Большой город поглощает чужаков и выделяет личности
Большой город поглощает чужаков и выделяет личности
Париж — цивилизационное горнило, сплачивающее людей, пришедших со всех уголков света, здесь выковывается община, обладающая самосознанием. Эти черты, общие для городов, особенно ярко проявились в мегаполисе, каким являлся Париж. Одновременно, начиная с XIII века, утверждалась традиция определять себя как личность — по имени, данному при крещении, прозвищу и адресу, то есть по точному местонахождению человека и его дома в городе. Освоение пространства и чисто городская идентификация людей шли параллельно.
Переход от личного, более или менее устойчивого прозвища к фамилии завершился в XIV веке. В письменных документах указание на происхождение или ремесло, от которого произошла фамилия, уже не имеет прямого отношения к носящему ее человеку; Пикар («пикардиец») по-прежнему служит фамилией семейству, проживающему в столице на протяжении уже нескольких поколений, а Буше («мясник») может быть фамилией почтенного советника парламента. Добавим, что фамилии, представляющие собой название поселка с частицей «де», отнюдь не указывают на благородное происхождение. Женщин, похоже, дольше называли только по имени; выйдя замуж, они не всегда брали фамилию своего супруга, сохраняя фамилию отца. Эти замечания, основанные на письменных свидетельствах, естественно, не учитывают устных, семейных или цеховых обычаев, благодаря которым в повседневной жизни различали людей.
Мы не знаем, в какой форме требовалось назвать себя нотариусу, чиновнику или составителю юридического акта. Правила явно были различны для разных видов документов или еще не выработаны. Например, в земельном акте, затрагивающем интересы людей из одного квартала, личность соседа, упоминаемого для уточнения местоположения дома на данной улице, характеризовалась лишь вкратце, поскольку он был настолько известен местным жителям, что не имело смысла сообщать о нем подробнее. В подобных документах идентификация личности принимает разную форму — от одного лишь имени или прозвища, от которых нам мало проку, до обозначений, включающих имя, данное при крещении, фамилию, порой — упоминание ремесла или социального статуса, а то и родственных связей, например «зять» или «сын». В налоговых списках не указывается профессия или общественный статус, хотя, казалось бы, их следовало отметить, чтобы не вышло путаницы с налогоплательщиками. В податных книгах конца XIII — начала XIV века содержится много ссылок, в которых приводится лишь прозвание человека. В судебных документах гораздо больше подробных сведений как о мужчинах, так и о женщинах, по крайней мере, в сравнении с лаконичностью других источников. Подробности о возрасте, месте рождения, ремесле свидетелей и обвиняемых изложены письменно. Но в целом выходит, что идентификация путем обозначения профессии и адреса не была устоявшейся практикой, возможно, потому, что таких сведений не запрашивали систематически.
Однако на протяжении трех последних столетий Средневековья тенденция к более четкому обозначению правил, применимых ко всем для ясного обозначения человека в городе, набирала силу, поскольку система обозначения по имени и прозвищу, ставшему фамилией, не позволяет избежать омонимии. 30–40 процентов мужчин получали при крещении имя Жан; если добавить к нему расхожую фамилию, например Буланже («булочник»), Лефевр («солевар») или Легран («высокий»), под такое обозначение могли попасть одновременно десятки людей. Филипп де Бомануар поднял эту проблему, говоря о наследстве, завещанном людям с такой вот неясной идентификацией. Он заявил, что нужно провести устное расследование, чтобы выяснить, о ком идет речь, а в случае неудачи — передать наследство тому, кто в нем более всего нуждается, из соображений милосердия. Это одна из проблем, возникающих в частной жизни из-за одинаковых имен, а для Парижа она была весьма злободневной.
В самом деле, в огромном городе проблемы, вытекающие из омонимии, принимали особо острый характер. Сеньоры и рантье, ожидавшие денежных поступлений от владельцев домов и обитателей имения, а также представители правопорядка, разыскивающие подозреваемого или преследующие преступника, хотели избежать путаницы, иначе каждая из этих властей рисковала лишиться своих прав и связать себе руки. С этой точки зрения огромный город стал зоной свободы уже потому, что было невозможно знать конкретно всех людей, которые жили там постоянно или временно. Вот почему в документах имена все чаще сопровождаются четкими указаниями на профессию, родственные связи и местожительство. Адрес (уже затрагивавшийся нами вопрос) служит различительной чертой. С ним возникало немало трудностей из-за отсутствия четкой системы ориентировки.
Итак, в средневековом Париже люди могли воспользоваться как омонимией, так и неясностями с обозначением их привычного местожительства, чтобы при случае начать новую жизнь, если предыдущая сделалась невыносимой из-за утраченной репутации, тяжести семейных или иных уз. Именно этим объясняется медлительность, с какой утверждалась идентификация личности и адреса парижан и парижанок. Для подавляющего большинства жителей столицы было важно, из соображений взаимопомощи и безопасности, чтобы людей можно было «вычислить» только в их семейном кругу и ближайшем соседстве, они противились своему включению в четкую письменную систему, доступную контролю со стороны парижских властей.
В конечном счете, трудно сказать, что было важнее в повседневной жизни парижан в средневековый период. Мы уверены, что тенденция к быстрой ассимиляции вновь прибывших и удобное смешение общественных статусов в итоге превратили разношерстные слои населения в граждан Парижа с четко определенным «местом, избранным для пребывания», и с ясно обозначенными фамилиями и названием ремесла, в членов целого сообщества, какое являла собой столица. Однако мы не знаем, осознавали ли парижане эти тенденции в XIV–XV веках, или же они ощущали себя только жителями той или иной улицы, а их горизонт ограничивался кругом семьи, ближайших соседей и товарищей по ремеслу или торговле, да и был ли им вообще знаком остальной город, куда им практически не приходилось выбираться.
Семья, ближайшее соседство, приход определяли рамки повседневной жизни, устанавливали связи — по большей части полезные и надежные. Честь, репутация утверждалась внутри этого микрообщества. Но подробности соглашений между родственниками или коллегами, мелкие происшествия повседневной жизни почти не упоминаются в письменных источниках, служащих основой для воссоздания истории Парижа в Средние века, хотя речь наверняка идет о важных вопросах. Точно обозначить эти связи, соизмерить удельный вес повседневных событий и поступков, обеспечивающих спокойствие семьи, уважение других — трудная задача. Следы соглашений, договоров, тех или иных поступков ничем не примечательных людей хранятся в нотариальных архивах, это горы документов, в которых отражено, как осуществлялось регулирование общественной жизни. Эти мелкие происшествия практически не интересовали высшие инстанции королевского, феодального или церковного правосудия. Однако за весь период Средневековья в Париже сохранились архивы только этих инстанций. Проводить исследование можно лишь о конце XV века, благодаря большому количеству чудом сохранившихся документов из двух парижских нотариальных контор, которые сообщают, как и следовало ожидать, о весьма конкретных и самых банальных случаях. Там находятся акты, касающиеся рынка недвижимости, которые показывают, что парижане развивали этот род деятельности и в самом городе, и в пригородах. Там же есть брачные договоры, документы об установлении опеки и о наследовании, которые могут пролить свет на историю парижских родов конца Средневековья. Мы рассмотрим две категории документов, освещающих обычную жизнь людей с одного конца улицы или из одного квартала: с одной стороны — нотариальное засвидетельствование различных фактов, а с другой — документы, скрепляющие согласие в урегулировании мелких конфликтов, улаженных путем компромисса и за денежную компенсацию.