2. Последние совещания в Новониколаевске. Начало мятежа — выступление чехословаков в Мариинске

2. Последние совещания в Новониколаевске. Начало мятежа — выступление чехословаков в Мариинске

Год спустя командующий Сибирской армией генерал-лейтенант Гайда издаст приказ по вверенным ему белогвардейским войскам:

«Приказ войскам Сибирской армии. № 300. 19 мая 1919 г. г. Пермь.

26-го сего мая н. ст. исполняется годовщина свержения большевиков в Сибири.

Приказываю: в районе Сибирской армии этот день праздновать. Занятий не производить. Начальникам гарнизонов и командирам частей назначить парады войскам; пищу в этот день улучшить; для солдат устроить бесплатное посещение театров и кинематографов. Помещения воинских частей украсить национальными и сибирскими (выделено мной. — О.П.) флагами.

Командующий Сибирской армии генерал-лейтенант Гайда.

Начальник штаба генерального штаба генерал-майор Богословский».

А годом ранее, где-то в районе числа 24 мая 1918 г., Гайда, тогда ещё пока не генерал, а только капитан, прибыл в Новониколаевск с челябинской конференции чеховойск в расположение своего 7-го Татранского полка. Полк его к тому времени, как мы уже отмечали, оказался рассредоточен побатальонно, а где и поротно, вперемежку с другими подразделениями на нескольких станциях от Новониколаевска до Иркутска, то есть на территории большей части Западной и Восточной Сибири. Именно в том числе и по этой причине двадцатишестилетний Радола Гайда волей временного исполнительного комитета чеховойск и был назначен командующим так называемой сибирской группировкой восставшего корпуса.

Вернувшись в Новониколаевск предположительно 24 мая, Гайда в тот же день провёл секретное совещание с представителями местного эсеровского и офицерского подполья[410], а также отдал ряд важных распоряжений по вверенному ему полку. Так, по свидетельству члена Западно-Сибирского комиссариата ВПАС Бориса Маркова («Алтайский луч», Барнаул, № 91 за 1918 г.), за два дня до начала мятежа Михаил Линдберг встречался в Новониколаевске с представителями командования 7-го чехословацкого полка и попросил их отложить своё выступление хотя бы на одну неделю для того, чтобы успеть оповестить об этом все подчинённые ВПАС нелегальные антисоветские организации, скорректировав таким образом план совместного вооруженного восстания. Однако легионеры категорически отказались переносить дату намеченного на конец мая выступления, так как она уже была утверждена в Челябинске одновременно для трёх группировок чехокорпуса: поволжской, уральской и сибирской.

По сведениям советского журнала «Пролетарская революция» (№ 5 за 1928, с. 64), всё тот же Борис Марков, находившийся в те дни в Мариинске[411], получил указание срочно подготовить местных подпольщиков для совместного выступления с легионерами. Одновременно с этим, сюда же в Мариинск, от капитана Гайды в адрес заместителя командира 7-го полка капитана Кадлеца, вместе со своим батальоном располагавшегося на запасных путях станции, поступила та самая телеграмма с условным текстом, о которой мы уже упоминали.

Из воспоминаний генерала Гайды:

«Необходимо ещё заметить, что с капитаном Кадлецом, помощником командира 7-го полка, мы уже заранее проработали ряд вопросов… Мы имели свои шифры, условные знаки и т. д. Так, например, фраза «отдайте письмо комиссару» означала «займите город», и строжайший большевистский цензор не заметил бы ничего предосудительного в такой телеграмме и, пропуская её, решил бы судьбу города…».

