1. События в Омске, Новониколаевске и Барнауле

1. События в Омске, Новониколаевске и Барнауле

Последней возможностью оппозиционных политиков мирными средствами повлиять на ситуацию в условиях однопартийного, по сути, большевистского режима, являлись земства. Только используя их революционный авторитет и влияние, вполне можно было перехватить у Советов инициативу, захватить, что называется, бразды правления на местах в свои руки, ну а дальше, если повезёт, и полностью выправить ситуацию не только в своём регионе, но и в России в целом. Вполне осознавая опасность такой перспективы, коммунисты, после того как разогнали Учредительное собрание и Сибирскую областную думу, сразу же взялись в первую очередь за уездные и губернские самоуправления, где подавляющее депутатское большинство принадлежало, как правило, правым эсерам.

Попутно с этим целью точечных ударов со стороны большевиков стали и городские думы, причём, несмотря даже на то, что в ряде крупных сибирских городов депутатское большинство в них имели представители социал-демократов, значительное число которых, в свою очередь, составляли сами коммунисты[293]. Однако теперь так называемое относительное большинство в среде городских гласных (сложившееся, кстати, в результате свободного ещё голосования) их уже больше не устраивало. До октября 1917 г. они, помнится, являлись яростными сторонниками всеобщих свободных выборов в городские думы. А теперь что же?.. Теперь им нужно было только абсолютное большинство, а таковое они могли получить только в Советах рабочих и солдатских депутатов.

На проходившем в январе 1918 г. в Омске съезде крестьянских Советов Западной Сибири его делегаты, ничтоже сумняшеся, огласили и после недолгого обсуждения приняли подавляющим числом голосов предложение по роспуску сибирских земств и городских самоуправлений. Причём мотивировка положительного решения по данному вопросу в устах одного из делегатов прозвучала такая: поскольку органы местного самоуправления избирались на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования, они являются порождением капиталистического строя и не дают желательных для трудового народа результатов («Омский вестник», № 14 за 1918 г.).

Неудивительно, что одной из первых в Сибири (18 января), по месту что называется, оказалась распущенной именно Омская городская дума («Сибирская речь», № 16 от 21 января 1918 г.). Местный совдеп определил, что её члены, вместо того чтобы заниматься вопросами городского хозяйства, встали на путь выяснения политических отношений, причём явно «контрреволюционного направления». На самом же деле всё было немного не так. Работа Омской городской думы действительно оказалась парализованной политическими разборками, но только не вследствие наступления правобуржуазных «контрреволюционных» сил, а как раз наоборот — по причине того, что левые депутаты, в том числе меньшевики и правые эсеры, отказывались сотрудничать с так называемыми цензовыми элементами в Думе, то есть с представителями конституционно-демократической партии, биржевиками и крупными домовладельцами. Так, по крайней мере, писала кадетская «Сибирская речь» в номере за 21 января 1918 г.

В данных условиях, вместо действительно немного увлёкшейся политическими дебатами Думы, распущенной ещё и под этим предлогом советской властью, для решения всех, что называется, насущных проблем города в том же январе 1918 г. в Омске создали совет народного хозяйства при городском Совете рабочих и солдатских депутатов. По плану омский совнархоз должен был состоять не только из большевиков, но и частично из представителей эсеров, социал-демократов, профессиональных союзов, совета фабрично-заводских комитетов, а также специально приглашенных узких специалистов. Подобная схема, по всей видимости, в качестве обязательного для исполнения указания поступила тогда из Москвы от центрального правительства, поэтому её, как под копирку, вскоре продублировали и во всех остальных городах Сибири.

После роспуска омского городского депутатского собрания эсеры и меньшевики и даже очень близкие по идеологии к коммунистам меньшевики-интернационалисты выступили категорически против такого рода политической расправы. Так, в частности, лидер омских меньшевиков-интернационалистов Константин Попов вполне определённо заявил через печать, что роспуск всенародно избранного органа местного самоуправления является ударом по одному из самых главных завоеваний русской революции («Сибирская речь» от 21 января 1918 г.).

В Новониколаевске (теперь Новосибирске) Томской губернии реакция на точно такие же мероприятия советской власти нашла своё отражение не только в газетных выкладках «докторов революционных наук»[294], но и в уличных волнениях, чуть не окончившихся массовыми беспорядками. Здесь в знак протеста против роспуска городской Думы, произошедшего 26-го или, по другим сведениям, 29 января, у здания Думы собралась достаточно внушительная толпа народа. Вход в помещение охранялся несколькими красногвардейцами, люди пытались прорваться внутрь здания, но их не пропускали. Однако по мере увеличения количества участников стихийного митинга их настроение становилось всё более возбуждённым, а желание прорваться сквозь кордон — всё более настойчивым. Так что вскоре под громкие возгласы «Жандармы! Опричники!» осмелевшая толпа пошла, наконец, вперёд, уже чуть ли не на штурм, и сразу же опрокинула немногочисленных совдеповских стражников.

