Глава десятая

Глава десятая

Я поинтересовался, где же Паттон, и поспешил туда, куда, как я думал, он ушел, и спросил: где же, черт побери, Паттон?

«Паттон умер, сэр».

Джордж Шульц

Джордж Шульц впервые появился в Вашингтоне в 1955 году в качестве молодого экономиста, сотрудника Совета экономических советников президента Эйзенхауэра, обосновавшегося в Сливовом кабинете, выходящем на южную лужайку Белого дома. Он вскоре получил представление о ядерных угрозах, стоящих перед Вашингтоном, когда принимал участие в учениях ПВО для подготовки к возможности неожиданного советского нападения. По прошествии нескольких десятков лет он по-прежнему помнит замечание президента Эйзенхауэра в адрес сотрудников Белого дома о том, что самые тщательнейшим образом проработанные планы моментально разрушатся, если случится война. «Он говорил: «Вы принимаете участие в плане. Важен процесс его составления. А когда что-то происходит, оно никогда не случается точно в том виде, как вы предполагали, поэтому ваш менталитет должен иметь способность приспосабливаться к переменам. Именно по этой причине так важно планирование и рассмотрение альтернативных вариантов». Это было очень интересное замечание опытного генерала».[193]

В отличие от Билла Перри, Генри Киссинджера и Сида Дрелла Шульц попал в Вашингтон не через сферу национальной безопасности. Его карьера опиралась на научные исследования экономики труда. Это было вполне естественно, учитывая опыт работы его отца на Уолл-стрит.

Джордж Прэтт Шульц родился в центре Манхэттена 13 декабря 1920 года.[194] Его отец Бёрл, один из семи детей, вырос на ферме в Индиане. Воспитанный как квакер, Бёрл стал первым членом семьи, поступившим в колледж. Насколько помнит сам Джордж Шульц, первый Шульц по его линии прибыл в Америку как наемник из Германии, воевавший на стороне англичан в Войне за независимость, он был взят в плен и решил осесть в Соединенных Штатах после окончания войны, вероятно, в Пенсильвании. Бёрл был студентом-стипендиатом Университета Депо (штат Индиана) и оплачивал расходы на учебу изготовлением столов и другой разовой работой в одной из местных школ, находящихся в 45 минутах езды от Индианаполиса. Он играл в американский футбол за команду Депо, став примером, которому последовал и Джордж, а затем перебрался в Колумбийский университет в качестве аспиранта факультета истории. Бёрл превратил свою диссертацию по истории законодательства в книгу, которую выпустил в соавторстве с Чарльзом О. Биедом, одним из лучших историков штата Колумбия. Он, казалось, очень хотел стать профессором истории, однако изменил маршрут и отправился на Уолл-стрит после завершения своей кандидатской диссертации и обосновался там на несколько десятилетий перед тем, как принять назначение в Колумбийский университет. (После смерти Бёрла в 1955 году Шульц обнаружил на семейном чердаке многочисленные неопубликованные материалы по делу Дреда Скотта.[195]) «Когда я завершил свое обучение в университете, он был очень рад этому, потому что это было примерно то, что он сам хотел сделать», – сказал Шульц.

Бёрл Шульц жил вполне комфортной, хотя и не роскошной жизнью как исследователь фондовых рынков. Он не занимался перепродажей акций и не был инвестиционным банкиром, он скорее был советником по вопросам рынка ценных бумаг. В 1922 году он основал Нью-Йоркский институт фондовой биржи (сейчас Нью-Йоркский институт финансов). Институт начал работу как центр подготовки служащих и другого административно-технического персонала для специалистов финансового рынка, сотрудников банков, занимающихся инвестиционной деятельностью и других финансовых работников с Уолл-стрит. В 1942 году он опубликовал книгу «Рынок ценных бумаг, и как он работает».

Мать Джорджа Маргарет Прэтт была единственным ребенком пресвитерианского священника, который переехал со своей женой на запад и создал церковь в Шошони, штат Айдахо. Когда родители умерли, Маргарет было четыре года, ее перевезли в Нью-Йорк, где она проведет оставшуюся часть детства с ее дядей Джорджем Прэттом, священником епископальной церкви, и его женой Маргарет. Младшая Маргарет встретит Бёрла Шульца, когда он будет студентом выпускного курса в Колумбийском университете. Они поженились в 1918 году.[196] Бёрл, квакер, сопровождал Маргарет на церковные службы, Джордж принял конфирмацию, однако его отец «не проявлял энтузиазма» по поводу сложных церковных обрядов.

