«Описание Африки, третьей части света»

«Описание Африки, третьей части света»

Между 1511 и 1515 гг. Западный Судан дважды посетил молодой араб по имени ал-Хасан ибн Мухаммед ал-Ваззан аз-Зайяти. Его имя уже встречалось нам на страницах этой книги. Даже для богатого интересными человеческими судьбами времени Возрождения его жизнь оказалась на удивление своеобразной, можно даже сказать — поразительной.

Он родился в Гранаде в 1493 или 1494 г., через год-два после падения этого последнего мусульманского княжества в Испании. Вскоре родители увезли мальчика в Фее. Здесь, в столице султанов Марокко — сначала из династии Бану Ват-тас, а затем шерифов-саадитов, ал-Хасан получил блестящее образование и рано начал карьеру при дворе. В Западную Африку он ездил вместе с отцом в составе официальных марокканских миссий султана Мулай Ахмеда ал-Касима. Затем ал-Хасан отправился в хадж и несколько лет провел на Востоке. И когда в 1520 г. он возвращался из этого путешествия, везшее его судно было захвачено сицилийскими пиратами у берегов Туниса.

Молодой образованный араб, превосходно говоривший по-испански — ведь это был его второй родной язык! — произвел на бесхитростных морских разбойников такое большое впечатление, что они, вместо того чтобы его продать на невольничьем рынке где-нибудь в Генуе или в Пизе, подарили пленника папе Льву X вместе с таким диковинным зверем, как жираф. Лев X, сын известного покровителя гуманистов Лоренцо Медичи, прозванного Великолепным, сумел оценить подарок по достоинству. По его поручению пленник, предварительно окрещенный и получивший при крещении имя Джованни Леоне, стал преподавать арабский язык в Риме и Болонье. В 1526 г. он закончил самый известный свой труд: «Описание Африки, третьей части света, и примечательных вещей, какие там есть». Как автор этого описания наш знакомец и приобрел мировую славу под именем Льва Африканского. Около 1528 г. ему удалось вернуться в Северную Африку, там он снова принял ислам и спокойно закончил свои дни в Тунисе в 1552 г.

Рассказ Льва Африканского о Западной Африке относится к поре самого расцвета сонгайского государства. И поэтому в нем нарисована, по словам современного английского исследователя, «картина одной из величайших политических организаций, какую когда-либо создавали негры». Но надо сказать, что экономическая сторона увиденного гораздо больше интересовала автора «Описания Африки», чем политика. Он впитал в себя многовековую традицию, рассматривавшую страну по южную сторону Сахары как постоянных торговых контрагентов североафриканских купцов. В начале XVI в. эта традиция была ничуть не менее живой, чем в середине XIV в., когда о Западном Судане сообщал Ибн Баттута.

Лев Африканский объехал весь Западный Судан — от Валаты до Агадеса; он побывал в хаусанских городах-государствах — Гобире, Кано, Кацине, Замфаре, Заззау. И все эти, как он их называет, «королевства» он описал, с удивительной четкостью выделяя главное. В том числе и то, насколько тяжела была рука сонгайского аскии (Лев именует его «Из-кия») для тех, кто под нею оказывался.

Подробнее всего описал Лев Африканский северные «гавани» Судана на краю Сахары — Томбукту и Гао. Надо сказать, что картина, скажем, Томбукту — города, который к этому времени переживал самый расцвет, хозяйственный и культурный, — выглядит куда мажорнее, чем изображение большинства остальных городов. При рассказе об этом городе Лев не пожалел ярких красок.

«В городе этом, — говорит он, — много лавок ремесленников, купцов и в особенности ткачей, изготовляющих хлопчатые ткани. В город прибывают также европейские сукна, привозимые варварийскими[25] купцами...

Жители очень богаты, особенно чужестранцы, кои здесь обычно живут. Так что нынешний король выдал двух своих дочерей за двух братьев-купцов ради богатства последних.

В сказанном городе есть также много колодцев с пресною водой, хотя, когда Нигер разливается, вода по нескольким каналам доходит до города. Там величайшее обилие зерна и скота, поэтому жители потребляют много молока и масла. Однако же очень недостает соли, ибо она доставляется из Тегаззы, отстоящей от Томбутто примерно на 500 миль. И я находился однажды в Томбутто, когда вьюк соли стоил восемьдесят дукатов.

