Технология

Технология

Примитивное горное дело и металлургия восходят к началу заселения Японских островов. Уже тогда жители в поисках кремня и других горных пород, пригодных для обработки, должны были производить поиски в горах, умели находить и разрабатывать нужные залежи камня, подвергали некоторые породы (яшма, гранит и пр.) весьма сложной первичной обработке. В первые века нашей эры население Японских островов должно было знать открытые разработки меди и простейшие методы ее добычи и обработки (холодная ковка и др., включая и переплавку импортных вещей). Наступление курганной эпохи в III–IV вв. знаменовало вступление в ранний железный век и, следовательно, повсеместное знакомство с железом. Но литературные данные очень скупы на этот счет, как и вообще о положении с добычей металлов в Японии до VI в. Медь, железо, золото, серебро (а чаще вещи из них) постоянно упоминаются даже в ранних книгах «Нихонги». Медь и железо названы в различных мифах, относимых к «эре богов», в частности в мифе о богине солнца. В так называемом «датированном» тексте медь (белая) впервые упомянута применительно к 3-му году правления Тюая (193 г.?). Вплоть до VI в. включительно железо как материал называется непременно среди привозных редкостей: в 46-м году правления Дзингу (246 г.?) Пэкче прислало 40 брусков, в 52-м году ее правления (252 г.?) — просто железо, в 12-м году правления Нинтоку (324 г.?) Когурё прислало железные щиты и мишени, в 516 г. Пэкче преподнесло железные топоры. Только в 642 г. японский вельможа, в свою очередь, подарил пэкчийскому железные бруски — целых 20. В одном из курганов в преф. Нара оказалось 872 таких бруска разного размера [Nishio, 1913].

Довольно поздно фиксирует летопись явное существование разработок руды и плавки металла, причем с нарушением исторической последовательности технических открытий: только под 670 г. упомянута дробилка руды и плавка железа, а первое упоминание о добыче меди отнесено еще дальше — к 698 г., когда пров. Инаба послала ко двору медь. Также до весьма позднего времени нет сведений в литературе о добыче золота и серебра, хотя постоянно фигурируют вещи из этих металлов. По тем же данным, серебро на Цусиме стали добывать с 657 г., а золото — с 699 г. [Naumann, 1967, с. 59–60]. В качестве места, богатого этими ценными металлами, также неоднократно, начиная с 3-го года правления Тюая, т. е. со 193 г. по легендарной хронологии, называется Силла (например, в 485 г.). Драгоценными металлами богат и остров, лежащий на пути в Корею, — Цусима.

Археологические данные вносят значительную поправку в эту картину. Сравнительный анализ китайской и японской бронзы показал, что состав японской бронзы обладает стойкой спецификой, отличающей ее от китайской, но соответствующей естественному составу японских руд. Это означает, что в период яёи японцы уже умели добывать руду, плавить медь и отливать изделия из нее: Добыча железа известна в Японии почти так же давно, но «японская ковка» не заслуживает этого названия. Это скорее отливка. Но и отливка и ковка в Японии занесены вместе с культурой яёи. Первоначально из Китая проникли болванки, потом развилось литье, а затем — через Корею — занесена ковка [Исикава, 1959, с. 158, 171–172].

Горное дело становится одним из важных участков японского хозяйства. В 668 г. в пров. Этиго открыли нефть и асфальт и представили образцы ко двору. В 674 г. на о-ве Цусима обнаружились залежи серебра. В 691 г. были открыты рудники меди и серебра, которые работали на монетный двор. В конце VII в. наблюдается дальнейший подъем в горном деле: медные рудники были открыты в Инаба и Суо, квасцы — в Оми, сурьма — в Иё, киноварь, красный мышьяк (реальгар) и особый, содержащий сурьму сорт медной руды (штейн, по-японски сиромэ), мышьяк, цинк, висмут, олово — в Исэ, киноварь — в Хитати, Бидзэн, Иё, Хюга, Бунго, ляпис-лазурь и медный купорос — в Аки и Нагато, олово — в Танива и серебро — в Ки и т. д. Точных сведений о характере и масштабах использования каменного угля и нефти в древней Японии нет, но сам факт частых упоминаний в летописях об открытии залежей угля и нефти доказывает, что японцам было известно их применение [Иофан, 1963].

