Глава 3. ЭЛЛИНЫ, ЕВРЕИ, ИУДЕЯ (III в. до н.э. — начало I в. до н.э.)
Глава 3.
ЭЛЛИНЫ, ЕВРЕИ, ИУДЕЯ
(III в. до н.э. — начало I в. до н.э.)
Иудея под властью Птолемеев. Иерусалимский Храм. Эллинизация иудеев Александрии и перевод Священного писания на греческий язык. Карьера семейства Тобии при дворе Птолемеев. Переход Иудеи под власть Селевкидов. Восстание в Иудее против эллинизированной иудейской элиты. Репрессии селевкидского царя Антиоха Эпифана. Война Маккавеев и победа повстанцев. Иудея — независимое царство. Эллинизация правящей в ней династии Хасмонеев.
Персидские властители предоставили иудеям, как и другим покорённым народам, право жить по законам предков, то есть внутреннюю автономию. Не вызывает сомнений, что это право было сохранено и Александром Македонским, и его наследниками диадохами. Это, конечно, определило и положение иудеев под властью эллинистических повелителей, первыми из которых были цари Египта Птолемеи. Собственно Иудея тогда представляла собой область вокруг Иерусалима, примерно как при правлении иудейского царя Иосии (639–609 гг. до. н.э.). На основании сообщения во Второй книге Паралипоменон, гл. 35, о жертвоприношении скота, которое совершил царь Иосия по случаю обновления Храма, можно с известной долей уверенности полагать, что общая численность населения Иудеи во времена царя Иосии не превышала 200 тыс. человек{16}. Таково приблизительно население Иудеи и во время Птолемеев.
Страна стала частью большой провинции Сирии и Финикии, управлявшейся стратегом, высшим чиновником Птолемеев. Прибрежные торговые финикийские города, пользовавшиеся и при персах определённой автономией, охотно провозгласили себя «полисами» по примеру греческих и даже получили право чеканить свою монету. Там постепенно поселяется и греческий торгово-промышленный люд. Вместе с тем везде, где возможно, властями создавались военные поселения — катойкии. В них поселенцам, как казакам в России, предоставлялись земельные наделы на условиях защиты границ страны от набегов соседних кочевников. Отметим только, что среди военных поселенцев были и евреи, о чём свидетельствуют имена колонистов. Впрочем, катойкии из евреев создавались ещё персами, самым известным было военное поселение в Элефантине на границе Египта и Нубии.
Несомненно, власть египетского царя сказывалась и на далёком от него Иерусалиме. Но, вообще говоря, эллинистические правители, по примеру предшественников, старались не вмешиваться во внутренние дела подвластных народов и довольствовались их покорностью, выплатой налогов, а также выполнением отдельных повинностей. Неизвестно даже, располагался ли в Иерусалиме постоянный гарнизон. Можно заключить только, что Птолемеи считали Иерусалим независимым этносом, находящимся под их властью и покровительством. Не ясно также, обязаны ли были евреи поставлять в царскую армию солдат. Однако, согласно Иосифу Флавию, Иерусалим ежегодно должен был поставлять царской казне достаточно крупную сумму ежегодной дани в 20 талантов (более 500 кг серебра, что соответствует 40 кг золота){17}. Известно также, что городом управляла герусия, то есть собрание старейшин, однако не известно, какие налоги с населения собирала собственно еврейская власть.
