Переселение китайцев и корейцев

Переселение китайцев и корейцев

Тем не менее и после этого ход этнической истории населения архипелага оставался достаточно напряженным и проходил под заметным воздействием миграции и диффузии. В IV–VII вв. в страну мигрировали значительные массы обитателей Кореи и Китая, причем мы знаем даже приблизительное время прибытия отдельных партий, их примерную численность и расселение по стране. В предварительном плане можно сказать, что эта миграция сыграла существенную роль в окончательном складывании этнического облика японцев. Значение диффузии континентальной культуры, «вязанной с этой миграцией, представляется еще более важным. Поскольку она как лак легла на всю японскую основу, создалось впечатление о ее всепроникающем и решающем влиянии [Saito, J 969; Mun Sa Wi, 1971].

Судя по летописи «Нихонги», большие группы китайцев из префектур Лолан и Дайфан (Корея), переселившиеся в Японию, состояли из циньцев (или хата) во главе с Гун Юэцзюнем и ханьцев (или ая) во главе с Атики (кор. А Чжики). Первые появились в Японии около 14 г. правления Одзина (283 г.?), вторые — в 20 г. (289 г.?). О действительной, хотя бы приблизительной дате приезда можно лишь догадываться по косвенным данным. По «Кодзики», Атики привез в подарок железный меч с семью отростками. Похожий меч сохранился, на нем есть датирующая надпись — 369 г. Поэтому предполагают, что оба персонажа прибыли между 370–375 гг. [ср. Kojiki, II, 104—7].

С одной из первых партий ханьцев прибыл и знаменитый Вани (кор. Ван Ин); о дате его приезда много писали, и в конце концов она тоже отнесена к IV в. Напомним, что это время ознаменовалось на Корейском полуострове крахом китайских префектур, а это должно было вызвать перемещение колонистов.

Названия «ая» и «хата» как родовые фамилии иммигрантов в первом поколении упоминаются уже в V в. при награждении званиями представителей их высшего слоя [Lewin, 1962]. Ая — одно из чтений (ая, ая-но атаби, аябэ) в древнеяпонском произношении двух иероглифов, которые буквально значат «люди хань, ханьцы». Хата-одно из званий (кабанэ), жалуемых иммигрантам; для его написания использован китайский знак, определяющий династию Цинь; отсюда — «циньцы».

В подсчетах числа иммигрантов в протоисторические и исторические эпохи в Японии авторы не сходятся. Но известно, что в 14 и 16 гг. правления Одзина пришелец Гун Юецзюнь явился во главе населения 120 уездов. При Нинтоку бьгао расселено население 127 уездов Цинь. Но в Лолане при Ранней Хань числилось лишь 25 уездов: похоже, «сотня» подставлена ошибочно и перед цифрой следует поставить предлог «из».

Ханьцы происходили из 17 уездов, сперва они прибыли в Дайфан, а после упразднения последнего — в Японию. Число тех и других, по поздним источникам, колебалось между несколькими сотнями и несколькими тысячами. По главе о Юряку (вторая половина V в.) в «Нихонги» и по «Новому реестру кланов и фамилий» («Синсэн сёдзи року»), насчитывалось 92 корпорации (бэ) циньцев-иммигрантов и в них числилось 18 670 человек; при вступлении на престол Киммэя (вторая половина VI в.) циньцев оказалось 7053 двора. По утверждению некоторых исследователей, это составляло 3 % всего податного населения [Aoki, 1974, с. 71]. Сведения о ханьцах менее определенны: в «Дополнениях к сказаниям о старине» («Кого сюи») утверждается, что их считали десятками тысяч.

По аналогии с современными демографическими данными, в эпоху яёи на островах могло жить что-то около миллиона человек, в начале VII в. — миллионов пять японцев, в середине VIII в. — до 8,5 млн.

Иноземцы прибывали в Японию через Корейский полуостров тремя волнами: 1) IV — начало V в.; 2) вторая половина VI — начало VII в.; 3) 60-е годы VII в. — VIII в. [Lewin, 1962, с. 190–193; Рак Siin, 1972]. Всех иммигрантов селили компактными группами в строго определенных районах."