Он был единственным ребенком – старший брат умер в младенческом возрасте. Затем семья переехала из Манхэттена в более просторные, но все еще скромные апартаменты в Энглвуде, штат Нью-Джерси, напротив Манхэттена через реку Гудзон.

Шульц ходил в Энглвудскую школу для мальчиков, но в старших классах средней школы второй ступени его родители посчитали, что ему следует провести последние два года обучения в школе-интернате, и его приняли в Лумис (сейчас это Лумис Чаффи) в Виндзоре, штат Коннектикут. Джордж играл в американский футбол и баскетбол в Лумисе, а также полюбил теннис.

Имея склонность к соревновательности, он получил однажды урок на теннисном корте от Фрэнка Бойдена, долгое время проработавшего директором Дирфилдской школы, соперника школы Лумис. Он вспоминал эту сцену: «Я играл против парня из Дирфилда, тот был в безнадежной ситуации, я его громил. И тут директор проходит мимо, смотрит некоторое время и что-то говорит мне во время смены площадок. Стараясь быть вежливым, я ответил: «Да, это хороший соперник, там на другой стороне». Он посмотрел на меня и сказал: «Ты никогда не выиграешь при таком подходе». И он ушел. Здорово, что я до сих пор помню эту фразу».

Когда время пришло выбирать колледжи в 1937 году, Шульц обратил внимание на Принстон, «потому что он совсем рядом, и отец моего самого близкого друга учился в Принстоне». Шульца приняли, как и его друга Нормана Кука, с которым они прожили вместе в одной комнате четыре года. Ему нравился Принстонский университет – но он стеснялся говорить о том, что у него есть татуировка тигра[197] на нижней части спины как подтверждение этого, – проявив интерес к экономике и футболу. Он стал членом одной из университетских столовых «Квадрэнгл», отнюдь не фешенебельного клуба, учитывая неаристократическое происхождение Шульца, но, как и Сид Дрелл, который учился в Принстоне несколькими годами позже, он, казалось, не обращал внимания на университетский многослойный социальный мир, проводя большую часть времени за учебой.

Джон Брукс, товарищ Шульца по комнате, который стал впоследствии успешным автором и сотрудником еженедельника «Нью-Йоркер», рассказывал журналисту, бравшему у него интервью в 1982 году, следующее: «Возможно, он поумнел сейчас. Тогда он был настойчивым и усидчивым. Бывало, мы часто и помногу дискутировали. Норман Кук и я говорили необдуманные вещи и делали саркастические замечания, а он обдумывал все очень долго и все воспринимал очень серьезно».[198]

Шульцу нравилось чувство товарищества и активное соперничество в футбольной команде. Его одноклубники называли его «Датч» («Голландец») по имени чикагского гангстера Датча Шульца. Шульц играл и в нападении, и в обороне, что было характерно для того времени, как и блокировка назад и работа в полузащите. Несколько лет назад он рассказывал присутствующим на официальном обеде в Нью-Йорке об игре в университете, которую он знал и любил: никаких тренерских советов с боковых линий, игра как в обороне, так и в нападении, главный игрок команды задает тон по своему усмотрению. «В этой игре, – говорил он, – 11 парней на поле играют против 11 других ребят на поле. Это американский футбол. И это совсем не похоже на то, что называют футболом сейчас, когда две организации играют друг против друга, а тон игре задается какими-то парнями с биноклями в ложах для прессы».[199]

Его амбиции на футбольном поле были сведены на нет травмой колена в последний год учебы. В порядке утешения его пригласили поработать баскетбольным тренером команды первокурсников. Это оказалось важным опытом. «Меня каким-то образом осенило, что это не просто обучение других, речь шла о собственной учебе. И таким образом стало ясно, что работа хорошего учителя состоит в том, чтобы организовать людей на то, чтобы они стали тренироваться. Вы не научите людей ничему, если будете читать им лекции, а они ничего не поймут». Понимание этого стало краеугольным камнем руководящего стиля, который очень хорошо помогал Шульцу. Он говорил: «Если вы можете создать атмосферу вокруг вас, при которой все учатся, у вас соберется активная группа. Людям нравится учиться. Вам придется отправлять их домой ночью. Как я понял, это необычно. Многие руководители полагают, что они должны знать все и указывать народу, что надо делать».

