Европа не пожелала ставить выше своих экономических интересов.

Формирующаяся империя «Газпрома», если это термин применим в данном случае, весьма отличается от межгосударственных интеграционных проектов прежних лет. Она не нуждается в политической интеграции и заметно менее чувствительна к смене политических сил, находящихся у власти в Восточной Европе. Не менее важно, что эта империя опирается на коммерческие контракты, легитимна с точки зрения международного права [13] и способна защищать себя в судах.

Отношения России с Польшей и роль Варшавы в Восточной Европе

В последние годы отношения России и Польши неизменно были сложными. В то же время, как убедительно показано в статье С. Дембского в этом сборнике, официальная Варшава, во всяком случае, на уровне министров иностранных дел, неизменно старалась сохранять сдержанный тон. В целом то же можно сказать и об официальной позиции Москвы. Разумеется, польские средства массовой информации отнюдь не придерживались этой линии. Антироссийские кампании в польской прессе представляли собой дежурное явление в течение последних полутора десятилетий. В российских средствах массовой информации польская тема появлялась заметно реже, хотя всплески антипольских настроений также имели место.

В 2004 и 2005 гг. мы стали свидетелями резкого обострения отношений между Москвой и Варшавой, что было обусловлено целым рядом причин. Чаще всего это связывают с вмешательством президента А. Квасьневского в кризис на Украине осенью 2004 г. В Москве его роль в киевских событиях восприняли с нескрываемым раздражением, хотя Москва сама создала все условия для успеха его миссии своей слишком активной и неуклюжей поддержкой В. Януковича. Именно благодаря этому Квасьневский смог мобилизовать для активного вмешательства в события на Украине ведущие фигуры ЕС, хотя изначально и Берлин, и Париж надеялись остаться в стороне. Между тем, Квасьневский, благодаря своим контактам в обоих лагерях украинских политиков, сыграл важную роль в предотвращении использования силы со стороны режима Кучмы, за что, в конечном счете, ему должны быть признательны все участники противостояния.

События в Киеве показали, что претензии Варшавы как новоиспеченного члена ЕС на ведущую роль в определении восточной политики этой организации при определенных обстоятельствах могут стать реальностью. Дальнейшее ухудшение отношений Москвы и Варшавы в 2005 г. происходило уже в условиях, когда недружественные заявления и жесты делались на уровне высокопоставленных официальных лиц. Российская сторона в этом плане отнюдь не отставала от польской: достаточно напомнить о том, как Путин «забыл» упомянуть поляков среди тех, кто сражался с нацизмом во время празднования 60-й годовщины Победы, о том, как российский президент поспешил высказаться об избиении детей российских дипломатов в Варшаве в первый же день после происшествия, и о том, как были затем избиты сотрудники польского посольства в Москве. Вряд ли следует объяснять это лишь раздражением в связи с украинскими событиями. Готовность Москвы к эскалации напряженности в отношениях с Варшавой может иметь и «рациональное» объяснение. Никакой положительной повестки дня в сфере международных отношений в Восточной Европе у Варшавы и Москвы на сегодня не видно. Польша выступает адвокатом скорейшего принятия Украины (а также, в принципе, Белоруссии и Молдовы) в ЕС и НАТО, подчеркивая при этом, что данный вопрос совершенно не касается России. Польша наиболее активно из всех стран ЕС поддерживает оппозицию Лукашенко в Белоруссии [14] и не скрывает критического отношения к проектам российско-белорусской интеграции. Наконец, Польша, вместе со странами Прибалтики, предпринимает все возможные усилия для того, чтобы торпедировать проект строительства газопровода из России в Германию по дну Балтийского моря. В целом Польша претендует на роль лидера, вокруг которого могли бы объединиться те новые члены ЕС, чьи отношения с Россией остаются весьма неблагополучными. Она же играет активную роль в попытках создания новой организации «Содружество демократического выбора», об антироссийской направленности которой открыто говорят некоторые ее участники. Варшава настойчиво говорит в Брюсселе о необходимости «энергетической солидарности» стран ЕС, причем в ее трактовке этого понятия «Газпром» выступает как источник угрозы, в том числе и политической. В этих условиях дальнейшая эскалация напряженности в двухсторонних отношениях Москвы и Варшавы, акцентирование при каждом удобном случае польской русофобии может помешать Польше в ее стремлении утвердиться в качестве ведущей силы, определяющей восточную политику ЕС, ведь страны «старой» Европы обострять отношения с Москвой не хотят.