Хотя чужеземные правители Иудеи позволяли жить евреям «по законам предков», это, разумеется, совсем не означало, что всё общественное устройство соответствовало Священному Писанию и Законам Моисея. Известно, что центром города Иерусалима, да и всего еврейского мира был восстановленный ещё при персах примерно в 516 году Храм. Возможно, это было единственное значительное здание города. Здание это, или, точнее, комплекс различных служебных помещений, было окружён каменной стеной. К описанию Храма мы ещё вернёмся, поскольку его обновление и украшение является важнейшим деянием героя этой книги. Отметим только его исключительно высокое сакральное значение для иудеев всей ойкумены. Как весьма точно пишет Бикерман, «Храм был обиталищем Бога Живого. От него исходили лучи святости по всему Иерусалиму. В самом имени Ierosalem или lerousaleme греки и эллинизированные евреи обнаруживали hieros, то есть “святой”. Евполем уже около 160 г. до н.э. утверждал, что Hierousalem получил имя от Святилища, hieron. Из документа Селевка следует, что раввинистическая классификация десяти степеней святости от Палестины (святейшей других земли) и до священнейшего места (Святая Святых (Храма — В. В.)) — была известна ещё во дни первосвященника Симеона (Шимона) Праведного, то есть около 200 г. до н.э.»{18}.
Особое статусом обладали священники Храма, согласно традиции это были мужчины — потомки брата Моисея Аарона, иначе говоря, принадлежавшие к колену сына Иакова Левия. Ранее священники, будучи посредниками между Богом и простыми иудеями, сохраняли своё положение только при богослужении в Храме, поскольку святость была дарована всему избранному Богом народу. При македонских властителях священнослужители покорённых народов получили особые привилегии ввиду того, что они не слишком доверяли светским властителям. В связи с этим огромное значение приобрел пост Первосвященника. В 300 году до н.э. Гекатей уже именует его «архиереем», то есть главным духовным вождём иудейского народа. Исторически сложилась традиция, что первенство при избрании Первосвященника принадлежало роду выходцев из аристократической семьи Ониадов, ведущего своё начало от Садока. Садок занимал пост Первосвященника ещё при царе Давида, то есть традиция продолжалась почти 8 столетий.
Особое значение Храму придавало то, что там накапливались приношения святилищу со всего иудейского мира, и, кроме того, он выполнял функции своего рода государственного банка Иудеи, где находились на хранении капиталы и сбережения частных лиц. Священники Храма были освобождены от налогов и получали свою часть от приношений. Эта функция Храма придала посту Первосвященника и его окружению не только религиозное и политическое, но и большое экономическое значение. Поэтому многие дальнейшие события, происходившие в Иудее, в значительной степени могут объясняться этим фактором, хотя, конечно, внешне они сохраняли форму религиознонациональных движений.
Включение в состав державы Птолемеев сразу же вовлекло отсталую крестьянскую Иудею в огромный экономически развитый мир. Для иудеев был открыто экономическое пространство богатейшей страны древнего мира — Египта, и, самое главное, стране было даровано почти сто лет мирной жизни. В Иудее процветали сады, виноградники и оливковые рощи, на разведение которых требуется много лет. Начался интенсивный обмен с метрополией, которая экспортировала в Палестину зерно и ввозила вино и оливковое масло. Соотношение цен на зерно и оливковое масло было таково, что одна оливковая роща давала доход, в четыре или пять раз больший, чем с такой же площади зерновых{19}. На это масло сохранялась царская монополия, и оно хранилось в царских складах.
Птолемеи проводили политику сохранения замкнутости экономики своей империи и поэтому распространяли в ней только собственную серебряную монету. Рост населения Иудеи (при Птолемеях оно увеличилось в 2–3 раза{20}), а также развитие товарно-денежных отношений, привязавшее Иудею к экономике Египта, объясняет интенсивный приток туда еврейского населения и прежде всего в столицу — Александрию Египетскую. Этому, конечно, способствовала и строго централизованная бюрократическая система управления экономикой царства, унаследованная Птолемеями от фараонов. Как уже было сказано, Александрия представляла собой своего рода богатый и цветущий колониальный город, живший за счёт полурабского труда египетского крестьянина. Поэтому попасть туда для эмигранта из бедной крестьянской Иудеи было сравнимо с переездом бедняка еврея из местечка черты оседлости где-то в Восточной Европе в начале XX века в Нью-Йорк. Не все, конечно, добивались успеха, точнее, добивались его немногие, но привлекал эллинский город многим. Среди прочего привлекательным был свободный характер отношений между светскими людьми греческого города, отсутствие строгих религиозных ограничений иудаизма. Соблазнительно, хотя и грешно было видеть зрелища и развлечения эллинского мира с демонстрацей красоты обнажённых женских и мужских тел как в виде изображений богинь и богов, так и в образе актеров и атлетов в гимнасиях и театрах. Это было диковинно для жителей Востока, где даже храмовые проститутки — гиеродулы — закутывались в покрывала.
