Сельское хозяйство

Сельское хозяйство

Также и при принципате сельское хозяйство оставалось важнейшим сектором экономики не только Италии, но и всей империи вообще. Для взвешенной и дифференцированной оценки его развития литературные, эпиграфические и археологические источники явно недостаточны; тем не менее имеющаяся в распоряжении информация проливает свет на определенные региональные структуры или на отдельные элементы общего комплекса. Поэтому совершенно понятно, что при изучении развития сельского хозяйства при принципате существовала большая опасность из отдельных результатов делать выводы об общей тенденции и постулировать предполагаемую доминирующую «необходимость», хотя она не доказана.

У же для Италии нужно освободиться от предпосылок, что италийское сельское хозяйство в первых двух веках нашей эры находилось в неизбежном процессе упадка или в перманентном кризисе. Естественно, в этом секторе имелись изменения и развития, которые достойны сожаления. Общие экономические связи империи, например в области цен, сбыта и рыночных условий, неблагоприятно сказывались на италийских производителях.

Например, крайне проблематично общепринятые кризисы сельского хозяйства считать рефлексом общего кризиса рабовладельческого общества. Подобная попытка объяснения была бы полностью непригодна для большинства внеиталийских территорий. Она не могла бы подходить для позитивного развития сельскохозяйственного сектора в районе Мозеля и целого ряда провинций, где рабство играло лишь второстепенную роль. Особенно роковым стало «втискивание» многообразия регионального развития в застывшие схемы теоретических и идеологических постулатов.

Для италийского региона нужно исходить из того, что при принципате продолжалось то развитие, которое во времена поздней Римской Республики вызвало большой сельскохозяйственный перелом. Это значит, что при сокращении работающего для удовлетворения собственных потребностей свободного мелкого крестьянства оно между тем никогда полностью не исчезало. Оно осталось при расширении и увеличении значения «виллового хозяйства», средних имений, которые, рационально организованные и специализированные, вместе с рабами производили продукцию для рынка. В качестве нового элемента со времен Цицерона добавилась латифундия, в точном значении этого слова сельскохозяйственная единица площадью свыше 500 югеров (125 га).

Обычная современная типизация этих различных категорий, мелкого хозяйства величиной до 80 югеров, среднего — между 80 и 500 югерами и превышающего их крупного хозяйства, на первый взгляд, может показаться схематичной, но тем не менее она оправдала себя в какой-то степени как грубая система упорядочения. Правда, нужно подчеркнуть, что плотность информации о ситуации в этих трех сельскохозяйственных организмах при принципате крайне нерегулярна. Как и в эпоху поздней Республики, особенности положения мелких хозяйств едва упоминаются; интересы писателей односторонне сконцентрированы на средних и крупных хозяйствах. Нужно констатировать, что общее соотношение между малыми, средними и крупными обоснованно определить нельзя даже для Италии, не говоря уже о провинциях.

В античных сообщениях есть несколько слов о сельскохозяйственном секторе, которые наложили глубокий отпечаток на современные представления об аграрном развитии Римской империи как, например, латифундии погубили Италию Плиния Старшего. В контексте это звучит так: «Предки думали, что нужно соблюдать особую меру в использовании земли, так как они считали, что лучше меньше сеять, а лучше пахать... По правде говоря, латифундии погубили Италию и скоро приведут к гибели и провинции. Шесть землевладельцев владели половиной провинции Африка ко времени, когда Нерон их всех устранил» («Естественная история», 18, 35).