Мариинск находился примерно в 350 километрах восточнее Новониколаевска, поэтому туда срочное сообщение (приказ) могло поспеть к сроку только телеграфом. А вот до станции Чулымск (Чулымская), что располагалась на западе от Новониколаевска всего в 100 километрах, 25 мая от мятежного командора Гайды был направлен простой конный курьер. На данной стации дислоцировался батальон 6-го Ганацкого полка под командованием поручика (по другим данным, штабс-капитана) Чеховского. В секретном письме, которое доставил на станцию Чулымск курьер, Гайда сообщил Чеховскому о том, что волей челябинского совещания он (Гайда) назначен командующим сибирской группировкой войск корпуса, на основании чего он приказывает Чеховскому силами вверенного ему батальона захватить станцию, а также прилегающий к ней посёлок Чулымск. После этого, продвигаясь дальше на запад, в сторону Омска, атаковать и по возможности также захватить станцию Барабинск (примерно в 300 километрах от Новониколаевска).

«Приказываю: сегодня ночью занять станцию и посёлок Чулымск, разоружить охрану и захватить паровозы, телеграф и почту… Продвигаться осторожно, по пути следования разоружить большевиков на станции Барабинск. По возможности действовать так, чтобы в Омске не могли получить точный доклад о том, что происходит… установить связь с белогвардейцами и железнодорожной охраной, которая большей частью на нашей стороне».

Что касается остальных подразделений чехокорпуса, которые располагались на территории Восточной Сибири и находились на ещё более удалённом расстоянии от Новониколаевска, чем Мариинск, и с которыми не представлялось возможным связаться, как с Кадлецом, секретным кодом (потому что о нём большинство командиров просто не успели оповестить), то для связи с такими частями также был послан специальный курьер с секретным приказом о срочном выступлении.

«Новониколаевск. 25 мая 1918 г.

Командирам чехословацких эшелонов.

Посылаю с моим знакомым из сербского войска (воевода Зозич), следующий приказ: Как всем вам, вероятно, известно, съезд и командиры частей постановили, что продвижение до Владивостока далее будет проводиться военным порядком. Уже приняты меры. Сегодня ночью будут заняты Новониколаевск, Чулымск, Барабинск, а на той стороне — включая станцию Мариинск. Старайтесь объединить по два-три эшелона, займите станции, на которых находитесь, внимательно следите за тем, что происходит, где могут возникнуть бои. В случае необходимости постарайтесь объединиться и действовать совместно, но не далее Иркутска. Остановиться перед Иркутском в том случае, если у вас нет уверенности в том, что сможете занять его. С железнодорожниками ведите себя очень осторожно и тактично. Вообще относитесь ко всем справедливо. Не допускайте никакого грабежа и краж. Не нарушайте работу транспорта, пропускайте пассажирские поезда и производите проверку. Позаботьтесь о том, чтобы все эшелоны поддерживали связь со мной. Оружие нигде не отдавайте. Укрепите своё положение. Действовать таким образом меня уполномочила коллегия, избранная съездом в составе

4-х членов филиала Чехословацкого национального совета, 3-х офицеров и 4-х рядовых. Первая дивизия ещё 24 мая получила приказ двигаться вперёд.

Остальное сообщу при первой возможности.

Командир 7-го полка Гайда».

Ну и, наконец, 25 мая Гайда провёл ещё одно, на этот раз последнее, совещание с представителями новониколаевского подполья, оно проходило в гостинице «Метрополь», в номере, который занимала супруга военного руководителя боевых подпольных организаций Западной Сибири Мария Александровна Гришина[412] (в девичестве Захарова). Предположительно, на той исторической встрече присутствовали: со стороны легионеров — Гайда и Гусарек, от эсеровского руководства — Линдберг и Фомин, от офицерского подполья — капитан Травин и поручик Лукин. Записей на той встрече, естественно, никаких не велось, однако по некоторым воспоминаниям известно, что на ней определили время выступления — в час ночи на 26 мая, а также приняли план военного переворота, состоявший в захвате сначала вокзала и железнодорожного моста через Обь, потом — Дома революции (резиденции совдепа, исполкома и штаба Красной гвардии), телеграфа и, наконец, военного городка (казарм красногвардейцев-интернационалистов). Условным сигналом к началу мятежа должна была послужить сигнальная ракета, выпущенная чехословаками, а в качестве опознавательного знака утвердили бело-зелёные повязки на рукавах.