В Александрии евреи старались селиться обособленно. Но уже многие свободные умы привлекали красоты и гибкость греческого языка, в котором чётко различались гласные, прекрасны были красочные сказания о греческих богах и героях. Более того, многие эллинистически образованные иудеи наслаждались творениями Гомера, Софокла, Эсхила, Эврипида. Великие идеи Платона, Аристотеля, Эпикура, как полагали эти иудеи, могли более убедительно доказать справедливость и разумность иудейского Священного Писания. К 250 году до н.э. иудеи Александрии настолько вжились в царство греческого мира и культуры, что даже появилась греческая Тора — перевод Священного Писания на греческий язык, что сразу же ввело творение иудейского духа в мир эллинской образованности.
Постепенно, но очень быстро формируется тип эллинизированного алекандрийского иудея, облик которого воскрешён волшебной лирой Кавафиса:
Иудей (50 год)
Художник и поэт, бегун и дискобол,
красивый, как Эндимион, Ианфий, сын Антония,
был из семьи, где чтили синагогу,
Он часто говорил: «Благословенно время,
Когда оставив поиски прекрасного
и вместе с ними строгий эллинизм
с его неудержимым поклоненьем
молочно-белым рукотворным формам,
мечтал остаться — сыном иудеев,
святых и мудрых иудеев верным сыном».
Звучала страстно речь его: «Навек
остаться верным сыном иудеев».
Но это лишь слова —
Искусству и Неодолимой Неге
он поклонялся, сын Александрии{21}.
Конечно, такой поэтически обобщённый типаж не был массовым явлением, но тем не менее он отражает широкую эллинизацию иудеев, поселившихся в стране ещё при господстве персов в 6 веке. В отличие от Средних веков иудеи в Птолемеевском Египте занимались различными видами деятельности, были среди них военные, земледельцы, ремесленники, прислуга, мелкие чиновники и гораздо реже — купцы и ростовщики. Появляется обширная еврейская литература на греческом языке. Учёных евреев стала привлекать греческая историческая литература, и они пытались использовать её против своих «учителей» греков, доказывая более глубокую древность своей иудейской традиции. Первым из этих грекоязычных еврейских писателей был Деметрий (221–204 гг.){22}. Затем появились иудеи — эллинистические философы.
Но, разумеется, обособленность иудеев и нежелание поклоняться общеэллинским богам вызывали у греческих жителей Александрии чувство недоверия и отчуждения. Буквально это сформулировано такими словами: «Твои обычаи — возбудят ярость всех людей» (Еврейская Сивилла, II в. до н.э.){23}. Появляется и антииудейская, неточно называемая антисемитской, греческая литература. Способствовала этому и политика чиновничества царского двора, насквозь проникнутого коррупцией. Они за взятки заставляли включать в число полноправных граждан Александрии и богатых иудеев, не порвавших с верой отцов.
Особое положение создалось и в подвластной Птолемеям Иудее. Конечно, храмовая аристократия и элита старшего поколения держались за старый патриархальный образ жизни, довольствуясь подношениями бедных крестьян и ремесленников. Точнее сказать, тем, что оставалось после отчислений царю в далёкой Александрии. Но постепенно появляются и там люди, желавшие поучаствовать в пиршестве рыночно-денежных отношений греко-египетской империи. Оказалось, что и на далёкой её окраине нашлись люди, способные прекрасно проявить столь удивлявшую в Новое время иудейскую изворотливость и деловую хватку. Такими Ротшильдами Древнего мира оказалось семейство Тобии, рассказ о котором сохранился в трудах Иосифа Флавия.