С V в. ая особенно густо расселялись на Хонсю по побережью Внутреннего Японского моря, вблизи тех мест (Нагато, Ямато), где размещались царские ставки. Поселения ая (ямато-но ая) кроме клана Сака-но-э находились в провинциях Ямато, Кавати. Хата придерживались той же тенденции: жить вблизи ставок «царя» — и поселились в основном в провинциях Ямасиро, Сэтцу, Кавати. Материал о поселениях потомков «ханьцев» относится к VII–X вв. К этому времени обозначения Аяхито, Аябэ, Аяхитобэ утратили свою характерную социальную функцию и превратились в простые фамилии. Внезапное появление этих фамилий в разных провинциях дает право на предположение, что эти фамилии или группы фамилий есть результат смешения аборигенов с потомками пришельцев. Это можно подтвердить на примере провинций Ямато и Кавати, находящихся на восточной оконечности Внутреннего Японского моря.

С V в. хата заселяли побережье Внутреннего Японского моря, восточное побережье Кюсю, западное побережье Сикоку, южное побережье Хонсю. Затем — они переселились в провинции Бидзэн, Сацума, Сэтцу, Кавати, Танива, Ямато, Ямасиро и далее в Тика- цуоми, Мино.

Китайский посол, сопровождавший японского к себе на родину в Китай в 608 г., упоминает некую страну Суво [Japan…, 1951, с. 32], «чьи люди похожи на китайцев». Возможно, речь идет о стране Хата.

Появление корейских военнопленных и китайских иммигрантов на островах способствовало консолидации централизованного режима, который противостоял эмиси, владевшим севером Хонсю. Эти иммигранты отнюдь не оказались в положении изолированного меньшинства. Они стали частью господствующей в Японии социальной структуры. Обе группы (ая и хата) расслаивались, с одной стороны, на ряд более мелких привилегированных, управленческих прослоек, а с другой — на массу рядовых, которые еще раньше в корейских поселениях находились в подчинении у своих вождей. В процессе натурализации обе группы, каждая по-своему, прошли путь развития, который отличался значительными особенностями, оказавшими влияние на окончательный их социальный состав [Soong Yiie-lun, 1971; Imai, 1967].

Если суммировать все, что нам известно о социальной структуре ямато-но ая перед реформами Тайка, то мы получим следующие разряды [Lewin, 1962, с. 126]: 1) ая-но атаэ (клановый союз). Его члены — это хранители казны, административные деятели, начальники профессиональных и ремесленных объединений, обладавшие земельной собственностью; 2) ая-но обито (отдельный клан). Его члены — это служащие территориальных учреждений, начальники профессиональных объединений; 3) ая-но сугури (отдельный клан). Его члены — это начальники аябэ; 4) аяхито (отдельный клан). Его члены — это мастера-ремесленники (самостоятельные или члены объединений), свободные крестьяне, служащие (например, сборщики налогов, писцы); 5) аябэ и аяхитобэ (корпорации). Это зависимые профессиональные объединения или крестьяне. Группы 1–4 — свободные, группа 5 — полусвободная.

Социальное положение группы хата в общем соответствовало состоянию ая. Но высшие слои хата к моменту переселения по социальному престижу не дотягивали до ая, поэтому и положение основной массы хата оказалось в Японии ниже. Среди них обнаруживается лишь один руководящий клан — это клан «принца» Юдзуки. Хата обладали более широким низшим, крестьянским слоем, над которым находилась единственная профессиональная группа ремесленников — шелкоткацкая. Из этого крестьянского субстрата выросли впоследствии мелкие землевладельцы. В культурном отношении и по положению при дворе хата уступали ая. Не известно ни одного случая, когда бы род хата выполнял функцию писцов, столь распространенную среди ая. Причины более низкой их культурной роли очевидны. Силла, откуда хата иммигрировали в Японию в V в., была сравнительно изолирована от китайской культуры. Ая же прибыли из китайской колонии Лолан, хранившей еще традиции ханьской культуры. Социальная структура хата тоже зависела от этого фактора: группа хата по абсолютному и процентному отношению группы несвободных далеко обгоняла другие группы переселенцев. Не удивительно, что хата очень рано стали употреблять на подневольных работах. Уже при Нинтоку их посылали на строительные и ирригационные работы в Ямато и Кавати. Их участие в хозяйственном развитии Центральной Японии значительно [Lewin, 1962, с. 133–137; Мидзуно, 1973].