Процесс постоянного расширения земельной собственности и этим самым концентрации сельскохозяйственного производства в руках небольшого числа собственников доказан. Даже Сенека не избежал такой естественной для моралиста темы: «Услышьте, богатые люди, серьезное слово, и потому что некоторые не хотят ничего об этом слышать, пусть оно будет сказано публично. Где вы хотите поставить границы своим владениям? Район, который когда-то вмещал общину, принадлежит теперь одному хозяину. Как далеко хотите вы распространить свои поля, если для хозяйства вам кажется маленькой целая провинция? Известны реки, которые текут через одно-единственное частное владение, и эти большие, стремительные реки от истока до устья принадлежат одному и тому же владельцу. Вы недовольны, если вашу латифундию не окружают моря, если по ту сторону Адриатического, Ионического и Эгейского морей у вас нет собственности, если острова, родины славных героев преданий, попутно не упоминаются среди ваших владений, и то, что когда-то называлось царством, теперь является поместьем» (Сенека «Письма», 89, 20).

Переводчик этого текста Т.Моммзен заметил: «Это сплошная риторика, но и истина». Поэтому он в своем основополагающем труде о «Земельном и денежном хозяйстве Римской империи» придерживается мнения, что Римская империя должна была осуществлять образование латифундий, «не различая провинций... с необходимостью, которая едва ли существенно отличается от закона природы». Он видел в крупном землевладении такого рода «могущественную движущую силу нивелирующей цивилизации империи» и так доказывал этот тезис: «Африканский помещичий дом имеет свои пальмы, как рейнский — свои отопительные установки; но изображения аристократической деревенской жизни, которые были недавно обнаружены на мозаиках купальни в Нумидии, великолепный дворец, тенистый сад, где сидит хозяйка дома, конюшня с благородными скаковыми лошадьми, охота, охотники на лошадях со своими собаками и наблюдающие за ними дамы, рыбоводный пруд, литературный уголок принадлежат не африканской, а имперской аристократии, и доказательства этому находятся во всех провинциях».

В отличие от маленьких и средних хозяйств крупное землевладение, как правило, не было специализированной хозяйственной единицей. Это происходило только в том случае, если огромные площади земли использовались преимущественно для скотоводства и пастбищного хозяйства. Так как скопление большого количества рабов было нежелательным, а зависимых клиентов или свободных наемных работников не хватало, латифундии с самого начала были тесно связаны с системой мелких арендаторов, иначе с колонатом. Был ли весь ареал латифундии подразделен для обработки на комплексы, которые передавались крупному арендатору или управляющему, или непосредственно раздроблен на мелкие аренды, или же представлял комбинацию этих возможностей, свободный колон всегда был активным сельскохозяйственным производителем. Он оплачивал свою аренду деньгами или натурой и был обязан сверх того ежегодно выполнять определенные работы для помещика или крупного арендатора. Изменение содержания понятия слова колон свидетельствует о наступивших изменениях: колон первоначально обозначало крестьянина вообще, теперь, при принципате, типичного свободного мелкого арендатора.

Существование такого мелкого арендатора не очень отличалось от положения свободных мелких крестьян времен Римской Республики, которые первоначально представляли опорный слой государства. Поэтому были основания рисовать в самых мрачных красках участь этих колонов. Однако, может быть, в противоположность этому нужно вспомнить о совсем другой позиции Моммзена: «Экономическое положение колона, который представлял основную рабочую силу помещика, было менее ненадежным, чем существование мелкого собственника. И какой бы оборот ни приняло развитие этих отношений, они привели, по крайней мере вместе с экономической необходимостью, к гуманному обращению помещиков с арендаторами, а арендаторов — с сельскохозяйственными рабами, а также к определенному объединению производственных преимуществ крупного и мелкого хозяйства. Нельзя забывать, что старое крестьянское хозяйство привело к долговому рабству и сделало из себя банкрота; нельзя забывать о бесчеловечной рентабельности образцового поместья Катона, которое полностью исключало создание рабами семьи и свободный труд. В этом мелком арендаторском хозяйстве для несвободных людей имелись возможность вести сносное существование и определенная надежда заслужить свободу хорошим поведением».