Предположительно, по возвращении с последнего совещания Гайда получил из Мариинска весьма лаконичную и определённо недвусмысленную для него телеграмму от капитана Кадлеца: «Письмо отдано», что означало — город Мариинск занят чехословацкими частями, что «мосты сожжены» и обратного пути уже нет…

Таким образом, первый выстрел со стороны легионеров прогремел в Мариинске — уездном городе Томской губернии — 25 мая 1918 г. В какое точно время произошло данное историческое событие, опять-таки имеются достаточно противоречивые сведения. Кто-то из исследователей настаивает на том, что вооруженное выступление началось утром, кто-то утверждает, что — в середине дня, а некоторые считают, что всё произошло только после 15 часов, то есть где-то ближе к вечеру. С нашей точки зрения, последняя версия наиболее логична, поскольку, случись всё утром или днём, в Новониколаевске уже в любом случае к вечеру 25 мая советские власти узнали бы о мятеже и, наверное, предприняли бы все необходимые меры для того, чтобы не допустить ничего подобного со стороны легионеров

7-го полка у себя в городе (как поступили, например, большевики Иркутска днём 26 мая). Однако у сторонников утреннего выступления есть как бы неопровержимое доказательство своей правоты — это телеграмма члена Мариинского исполкома А. Колесникова, вроде бы как отправленная им с городского телеграфа по всей линии железной дороги в 7 часов 35 минут утра 25 мая:

«В Мариинске два эшелона чехов, стоявшие на стоянке, разоружили проходивший партизанский отряд, следовавший на восток для борьбы с Семёновым… Наступают на город. Все Советы просим слать немедленно революционные отряды. Исполнительный комитет с Красной Армией и частью партизанского отряда, переправившись через реку Кию, задерживает наступление… Шлите всё, ибо это вызов Советской Федеративной республике…».

Данную телеграмму впервые, кажется, ввёл в научный оборот

А.Х. Клеванский в своей монографии «Чехословацкие интернационалисты и проданный корпус», вышедшей в Москве в 1965 г. Её же продублировал в 1973 г. в работе «Очерки истории вооруженной борьбы Советов Сибири с контрреволюцией…» известный новосибирский историк В.С. Познанский. Если действительно телеграфное сообщение Колесникова существовало, то остаётся всё-таки неразрешимой загадка: почему его телеграмма, отправленная рано утром из Мариинска, только лишь в 12 часов ночи (есть такие данные) поступила в Новониколаевск?..

Но, однако, оставим научные споры, для нас особо непривлекательные, и рассмотрим остальную часть дела. Для начала информация общего характера. Итак, к 25 мая на станции Мариинск находилось несколько эшелонов с чехословаками, то был, ещё раз повторимся, батальон 7-го Татранского полка под командованием капитана Э. Кадлеца, а также личный состав двух артбатарей второй чехословацкой дивизии под началом капитана Воронова — всего около 900 человек, при более чем 160 винтовках и, как минимум, одном пулемёте. Эти подразделения в начале мая находились в Новониколаевске, однако, после того как пришло распоряжение из Москвы не накапливать на отдельной станции по нескольку эшелонов с легионерами, батальон Кадлеца, а также инженерную роту отправили дальше на восток («Омский вестник», № 110 от 5 июня 1918 г.).

В той же статье газета сообщает о том, что ещё 6 мая Гайду вызвали в Новониколаевский исполком и выказали крайнее неудовольствие по поводу того, что между всеми составами 7-го полка почему-то протянута телефонная связь, как будто бы они находятся на боевых позициях. Провода между эшелонами приказали немедленно свернуть, что и было исполнено. Вдобавок к этому от Гайды потребовали ещё и полностью разоружить всех находившихся в его подчинении солдат и офицеров, однако данное распоряжение командир полка выполнить категорически отказался. Члены исполкома, подумав, решили тогда, что не стоит, пожалуй, пока нагнетать напряженность, и не стали категорично настаивать на своём. Тем не менее батальон Кадлеца, а потом и инженерную роту они всё-таки принудительно переправили в Мариинск.