Социальное положение ая и хата оставалось неизменнйм до середины VII в., как, впрочем, и других переселенцев. Ассимиляция с аборигенами на протяжении поколений зашла настолько далеко, что натурализовавшиеся иммигранты в социальном отношении мало чем отличались от местных жителей. Окончательная японизация облегчалась двумя мероприятиями в ходе реформы Тайка. Первое мероприятие заключалось в ликвидации системы корпораций (бэ), как зависимых, так и привилегированных. Тем самым уничтожались корпоративные основы неравенства или изолированности. С этих пор единственное отличие ая и хата стало заключаться в фамилиях. Второе мероприятие сводилось к упразднению старых званий и к введению восьми новых (685 г.). Так, были упразднены звания привилегированных, старых иммигрантов— атаэ, обито, мияцуко, должностные звания оми, фубито, сугури, оса, киси, эси, кусуси.

Ая играли большую политическую роль, нежели хата. Уже родоначальник клана Ая-но атаэ — Ати-но Оми и его сын Цукано Оми оказались ближайшими приближенными царей Ритю и Юряку. Хата вступили на политическую арену в V в., когда Хата-но кими сакэ стал придворным Юряку. Как управляющий царскими корпорациями, он ведал 18 670 членами 98 групп хата. Один из ая в конце концов поддержал клан Сога в его стремлении принять буддизм. Ая принимали участие в просветительской деятельности Сётоку-тайси, в реформах 645 г. В тесном контакте с родом Сога, принявшим во второй половине VI в. буддизм, находились ая и хата, представители которых ведали финансами Сога. Строительство первых храмов тоже не обошлось без их участия.

Иммигранты с материка были естественными проводниками китайской письменности. Верхний их слой, конечно, был грамотным. Не случайно в течение нескольких столетий переводчиков И писцов набирали только из их среды. Но удивительно другое: почему этот грамотный слой почти не оставил после себя конкретных письменных материалов ни на старой, ни на новой родине? (ср. [Aoki, 1974, с. 19]). Допустимо, что со старой родиной они быстро утратили связь, на новой же далеко не всегда встречали дружелюбный прием и попадали на службу к правителям Ямато. В японских источниках столкновение между пришельцами и аборигенами — нередкий мотив, хотя он обычно предстает в мифологическом оформлении, в виде схватки между пришлым и местным божествами [Древние фудоки, 1969, с. 34, 77, 92–93], причем объектом борьбы часто является земля [Древние фудоки, 1969, с. 90, 95]. И очень часто победу одерживает прошлое божество — иногда обнаружив лучшие навыки в рисосеянии [Древние фудоки, 1969, с. 91].

Переселениями в Ямато групп ая и хата миграции на острова не закончились, они лишь сократились. Так, в 666 г. из Пэкче прибыло 2 тыс. человек обоего пола. Их поселили в восточных провинциях. В начале IX в. в столице Хэйан и в пяти центральных провинциях (гокинай) произвели перепись, которая выявила 1182 клана и фамилии. В перечне «Синсэн сёдзи року» они разбиты на четыре группы: 1) кобэцу — ответвления верховного божества и императорского клана; 2) симбэцу — отпрыски «земных богов» (т. е. не Аматэрасу и др.); 3) сёбан — иноземные кланы; 4) ми- тэй-но дзосё — кланы неизвестного происхождения (табл. 5, 6).

Таблица 5

Разбивка кланов по провинциям и по группам на основании — переписи в начале IX в.

* Восточная половина г. Хэйан.

** Западная половина г. Хэйан.

*** В VII Р. входила в пров. Кавати.

Среди 117 фамилий неизвестного происхождения числится 47, предки которых, несомненно, пришли с материка. Интересно, что около 800 г. треть фамилий в Центральной Японии вела свое происхождение с материка. Эта перепись — последняя попытка выделить самостоятельную группу иноземного происхождения.

