Глава XIV РАСЦВЕТ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ В ЭПОХУ ИМПЕРИИ

Глава XIV

РАСЦВЕТ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ В ЭПОХУ ИМПЕРИИ

Историю Римской империи обычно начинают с битвы при Акции, когда Октавиан остался единственным правителем вновь объединившейся римской державы. То было многоукладное государство, включавшее народы и племена, стоявшие на разных уровнях развития. Такая провинция, как Ахайя, давно уже пережила расцвет, а затем кризис классического полисного строя. Ее экономика находилась в состоянии длительного застоя, и свое значение некоторые ее города, в первую очередь Афины и Дельфы, сохраняли лишь как культурные и культовые центры, остальные же постепенно приходили в упадок. Даже возведенный Цезарем в ранг колонии Коринф, несмотря на свое положение резиденции наместника и благоприятные возможности для развития морской торговли, не достиг прежнего процветания и не мог соперничать с другими торговыми центрами.

Нарбонская Галлия (Плиний Старший называет ее как бы продолжением Италии), Южная и Юго-Восточная Испания, издавна испытывавшие влияние финикийцев, карфагенян, греков, а затем римлян, уже один-два века входившие в состав римской державы, располагавшие богатыми природными ресурсами, гаванями, судоходными реками, отличались высокоразвитой экономикой, базировавшейся в значительной мере на труде рабов. Наряду с сотнями мелких поселений выросли большие, следовавшие античным образцам города. Древний Гадес, получивший от Цезаря римское право, насчитывал до 50 тыс. жителей, из них 500 римских всадников. Из Гадеса происходила знаменитая семья Бальбов, глава которой получил еще от Помпея римское гражданство, а затем, перейдя на сторону Цезаря, возвысился и, как и его сын, стал сенатором. Богатство Гадеса основывалось на морской торговле со странами Средиземноморья и Атлантического побережья. Центром большой плодородной области была Кордуба, населенная римлянами и местными уроженцами, родина поэтов и архитекторов, украшавших город. В Кастуло, Обулько, Бело, Малаке и других городах побережья изготовлялись соления и знаменитый гарум из рыбы, дававшие большие доходы и экспортировавшиеся по всему Средиземноморью. На восточном побережье самым крупным и богатым городом был Новый Карфаген, центр рудников (принадлежавших частным лицам или сдававшихся откупным компаниям), судостроения, порт для вывоза продуктов земледелия и скотоводства. Следующей по значению была Тарракона — город, построенный по римскому образцу. Во всех этих и в ряде более мелких городов существовали театры, цирки, форумы, храмы, ставились статуи, подражавшие греческим и римским образцам. При Цезаре колониями стали, кроме Гадеса, Аста Регия, Гиспалис, Укуби, Урсо; еще раньше колониями были Картея и Кордуба; Сагунт, населенный греками и местными жителями, имел право римского гражданства.

О том, что представляла собой римская колония в Испании того времени, мы можем судить отчасти по отрывкам устава колонии Юлии Генетивы (CIL, II, 5431), выведенной после смерти Цезаря и предназначавшейся не для ветеранов, как большинство колоний, а для плебса. Борозда, проделанная с помощью плуга, очерчивала границы города; колонии отводилась внутри этих границ и за их пределами территория, частично переданная в качестве наделов колонистам, частично составлявшая их общую собственность, использовавшуюся под пастбища, леса или сдававшуюся в аренду сроком на пять лет для пополнения городской казны. Помимо колонистов, там жили лица, к их числу не принадлежавшие, очевидно, из местного населения,— как мы знаем из трудов агрименсоров (землемеров), часть земли при основании колонии оставлялась туземцам.

Делами колонии управляли совет декурионов (обычно 100 человек) и выборные магистраты, имевшие свой штат писцов, счетчиков, курьеров; все они получали определенное жалование и не призывались в армию, «за исключением случаев мятежа в Италии или Галлии». Декурионы и магистраты должны были владеть недвижимостью и располагать средствами достаточными, чтобы нести расходы в пользу сограждан (проводить игры, обслуживать культ богов — покровителей города и т.п.); в то же время их имущество служило залогом честности в управлении городской казной. Недвижимость должны были иметь также городские авгуры и понтифики, назначавшиеся основателем колонии с последующей кооптацией членов. Дуумвир, ведавший судом, имел право в случае необходимости набирать и выводить за пределы города вооруженный отряд из колонистов и приписанных к колонии поселенцев. И те, и другие должны были отработать пять дней в году на постройке укреплений.

Много внимания уделялось штрафам за разные провинности, разбиравшиеся судом. Так, за самовольное, без приговора суда, заключение в оковы должника кредитор платил штраф в 2 тыс. сестерциев; захвативший общественные земли платил за каждый год, что ими пользовался, и за каждый югер штраф по 100 сестерциев; 20 тыс. взималось с дуумвира, взявшего взятку у подрядчика, работавшего для города, или арендатора городской земли; за нарушение межевых камней и рвов, разделявших частные наделы, виновный платил 1000 сестерциев; 5 тыс. взималось с кандидата в магистраты или его друга, устроивших пир и раздавших подарки избирателям.