Карьеру Иосифа из рода Тобии и его потомков основательно и подробно исследовал В. Чериковер. Сущность её заключается в том, что представителю этого знатного иудейского, но не принадлежавшего к высшим слоям теократии рода в результате сложных интриг удалось стать официальным представителем (prostates) народа Иудеи перед царской властью в Александрии. Но ещё поразительнее то, что этому человеку, оказавшемуся ловким финансистом, удалось убедить в 230–220 годах до н.э. царя назначить его сборщиком налогов со всей провинции, обещав увеличить сумму в два раза.
Как пишет Чериковер, «это пространство было гораздо более важно для Иосифа, чем маленькая Иудея. Отсюда вытекает его второе действие, а именно, получение от царя права собирать налоги “со всей Келесирии, Финикии, Иудеи и Самарии” (Ant. Jud. XII, 175). Такая деятельность не была связана с внутренним развитием дел в Иудее, и это было предпринято по его собственной инициативе»{24}. Не вдаваясь в подробности, отметим только, что обещание было выполнено в полном объёме.
Как отмечает Чериковер, ни один еврей до этого не достигал такого положения. Для нас интересно то, что как в Иерусалиме, так и в рамках большого эллинистического мира формируется новое поколение иудейской элиты, правда, не отвергающей религию предков. Однако её представители, подобно высшим социальным слоям александийских иудеев, стремятся влиться на равных в эллинистический мир полисной демократии, эллинской культуры и образованности. В конечном счёте речь шла об участии в переделе богатств, получаемых, говоря современным языком, тогдашним эллинистическом «городом» от эксплуатации тогдашней восточной «деревни». Правда, в отличие от современности, экономическая эксплуатация осуществлялась посредством прямого не экономического принуждения подвластного туземного сельского населения.
Разумеется, новые экономические реалии потребовали и формирования типа людей, соответствующего новым веяниям. То, что представляли собой эти люди, хорошо сформулировал Чериковер, заканчивая рассказ о карьере Иосифа из рода Тобии:
«Принципы, установленные Иосифом Тобиадом в Иудее, теперь совершенно ясны. Это были принципы эллинистической эпохи в целом, где преобладало стремление сильной личности проложить свой жизненный путь. Характер Иосифа демонстрируют столь характерные для греков того периода основные черты: огромная сила воли, быстрота действий, уверенность в себе и в результате, нескрываемое презрение к наследственным традициям. Неожиданно в спокойный и неизменный Иерусалим ворвались новые веяния, как если бы внезапно отворилось окно, открывая все богатства и великолепие обширного мира, того мира, где господствуют власть и деньги, отменяя все религиозные, национальные и моральные традиции. Оказалось, что можно вести переговоры с самаритянами, если это будет выгодно для дела; простительно проживать при царском дворе, есть за его столом запрещённую пищу, гоняться за греческими девушками-танцовщицами, если тем самым мужчина может получить доступ в нужное для его карьеры общество, нравственно нападать на мирные города и убивать его граждан, если это может усилить положение человека в качестве царского чиновника. Всё это было “разрешено” в греческом мире, но находилось в полном противоречии с духом еврейской традиции. Еврей типа Иосифа Тобиада не имел иного выбора как выйти из тесных рамок еврейской традиции или даже пойти на конфликт с ней. Хотя нам ничего не известно о таком столкновении, сам факт, что от семьи Иосифа произошли “сыны Тобии”, политики, возглавившие при Антиохе Эпифане эллинистическое движение в Иерусалиме, проясняет симпатии Иосифа и устремления его семьи»{25}.
Дальнейшие события в Иудее, как правильно показал Чериковер, во многом определяются внутренним конфликтом между эллинизированной верхушкой иудейского общества и основной крестьянской массой народа Иудеи. Дело заключалось, конечно, в том, что в условиях тогдашнего немашинного производства, когда источником энергии была только мускульная сила людей и животных, получить свою долю выгоды от включения в эллинистический мир могли, в основном, только высшие слои торгово-финансовой и храмовой аристократии. Но, разумеется, особенностью конфликтов того времени в стране с теократической формой правления был их остро выраженный религиозный характер. Надо учесть при этом, что внутренний конфликт развивался на фоне углублявшегося кризиса эллинистического мира и растущей мощи нового хозяина Средиземноморья — Римской державы.