Металлургия, несомненно, одна из древнейших отраслей производства Японии. В ней рано были сосредоточены практические навыки населения. Процесс добычи меди рисуется в следующем виде: дробленую руду перебирали и обжигали, используя древесное топливо и меха, плавку — зернистую медь — разливали по сосудам. Эту плавку снова обжигали и после выжигания серы и железа получали чистую медь. К концу VIII в. японцы научились получать разные медные сплавы.

В Японии были известны «Записки о ремесле» («Каогун цзи») — 6-я часть китайского трактата «Чжоу ли». Они содержат знаменитые «шесть рецептов по металлу», которые долгие столетия составляли основу дальневосточной химии и металлургии, хотя на практике от них часто отступали. Согласно этим рецептам выделялось шесть сортов бронзы в зависимости от пропорций составных частей сплава. В шести сортах пропорция менялась по лесенке — от одного сорта к другому. Причем указывалось, какие вещи из какого сорта бронзы лучше делать (табл. 11).

Мы знаем, что небольшая примесь олова (8–9 %) придает сплаву некоторую твердость и красный цвет. Такой сплав хорош для штамповки и чеканки. Повышение содержания олова до 12–13 % дает так называемый пушечный металл красивого желтого цвета, прочный и крепкий. С увеличением количества олова до 15–20 % сплав приобретает бледно-желтый оттенок, значительную звонкость, твердость, но не хрупкость. Хрупкость уже ощутима при повышении содержания олова до 25 % и выше. При 30 % олова получается очень крепкий, но хрупкий белый «зеркальный» металл. Если олова больше 30 %, то металл уже очень хрупок и непрочен и для практического назначения не годен. Из этих шести рецептов-пропорций соотношения между медью и оловом 3: 1 и 4: 1 очень удачны и были найдены в результате долгих поисков. Чем выше количество олова в сплаве (в пределах до 25 %), тем лучше сорт изделия. Присутствие свинца также обязательно. Он играет роль связующего элемента между двумя основными составами. Без свинца изделие чересчур хрупко для шлифовки. При плавке избегали слишком большого охлаждения сплава во избежание выщелачивания свинца. Кроме того, сплаву полагалось быть достаточно мягким, чтобы можно было получить сложные изображения, в частности, на оборотной стороне зеркала. Не случайно бронзовое зеркало, изготовленное в Японии в V в., содержало 67 % меди, 22,5 % олова, 9 % свинца, 1,5 % никеля (соотношение между медью и оловом 3:1).

Таблица 11

Классические китайские рецепты бронзы*

* [Chikashige, 1936].

Важнейшим достижением в металлургии V–VI вв. следует считать так называемое песчаное железо, выплавлявшееся из магнитного железняка, который добывался в песчаных дюнах. В почве выкапывали яму, служившую открытым горном. Туда загружался железистый песок с древесным углем. Плавка осуществлялась с участием нагнетательных мехов. Такая технология (нотатара) применялась по всей стране, она требовала много древесного угля и вела к большой потере металла. Поэтому уже в конце железного века в Японии освоили кричный способ получения железа — путем переработки чугуна в железо, в результате выжигания углерода посредством избыточного кислорода. В V–VII вв. японцы различали три вида железа: сварочное, сталь и ковкое. Сварочное железо содержало менее 0,1 % углерода, плавилось при высокой температуре и не годилось для горячей ковки. Но оно обладало способностью к размягчению и было пригодно к холодной ковке. Сталь содержала 0,8–0,9 % углерода и обладала высокой прочностью. Ковкое железо, содержащее не менее 4 % углерода (чугун), плавится при низкой температуре и после отжига легко куется. Кроме того, этот род железа может быть легко обращен в оба другие путем выжигания лишнего углерода.

Серебряная руда обжигалась в течение нескольких дней на высоких продуваемых пунктах. В качестве топлива употребляли сосну: зола впитывала свинец и олово, а серебро вымывалось.

В литейном деле немалую роль сыграли иноземцы: так, в 586 г. из Пэкче в Японию приехала группа литейщиков.