Таким образом, колонии (а впоследствии и муниципии, и даже не имевшие соответственного статуса города) в провинциях в значительной мере воспроизводили порядки республиканского Рима классической поры. Правда, плебс играл здесь, видимо, меньшую роль, чем в Риме III-I вв., участвуя лишь в выборах магистратов, но не в законодательной деятельности, бывшей некогда столь мощным оружием римских плебеев. Но налицо сочетание владения частными наделами с правом пользования землей, принадлежавшей всему гражданскому коллективу, связь владельческих и гражданских прав и, что весьма знаменательно, типичный для античной гражданской общины цензовый принцип — принцип, по выражению одного исследователя, «геометрического равенства», предполагавший, что гражданин, обладавший большим имуществом, родовитостью, широкими связями, обязан нести большие обязанности в пользу сограждан.

Несколько иным было положение в Нарбонской Галлии. С одной стороны, там уже были многочисленны города, населенные римскими землевладельцами и дельцами, развитая экономика; в районах, близких к Массилии, основавшей несколько своих поселений, было сильно греческое влияние, что облегчило и распространение влияния римского. Города, расположенные на побережье и на судоходных реках, приобщались к торговле; росли и города, являвшиеся центрами наиболее крупных племен. Статус колоний имели Нарбон, Форум Юлия, Арелата, Бетерра, Араузион, Валентин на территории каваров, Вьенна у аллоброгов, Немаус у арекомиков, Толоза у тектосагов; латинским правом были наделены Аквы Секстиевы у салувиев, Авенион у каваров, Апта Юлия, Антиполис. Вместе с тем в провинции еще сохранялось значительное число мелких отсталых племен, объединенных в паги и села, а иногда в некие коллективы, природа которых нам не известна, или в соседские и культовые ассоциации.

Знать крупных племен уже селилась в городах, эксплуатируя зависимое местное население. Например, Немаус имел 24 зависимых от него пага. На эту знать, местных «принцепсов», в основном опирались римляне. Но влияние переселенцев из Италии, развитие торгово-денежных отношений, ведших за собой развитие ростовщичества и задолженности, внедрение рабского труда начинали разлагать старые отношения, что вызывало недовольство части знати. По мнению М. Клавель-Левек, большую роль в происходивших изменениях играла проводимая римлянами, особенно при выведении колоний, но не только в связи с ними, центуриация территорий (т.е. разделение на центурии — см. ниже) и составление земельных кадастров. Часть земли отводилась местным общинам, что стесняло их возможности освоения новых земель. Но, с другой стороны, росло число вилл римского образца, проводились дренаж и мелиорация, осваивались новые культуры, например виноградарство.

Один такой кадастр, правда составленный несколько позже, уже в правление Августа, и восстановленный при Веспасиане, был найден в Оранже, римской колонии Араузионе. Он составлен в соответствии с правилами, известными из трудов агрименсоров. Согласно таким правилам в кадастр записывалось, сколько земли выделено в наделы, т.е. ассигнировано, сколько возвращено местным жителям и сколько обменено. Территория Оранжа относилась к категории ager limitatus per centurias divisus et assignatus (т.e. земель, размежеванных и розданных в качестве наделов). Центурии обычно были квадратными, со сторонами в 710 м, и содержали 200 югеров; иногда центурии были двойные. Для каждой центурии обозначалось, сколько югеров дано ветеранам, освобожденным от уплаты податей, сколько оставлено за колонией в целом общественной земли, сколько платы причитается с югера этой земли и кто и сколько ее арендует, какая площадь возвращена племени трикастинов, из территории которого была взята земля для колонии, и, наконец, какие отрезки (так называемые субсецивы) остались незанятыми при нарезании наделов (обычно они служили общими пастбищами или присваивались отдельными землевладельцами). Счет долгов вел curator kalendarii, за просрочку взималось 6%. Так, в одной центурии на ассигнацию пошло 118¹/₂ югера, колонии было дано 41¹/₂ югера с уплатой по 3 асса за югер, 40 югеров необработанной земли возвращено трикастинам. В другой центурии вся земля была оставлена колонии при выплате 100 денариев, держателем земли был некий Лукреций. В третьей центурии ассигнировано было 10 югеров, остальные земли, возделанные и невозделанные, отданы трикастинам. В одном случае 196 югеров было ассигнировано, колонии отдано 4 югера, которые она сдавала по необычайно высокому тарифу — 5 денариев за югер.

Иногда в аренду сдавалась вся земля города. Так, из 56 югеров, принадлежавших колонии в одной центурии, половину арендовали два Лициния, половину Дувий Альбин; в одном фрагменте арендатором, видимо, выступает село Эрнагин, в другом — племя сегусиавов, в третьем — какой-то поселок — vicus. Примерно такую же картину дает аэрофотосъемка Нарбона, где части земли были целиком отданы туземцам и впоследствии назывались prata Liguriae (лигурийские луга) или Liguria.

Итак, первоначально и ассигнированные, и арендованные участки были невелики, так что основание римских городов способствовало развитию небольших вилл и соответственно рабства, тем более что, по сообщениям тех же агрименсоров, земли туземной знати, враждебной римлянам, конфисковывались, а затем или шли в надел колонистам, или делились между сидевшими на них земледельцами, что тоже стимулировало распространение среднего и мелкого землевладения и до известной степени вытеснение туземных отношений античными. Немалое значение имело и обусловленное правилами выведения колоний сосуществование римлян с живущими на тех же землях туземцами. Они именовались поселенцами — incolae (этот термин имел и другое значение — гражданин какого-нибудь города, живший и ведший дела в другом городе) и, не будучи городскими гражданами, практически тесно с ними соприкасались, перенимали их образ жизни, язык, имена, культуру. По особой просьбе и в виде особой милости императоры могли разрешать привлекать incolae к отправлению городских повинностей и магистратур, за что те получали римское гражданство, и это ускоряло романизацию наиболее состоятельных из них.