Этим силам противостоял, здесь в Мариинске, лишь один красногвардейский отряд из Омска (очередной «транш» на противосемёновский фронт) в количестве примерно 200 человек при полном вооружении с несколькими пулемётами и даже с двумя артиллерийскими орудиями. Омичи, так же как и чехословаки, ждали на железнодорожной станции своей очереди по транзиту на восток. В самом городе имелось, по одним сведениям, местное красногвардейское ополчение, по другим- лишь небольшой отряд революционной милиции, доставшийся мариинским большевикам по наследству от прежней земской власти и подчинявшийся в тот период городскому исполкому.

Таким образом, силы двух противоборствующих сторон были примерно равны. Легионеры превосходили красных по численности личного состава, однако те, в свою очередь, имели преимущество в качестве и количестве вооружения. Вместе с тем незадолго до 25 мая в Мариинске случилось происшествие, существенно повлиявшее, как нам представляется, на весь этот паритет. 22 мая, в день Николы Вешнего[413] (в России, как и везде, очень любят праздники), видимо, после значительных, как и полагается в таких случаях, возлияний между омскими красногвардейцами и мариинскими милиционерами произошёл очень серьёзный конфликт со стрельбой, в результате которого омичи одержали верх и, как свидетельствует газета «Сибирская жизнь» (№ 36 за 15 июня 1918 г.), полностью разоружили обескураженных оппонентов и даже чуть ли не отстранили их от службы.

Конфликт между мариинскими стражами порядка и омскими красногвардейцами разгорался уже давно — с тех самых пор, когда последние прибыли на железнодорожную станцию и по какой-то неизвестной причине на достаточно продолжительное время задержались на ней. Вследствие этого они сначала стали заниматься реквизициями лошадей у местных извозчиков, а потом и запасов продовольствия у городских жителей. Причём страдали при этом, по данным той же «Сибирской жизни», в первую очередь служащие железной дороги, которых омичи обвиняли в своём вынужденном простое и возмещали на них, таким образом, все появившиеся издержки.

Столь многочисленные факты преднамеренных правонарушений, совершаемых под маркой революционной необходимости, не очень нравились местным милиционерам, и они не единожды вставали на защиту как железнодорожников, так и других городских обывателей. Очередной такой конфликт между милиционерами и красногвардейцами как раз и произошел вечером 22 июня, результатом чего явилась даже перестрелка, чуть-чуть не переросшая в боевое столкновение. К счастью, обошлось без жертв, если не считать одной убитой лошади; вместе с тем серьёзное ранение получил командир омского отряда партизан (партизанами их прозвали местные жители).

Таким образом, к 25 мая красные во взаимных дрязгах несколько подрастеряли в Мариинске свой боевой потенциал и поэтому не смогли, в том числе и по этой причине, наверное, оказать достойное сопротивление натиску белочехов. Второй составляющей успеха вооруженного мятежа легионеров стал фактор внезапности, которым в полной мере воспользовались чехословаки и примкнувшие к ним немногочисленные боевики из антибольшевистского подполья. Очевидцы тех событий описывают случившееся в тот день следующим образом. По сговору с мариинскими железнодорожниками, выйти на которых помогли чехословакам местные эсеры, капитан Кадлец попросил эшелон с омскими красногвардейцами перегнать и расположить так на запасных путях, чтобы он был полностью открыт и стал бы удобной мишенью для атаки со стороны легионеров.