Шульц обнаружил еще одну способность постичь человеческую природу – и экономическую информацию – на протяжении того лета между его начальным и старшим курсами, когда он проводил экспериментальные исследования для своей курсовой работы за последний курс на тему о сельскохозяйственной программе, проводимой Управлением ресурсами бассейна Теннесси (УРБТ).[200] Администрация Рузвельта создала управление ресурсами в 1933 году для развития электроэнергии и работ по контролю над наводнениями, предотвращению заболевания малярией и других программ в бедном районе бассейна реки Теннесси. Шульц провел несколько недель в Вашингтоне, собирая информацию о сельскохозяйственной программе перед тем, как отправиться в поездку в штаб-квартиру УРБТ в Ноксвилле, штат Теннесси. Оттуда он направился в горы, где провел две недели, живя в семье фермера.

«У них нет никакого образования, – сказал он. – Постепенно меня осенило, что они были довольно сообразительными. И все понимали. И я как-то сообразил, что для того, чтобы узнать их, не надо ничего говорить. …Если быть спокойным и внимательно слушать, они постепенно примут вас, что и случилось».[201]

Когда они попросили Шульца помочь им заполнить заявки на правительственные субсидии, он увидел, что они искажают представленную информацию с тем, чтобы она соответствовала правительственным требованиям. Он вспоминал: «Я вернулся обратно в Принстон и собрал весь мой аппарат; мне стало ясно, что вся статистика, которую я собирал, искажала итоги докладов, похожих на те, которые мы записывали. Итак, они не говорили вам всей правды. И с тех пор, когда бы я ни смотрел на цифры, я спрашивал себя: откуда берутся эти данные?»

Шульц окончил университет с отличием в 1942 году, через полгода после нападения Японии на Перл-Харбор и вступления Америки в войну. Он очень хотел идти воевать. Находясь под впечатлением мужественных выступлений английских и польских пилотов, дававших отпор немецким воздушным налетам во время Битвы за Британию, Шульц пытался записаться в Королевские канадские военно-воздушные силы, надеясь помочь защитить Великобританию. Он не прошел проверку зрения и, не будучи уверенным в том, что может поучаствовать в войне, записался на аспирантскую программу по промышленной экономике в МТИ и был принят. Потом он отложил зачисление для того, чтобы попасть в морскую пехоту, службе в которой не могло помешать его слабое зрение.

Любопытно, но Шульц упоминает лишь вскользь свою службу в морской пехоте в автобиографической части своих мемуаров о своей работе в качестве государственного секретаря. Он сообщает только, что поступил в Корпус морской пехоты, когда американские подразделения на Тихом океане начали побеждать японские войска в битве за Гуадалканал, что он прошел учебный лагерь в Куантико, штат Виргиния, и получил подготовку артиллериста в Нью-Ривер, штат Северная Каролина. «К апрелю 1943 года я был на Самоа, потом принял участие в паре сражений на тихоокеанских островах».[202] И это все, что он смог сказать о своей воинской службе.

Такая лаконичность странновата уже и потому, что он отличился в нескольких сражениях, и потому, что бои помогли сформировать его характер так, что это повлияло на его поведение как государственного секретаря и оказало воздействие на его нынешние усилия по ликвидации ядерного оружия.

После завершения подготовки Шульц и его противозенитный дивизион Седьмого оборонительного батальона были переправлены в Западное Самоа. Оттуда они временно направились на Фунафути, атолл, который сегодня выступает в качестве столицы островного государства Тувалу. Американские войска сосредоточились в этом районе для того, чтобы развернуть атаку на закрепившихся на Тараве японских солдат, воинская часть Шульца была направлена на расположенный поблизости остров Нономеа. В их задачу входило захватить и удерживать остров с тем, чтобы его можно было использовать как аэродром для отправки военнослужащих, раненных во время вторжения на Тараву, которое оказалось одним из самых яростных сражений этой войны.

Другой боевой зоной для Шульца стало вторжение на Палау, еще одно кровавое сражение. Он служил в качестве коменданта пункта высадки десанта американских войск на Ангауре, вулканическом островке, являющемся частью островов Палау. 17 сентября 1944 года 81-я пехотная дивизия высадилась на этом островке, Седьмой оборонительный батальон морской пехоты служил ее сопровождением. В работу Шульца входило направление поставок и войск после их высадки на острове. Это был урок принятия командных решений.