Наряду с такими, уже значительно продвинувшимися по пути романизации областями обширные территории оставались ею почти не затронутыми, и там господствовали отношения, сложившиеся до римского завоевания.

В Испании еще не были подчинены Риму астуры и кантабры. Но и в принадлежавших Риму центральных и северо-западных районах продолжали жить по старым обычаям. Городов, представлявших собой укрепленные центры и расположенных на возвышенностях, было немного. Экономика основывалась на земледелии и особенно на скотоводстве. Основными ячейками населения были племена и роды, возглавлявшиеся принцепсами. На северо-западе от Дуэро еще господствовала неразделенная коллективная собственность на землю и совместное хозяйство. В других районах уже выделилась родоплеменная знать, владевшая значительным богатством и господствовавшая над зависимым населением, своими сородичами и соплеменниками.

Сходным было положение и на территории Галлии, покоренной Цезарем. Здесь жило около 60 племен, более развитых и сильных (эдуи, арверны, сеноны, ремы) или более мелких и отсталых (например, племена, населявшие Бельгику). Цезарь уничтожил подчинение одних племен другим, но это не сломило могущества племенных принцепсов, живших со своими многочисленными клиентами в укрепленных валами и рвами бургах. Простой народ жил отдельными хуторами или состоявшими из нескольких хижин-землянок деревнями. Как показывает аэрофотосъемка, земля делилась на прямоугольные или квадратные участки в 0,1-0,6 га. Очевидно, то были приусадебные наделы семей, тогда как вся пахотная и пастбищная земля принадлежала общине. Довольно значительными городскими и ремесленными центрами были Бибракта у эдуев, Аварик у битуригов, Бурдигала в Аквитании. Римской колонией стал с 43 г. до н.э. Лугдун, быстро росший и развивавшийся. Часть принцепсов, поддерживавших Цезаря, получили от него римское гражданство, носили имя Юлиев, служили в римской армии и были преданы Риму. Но оппозиция его господству продолжала глухо тлеть под покровом видимой покорности.

Несмотря на полную романизацию, не вполне однородной была и сама Италия, измученная вековыми гражданскими войнами, проскрипциями триумвиров, перекраиванием земель, отобранных для ветеранов. Южные области, занятые под огромные пастбища, были мало заметны в ее жизни. Районы вплоть до долины По были в основном заняты большим числом мелких и средних вилл, городами, населенными землевладельцами (число которых возросло за счет наделения землей 300 тыс. ветеранов), ремесленниками, торговцами. Кое-где оставалось и крестьянское население, жившее пагами и селами, сохранявшими большие или меньшие следы общинных отношений. Последние, видимо, были еще очень живучи в Транспаданской области, где было значительное кельто-лигурийское население и многочисленное крестьянство. Здесь растут и развиваются богатые аграрные, торговые и ремесленные города — колонии Аквилея, Ком, Мутина, Медиолан, Парма, Верона и др.

Что касается Рима, то он превратился в столицу мировой державы с населением в 700-800 тыс. человек. В его состав входил и нищий и беспокойный плебс, теснившийся в комнатах 4-5-этажных домов, собиравшийся на рынках, площадях, в трактирах, и бесчисленные мелкие ремесленники и торговцы из свободнорожденных плебеев, отпущенников, рабов, и богачи, жившие в обширных, окруженных садами особняках, снабженных паровым отоплением, водопроводами, банями, обслуживавшиеся сотнями рабов, ремесленниками, врачами, чтецами, библиотекарями, воспитателями детей. Плебс, утратив свое политическое значение, еще мог стать опасным, взбунтоваться при любой задержке с подвозом хлеба для раздач, особенно катастрофическом пожаре и т.п. Со времен гражданских войн в его среде ходили туманные пророчества, приписывавшиеся Сивиллам и предвещавшие какие-то коренные перемены, укоренялись культы разноплеменных богов, занесенных солдатами с Востока.