Литературные сведения о металлообработке скудны. Первое упоминание об изготовлении железного вооружения встречается в «Нихонги» под 1-м годом правления Судзина (97 г. до н. э.?). «Хитати фудоки» подтверждают этот факт [Древние фудоки, 1969, с. 47]. Холодная ковка сделала большие успехи на рубеже VI–VII вв. благодаря работам натурализовавшегося кузнеца Оси- нуми. В V–VII вв. стал, известен способ сочетания пластин (ава- сэкитан). Из железа делали такие орудия труда, как кирки, мотыги, сошники, грабли, серпы, топоры, пилы, молоты, клещи. Но в основном железо шло на выделку оружия и вооружения. Первое место среди оружия, бесспорно, принадлежит мечам, изготовленным способом холодной ковки, и уже потом — наконечникам стрел и копий. Из вооружения наиболее известны были доспехи и шлем. Из небольших пластинок делалась кольчуга, из средних — панцирь. Шлемы, разнообразные по форме, собирались из мелких пластинок. Многие части конской сбруи — стремена, удила, седла — тоже делались из железа [Gowland, 1915].

В Японии долгое время держалась холодная ковка меди, пере-плавка старых изделий и сравнительно поздно освоили настоящее бронзовое литье. Но лишь к 605 г. относится сообщение о медном литье — отливке статуэток Будды (с примесью золота). На практике бронзовое литье было известно на много веков раньше. Археологические памятники сохранили нам глиняные и каменные литейные формы: плоские, ординарные, двойные (для фигурного литья), Отливались такие предметы, как наконечники копий, мечи и более сложные по форме колокола и зеркала. Последняя пара покрывалась литыми украшениями, подвергалась гравировке, а рабочая часть зеркала — особой полировке. К 540 г. относится упоминание о сосуде со вставками эмали, а к 453 г. — интересное, хотя и иносказательное, сопоставление боевых возможностей соперников в борьбе за престол, вооруженных один медными наконечниками стрел, другой — железными, сопоставление, решаемое в пользу обладателя железного вооружения [Nihongi, XIII, 18].

К отделу металлообработки относятся и немногочисленные механические поделки и приспособления [Ёсида, 1955, с. 57–59]. В 660 г. в Японию завезли водяные часы. Они были основаны на следующем принципе. Несколько сосудов с водой ставились один выше другого. В нижней части стенки каждого сосуда проделыва- лось отверстие, через которое вода постепенно просачивалась в нижестоящий сосуд и так до самого нижнего. В нижнем сосуде имелась градуированная шкала, показывающая уровень воды, т. е. время. В 671 г. часы были помещены в особое здание, и время отбивали колоколом и барабаном. В 658 г. буддийский монах сконструировал «тележку, указывающую юг», а в 666 г. преподнес ее двору. В 667 г. устраивается водяная мельница. В быстро бегущий поток погружали колесо, которое, вращаясь, приводило в движение ось с закрепленными на ней парноработающими билами. В 670 г. из Китая привозят водяное колесо. Им пользовались для того, чтобы при помощи мускульной силы ног доставать воду из открытых источников («ступальное колесо»), В 671 г. сконструирован указатель уровня воды.

Химические знания применялись в разных сферах производства: в стекольном, кожевенном, красильном, бумажном, пищевом и пр. Очень рано научились делать стекловидную пасту, а в конце. IV в. эта отрасль производства уже получила значительное развитие. Если верить «Нихонги», около 375 г. стекло варили из окиси: свинца и полевого шпата с древесным углем. Красящими материалами служили окись железа (бурый цвет), марганец (темно-пурпурный, желто-бурый цвета), окись меди (зеленый цвет). Около 531 г. стали варить беловатое и темно-синее стекло, а в 666 г. — зеленое [Chikashige, 1936].

Весьма древнего происхождения искусство обработки кожи, хотя дата изобретения станка для выделки мехов и кож—584 г. до н. э., конечно, недостоверна. Впрочем, «Нихонги» снова под 1-м годом правления Итоку (510 г. до н. э.?) среди прочих ремесел называют кожевенное. Лишь для периода с V в. появляются достоверные фактические данные: в 463 г. из Пэкче приезжают седельники, в 488 г. из Когурё завозят новые приемы горячей обработки кожи, в 493 г. успешно применяется методика окраски кожи. Но в 554 г. на кожевенное ремесло обрушился ряд запретительных мер, предпринятых под влиянием буддизма. Буддизм и в дальнейшем сдерживал все формы деятельности, «вредящие жизни».