И вот в назначенный час чешские солдаты под командой своих капралов вышли, как обычно, на занятия по физподготовке, выстроились повзводно и начали выполнять упражнения: кто — с сапёрной лопаткой, кто — с деревянным муляжом вместо винтовки, а кто — и с настоящим табельным оружием. И в этот момент прозвучал армейский горн, подавший условный сигнал к штурму; легионеры, повернувшись в сторону омского эшелона, бросились в его расположение и без особого труда взяли его, как пираты, на абордаж. Первым делом нападавшие захватили артиллерийские орудия, потом пулемёты, а затем и всё остальное вооружение и имущество. Красногвардейцы не успели оказать практически никакого сопротивления: настолько умело, а главное молниеносно была проведена атака на их позиции. Да, собственно, и позиций-то как таковых там никаких не существовало, у эшелона стояло лишь небольшое охранение, да и то… так, для близира, что называется. Ведь от кого, собственно, стоило ожидать нападения, здесь, в глубоком преглубоком провинциальном сибирском тылу? От чехословаков? Но ведь они до самого последнего момента находились с омскими красногвардейцами в определённом смысле в одном положении, в положении товарищей по несчастью, вместе терпеливо ожидали на соседних путях отправки на восток. Они тесно общались между собой, обменивались и делились, наверное, чем-то друг с другом в трудную минуту, и тут вдруг такое.

Многие из омских партизан, не то что не сумев, а даже и не успев оказать никакого сопротивления, тут же попали в плен к своим бывшим «добрым» соседям по запасным тупиковым путям станции Мариинск. Никакой информации о жертвах произошедшего боевого столкновения нам найти не удалось, поэтому вполне вероятно, что тогда вообще никто серьёзно не пострадал. Те из красногвардейцев, кто сумел избежать окружения и ареста, бежали к железнодорожному мосту через реку Кия, на восток от Мариинска и, переправившись на другой берег, закрепились там для организации обороны. Вскоре к ним присоединились и покинувшие город большевики. Оказать достойное сопротивление мятежникам в самом Мариинске им, по-видимому, также не удалось, поскольку в материалах по данным событиям чаще всего фигурирует цифра — 2 часа, именно столько времени понадобилось чехо-белым для того, чтобы полностью овладеть сначала станцией, а потом и всем городом. Придя в себя и собравшись за рекой с силами, красные попытались отбить Мариинск назад, но этого им также не удалось осуществить, и они вынуждены были вновь отступить и закрепиться на правом берегу Кии, создав здесь в последующие дни достаточно мощную линию обороны. Те же самые меры они предприняли и к западу от Мариинска, так что город оказался хотя и свободен, но вместе с тем зажат с двух сторон, как бы в тисках советских частей.

День 26 мая (воскресенье) стал в Мариинске первым днём долгожданной свободы. После храмовой службы, как и полагается, на главной, Соборной, площади города состоялся политический митинг. Настроение в городской среде, как отмечали очевидцы, было «покойное, довольное, направление митинга противобольшевистское». На радостях, в ознаменование достигнутой первой победы над диктатурой, захваченных в плен красногвардейцев («партизан») чехословаки отпустили на свободу, но взамен взяли у них устное обещание не выступать больше никогда с оружием в руках против демократии.

На следующий день ответственный за наведение нового порядка в Мариинске капитан Кадлец издал несколько обращений к жителям города. В первом из них он для начала разъяснил позицию командования Чехословацкого корпуса по поводу только что свершившихся событий, подчеркнув, что легионеры ни в коем случае не собираются вмешиваться во внутренние дела России, а лишь намерены обеспечить себе свободный путь во Владивосток, а оттуда во Францию, для борьбы со своим заклятым врагом — Германией. В следующем объявлении до городских обывателей было доведено распоряжение о низложении советской власти, о введении в городе военного положения, и, наконец, ещё одно, последнее воззвание, сообщало волю победителей по поводу создания новых структур политической власти. «Вызываю граждан г. Мариинска избрать себе новое правление, которое возьмёт в руки власть. Двух из новоизбранных приглашаю явиться ко мне».