Формирующаяся империя была разнородна не только с точки зрения социально-экономических укладов, господствовавших в разных ее областях, но и с точки зрения как классовой, так и статусно-сословной структуры населения. В старых рабовладельческих и романизированных районах основными антагонистическими классами были рабы и их господа, отлично сознававшие, что рабы их ненавидят и при первом удобном случае убегут, убьют господ или поднимут восстание. Но достаточно многочисленным был и городской плебс, состоявший из более или менее состоятельных торговцев, ремесленников, мелких ростовщиков, наемных работников, а также крестьянство, частично расслаивавшееся, но продолжавшее составлять большинство населения. В областях с преобладанием доримских отношений были сильны противоречия между «принцепсами» и эксплуатируемыми ими зависимыми земледельцами, противоречия, на которых всегда умело играли римляне во всех ведшихся ими войнах. Сословия сенаторов и всадников хорошо известны нам из истории Рима, но можно полагать, что свои сословия имелись и в среде покоренных народов и что те, кто занимал там более высокое положение, не довольствуясь незначительными подачками римлян, стремились в какой-то мере с ними сравняться. Только расширив за их счет свою социальную базу в провинциях, Рим мог надеяться утвердить свое господство, достаточно скомпрометированное негибкой политикой сенатского правительства и грабежами, которыми отмечен последний период гражданских войн. С точки зрения статуса население делилось на римских граждан, «народ господ», пользовавшийся всеми свободами и привилегиями, которых в свое время добились для граждан плебеи; латинских граждан, сохранявшихся только в провинциальных городах латинского права, в общем не очень отличавшихся от римских граждан и получавших с семьями римское гражданство, если они отправляли в своем городе выборные магистратские должности; перегринов, к которым принадлежало огромное большинство провинциального населения. Они были гражданами своих городов на землях племенных и территориальных общин и жили по их законам, не пользуясь той защитой, которую законы Рима предоставляли римским гражданам (например, запрещение порабощения, запрещение подвергать гражданина телесным наказаниям, право его апелляции к народу в случае вынесения смертного приговора и т.п.); они не могли вступать с римскими гражданами в законный брак и наследовать их имущество. Самое низшее место среди свободнорожденных занимали дедитиции — довольно туманная категория, под которой понимались враги, сдавшиеся на милость победителя (т.е. Рима) без всяких условий и договоров. Они были лишены всех прав, например права составлять завещание, так как не входили в состав какой-либо общины, законами которой могли бы руководствоваться и защищаться. Кто именно из жителей римской державы относился к этой обездоленной категории, сказать трудно — возможно, то были сельские жители провинций, не приписанные ни к какому городу и принадлежавшие к племенам и народам, оказавшим в свое время особенно стойкое сопротивление римской агрессии. Различным был и статус провинциальных городов: римские колонии и муниципии, разница между которыми постепенно сгладилась; города, наделенные свободой и иммунитетом или только свободой; союзные города и наиболее многочисленные стипендиарные города.

Таково было состояние державы, которую предстояло как-то упорядочить и укрепить новому правительству.

1. ПРИНЦИПАТ АВГУСТА

Масштабы империи, неспособность сенатского правительства обеспечить управление державой, возраставшая роль армии все более и более склоняли самые различные слои общества к мысли о необходимости единоличного правления. Даже такой идеолог сената, как Цицерон, в своих политических трактатах отдавал предпочтение монархии и рисовал некую неопределенную фигуру призванного возглавить ее принцепса. В народе особенно популярны были предания о царях-народолюбцах, в первую очередь Сервии Туллии, погибшем от рук патрициев. Тот же плебс, организованный в армию, сражался за переход власти из рук сената в руки своего императора. Таким образом, установление единоличного правления Октавиана не было неожиданностью и не могло вызвать серьезного сопротивления.

Много споров, особенно среди западных историков, привыкших мыслить юридическими категориями, всегда вызывал вопрос о, так сказать, конституционных основах власти Октавиана. Известно, что в 27 г. до н.э., устроив дела на Востоке и возвратившись в Рим, Октавиан, соответственно подготовив почву, удалив из сената оппозиционные элементы и оставив в сенате 600 человек вместо 1000, явился в сенат и заявил, что, поскольку гражданские войны окончены, он слагает с себя чрезвычайные полномочия триумвира и возвращает власть сенату и народу. Естественно, присутствовавшие на заседании умоляли Октавиана не покидать Рим в трудных обстоятельствах и продолжать им руководить. Отчасти тогда, а отчасти с течением времени ему были даны звания и привилегии, оформлявшие его статус. Как в свое время Цезарь, он включал в свое имя титул императора, что подчеркивало его непосредственную связь с войском. В течение ряда лет (9 раз подряд, а затем еще 7 раз) он был консулом. Ежегодно он облекался трибунской властью, которая не только давала ему право налагать вето на распоряжения магистратов, но и определяла его положение как главы и вождя плебса, осуществив его желание усилить власть народных трибунов, символизировавших власть и величие плебса. Соответственно, видимо, уже в это время был сформулирован тезис, согласно которому римский народ «перенес свою власть и величие» на императора. А из этого следовало, что нарушение верности ему есть столь же тяжелое преступление, каким было «оскорбление величества римского народа», т.е. измена родине. Как носитель трибунской власти и прерогатив римского народа, он становился и высшей судебной и апелляционной инстанцией: ни один римский гражданин не мог быть репрессирован без его санкции. Дарованный ему сенатом титул Августа, так же как слово «авгур», означало его особую близость к божеству, как и происхождение от обожествленного Цезаря (divi filius составляло часть его имени), и делало его власть сакральной. Когда в 12 г. до н.э. умер бывший триумвир Лепид, к Августу перешла должность великого понтифика, а с нею и верховный контроль над культом.