Рано появляются различные красители, в том числе и специальные— для окраски дерева и кожи. В 610 г. буддийский монах из Когурё привез новую технику окраски, а к 647 г. уже было известно 7 цветов и 12 оттенков. В 692 г. научились приготовлять свинцовые белила. Завозится прочный лак, который использовался и в строительстве как скрепляющий раствор, но сам по себе лак применялся в Японии еще в неолите.

Изготовление бумаги и туши, кистей упоминается в «Нихонги» под 16-м годом правления Одзина (285 г.?). Бумагу получали из коконов шелкопряда и из дерева. Коконы варились, раскладывались на циновку, промывались в речной воде, перетирались в однородную массу, которая после отцеживания воды сушилась. Верхний слой или шелковую вату удаляли, а на циновке оставался тонкий волокнистый слой, который после отглаживания превращался в лист бумаги. Вскоре удалось заменить дорогое сырье дешевым — стеблями бамбука, древесной корой, коноплей, тряпьем. По тому же источнику, Сётоку-тайси в 610 г. получил отличную бумагу, добавляя в состав массы крахмал.

Винокурение было известно на островах с глубокой древности. «Нихонги» подтверждают его существование на 2-м году правления Тюай (192 г.?), а под 1-м годом правления Одзина (270 г.?) отмечают появление новых приемов, завезенных из Пэкче, но обе даты условны, как и дата обжига соли—301 г.

Инженерно-строительное дело оказалось следующей важной областью приложения научных и практических достижений японцев. В специфичных природных условиях в нем наметились два больших направления: ирригационно-гидротехническое и корабле-строительное [Есида, 1955, с. 55–56; Tuge, 1961, с. 13–15].

Первое зародилось не позднее периода яёи — времени распространения поливного рисосеяния. Возможно, отзвуком этого времени служит ссылка на сооружение каких-то водохранилищ в 60-м году правления Судзина (38 г. до н. э.?), оросительного канала в Кавдти на 62-мгоду правления Судзина (36 г. до н. э.?). Мы находим упоминание о приказе на 35-м году правления Суйнина {6 г.?) всем провинциям копать водохранилища и каналы — числом свыше 800, о сооружении водохранилища в Сакатэ, которое было обсажено бамбуком, в 50-м году правления Кэйко (127 г.?). Важность орошения облекла его сверхъестественным ореолом. В «Нихонги» рассказывается, что в 200 г. царица Дзингу возделывала священное рисовое поле. Чтобы пустить воду из Накагава, она прорыла канал до холма Тодораки, но на пути встретилась скала, которую мастера оказались не в силах пробить. Тогда царица пожертвовала богам меч и зеркало и попросила их разрешить закончить оросительный канал. Тотчас же молния ударила в скалу и пробила ее [Nihongi, IX, 5]. Очень интересное сообщение связывает летопись с 7-м годом правления Одзина (276 г.?). Якобы в этом году заставили китайцев (ханьцев), иммигрировавших на острова, копать водоем. Последний получил название «ханьского».

Безусловно, очень рано стали вести гидротехнические работы в природной гавани Нанива. В 1-м году правления Нинтоку (313 г.?) там рыли какой-то канал и сооружали плотину. В дельте р. Ёдогава в IV в. образовалось поселение Нанива-будущий город Осака. По реке китайские и корейские корабли подымались во внутренние районы Японии. В 8-м году правления Нинтоку (320 г.?) корейские гидрографы прорыли отводной канал в дельте Ёдогава, преследуя несколько целей: улучшить судоходство в мелководной дельте, наладить орошение и защитить пашни от наводнений. В 14-м году правления Нинтоку (326 г.?) в Конку в Кавати прорыт большой канал, по которому хлынули воды р. Исикава и оросили четыре засушливые равнины: Верхней и Нижней Судзу- ка, Верхней и Нижней Тоёра. В результате было орошено 40 тыс. цин, т. е. около 240 тыс. га [Nihongi, XI, 14]. Сообщения о вырытых водохранилищах и каналах встречаются в «Нихонги» до самого конца повествования. Так, источник отмечает, что в 607 г. копают каналы и пруды и т. д. Интересно, что археологи «открыли многие из сооружений, упомянутых в летописи.