Однако ворваться во внутренние помещения Думы протестующим всё-таки не удалось, так как отступившие красногвардейцы успели в последний момент запереть за собой массивные и очень крепкие двери. Чтобы хоть как-то успокоить толпу, на парадный балкон здания Думы вышел теперь уже бывший её председатель. Но он являлся большевиком, и это все прекрасно знали. Поэтому, ещё даже не успев раскрыть рта, он сразу же услышал в свой адрес, а также в адрес своих товарищей по партии весьма гневные выкрики из толпы в плане того, что коммунисты не имеют права распускать органы местного самоуправления, избранные всенародным голосованием, что они также не могут единолично командовать в системе городского хозяйства, так как оно не ими одними создавалось, а также городским имуществом, поскольку оно вообще наживалось совсем другими людьми, и, наконец, что большевики создают власть штыка — точно такую же, как при прежнем царском режиме. Шум за окнами думского здания был настолько велик, что, по замечанию корреспондента семипалатинской газеты «Свободная речь» (№ 153 от 22 февраля 1918 г.), некоторые из красногвардейцев даже якобы в страхе стали отставлять от себя оружие. Однако до самосуда, так напугавшего в тот день многих, дело всё-таки не дошло, и люди на улице, вдоволь намитинговавшись, более или менее удовлетворённые разошлись в конце концов по домам.

Новониколаевская оппозиционная пресса, начавшая печатать в те дни многочисленные разоблачительные политические статьи, сразу же подверглась гонениям со стороны советской власти, в результате чего несколько газет были полностью закрыты. Среди последних оказались «Голос Сибири» — орган Всесибирского комитета правых эсеров и «Знамя свободы» — газета уездного комитета той же партии. Типографии кооперативного объединения Закупсбыт, в которой печатались данные оппозиционные издания, категорически запретили впредь тиражировать их материалы. Однако вскоре оба недавно закрытых печатных органа стали выходить вновь, но только под другими названиями, соответственно «Свободный сибирский голос» и «Свобода», причём они по-прежнему печатались в издательстве «Закупсбыта». В ответ в начале марта Новониколаевский исполком повторно закрыл обе эсеровские газеты, а на «Закупсбыт» наложил штраф в размере 15 тысяч рублей (около полутора миллионов рублей на наши деньги) за непослушание («Алтайский луч», №№ 23 и 41 за 1918 г.).

«Свободный сибирский голос» закрыли 22 февраля, и в тот же день советские власти разогнали собрание новониколаевской общественности (читай: оппозиционных партий), высказавшейся в очередной раз в поддержку Всероссийского Учредительного собрания. А на следующий день, 23 февраля (все даты, естественно, уже по новому стилю), на представителей крупной городской буржуазии большевики наложили денежную контрибуцию в размере 1 миллиона рублей. А вслед за этим по городу прокатилась и волна национализаций. 6 марта, в частности, в государственную собственность перешли два крупнейших предприятия Новониколаевска — пароходные компании господина Фуксмана и госпожи Мельниковой. А во все банки в то же самое время были направлены советские комиссары («Алтайский луч», № 23 за 1918 г.). Большинство городских бань из частных очень быстро превратились в общественные, но плата-то за пользование ими всё равно осталась, правда, она значительно снизилась, но зато и порядка в банях стало намного меньше.

Ещё в одном крупном городе Западной Сибири — Барнауле, с лета 1917 г. столице Алтайской губернии, — одновременно с роспуском городской Думы оказались распущенными уездная и губернская земские управы. Всё это произошло практически за одну неделю с

16-го по 22 февраля. Сначала утром в субботу, 16-го числа, на заседание Барнаульской губернской управы явились представители от местного совдепа и предъявили распоряжение о роспуске всех исполнительных структур губернского земства. Все дела велено было передать губернскому совнархозу. Проводить какие-либо частные совещания по данному вопросу категорически запрещалось («Алтайский луч», № 14 за 1918 г.).

18 февраля та же участь постигла и Барнаульскую городскую думу. А на следующий день уполномоченные во главе с комиссаром Соколовым явились в кабинет городского головы и, предъявив мандат военно-революционного комитета, потребовали передать им все дела городской управы, а вместе с ними и имевшиеся в кассе денежные средства. Всё сдавалось и принималось по описи, после чего помещения закрыли и опечатали. А 22 февраля настала очередь и уездного земства.