Во 2 г. до н.э. от имени сената и народа Август был назван «отцом отечества». В условиях Рима, когда pater familias (фамилию часто сравнивали с маленькой республикой, а республику, в свою очередь, с огромной фамилией) обладал абсолютной властью над всеми сочленами фамилии, это звание было не пустой почестью. Оно предполагало повиновение подданных, их благоговейное почтение. Оно подкрепляло те отношения, которые возникли в результате присяги, принесенной перед войной с Антонием Октавиану римскими гражданами Италии. Что представляла собой такая присяга, мы можем судить по клятве жителей города Ариция в Лузитании, принесенной в 37 г. Калигуле: «По чистой совести я клянусь быть врагом тех, о которых я узнаю, что они враги Гая Цезаря Германика, и если кто поставит под угрозу его или его благополучие, я не перестану преследовать того на суше и на море с оружием в руках в войне насмерть, пока он не понесет наказания, и я не буду предпочитать своих детей его благополучию, и тех, кто будет враждебен ему, буду считать своими врагами. Если я сознательно обманываю или обману, то пусть Юпитер Всеблагой Величайший, божественный Август и все остальные бессмертные боги лишат меня и моих детей родины, безопасности и всяческой удачи» (CIL, II, 172).

В знак особого признания заслуг Августа двери его дома на Палатине были украшены лаврами и венком, а в курии от имени сената и римского народа был установлен золотой щит с перечнем его добродетелей: virtus, dementia, iustitia, pietas (мужество, милосердие, справедливость, благочестие) (RGDA, §34). Общая сумма этих полномочий зафиксирована в так называемом lex de imperio Vespasiani (CIL, VI, 1232), в котором за Веспасианом признаются все те же права, которые имели его предшественники, начиная с Августа. Сюда входит право заключать по своему усмотрению любые союзы, созывать сенат, вносить и брать обратно любые предложения, ставить на голосование предложенные им законы, издававшиеся в форме сенатус-консультов, предлагать кандидатов в магистраты, за которых голоса будут подаваться в первую очередь и вне обычного порядка, поручать магистратам любое дело, расширять границы померия, делать по своему усмотрению все «из дел божеских и человеческих», что он сочтет необходимым для блага республики, будь то дела общественные или частные; не нести ответственности за свои действия (что было установлено специальными законами и плебисцитами); все сделанное по приказанию императора и им предписанное должно было считаться столь же законным и незыблемым, как если бы было совершено по приказу народа или плебса. Если же, напротив, кто-либо, руководствуясь этими установлениями, нарушит что-либо, предписанное прежними законами, рогациями, плебисцитами, сенатус-консультами, то никакой ответственности за это не несет, т.е. Август (и его преемники) мог в любом случае действовать по своему усмотрению и, став верховным правителем, не быть связанным никакими законами, что впоследствии было сформулировано в знаменитом тезисе: принцепс неподвластен законам — princeps legibus solutus est. Заменив собой римский народ, Август и последующие императоры унаследовали и его право верховной собственности на провинциальные земли, и, видимо, также право контроля над землями италийскими. Во всяком случае, уже Сенека в трактате «О благодеяниях» (VII, 4-6) не сомневается в том, что, хотя земля разделена между отдельными владельцами, в конечном счете она принадлежит императору, причем сопоставляет даже его права на земельные владения с правами господина на пекулий раба.

В качестве верховного главнокомандующего Август взял в свое ведение те провинции, в которых были размещены войска, и назначал туда наместников, командовавших легионами. Сенату и сенатским наместникам были выделены более романизованные, полностью замиренные провинции, в дела которых он, однако, тоже мог вмешиваться. В 5 г. н.э. для оплаты ветеранов, получавших при отставке 1200 сестерциев, был введен налог в 1/20 на наследство и в 1% на продажу и отпуск на волю рабов. Видимо, тогда же государственная казна была разделена на эрарий, остававшийся в ведении сената, чеканившего медную монету, и императорский фиск, куда поступали налоги, предназначенные для армии, подати с провинций и который чеканил золотую и серебряную монету.

Иногда Август брал на себя некие временные функции, например по обеспечению города зерном, функцию цензора. В RGDA (§8) он сообщает, что трижды проверял состав сената и трижды производил перепись населения: в первый раз совместно с Агриппой, второй раз один, а третий раз с Тиберием. По первой переписи римских граждан оказалось 4063 тыс., по второй — 4233 тыс. и по третьей, произведенной через 42 года после первой, — 4937 тыс. Ценз при активном участии Агриппы, составившего карту империи и начавшего работу по составлению кадастров, проводился в провинциях и для выявления их ресурсов и суммы податей, которые обязаны были платить отдельные жители, городские и сельские общины.

При всей этой аккумуляции полномочий, делавшей из Августа несомненного монарха, он гордился тем, что превосходил всех только своим авторитетом (auctoritas), власти же у него было не больше, чем у его коллег по магистратурам (RGDA, §34)[22]. Именно в этой auctoritas, носившей также некий сакральный оттенок, многие исследователи видели основу власти Августа; другие усматривали ее в его империуме, третьи — в трибунской власти. Спор этот в значительной мере схоластичен, так как те или иные полномочия властителей, юридическое оформление их статуса имеют гораздо меньшее значение, чем фактическая основа их господства, — материальная и моральная поддержка определенных, достаточно широких, экономически и социально сильных слоев общества и организация управления.