Первое письменное упоминание о постройке судов, причем по приказу из некоего центра, отнесено летописью к 17-му году прав-ления Судзина (81 г. до н. э.?). В. 5-м году правления Одзина (274 г.?) в Идзу якобы построен корабль в сто футов длиной. В 31-м году правления Одзина (300?) провинции получили приказ построить 500 крупных судов. Все эти малодостоверные сведения — отзвуки какой-то реальной деятельности. По легенде, бог Сусаноо превратил части своего тела в криптомерию и камфарное дерево — материал корабельщика [Nihongi, I, 58]. Но сообщение о прибытии из Пэкче в 577 г. корабельщиков более достоверно и интересно, как и известие о постройке судов в 618 г. в Ангё.

В условиях островной и гористой страны особое значение на протяжении всей истории приобретало строительство дорог, городов, замков. Первые робкие шаги в этом направлении были сделаны еще в раннюю пору. Японская летопись «Нихонги» отмечает постройку прямой дороги, которая шла от южных ворот «столицы» до деревни Тадзихи, в 14-м году правления Нинтоку (326 г.?). В 613 г. расширяется и реконструируется дорога между Нанива и тогдашней «столицей» в районе Асука.

Японцы уже в энеолите стали отказываться от землянок, мощенных камнем. Но при этом перешли не к обычным на континенте постройкам из обожженного кирпича или из сырца, а к наземным деревянным конструкциям. Деревянные постройки с высоко поднятым полом, на столбах и с двускатной крышей, иногда с верандой служили храмами, дворцами, амбарами. Для сооружений этого времени характерна значительная приподнятость пола над землей — защита от сырости, диких животных и грызунов. Эта приподнятость известна и на юге Тихого океана — на Филиппинах и в Индонезии, где она защищает от нападения змей, и на севере — на Сахалине и на Камчатке, где таким же способом оборонялись от полевых мышей. На сваях-столбах (кроме хижин и землянок бедняков) строились и жилые дома богачей — они были с верандой и с четырехскатной крышей, что подтверждают глиняные Изображения зданий — ханива, которые находят в курганах. Глиняная модель усадьбы курганного периода обнаружена в преф. Гумма. Главный дом по бокам снабжен двумя пристройками той же величины; все они крыты «плетенками» из расщепленного бамбука или дерева (адзиро). В усадьбе есть четыре амбара и хлев. Полагают, что это усадьба большой семьи, причем владелец ее жил в центре.

Растущая мощь Ямато со второй половины IV и по V в. включительно иллюстрируется гигантскими курганами. По подсчетам Сайто Тадаси, только крупных квадратно-круглых курганов на-считывается 1087 [см. Yazaki, 1968]. Помимо сферических курганов для Японии характерны курганы с насыпью сзади круглой, а спереди квадратной, в плане имеющие вид замочной скважины. Внутри кургана делали вертикальную каменную камеру с полками для инвентаря. Вход наверху закрывали плитой. Позднее появились горизонтальные камеры с входом сбоку. К нему ведет длинный коридор из камня. В одном кургане бывало несколько камер. Стены камер в курганах иногда расписывались. Система погребальных камер была очень сложна. Часто поверхность кургана покрывали каменными плитами. Некоторые курганы были подлинными сокровищницами. Летопись сообщает, что в 612 г. в погребение царя было положено 15 тыс. предметов.

Сооружение огромных курганов с их камерами требовало солидных знаний в математике, инженерно-строительном деле. Ог-ромный курган, приписываемый Нинтоку (начало IV в.), для своей насыпи потребовал 1 405 866 куб. м земли. Его длина —475 м, т. е. он длиннее египетских пирамид, высота — 30 м сзади и 27 м спереди. Тысяча человек сооружала его около четырех лет, работая ежедневно. Вокруг насыпи вырыты рвы, и у ее основания сплошным забором поставлено 14 тыс. цилиндрических ханива [Воробьев, Соколова, 1976, с. 13].

Хотя в «Нихонги» часто упоминаются храмы (синтоистские и буддийские), дворцы, «столицы», их облик нигде не описан. Если не считать единичных культовых сооружений, об архитектурном облике которых будет сказано ниже, то приходится ограничиться скупыми отрывочными замечаниями. Синтоистские храмы существовали с глубокой древности — по «Нихонги», с 40-го года правления Кэйко (110 г.?) — в виде довольно простых сооружений. Они служили одновременно жилищем вождей и правителей. Буддийские сооружения стали воздвигаться с середины VI в. Точно известно, что в 586 г. строители из Пэкче возводят храм, а не то к 585, не то к 593 г. относится первая в Японии пагода, до наших дней не сохранившаяся. В 594 г., как уверяют «Нихонги», все оми и мурадзи наперебой воздвигали буддийские храмы. Девятиярусная пагода на р. Кудара в Сэтцу была построена в 641 г.; название реки (кор. Пэкче), возможно, указывает на вероятных строителей— выходцев из Пэкче, а в 644 г. — при строительстве храма Кофукудзи — впервые применена кирпичная вымостка [Воробьев, Соколова, 1976, с. 25].