По следам тех событий в тот же день в Барнауле, вопреки запрещению властей, было проведено собрание членов разогнанных органов местного самоуправления для обсуждения сложившейся ситуации. Член городской Думы от кадетской партии Левитто выступил с отповедью к представителям эсеров и меньшевиков. «Та травля, которая ведётся сейчас против вас, — заявил он, — она взращена той демагогией, которую вы допускали по отношению к нам (выразителям интересов буржуазии)». В конце свей речи Левитто предложил всем оппозиционным политическим силам объединиться «перед лицом грозного момента». Однако на этот выпад сразу же отреагировали представители умеренных левых и заявили, что не нужно смешивать одно с другим, что классовая борьба социалистических партий с буржуазией велась и вестись будет всегда…

А в заключение они же продекларировали следующее: вся сложность нынешнего момента состоит в том, что сопротивление большевизму есть дело очень тонкое. За большевиками и их политическими авантюрами, несмотря на всю их утопичность, пошли широкие народные массы, это — во-первых. А во-вторых, вести борьбу, направленную на полное уничтожение большевизма, нельзя, поскольку в результате разгрома коммунистов неимоверно возрастёт и угроза поражения русской революции, ибо тогда буржуазия не пойдёт на союз с умеренными социалистами, более того — она сразу же начнёт борьбу против них и сделает всё возможное, чтобы подавить народно-демократические тенденции происходящих в стране перемен. Как видно на примере данного спора, эсеры и меньшевики ещё надеялись наладить диалог с большевиками и, может быть, каким-то образом всё-таки вразумить их. Собрание барнаульских оппозиционных депутатов закончилось принятием резолюции, осудившей разгон земских органов власти, а также было выработано обращение к жителям города в связи с последними событиями. Однако только одним заявлением всё и ограничилось.

23 февраля в меньшевистской газете «Алтайский луч» появилась, как мы теперь называем, разгромная статья члена редакционной коллегии Леонида Шумиловского, в которой он в весьма жесткой и, возможно, не совсем политкорректной форме дал оценку только что проведённым мероприятиям в Барнауле по роспуску законно избранных органов местного самоуправления. «Признают ли, наконец, большевики, — писал он, — всю гибельность своей политики, или они останутся в прежнем ослеплении и прежнем тупом упорстве». После такой критики издание «Алтайского луча», разумеется, сразу же приостановили. А Шумиловский, возобновивший совсем недавно свою преподавательскую деятельность[295], вновь оказался от неё отлучён.

25 февраля в Барнаульский совдеп пригласили представителей правоэсеровской партии, а также некоторых членов недавно разогнанных органов местного самоуправления из числа умеренных левых с целью убедить их в том, что и Учредительное собрание, и земства являются чисто буржуазной затеей, не имеющей ничего общего с дальнейшим развитием социализма в стране. Однако разагитировать уверенных в своей правоте земцев большевикам не удалось, более того, член Учредительного собрания от Славгородского уезда Девизоров стал в ответ доказывать совдеповцам, что прямое, тайное и равное голосование при выборах земских органов власти является отнюдь не буржуазной прихотью, а элементом революционной демократизации общества. За такие «крамольные» речи присутствовавший при данном споре начальник барнаульской Красной гвардии Устинович тут же отдал распоряжение о задержании Девизорова, которого в сопровождении вооруженных людей отвели в следственный отдел, допросили там, конфисковали документы, но спустя некоторое время, одумавшись, всё-таки их вернули, а самого задержанного освободили.

В то же самое время, а точнее 21 февраля, было разогнано и губернское земское собрание в Иркутске. В тот день оно собралось на самое первое пленарное заседание, но не успело даже утвердить повестку дня предстоящей работы. В ней, как отмечают некоторые комментаторы, значилось два очень острых политических вопроса: защита Учредительного собрания и намечавшаяся в связи с этим борьба с советской властью. Реакция большевиков на такого рода заявления конечно же не замедлила себя долго ждать… Каким образом произошёл роспуск Земского собрания в Иркутске, запечатлел в своих мемуарах Иван Серебренников, очевидец тех событий.

«Итак, большевики разогнали Всероссийское Учредительное собрание. Разогнали и Сибирскую областную думу. Конечно, они не остановятся и перед разгоном Земского собрания, так думал я, собираясь в качестве губернского земского гласного от Верхоленского уезда идти на торжественное открытие первого заседания Иркутского губернского земства.

Заседание должно было открыться в помещении Общественного собрания. Я пришел туда своевременно и застал уже сравнительно много народу. Замечалась некоторая приподнятость настроения. Зал и сцена были скромно декорированы. В глубине сцены за столом президиума помещался оркестр. В ложах около сцены сидели консульские представители иностранных держав из числа тех, что находились к этому времени в Иркутске.

Заседание открыл помощник бывшего губернского комиссара Временного правительства П.Д. Яковлев хорошо и тепло сказанной речью, на что этот человек был большой мастер. Затем грянул оркестр — не могу вспомнить теперь, что он мог тогда играть.

Едва только затихли звуки музыки, в зал Собрания вошли большевистские солдаты с винтовками и какой-то большевистский комиссар. Последний взобрался на сцену и объявил заседание распущенным.

Земские гласные и собравшиеся зрители, подчинившись силе, молча, в глубоком унынии, разошлись по домам.

На другой день на улицах города появились расклеенные прокламации с выражением протеста против разгона земства.

Все шло одно к одному, с большевистской точки зрения, логично и последовательно. Скоро нужно было ждать, очевидно, роспуска и Городской думы».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.