При Августе активно начинает развиваться бюрократический аппарат. Правда, при нем еще не было проведено четкое различие между его рабами и отпущенниками, составлявшими штат дворца, и должностными лицами общеимперской администрации, но все же уже намечалась определенная структура государственного аппарата, в который включались и различные должности, занимавшиеся членами высших сословий. Особое значение имела должность префекта Рима (из сенаторов), обязанного в первую очередь подавлять «мятежную чернь» и рабов с помощью трех подчиненных ему городских когорт стражи — vigiles, исполнявших полицейские функции, и должность префекта (из всадников) преторианцев, девяти когорт императорской гвардии (по 1000 солдат в каждой когорте), из которых три были размещены в Риме, остальные по италийским городам. Преторианцы получали более высокое жалованье (примерно втрое больше), чем легионеры, служили не 20-25, а 16 лет; из их числа нередко выходили центурионы легионов и префекты вспомогательных частей. Их привилегированное положение обеспечивало преданность императору. Так сформировалась сила, способная достаточно эффективно предотвращать нарушения порядка и законности, чего не было при сенаторском правлении. Вековая борьба сенаторов и всадников за участие в судах окончилась при Августе организацией четырех судейских декурий по 1000 человек в каждой и включавших сенаторов, всадников и плебеев с цензом в 200 тыс. сестерциев; для ведения процессов судьи из этих декурий назначались по жребию с правом тяжущихся отвести тех или иных из них.

Под достаточно жесткий контроль была поставлена армия, после того как в начале своего правления Август демобилизовал 300 тыс. ветеранов, потратив, по его словам, 600 млн. сестерциев на покупку для них земель в Италии и 260 млн. на покупку земли в провинциях и выведя колонии ветеранов в Африку, Сицилию, Македонию, Нарбонскую Галлию и восточные провинции (RGDA, §3, 16, 28). Как считают, он основал всего около 70 колоний, из них 28 в Италии. После демобилизации Август оставил 25 легионов, что составляло около 150 тыс. солдат, и какое-то, нам неизвестное, количество вспомогательных войск (auxilia), набиравшихся из перегринов пеших когорт и конных ал. Легионы были распределены по пограничным областям, основная их масса стояла на Рейне, на севере Испании, на Дунае. Легионер получал по 225 денариев в год, центурион — по 3750, иногда экстраординарные раздачи — донативы и землю при отставке.

Август, начинавший как солдатский вождь и удовлетворивший тех солдат, которые обеспечили ему власть, теперь не мог допустить, чтобы армия диктовала ему свои условия и тем более выдвигала своих претендентов на власть. Он ввел строжайшую дисциплину; когда солдаты не воевали, они были заняты на строительных работах по возведению укреплений, лагерей, прокладыванию дорог. Солдат не мог иметь законной семьи (судя по надписям, легионеры часто вступали в связь со своими отпущенницами), не мог приобретать собственность в той провинции, в которой служил. Зато Август ввел юридическое понятие «лагерного пекулия»: все то, что солдат приобретал благодаря своей службе, принадлежало ему, а не его отцу, как всякое другое имущество, приобретенное сыном, состоявшим под властью отца. Свое новое отношение к армии Август подчеркивал, обращаясь к легионерам не как к «соратникам» (commilitiones — обычное обращение Цезаря), а как к «солдатам» (milites), и рекомендовал членам своей семьи придерживаться той же практики. Так, армия из наиболее опасного для спокойствия в государстве элемента должна была, по замыслу Августа, превратиться в послушное орудие укрепления нового режима.

На его укрепление и расширение социальной базы была направлена вся политика Августа, действовавшего в отличие от Цезаря, «раба обстоятельств», по выражению Цицерона, весьма планомерно и обдуманно.

Его талант политического деятеля, сказавшийся уже тогда, когда он шел к власти, проявился в полной мере теперь, когда он стал осуществлять цицероновский идеал concordia ordinum, однако не в узком его понимании, как согласие сенаторов и всадников, а как объединение всех социальных слоев империи, с тем чтобы каждый из них знал свое место и был им удовлетворен.

В этом плане основными, пожалуй, были два момента: отказ от политики террора времен проскрипций и аграрная политика. Прекращение террора (Сенека объяснял его «пресытившейся жестокостью») и обращение к старому лозунгу Цезаря dementia (милосердие) стали возможны, когда террор в общем достиг своей цели: сторонники Августа были удовлетворены, наиболее непримиримые противники истреблены, более умеренные перешли на сторону Августа, а тех, кто мог представлять реальную угрозу, уже не осталось. Поэтому dementia Августа уже не была чревата теми опасностями, что dementia Цезаря. Вместе с тем она подчеркивала и внедряла в общественное сознание идею наступления мира, мирного труда, уверенности в завтрашнем дне, спокойствия, заживления всех нанесенных смутами ран.

Аграрная политика должна была решить наиболее волновавший все сословия аграрный вопрос, составлявший одну из главных причин гражданских войн последнего века. При всех расхождениях между сенатом и плебсом и крупные, и мелкие землевладельцы хотели укрепления своих владельческих прав на землю и их эффективной защиты, что соответствовало и объективным потребностям сельского хозяйства на достигнутом им уровне. Возделывание игравших уже основную роль на виллах многолетних, требовавших значительных затрат и труда культур (виноград, оливки, плодовые деревья) было несовместимо с законами о переделах земли. В своих речах по поводу аграрного законопроекта Сервилия Рулла Цицерон неоднократно упоминает людей, владевших большими имениями, трепетавших при любом слухе о новом аграрном законе (lex agraria) и боявшихся вкладывать средства в улучшение своих хозяйств. А это противоречило исконному установлению civitas, согласно которому весь земельный фонд должен был быть обработан наилучшим образом для «общей пользы». Как раз небрежная обработка крупных имений была одним из главных аргументов тех, кто ратовал за аграрные законы.