Нинтоку в 1-й год своего правления (313?) перенес резиденцию в Нанива — во дворец Такацу. Последний не был оштукатурен, стропила фронтона, брусья конька, колонны и столбы не орнаментированы, тростниковая крыша чуть налажена — все из-за полевых работ. По этой картине из «Нихонги» мы можем представить, какими были обычные царские дворцы, правда, неясно, в какую эпоху. В 468 г. в Ямато воздвигнут дворец Асукура, который считается первым зданием павильонного (китайского) типа. В 601 г. Сётоку-тайси связал свое имя с дворцом Икаруга.

Традиция утверждает, что Одзин построил в Нанива первый в Ямато «город» — свою резиденцию-дворец, окруженную валами и рвами. Но если говорить об обычных городах, то их зародышем стал постоянный рынок (табл. 12).

Однако самообеспечивающий нетоварный характер древней японской деревни не способствовал быстрому росту рынков.

Таблица 12

Рынки в IV–VI вв. (по «Нихонги»)*

* [Yazaki, 1968, с. 14–16).

На ранней стадии объединения в Японии не было городов с большим населением и сложной организацией. Даже ставка царя не обладала такой организацией и не притягивала к себе значительного населения. Тем более это относится к ставкам глав кланов.

Как и в любом земледельческом обществе, городская жизнь не сильно отличалась от сельской. Ставка Юряку — Асукура-но мия (в Хацусэ, в преф. Нара) — строилась натурализовавшимися иммигрантами и для своего времени казалась величественной. Традиционные черты сохранены, например, в виде декоративных украшений на конце конькового бревна. Столбы ставились прямо на землю. Резидёнция имела склады, караульню, забор. Часто встречающееся в «Нихонги» выражение «перенесли столицу», в сущности, означает перемещение ставки. Упоминавшиеся «столицы» были сооружениями временного типа, недаром их легко меняли. При Сётоку-тайси с наплывом континентальной культуры в районе Асука (юг преф- Нара) складывается стабильный центр царской власти. При Суйко там было построено пять буддийских храмов. При Когёку (642–645) построен дворец Итабуки с 12 воротами и первой в Японии крышей, крытой деревянной дранкой. На его постройку сгоняли работников от Тоцуоми (преф. Аити) на востоке до Аки (преф. Хиросима) на западе.

Крепостное строительство (земляные городища) не требовало развитых инженерных знаний. При всем этом упоминание о крепостях, по-видимому, сложившегося типа в литературе появляется с VI в. Развивается строительная техника. По преданию, с 18-го года правления Одзина (287 г.?) стала производиться окраска зданий, в 607 г. получен особый состав, напоминающий бетон (куски гранита смешивались с каменным углем и скрепляющим материалом).

Переселенцы внесли заметный вклад в развитие японского шелководства и ткачества. В 472 г. переселенцев специально расселили по уездам, пригодным для разведения тутовых деревьев.

Слово «аябито» стало синонимом ткача. В «Нихонги» упомянуты ткачи из Хань и У. В это время местные ткачи работали, по-видимому, только с растительным волокном — со льном, бумажным деревом. Даже вадзин на о-ве Кюсю носили простейшие одежды из полотнища с дыркой для головы. Переселенцы из китайских колоний в Корее принесли с собой в Японию китайскую технику разведения шелковичных червей. Новый толчок шелкоткацкому ремеслу дали ткани и ткачи из царства У. Многие бытовые предметы занесены в Японию из Южного Китая. На ханива можно различить одежду южного покроя: «тунику» с узкими рукавами, штаны и рубаху. Из обстановки привились сиденья двух типов: в виде кушетки (такие бытовали в царстве У) и в форме скамьи, как в Северном Китае. Бронзовые и позолоченные орнаментированные рукоятки широких мечей сохраняют южнокитайские элементы [Harada, 1957, с. 7].