Трудно предсказать, насколько успешной может быть такая тактика, основанная на принципе «чем хуже, тем лучше». Пока что политические процессы в самой Польше, где пришедшая к власти в конце 2005 г. консервативно-католическая и националистическая партия братьев Качиньских «Право и справедливость» всерьез рассматривает возможность коалиции с радикальными популистами и евроскептиками из Лиги польских семей и Самообороны, скорее подрывают позиции Польши в ЕС. Сама же по себе Польша не обладает ни экономическим, ни политическим потенциалом для того, чтобы в длительной перспективе играть ведущую роль в Восточной Европе. Именно кризисные ситуации в Восточной Европе создают для Варшавы дополнительные возможности.

ЕС, Россия и Восточная Европа

Болгарский политолог Иван Крастев дал полезное определение ЕС как великой державы с неопределенными границами [15]. Оно требует уточнения. Во-первых, ЕС лишь потенциально является великой державой, и не вполне ясно, сможет ли он ею стать. Во-вторых, ЕС обладает уникальным механизмом расширения, легитимность которого никем с правовой точки зрения не оспаривается. Способность ЕС создавать у своих соседей мощную положительную мотивацию для присоединения к Союзу сегодня является главным инструментом внешнеполитического влияния ЕС. Но это же является источником определенной внешнеполитической слабости Евросоюза.

Оценивая возможности политики ЕС в Восточной Европе, нужно иметь в виду, что неверно рассматривать эту проблему по аналогии с влиянием ЕС в последние пятнадцать лет на страны прежней Восточной Европы, которые теперь принято называть странами Центральной Европы. Принципиальное различие состоит в том, что в отношении стран Центральной Европы ЕС сразу ясно определил перспективу членства. Именно этот фактор оказывал решающее стабилизирующее воздействие как на внутриполитические процессы, так и на отношения между странами региона. Иными словами, за правильное поведение был твердо обещан приз — членство в ЕС. Можно только догадываться, как развивались бы, например, отношения Венгрии с Румынией и Словакией, если бы все эти страны не рассматривали вступление в ЕС как приоритет своей внешней политики. Внутренняя стабильность, сдерживание авторитарных тенденций и радикального национализма тоже во многом определялись в странах Центральной Европы и в прибалтийских республиках этим фактором.

Когда полпред Украины в ЕС Р. Шпек настаивал в январе 2006 г. на том, чтобы ЕС дал обещание его стране, что она будет принята в Союз, он, на самом деле, касался главной болевой точки сложившейся ситуации. Не желая связывать себя обещаниями такого рода, Брюссель лишает проевропейских политиков на Украине важнейшего ресурса легитимации, причем в ключевой момент перед парламентскими выборами. Сам факт того, что в этой ситуации ЕС не готов дать такое обещание даже в отношении отдаленного будущего, свидетельствует о глубине разногласий о будущем Восточной Европы среди политиков Союза.

В ЕС нет и в ближайшее время не будет консенсуса по вопросу о возможности дальнейшего расширения Союза на восток. Вместе с тем, Евросоюз уже не желает рассматривать пространство СНГ и, прежде всего, страны Восточной Европы как зону преимущественного влияния России. Внешнеполитические неудачи в Восточной Европе в 2003 и 2004 гг., кажется, заставили Кремль понять и принять эту новую реальность. В то же время ЕС, в особенности «старая» Европа, не заинтересован в том, чтобы превращать этот регион в зону конфронтации с Россией. В ближайшее время предстоит трудный диалог ЕС, Москвы и стран Восточной Европы о том, каковы будут новые правила игры на этом пространстве. Первый этап выяснения новой реальности уже пройден — он заключался в расставании прозападных элит Восточной Европы с иллюзиями относительно возможности ускоренного марша в ЕС по образцу стран Центральной Европы.

Москва же до сих пор целиком полагается в своей европейской политике на контакты с Парижем, Берлином и Римом. Между тем в 2005 г. Г. Шредер уступил пост канцлера А.Меркель, которая вовсе не нуждается в тех особых отношениях с Путиным, за которые она не раз критиковала Шредера в ходе избирательной кампании. С. Берлускони вполне может потерять свой пост уже в 2006 г. Ж. Ширак тоже переживает закат своей политической карьеры, и на смену ему в 2007 г., если не раньше, может прийти Н. Саркози, никаких симпатий к России до сих пор не проявлявший.

Однако эта новая ситуация не обязательно должна обернуться для России ухудшением отношений с ЕС, в том числе по вопросам, связанным с Восточной Европой. Визит Меркель в Москву в январе 2006 г. ясно показал, что смена тона в отношениях России и ее главного партнера в ЕС, Германии, не будет сопровождаться пересмотром реального содержания отношений, прежде всего в экономической сфере. Здесь интересы совпадают, и это крупные интересы.