«Я шел во второй волне десанта на Ангауре. Остров имел берег, годный для высадки, с одной стороны и высокие крутые скалы с другой. Ко времени моего прибытия все приостановилось, потому что в пещерах рядом с пологим берегом находились японцы, которые стреляли в упор в наших парней на берегу. …Я помню, как что-то говорил людям, что нужно делать. Беги туда, делай это. И они делали это. И мы в конечном счете выбили японцев из пещер».[203]

В какое-то время вторжения Шульц разыскивал своего самого надежного соотечественника сержанта Паттона. Вот как он вспоминает то время: «Я настроен очень по-боевому, у меня в подчинении был чудесный сержант Паттон, замечательный парень. И ты сближаешься с людьми при подобного рода обстоятельствах очень тесно. Он очень приятный человек и умный, и он был одним из тех ребят, которые могли делать все, могли заставить других людей делать все необходимое. Он очень поддерживал меня. Все идет как следует, и я интересуюсь, где Паттон, и мчусь туда, где, по моему мнению, он должен был находиться, и кричу: где, черт побери, этот Паттон? «Паттон убит, сэр».

Так доходят до человека реалии войны. Я никогда не забуду тот момент. Потому что он говорит вам, когда вы являетесь государственным секретарем или участвуете в принятии решений, направляя людей на войну, что надо тщательно продумывать такой ход миссии, чтобы она была выполнима. Потому что людей могут убить, а вы только благодаря этим людям сможете добиться ее выполнения».

Шульц применил еще один приобретенный военный опыт в своей карьере государственного секретаря, тот, который Рональд Рейган включил в свою собственную концепцию. Когда Шульц отправился в учебный центр морской пехоты, как он вспоминал, сержант, который первым вручил ему винтовку, сказал: «Это теперь твой лучший друг. Береги винтовку. И помни одно: никогда не наставляй ее на кого-то, если не намерен нажимать на курок. Никаких пустых угроз».

Рейгану понравился этот рассказ. «Я могу припомнить времена в Ситуационной комнате, – говорил Шульц, – где мы могли говорить о том, что могло бы произойти, и люди говорили, чего нам не следует говорить, что неприемлемо. Я, бывало, останавливал президента и замечал: «Все хорошо. Предположим, такое случится, а мы сказали, что это неприемлемо. И тогда что же нам остается делать? Давайте решим сейчас, что мы собираемся делать. Что это? Если ответ состоит в том, что мы не собираемся этого делать, то давайте и не будем с самого начала это обсуждать. Никаких пустых угроз». Я считаю одной из проблем нашей дипломатии в данный момент и в мировой дипломатии, если уж на то пошло, что слова перестали многое значить».[204]

Шульц, который уже был капитаном, возвращался в Сан-Диего на сборы для вторжения в Японию, когда атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки привели к окончанию войны. Он получил новое назначение на Военно-морские верфи Бостона. Прошло три года со времени приглашения в аспирантуру по экономике МТИ, когда он объявился в студенческом городке Кембриджского университета, чтобы сообщить о своей готовности записаться в аспирантуру, сердитый чиновник из МТИ обругал его за то, что он рассчитывает на закон о льготах для демобилизованных при оплате за учебу. Шульц проигнорировал мрачную лекцию и стал посещать занятия по экономике, включая лекции, которые читал Пол Сэмуэльсон, который впоследствии получил Нобелевскую премию по экономике.

Он также посещал открытые лекции об атомном оружии из любопытства к науке, которая создала новые бомбы. Позже он вспоминал, как понял, что физики и другие ученые были небезгрешными.

«Физика, конечно, добилась успехов, – говорил он. – Физики были богами, а все, имеющее отношение к ядерным делам, относилось к разряду того, что всем хотелось узнать. Поэтому, если какой-нибудь физик выступал с публичной лекцией, я всегда ходил на нее и старался узнать об этом все, что можно. Среди того, что я узнал, было то, что эти ребята умны, как дьяволы, но они не знают всего о своем предмете. Например, они проводят испытания в атмосфере, мы все наблюдали испытание в Эниветоке и большое грибовидное облако, поднимающееся вверх. А потом вы узнаете, что это безумие – выбрасывать столько радиоактивности в атмосферу».[205]