Новый этап в истории Иудеи начался после победы в 200–198 гг. до н.э. сирийского царя Антиоха III над армией Птолемеев и перехода страны под его власть. Первоначально это никак не сказалось на внутренней жизни Иудеи. Царство Селевкидов также было эллинистическим по культуре, право иудеев жить по законам предков было торжественно подтверждено. Надо отметить, что и у Селевкидов, как справедливо полагает Э. Бикерман, «вся законодательная власть была сосредоточена в особе царя. Идёт ли речь об актах общего значения, временных распоряжениях или частных, относившихся к определённым лицам или городам, их содержание должно быть завизировано сувереном. Отчуждение парцелл домена, дарование привилегий городам, полицейские указы, равно как и свидетельства о назначении на должность, — всё это исходило от царя»{26}. Однако население этого обширного царства, в отличие от Египта, было весьма велико, разноплемённо и включало большое число давно существовавших греческих полисов. Царям, несмотря на их абсолютную власть, приходилось всё же считаться с этим обстоятельством, и жизнь в стране была даже несколько свободней, чем в египетском царстве. В отличие от державы Селевкидов, государство Птолемеев было чрезмерно бюрократизировано и его можно с гораздо большим основанием считать тоталитарным.
В общем, для Иудеи дело свелось к изменению столицы властелина государства: Антиохия сменила Александрию.
Интеллектуальный расцвет этого города наступил гораздо позднее, чем в Антиохии. Но и эта столица достойна восхищения новых подданных:
Гречанка искони
Гордится Антиохия великолепьем зданий,
и красотою улиц, и видом живописным
окрестностей своих, и множеством несчётным
живущих в ней людей. Горда служить престолом
прославленным царям. Гордится мастерами,
учёными мужами и ловкими в торговле
богатыми купцами. Но более всего
сирийская столица родством своим гордится,
гречанка искони и Аргосу сродни.
Встарь заложили город пришельцы-колонисты
в честь Инаховой дочери, аргивянки Ио{27}.
Но как мы уже упомянули, наступали иные времена. Даже называемый по праву за свои таланты Великим Антиох III, успешно повторивший поход Александра в Индию, не смог противостоять напору хищного римского орла. Не помогло ему и приглашение в качестве военного советника знаменитого карфагенского полководца Ганнибала. Разгром его войск римскими легионами в битве при Магнезии в 189 году положил начало агонии азиатской наследницы державы Александра Великого. Победители заставили Антиоха III уступить обширные территории и заплатить огромную контрибуцию, что потребовало от правителей Антиохии дополнительных средств, которые можно было выжать только из подчинённых им разноплемённых подданных. Это, конечно, вызывало повсеместное недовольство, и дело доходило до вооружённых мятежей. Чтобы избежать осложнений, правительству Селевкидов приходилось искать компромисс с местной элитой и идти ей на уступки за счёт основной массы народа.
Такая политика привела к неожиданным результатам в Иудее в период правления сына Антиоха III Антиохе IV Эпифане (175–168 гг.). Первое время этот энергичный правитель не проявлял интереса ни к Иудее, ни к иудаизму. Его занимали более великие цели — оборона Месопотамии от парфян или даже завоевание Египта, который его, правда, заставили очистить римляне. И вдруг, как обычно полагает еврейская, да и христианская традиция, он внезапно запрещает иудейскую религию и превращает Иерусалимский храм в языческое святилище. Это вызывает в 166 году восстание иудеев, возглавляемое священником Маттафией из рода Хасмонеев. Его сын Иуда, прозванный Маккавеем (Молотом) руководит партизанской войной восставших иудеев против греко-сирийских войск, и в декабре 164 году до н.э. ему во главе повстанцев удаётся освободить Иерусалим и вновь освятить Иерусалимский Храм.