В свою очередь, народ выступал за передел земли, но с тем чтобы полученные мелкими собственниками участки были надежно защищены от посягательств богатых соседей, действовавших прямым насилием или опутывавших бедняков долгами и превращавших их в кабальных людей, что тесно связывало аграрный вопрос с долговым. И на небольшом участке можно было нормально вести хозяйство, если владелец был уверен, что он его не лишится. Август в значительной мере удовлетворил эти требования. С одной стороны, конфискация земель проскрибированных, наделение ветеранов, вывод колоний способствовали в известной степени переделу земли в пользу мелких собственников, хотя крупное землевладение благодаря наделению большими имениями сторонников Августа не только не исчезло, но даже получило стимул к дальнейшему развитию. С другой стороны, собственность укреплялась, во-первых, тем обстоятельством, что народ, «перенеся свою власть и величество на императора», уже не мог принимать новые аграрные законы и распоряжение землей стало прерогативой императора, во-вторых, тем, что изданные им законы о публичном и частном насилии — De vi publica и De vi privata (Dig., 48, 6 и 7) — предусматривали суровые наказания за захват чужих домов и имений, а созданные Августом полицейские части и упорядочение суда могли обеспечить гораздо более эффективное соблюдение этих законов, чем то было возможно при прежнем режиме. И не случайно, как считают современные историки римского права, именно с начала Империи появляется новый термин права собственности на землю — dominium, по утверждению римских юристов, не совпадающий с термином possessio и даже не имеющий с ним ничего общего (Dig., 41, 2, 12). Таким образом, право собственника на землю юридически приравнивалось к праву господина — dominus — на раба.

Долговой вопрос был частично решен изданием закона о передаче имущества (Dig., 42, 3), повторявшего закон Петелия: должник, передавший свое имущество кредитору и присягнувший, что более ничего не имеет, не становился кабальным и сохранял все нажитое впоследствии. Можно полагать, что эти мероприятия Августа наряду с наступившим миром значительно стимулировали развитие сельского хозяйства, а также рост числа римских граждан.

Если аграрная политика Августа отвечала интересам разных слоев, то ряд его установлений касался только одного сословия. Сенаторское сословие, в которое входили и уцелевшие члены старых родов, и новые люди из сторонников Августа, оставалось первым в социальной иерархии. Из сенаторов назначались наместники провинций, легаты и трибуны легионов, префекты Рима. Сенаторы, минимальный имущественный ценз которых был установлен в миллион сестерциев, были крупнейшими землевладельцами, особенно те, кто был наиболее верным сторонником нового режима. Например, о богатстве семей Волузиев и Статилиев, давших нескольких консулов, мы можем судить по надписям из колумбариев их городских фамилий, насчитывавших по нескольку сотен рабов, а у Статилиев — и собственную стражу из германцев. Надписи рабов и отпущенников этих семей мы встречаем в разных частях Италии, где у них, видимо, были обширные владения. Любопытно, что среди этих рабов встречаются и межеватели земли, очевидно нарезавшие участки колонам, арендовавшим парцеллы в имениях.

Сенат пользовался почетом, и сам Август именовал себя «принцепсом», т.е. записанным первым в списках сенаторов (откуда и название «принципат», применяемое в современной науке к Ранней империи). Август оказывал сенату видимое уважение, выносил на его обсуждение некоторые дела, давая присутствующим высказаться до него, якобы не навязывая им своего мнения. На деле все наиболее важное решалось в созданном Августом совете (concilium principis), куда входили наиболее близкие ему люди — Агриппа, Меценат, его пасынки Друз и Тиберий и др. Сенат мог издавать законы, сенатус-консульты как бы по собственной инициативе, но фактически они были инспирированы принцепсом. Вместе с тем в отношении к сенаторскому сословию проявлялась и известная настороженность. Так, сенаторам был запрещен доступ в Египет, после его аннексии ставший личной собственностью императора и источником пополнения его казны. Ограничен был их выезд по личным делам в провинции и, как мы видели, право городов выбирать себе патронов из числа сенаторов. Время от времени среди них обнаруживалось недовольство. Было сделано несколько попыток организовать заговор против Августа, распускались порочившие его слухи, но он, верный своему новому принципу dementia и считая такого рода выступления неопасными, реагировал на них довольно мягко. Так, по словам Сенеки (О благодеянии, I, 9), узнав о намерении Цинны убить его и захватить власть, Август только спросил его, как он намеревался управлять государством, когда не способен управлять даже собственным домом и недавно в домашнем суде был побежден своим же отпущенником. Но против возможных организованных мятежей были направлены упомянутые законы De vi publica и De vi privata, в первую очередь имевшие в виду людей, которые могут, вооружив своих рабов и свободных, поднять восстание.