Король обладает большим богатством в золотых пластинах и слитках, один из которых весит тысячу триста фунтов. Двор его хорошо устроен и великолепен. И когда король отправляется со своими придворными из одного города в другой, то едет верхом на верблюдах, лошадей же конюхи ведут под уздцы. Если же король идет в сражение, то конюхи стреноживают верблюдов и все солдаты садятся на коней.

Всякий раз, когда кто-либо хочет говорить с этим королем, он становится перед ним на колени, берет горсть земли и посыпает ее себе на голову и на плечи. Это — знак почтения, которое оказывают королю. Но он требуется лишь от тех, кои ранее не говорили с королем, или же от послов.

Король содержит около трех тысяч конных и бесчисленных пехотинцев, каковые вооружены луками, сделанными из дерева дикого укропа, и стреляют обычно отравленными стрелами. Король часто воюет с враждебными соседями и с теми, кто не желает платить ему дань. Одержав победу, он велит продать в Томбутто всех взятых в бою, вплоть до малых детей.

В этой стране не водятся лошади, за исключением некоторых мелких иноходцев; на них ездят купцы в своих поездках, а также какой-нибудь придворный — в городе. Хороших же лошадей доставляют из Варварии. Как только они приходят с варварийским караваном, король повелевает записать их число; и ежели оно превышает двенадцать, он сразу же выбирает для себя ту, какая ему больше нравится, и весьма честно оплачивает.

Этот король — непримиримый враг иудеев. Он не желает, чтобы хотя бы один из них жил в его городе. Если он услышит, что какой-либо из варварийских купцов водит с ними знакомство или ведет торговлю, то конфискует его имущество.

В этом городе много судей, ученых и священнослужителей; все они получают от короля хорошее жалованье. Король весьма почитает людей ученых. Там продается также много рукописных книг, каковые привозят из Варварии; и от них получают более дохода, нежели от прочих товаров.

Вместо монеты они обычно употребляют куски чистого, без примесей, золота, а для мелких покупок — также привозимые из Персии раковины, коих четыре сотни оцениваются в дукат. Шесть и две трети их дуката составляют римскую унцию.

Жители эти — люди приятного нрава. Они имеют обыкновение проводить время с десяти часов вечера до часу ночи, почти непрестанно играя на музыкальных инструментах и танцуя по всему городу. Горожане держат в услужении много рабынь и невольников мужского пола...».

Впрочем, путешественник сохранял и достаточную долю объективности. Ведь сразу же после приведенного восторженного описания следует и такое: «Город этот весьма подвержен опасности пожара; во время второй поездки, которую я туда совершил, в течение пяти часов выгорела почти половина его».

Это замечание, кстати, любопытным образом перекликается с тем, что писал почти полтора столетия спустя Абдаррах-ман ас-Сади по поводу самой городской застройки: «Тот, кто стоял в его (города. — Л.К.) воротах... видел того, кто входил в соборную мечеть — из-за освобожденности города от стен и строений. Благосостояние Томбукту утвердилось только в конце девятого века[26], а застройка была завершена в ее целостности и непрерывности лишь в середине века десятого[27], во времена аскии Дауда, сына повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда».

Иначе говоря, ко времени этой поездки Льва Африканского город еще не был плотно застроен, иначе «почти половина его» сгорела бы куда быстрее, чем за пять часов.

Не укрылось от взгляда Льва Африканского и то, ито город вырос в совершенно бесплодной местности, т.е. исключительно в качестве торгового центра, а потому и целиком зависел от продовольствия, привозимого извне. С одной стороны, «кругом там нет ни садов, ни посадок плодовых деревьев» — этой фразой заканчивается глава «Томбутто, королевство». А с другой стороны, за нею сразу же следует глава «Кабра, город», которая заканчивается словами: «И из нее (т.е. Кабары, гавани Томбукту на Нигере. — Л.К.) происходит едва ли не наибольшая часть продовольствия, какое есть в Томбутто».

Зато уже совершенным панегириком западноафриканской торговле звучит глава «Гаго и его королевство», особенно описание рынков столицы державы ал-Хадж Мухаммеда I. Право же, глава эта заслуживает подробного цитирования. Не только из-за восторгов. Но также и из-за как бы мимоходом брошенных замечаний по поводу остальной части этой державы.