Единственное, в чем был уверен Шульц, заключалось в том, что он нашел подходящую женщину, чтобы жениться на ней. Елена О’Брайан, или О’Би, как он ее называл, была медсестрой на Гавайях, когда они встретились на войне во время небольшого отдыха, выпавшего для его подразделения. Она приехала к нему в Бостон после войны, и они поженились между семестрами в МТИ в начале 1946 года. Дочь Маргарет, первая из пяти детей, родилась в Конкорде, штат Массачусетс, в мае 1947 года. Они были исключительно счастливой и романтической парой вплоть до ее смерти в возрасте 80 лет в 1995 году. Вдумчивая, скромная и теплая женщина, она ездила с Шульцем во многие из его зарубежных поездок, когда он был государственным секретарем, и всегда, казалось, снимала ему напряжение после трудного дня дипломатической работы. В отличие от многих высокопоставленных людей в правительстве Шульц дал ясно понять своим коллегам, что его жена является неотъемлемой частью его жизни. В 1981 году, когда Шульц улетел в Вашингтон из Лондона, который он посещал, когда Рейган пригласил его стать государственным секретарем, два правительственных лимузина ждали его в аэропорту имени Даллеса, один для того, чтобы отвезти его в Белый дом, второй – чтобы отвезти О’Би, куда бы она ни пожелала. Шульц отказался от второй машины, сказав: «Нет, она поедет со мной. Мы работаем только парой».[206]

Шульц окончил аспирантуру в 1949 году и принял приглашение факультета МТИ. Как начинающий экономист по вопросам труда, он работал в нескольких арбитражных комиссиях, быстро приобретя репутацию хладнокровного и эффективного переговорщика, качества, которые сослужат ему хорошую службу в более поздние годы. Он также слышал о работе способного молодого преподавателя из Гарварда, который находился вверх по течению реки Чарльз. «Я читал кое-что о парне по имени Киссинджер, – вспоминал Шульц. – Он поднимал большие темы. В большинстве случаев, когда кто-то берется за большие темы, то часто это бывает ахинеей. Но когда Генри говорил о чем-то, в этом был большой смысл. Было что-то особенное, поэтому я всегда читал все, что он выдавал».[207]

В 1955 году Шульц переехал в Вашингтон, чтобы принять должность сотрудника Совета экономических советников, который возглавлял тогда Артур Бёрнс. Шульц так описал в своих мемуарах этот переезд: «На службе у страны принстонский девиз был любимым девизом моего отца. Он никогда так не радовался, как в тот день, когда меня назначили в Совет экономических советников президента. Когда моя семья со мной приехала в Вашингтон, где я должен был начать эту работу, мои мать и отец приехали тоже, составив своего рода маленькую свиту. Когда отец увидел мой кабинет в здании Исполнительного управления, рядом с Белым домом, он просто сиял. Позднее в этом же году он умер. «Что бы ты ни делал, – говорил он мне, – делай то, что считаешь правильным. Так или иначе, материальная сторона жизни решит сама за себя, что делать». Я всегда следовал его совету».[208]

Когда в Школе бизнеса Университета Чикаго искали экономиста по вопросам труда, они предложили факультетский пост Шульцу. Профессор Джеймс Лори, член отборочной комиссии, пригласил Альберта Риза, экономиста труда, помочь ему определить нужного человека на эту работу. Лори вспоминал: «Я попросил Ала Риза назвать выдающегося человека в Америке по экономике труда, и он сказал, что таковым является Джордж Шульц».[209] Шульц принял должность в Чикаго в 1957 году. Через пять лет он стал деканом Школы бизнеса.

То была хорошая тренировочная площадка для будущей кабинетной работы. «Мне необходимо было создать окружающую среду, соответствующую учебе, но я не мог заставить студентов учиться, – вспоминал он в своих мемуарах. – Я работал вместе с составом преподавателей, которые могли бы быть на первых ролях (было бы великолепно, если бы они могли еще и петь), но с которыми было трудно сладить, когда все вместе собирались на какое-то собрание, очень похоже на какой-нибудь комитет в Конгрессе. …Я отвечал за состояние организации, но моя реальная власть исходила всего-то из моей силы убеждения. Я с самого начала понял, что мне надо уметь убеждать, если я хочу добиться успеха».[210]

Работа на факультете в Университете Чикаго могла бы показаться детской забавой всего лишь через несколько лет, когда Шульц доложил о прибытии на работу в администрацию Никсона и оказался в беспощадной по соперничеству команде, в которую входили Генри Киссинджер и два самых близких подручных Никсона Г. Р. Холдеман и Джон Эрлихман.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.