Центральной проблемой для латифундий и средних хозяйств являлся вопрос организации труда, то есть вопрос о применении рабов или колонов. Эта проблема особенно подробно обсуждалась в произведении аграрного писателя Колумеллы «О сельском хозяйстве», написанном в шестидесятые годы 1 в.н.э., где он в переписке с Плинием Младшим обсуждает этот вопрос. Колумелла, «обстоятельнейший и дальновиднейший из аграрных писателей» (Ф.де Марино), принципиально считает способ хозяйствования с применением хорошо надзираемых рабов рентабельнее, чем сдача в аренду. В применении колонов он решительно не видит универсального средства для разрешения всех сельскохозяйственных проблем.

В противовес советам Катона его далеко идущее усовершенствование организации труда базировалось на систематизации усиленного контроля над рабами, которые подразделялись на группы не более 10 человек. Границы такого надзора особенно заметны в рентабельном возделывании винограда: «Если он (владелец) хочет, чтобы плоды каждого сорта были сорваны друг за другом, он должен положиться на игру случая, потому что не может к каждому приставить надсмотрщика, который бы наблюдал, чтобы виноградарь не срывал незрелые плоды».

Другие противоречия основанного на рабском труде хозяйства проявляются в функциях и обхождении с особо квалифицированными специалистами. Так, Колумелла рекомендует, например, использовать опытного виноградаря, который мог бы возделывать виноградник в 7 юге-ров. Так как за такого виноградаря нужно заплатить около 8 000 сестерциев, Колумелла советует содержать его в кандалах в эргастуле (тюрьма для рабов).

Плиний Младший в своих письмах описывал заботы предусмотрительного, всегда думающего о надежности и прибыли землевладельца и его специфический менталитет. На его различных средних поместьях решающую роль играла мелкая аренда. Из-за потерь он был вынужден «отдать свои поместья в аренду на несколько лет, причем я отдавал совершенно новые распоряжения. Ведь за прошедшие пять лет, несмотря на большое наследство, выросли задолженности; вследствие этого многие колоны не стараются выплатить свои долги, потому что сомневаются, смогут ли они вообще их погасить; они хищнически эксплуатируют землю и поедают все, что растет, так как думают, что им не пойдет на пользу, если они будут экономить.

Приходится встречаться с растущими недостатками и устранять их. Единственную возможность устранения я вижу в том, чтобы я сдавал в аренду не за деньги, а за поставку части урожая и ставил пару надсмотрщиков из моих слуг для присмотра за урожаем. И вообще нет более честного дохода, как тот, что дает земля, погода и время года. Правда, это требует непременной надежности, острых глаз и большого количества рук. Все же нужно попытаться и, как при хронической болезни, испробовать каждое средство, которое обещает исцеление» («Письма», 9, 37).

Важнейшими источниками сведений о жизненных условиях колонов при принципате являются несколько больших надписей из Северной Африки. Однако их достоверность сомнительна. Прежде всего нужно учитывать, что важнейшие свидетельства исходят из владений принцепса. Эти владения находились под надзором прокураторов, но передавались арендным предпринимателям, которые в свою очередь назначали управляющих. Основами для передачи и трудовых обязательств являлись законы, из которых закон Манциана и закон Адриана содержат основные положения, однако оставляют открытыми многочисленные отдельные вопросы. Хронология закона Манциана, изложенного в надписи траяновского времени из Хеншир Меттиха (проконсульская Африка) так же спорна, как и территория его распространения.