Однако в своём исследовании Чериковер убедительно показал, что на самом деле никакой неожиданной вспышки «антисемитизма» у воспитанного в эллинистических традициях равнодушия к религиозным культам своих подданных у царя не было. Речь шла о внутреннем конфликте в самом иудейском обществе, в который Антиох Эпифан был вовлечён эллинизированной элитой Иерусалима.
Последовательность событий выглядит следующим образом. Эллинизированная аристократия Иерусалима, выразителем интересов которой был Первосвященник Ясон (Иосиф), получает в 175 году до н.э. от царя Антиоха Эпифана разрешение преобразовать Иерусалим в греческий полис Антиохию. Это означало прежде всего переход еврейского сообщества из одной политической категории в другую: от этноса к полису.
Социально-экономическую сущность этой радикальной перемены Чериковер характеризует следующим образом: «Привилегии, которые должны были выпасть на долю Иерусалима в результате реформ, являлись многообразными и различными. Города занимали особое положение в империи Селевкидов, резко отличавшееся от положения “этносов (народов)”, поскольку города-полисы служили опорой центральной власти в её противостоянии туземному населению. В качестве союзников этой власти они пользовались городским самоуправлением, имели право чеканить бронзовые монеты, что представляло собой очень важное преимущество для развития местной торговли. Более того, благодаря своей общей эллинистической базе, города любой страны и также и за её пределами были связаны узами дружбы, выражавшейся в участии в общекультурных мероприятиях, таких как атлетические празднества, а также в торговле, развивавшейся как между городами, так и между различными странами. Напротив, этнос представлял собой народ, отличный от других и живший своей традиционной жизнью по “законам предков”, вдали от главной дороги мировой культуры и без всякой надежды добиться экономического процветания. Это составляло подлинную сущность лозунга “давайте заключим соглашение с неевреями”, иначе говоря, войдём в сообщество эллинистических народов в качестве равноправного члена для обладания всеми привилегиями, который статус греческого полиса предоставлял всем возглавлявшим его.
Все другие детали реформы, такие как создание греческих образовательных учреждений, введение греческих обычаев в повседневную жизнь Иерусалима и, возможно, также публичное понижение внимания к соблюдению еврейских религиозных обычаев, существовавших со времени Эзры, — всё это было логическим результатом основной реформы. В общем, изменения в сфере религии и культуры являлись не причиной реформы, а её последствием, и здесь дело не касалось принципов. Но разумеется, такие перемены могли быть глубоко оскорбительны для людей старшего поколения, и следовательно, возможно они стали “паролями” реформ, возбуждая одновременно и сильное антиреформаторское движение.
Таким образом, иерусалимскую аристократию побуждали к реформам причины большого политического и экономического значения. С другой стороны, Антиох был готов оказать содействие любой попытке превратить восточный город в греческий полис….Достаточно подчеркнуть тот факт, что период создания настоящих греческих городов уже прошёл, и если Антиох желал приобрести способных помочь ему в борьбе с туземцами друзей и верных союзников, то у него не было другого выбора, как создавать греческие города искусственно, то есть эллинизировать восточные города и привлекать их на свою сторону предоставлением многочисленных привилегий.
Предоставляя права этим городам, Антиох углублял тем самым пропасть между богатым городским населением и жителями отсталой восточной сельской местности. Он рассчитывал, что в решительной борьбе, которая должна была начаться между Селевкидским царством и пробудившимся Востоком, его опорой будет богатая буржуазия. Эллинизация такого города как Иерусалим, расположенного в пределах южной границы его царства на пути в Египет, давала ему большие преимущества, особенно в случае войны с Птолемеями. Таким образом, интересы обеих сторон совпали. Стремление иерусалимской аристократии к экономическому и политическому росту соответствовало желанию царя приобрести опору в этой части царства, а эллинистическая реформа Ясона и была результатом такого совпадения интересов»{28}.