На основании данного распоряжения, как констатируют некоторые источники, в тот же день 27 мая была создана так называемая революционная коллегия в составе семи человек, в которую вошли три представителя от Советов (рабочих, солдатских и крестьянских депутатов), а также четверо членов от ведущих революционных партий (по одному человеку от большевиков, меньшевиков, а также правых и левых эсеров). Однако уже в ближайшие дни в Мариинск пришли две телеграммы из Новониколаевска, где 26 мая также произошёл успешный чехо-белогвардейский переворот. Одна из телеграмм сразу же в значительной степени изменила положение вещей. Её подписал капитан Гайда, и в ней Кадлецу давалось прямое указание — немедленно арестовать бывших членов исполкома и передать власть прежним органам земской власти.

Вторую телеграмму 28 мая отправил в Мариинск член Западно-Сибирского комиссариата ВПАС Михаил Линдберг, находившийся также в Новониколаевске в это время. В ней Михаил Яковлевич разъяснил для широкого круга сторонников победившей демократии позицию Сибирского правительства по вопросу о власти, отметив, что Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов должны быть в обязательном порядке лишены всех властных полномочий. По поводу же их дальнейшей судьбы Линдберг заметил, что они вполне могут существовать, но лишь как «классовые организации» трудящихся[414] — ну что-то навроде профсоюза, по всей видимости.

На основании новых указаний из Новониколаевска капитан Кадлец тут же приказал арестовать остававшихся ещё в городе членов городского и уездного исполкомов, а также распустил революционную коллегию, заменив её комитетом общественной безопасности, в состав которого вошли теперь только правые эсеры и меньшевики. Есть данные, что ещё и представители рабочих профсоюзов принимали на первых порах участие в работе вновь учреждённого комитета.

Сибирское советское руководство, узнавшее вскоре о событиях в Мариинске, сразу же попыталось восстановить в городе прежний порядок. В район Мариинска уже в ближайшие дни было направлено несколько красногвардейских отрядов из близлежащих населённых пунктов. Первыми откликнулись на призыв о помощи шахтёры Анжеро-Судженских копей (весьма значительная часть углекопов на этих шахтах, кстати, являлась выходцами из крестьян Мариинского уезда). Здесь сразу же сформировали отряд в 90 человек, и уже в воскресенье 26 мая он отбыл в район Мариинска. Подойдя к городу с запада, шахтёры под командованием левого эсера П. Сашенко сразу же предприняли атаку на позиции чехословаков, а вскоре к ним присоединился и отряд из Томска в количестве всего лишь 50 человек[415], но зато с двумя артиллерийскими орудиями.

Помощь с востока тоже не заставила себя долго ждать. Первым на выручку мариинским и омским партизанам в район железнодорожного моста на правый берег реки Кия прибыл красный отряд со станции Итатка во главе с левым эсером М.Х. Переваловым. Вскоре сюда же доставили 200 красногвардейцев из Боготола и 300 человек из Красноярска во главе с Михаилом Ильичём Соловьёвым[416], он и возглавил здесь на месте Мариинский фронт. Значительно меньшее количество штыков направил под Мариинск Ачинский совдеп, однако на то у него были свои веские причины, поскольку на территории данного уезда в это же самое время началось крестьянское восстание (кулацкое — по версии советских историков), также привлёкшее к себе некоторое количество воинских сил.

В итоге под Мариинском красным удалось собрать до полутора тысяч бойцов, правда, не достаточно хорошо обученных для противостояния закалённым в боях Первой мировой войны легионерам, однако полных революционной решимости во что бы то ни стало покончить с врагами советской власти. К тому же в рядах красногвардейцев находились ещё и воины-интернационалисты из числа военнопленных, имевших, так же как и чехословаки, богатый боевой опыт. Эта красная линия обороны располагалась в 35 верстах (примерно в 30 километрах) к востоку от Мариинска, как мы уже указывали, на правом берегу реки Кия, в районе станции Суслово. А сразу за рекой на противоположной её стороне возвела свои укрепления повстанческая вооруженная группировка.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.