Всадники, минимальный ценз которых равнялся теперь 400 тыс. сестерциев, были несколько ограничены в своих финансовых операциях, так как откуп налогов в императорских провинциях стал постепенно заменяться сбором их императорскими уполномоченными. Однако поле их деятельности было еще достаточно широким и в деловой жизни, и в армии, где они обычно составляли средний командный состав, и в начавшем формироваться административном аппарате. Высшими постами, которые могли занимать всадники, были должности префекта Египта и префекта преторианской гвардии, что говорит об особом доверии Августа к этому сословию. Всадническое достоинство могли получать наиболее видные люди в городах, отличившиеся центурионы, дважды прошедшие примипилат (т.е. дважды бывшие старшими центурионами легиона).

Беднейшие плебеи (150-200 тыс.) по-прежнему получали бесплатно зерно, а также экстраординарные раздачи. По словам Августа, он согласно завещанию Цезаря раздал каждому плебею по 300 сестерциев, затем от своего имени из военной добычи — по 400 (три раза) и дважды по 60 денариев на человека (RGDA, §15). Большие строительные работы, проводившиеся Августом и Агриппой, давали заработок немалому числу людей. Закон об анноне (Dig., 48, 12) строго карал за спекуляцию продовольствием, в первую очередь зерном, и за превышение установленных на него цен. Специально назначенные дуумвиры по анноне ведали бесперебойным снабжением Рима зерном. На защиту плебеев были направлены законы, каравшие магистратов и судей, бравших взятки, а также расхитителей сумм, предназначенных на общественные и культовые нужды, т.е., видимо, на предназначенные для народа зрелища, о которых Август и его близкие заботились неуклонно. Плебеям было снова дозволено, правда лишь с разрешения правительства, образовывать соседские и профессиональные коллегии, поквартальные коллегии культа Ларов, вопрос о которых так остро стоял со времени трибуната Клодия. Возможно, Август предоставил некоторые привилегии профессиональным коллегиям. Так, в составленном при нем уставе коллегии сукновалов запрещалось кому то бы ни было, к ней не принадлежащему, устраивать от имени коллегии яму для добычи валяльной глины (CIL, VI, 10298).

Муниципальные землевладельцы Италии были довольны как наступившим миром, так и укреплением своих владельческих прав на землю и рабов. В отношении последних Август положил начало новой, отличной от прежних времен политике, затем продолженной и развитой его преемниками. Предшествующие события показали, что одной только власти pater familias уже недостаточно для удержания рабов в повиновении и что господствовавший в предыдущие века принцип невмешательства правительства во внутрифамильные отношения изжил себя и грозил многими опасностями господствующему классу. В его интересах было и устрашение рабов, и некоторое ограничение злоупотреблений господами своей властью, дабы не доводить рабов до полного отчаяния. Август, хотя он всегда демонстративно подчеркивал свое уважение к правам господ, принял меры в обоих этих направлениях. По его инициативе был издан знаменитый Силанианский сенатус-консульт, согласно которому в случае убийства господина все рабы, находившиеся с ним под одной кровлей или на расстоянии окрика и не пришедшие ему на помощь, предавались пытке и казни. Завещание покойного до казни не вскрывалось, чтобы наследник, не желая терять завещанных ему рабов, не попытался их спасти. Помогший членам этой фамилии бежать карался как за убийство, выдавший же беглецов получал награду из средств наследника, а если тот был слишком беден — из казны государства. Вместе с тем, судя по сочинениям современника Августа юриста Лабеона, Август привлекал к ответственности «превысивших меру» в допросах рабов под пыткой и в специальном эдикте оговорил, что пытать рабов можно лишь в крайних случаях. Он же писал, что нельзя считать беглыми тех рабов, которые, терпя слишком жестокое обращение, приходят просить, чтобы их продали более человечным хозяевам, так как они делают это с дозволения государства. Сам Август, как пишет Светоний, подавая пример, милостиво относился к своим рабам, а когда рабы убили скаредного и жестокого Гостия Квадра, Август счел его недостойным отмщения и, по словам Сенеки, «только что не сказал открыто», что Квадр был убит по справедливости. Особенно примечательно, что в отличие от древнего закона Аквилия, по которому господин отвечал за все действия своих не смевших его ослушаться рабов, теперь было признано, что раб не во всем может слушаться своего господина, например если господин прикажет ему совершить кражу или убить человека (Dig., 44, 7, 20), а при нарушении законов De vi publica и De vi privata отвечал не только инициатор преступления, но и участвовавшие в нем его рабы. Волю господина начал заменять закон государства, и были сделаны первые шаги по превращению их из подданных только pater familias в подданных императора.

В своем хозяйстве Август, Ливия, а затем и Тиберий стали организовывать коллегии из рабов и отпущенников с выборными жрецами, магистрами, министрами, что создавало для них некую видимость самоуправления. По такому же образцу стали создаваться коллегии в домах и имениях приближенных Августа, как мы видим по надписям из колумбариев Волузиев и Статилиев. Законы Элия-Сентия и Фуфия-Каниния регулировали отпуск на волю рабов: нормировалось число отпускаемых по завещанию рабов в зависимости от численности фамилии и возраста отпускавшего (20 лет) и отпускаемого (30 лет). Раб, которого господин за какую-то вину заковал, заклеймил, подверг пытке, будучи отпущен, становился дедитицием и не мог проживать в Риме или там, где находился император. Все это имело целью не допустить притока в ряды плебса «неблагонадежных элементов» и сократить число претендентов на государственные раздачи.