Нет оснований сомневаться в достоверности всех эпизодов, связанных с ролью Маттафии и его сыновей в народном восстании против эллинизаторов и их покровителей Селевкидов. Необходимо только отметить, что восставшие во главе с Иудой Маккавеем, а потом и его братьями вдохновлялись религиозными идеями и лозунгами. Этим легко объяснить и столь необычное для античного мира преследование иудейской религии в Иудее. Последовавшая после смерти Антиоха Эпифана борьба за власть в Антиохии позволила Маккавеям довести войну до успешного конца. В 142 году до н.э. последний оставшийся в живых из сыновей Маттафии — Симон был торжественно провозглашён в Иерусалиме наследственным первосвященником и правителем. И самым показательным было то, что за освободительной борьбой иудеев внимательно следила римская держава, возымевшая намерения завладеть азиатским наследием Александра Великого. Римский сенат приветливо принимал посланцев далёкой борющейся Иудеи и Иуды Маккавея. С ним могучей Римской республикой решением сената было заключено в 161 году до н.э. соглашение о дружественном союзе и даже о взаимной обороне. Рим также сразу же признал независимую Иудею и её первого правителя Симона.
Династия Хасмонеев, утвердившая свою власть над всей Палестиной, царствовала до 63 года, то есть немного менее ста лет. Не вдаваясь в подробности истории правления царей этой династии, можно отметить на её примере общий закон, которому подчиняются все общественные радикальные движения. Все они проходят три стадии. По терминологии времён Французской революции, начинают их якобинцы (пламенные революционеры), затем их сменяют идеологически менее ортодоксальные реформаторы (термидорианцы), и завершают всё реставраторы старого (правда на новой исторической основе).
Хасмонейские цари пришли к власти как пламенные противники эллинизма, а сам Иуда Маккавей, проявляя неразборчивость в средствах, яростно и беспощадно боролся с населением эллинистических городов в Палестине. Но внук его брата Симона Иуда (103 г. до н.э.) принял титул царя и второе имя, уже греческое, Аристобул. Он проникся любовью ко всему эллинскому настолько, что заслужил прозвище Филэллин, то есть «греколюб». Завершился этот процесс превращения потомков ревнителей иудаизма и Бога Единого и Всемогущего в обычных царей эллинистического мира уже в правление брата Аристобул а — царя Александра Янная.
Выразительно и красноречиво это преображение показано в замечательных стихах К. Кафависа:
Александр Яннай и Александра
Счастливые, исполнены довольства
царь Иудейский Александр Яннай
с супругой и царицей Александрой,
предшествуемы звуком труб, и флейт, и арф,
в пышной процессии проходят мимо
толпы на улицах Иерусалима.
Блистательный конец венчает дело,
которое начал Иуда Маккавей,
которое четверо его могучих братьев
неуклонно продолжали вопреки
трудам без счёта и опасностям.
Теперь чего не должно не осталось,
пришёл конец повиновению кичливым
властителям антиохийским. И сейчас
царь иудейский Александр Яннай
с супругой и царицей Александрой
во всём равны отныне Селевкидам.
Иудеи — о да, иудеи всегда, иудейский закон —
для них прежде всего.
Но если обстоятельства потребуют,
то греческая речь их совершенна,
и греческих царей, и тех, что стали греками,
супруги не чуждаются — но только
как равные. Пусть все об этом слышат.
Поистине блистательный конец —
достойный венец
делу, что начали Иуда Маккавей
и четверо его могучих братьев{29}.
Можно быть уверенным, что узнай Иуда Маккавей о таком «венце» своего дела, то он, конечно, оценил бы его как весьма печальный, а не «блистательный» или «достойный». Но исторический опыт показывает, что такова судьба всякого дела, начинаемого настоящим революционером. Однако решающая и наиболее плодотворная попытка достойно сочетать в едином Иудейском государстве две цивилизации — земную в лучшем и полном смысле этого слова, эллинистическую, и сугубо духовную — еврейскую, основывающуюся на принципах иудаизма, была предпринята Иродом Великим уже на развалинах политической системы эллинизма и в сотрудничестве с Римской державой.