«Гаго — крупнейший город... без стены. Он отстоит от Томбутто приблизительно на четыреста миль к югу с небольшим отклонением в юго-восточном направлении. Дома в общем скверные; однако есть там несколько довольно приличных на вид и удобных, в коих находятся жилища короля и двора. Жители суть богатые купцы и постоянно ездят во все стороны со своими товарами.

В город прибывают бесчисленные черные, которые туда доставляют величайшее количество золота, дабы купить товары, приходящие из Варварии и Европы. Но никогда они не находят столько товара, чтобы это соответствовало количеству золота. И они постоянно уносят обратно половину или две трети его.

Город этот в сравнении с прочими весьма цивилизован. Там величайшее обилие мяса и хлеба, но вина или плодов найти невозможно. Правда, город изобилует дынями, огурцами, великолепнейшими тыквами и огромным количеством риса. Здесь также есть много колодцев с пресной водой.

Есть там площадь, где в базарный день продаются бесчисленные рабы, как мужчины, так и женщины. И девица пятнадцати лет продается за шесть дукатов, и за столько же — юноша. В отдельном дворце король содержит огромное число жен, наложниц, рабов и евнухов, кои предназначены для присмотра за сказанными женщинами. Обычно он держит также добрую стражу из конницы и пехоты с луками. А между парадными и потайными воротами дворца находится большая окруженная стеною площадь, и с каждой стороны ее есть галерея, где сказанный король дает аудиенции. И так как почти все дела он решает лично, ему нет необходимости иметь много чиновников — таких, как секретари, советники, капитаны, казначеи и управляющие.

Доход королевства велик, но расходы еще больше. Потому что лошадь, которая в Европе стоит десять дукатов, здесь продается за сорок и за пятьдесят. Самое скверное европейское сукно продается по четыре дуката канна[28]; сукно среднего качества... — по пятнадцати, а тонкое венецианское, такое, как алое, или фиолетовое, или синее, — по тридцати дукатов канна. Подобным же образом самый скверный меч стоит в этой стране три и четыре дуката, так же — шпоры, уздечки, а также равным образом все москательные и галантерейные товары. Но соль стоит дороже любого другого товара, какой сюда доставляют».

Казалось бы, дальше уж некуда! И вдруг прямо за только что приведенным гимном западноафриканской торговле следует нечто совсем иное. Итак, читаем дальше: «Остальная часть этого королевства — это поселки и деревни, где живут обрабатывающие землю и те, кто пасет овец. Зимою они надевают бараньи шкуры, летом же ходят нагие и босиком, разве только прикроют срамные части тряпицей да иногда носят на подошвах куски верблюжьей кожи. Это невежественнейшие люди; и на пространстве в сто миль с трудом можно найти одного, который бы умел писать или читать. Но король с ними обходится, как они того заслуживают. Ибо он им едва оставляет чем жить из-за великих даней, каковые их заставляет выплачивать». И заметьте: говорится это именно о «Гаго и его королевстве», т.е. о, так сказать, исконно сонгайских землях!

Так вот, когда читаешь такие противоречивые отзывы этого явно незаурядного, умного и наблюдательного современника аскии Мухаммеда, все настойчивее ощущаешь желание спросить: что же лежало в основе этого в общем-то и не столь уже редкого в истории самых разных народов сочетания великолепия и нищеты? На чем держалась в конечном счете вся держава аскиев? Проще говоря, что служило базой сонгайского государства в период недолгого его расцвета — практически меньше ста лет, с начала 90-х годов XV в. до того страшного мартовского дня 1591 г., когда разгром марокканцами главных сил войска аскии Исхака II при Тондиби решил судьбу Сонгайской державы? Нам придется вновь обратиться к «Истории Судана», и особенно к «Истории искателя». Очень многое проясняется при чтении отдельных рассказов, которые самим-то хронистам представлялись в лучшем случае просто юридическими казусами. И даже то, что немалая доля таких казусов в хронике Кати—Гомбеле может оказаться «домысленной» позднее, мало что изменяет по существу: так или иначе, казусы эти отражают объективные процессы, начинавшиеся, вероятнее всего, еще в досонгайские времена истории Западного Судана.