В III–VII вв. существовали постоянные контакты с континентом. Переселение корейцев и китайцев зафиксировано не только в летописях.

Таблица 6

Разбивка иноземных кланов (сёбзн) по месту происхождения и проживанию.

* Восточная половина г. Хэйан.

** Западная половина г. Хэйан.

*** В VII в. входила в пров. Кавати.

Очертания голов глиняных статуэток-ханива вполне соответствуют конфигурации обнаруженных черепов той эпохи. Население этого времени по высоте и ширине костяка не отличалось от современных японцев середины XX в., только Ч|ере(па у них были ниже. Высота лица у них была выше, чем у людей дзёмон, но ниже, чем у жителей яёи и современных японцев. Черты лица отличались большей уплощенностью, чем у народа дзёмон. Прикус встречался менее чем в 30 % случаев. Их отличие от современных японцев ощущается меньше, чем последних от людей яёи или дзёмон.

Эта антропологическая картина может быть усилена социоэтнической и культурно-исторической. Хотя численность китайско — корейских иммигрантов всех потоков по сравнению с массой всего аборигенного населения оказалась невелика, их значение не определяется этим простым соотношением. Пришельцы, обладавшие более высокими общественными и культурными навыками, прибыли в страну, где уже зрела государственность. Они были сразу поставлены ей на службу. Их расселили компактными группами в исконно японских провинциях (гокинай) вблизи царских ставок. Это позволило им не утонуть в чуждом этническом море, а растворяться в нем постепенно, делясь своими навыками (последние сохранялись и совершенствовались в бэ). Предпочтительное использование их представителей в аппарате управления, в делопроизводстве, в специализированном ремесле и прикладном искусстве, в окружении правителя, на службе подымающегося буддизма и конфуцианства неизбежно повышало их социальное положение и престиж. В период реформ они оказались надежной опорой реформаторов. В итоге они заняли прочное место в новом привилегированном сословии (см. [Ким Сокхён, 1966]).

Древнейший и древний этапы этнической истории обитателей Японских островов отличаются довольно бурным течением процессов этнорасовых смешений, естественным следствием миграции населения и диффузии культуры. Смешение, однако, как правило, приводило не к полному уничтожению старых компонентов, а к наслаиванию новых компонентов на старые [Mizuno, 1968, с. 73–74]. В настоящее время утверждают: 1) современные японцы подразделяются на два локальных типа: а) тип Тохоку и побережья Японского моря, б) тип Кинай (Кинки, побережье Внутреннего Японского моря, Токайдо, Южное Канто); 2) тип «а» имеет общие черты с айнами, а тип «б» — с корейцами; 3) из географического распространения этих типов следует, что тип «а» аборигенный и первоначально распространился по всей Японии, а тип «б» — пришлый из Кореи и распространился через зону Внутреннего Японского моря до Кинки и далее на восток; 4) айны и японцы смешивались при контактах; то, что результат смешения напоминает показатели типа «а», возможно, означает участие айнов в формировании этого типа; 5) главными этническими компонентами, участвовавшими в этногенезе японцев, были айны и корейцы. Южные китайцы, микронезийцы, индонезийцы, возможно, вступали в контакт с этими главными компонентами, но главным образом на о-ве Сикоку [Kanazeki, 1965; Tubaki, 1968].

Процесс формирования японской народности достиг поворотного пункта в конце раннего железного века, или курганной эпохи, и нашел свое выражение в создании сравнительно однородного пласта населения на значительной части территории островов (в Кинки, Тюгоку, на севере Кюсю). Этот пласт успешно испробовал свои силы как на политической арене — в создании режима Ямато, так и в культурной сфере — в кристаллизации культуры Асука. Но с достижением поворотного пункта формирование древней японской народности еще не закончилось. Новая и последняя крупная волна китайско — корейской миграции и диффузии придала окончательный облик древней японской народности, связав ее прочными кровными узами с современным ей китайско — корейским миром. Отныне и надолго однородное население твердо закрепило за собой этническую территорию: о-ва Кюсю, Сикоку, Хонсю (кроме северной оконечности последнего), создало свой язык и приняло единую китайскую письменность, осознало себя как народ — Ямато и, как таковой, создало особую модель общества и культуры.