Надпись из Хеншир Меттиха является характерным примером четких определений, а также обстоятельных отдельных положений, касающихся таких владений: она в деталях приводит те обязательства, которые брали на себя колоны при использовании «клинышка», то есть при измерении когда-то оставленной и не выделенной для арендаторов принцепса земли. Кроме того, она называет квоты сдачи, которые были обязательными для владельцев так называемых господских дворов. Два типичных отрывка выглядят так: «...От урожаев, полученных на этой земле, колоны должны по закону Манциана отдавать хозяевам земли или арендным предпринимателям, или управляющим этим поместьем свой пай со следующими обязательствами: при урожае от каждой полевой работы, который они приносят на ток и обмолачивают, они должны согласно своей оценке указать его общее количество арендному предпринимателю или управляющему этого поместья. И если они заявили, что полностью сдали колонский пай арендному предпринимателю или управляющему, в течение трех дней (?) они должны на деревянную табличку занести долю урожая, которую отдали арендному предпринимателю или управляющему этого поместья: соответственно этому колоны должны создавать колонскую долю.

Так, кто в имении Вилла Магна или Маниалия Зига имеет или будет иметь господский двор, должен хозяину этого поместья или арендному предпринимателю, или управляющему полностью отдавать часть урожая по закону Манциана об урожаях полевого хозяйства и виноградарства в зависимости от вида возделывания: одну треть пшеницы с тока, одну треть ячменя с тока, одну четверть бобов с тока, одну треть вина от виноградной давильни, одну треть полученного оливкового масла и один секстар (около 0,5 л) меда из каждого улья» (CIL VIII 25902, I, 10—30).

Позже Адриан дал новые импульсы в сферу североафриканского колоната. Он преследовал цель дать возможность для сельскохозяйственного использования второстепенных, относительно пригодных частей владений принцепса и поэтому принял постановление об использовании необработанной земли. Например, он разрешил при определенных условиях занятие земли, пригодной для возделывания зерновых культур, виноградарства и оливковых рощ. Одновременно в своем законе Адриан запретил прокураторам и арендным предпринимателям дополнительно поднимать согласованные с колонами сборы от урожая и размер требуемых от них гужевых и трудовых повинностей.

Однако такие злоупотребления предотвратить было трудно. Как свидетельствует надпись из Сук-эль-Кхмиса (проконсульская Африка) в Бурунцианском имении из-за согласованности прокураторов и арендных предпринимателей дело дошло до невыносимого обременения колонов. Поэтому они обратились к Коммоду, который в 181 г.н.э. в полном объеме удовлетворил их просьбу. Центральная часть обращения колонов к принцепсу выглядит так: «...Это вынуждает нас, несчастных, взывать к твоему высочайшему попечительству, и поэтому мы просим тебя, величайший император, чтобы ты соизволил нам помочь: согласно главе закона Адриана, которая приведена выше, прокураторам, не говоря уж об арендном предпринимателе, запрещено в ущерб колонам повышать долю от урожая, выполнение ежедневных работ и поставку повозок с упряжными животными, и, как сказано в письме к прокураторам, которое лежит в твоем архиве административного округа Карфаген, мы должны не более двух дней в год выполнять пахотные, прополочные и уборочные работы и это без всяких пререканий, тем более, что это высечено на бронзе и выполняется всеми нашими соседями в соответствии с письмом к прокураторам, которое мы привели выше. Пожалуйста, помоги нам! Мы простые, добывающие своими руками свой хлеб крестьяне, ничего не можем сделать против арендного предпринимателя, который одаривает роскошными подношениями твоих прокураторов. Пожалуйста, сжалься над нами и соблаговоли в своем высочайшем сообщении предписать нам, чтобы мы больше не выполняли трудовые повинности, кроме тех, что мы должны нести по закону Адриана и по письму твоим прокураторам, то есть три раза по два рабочих дня, и чтобы мы, твои родившиеся и выросшие на твоей земле крестьяне, не подвергались больше при заступничестве твоего величества произволу арендных предпринимателей. ..»

События в североафриканских владениях, как уже было сказано, не позволяют делать общие выводы о положении колонов в других провинциях или в Италии. Тем не менее они показывают, что и институт колоната не мог удовлетворительно разрешить все проблемы организации труда и что положение колонов нельзя оценивать положительно. Существенные структурные изменения в аграрном секторе произошли также и в Италии и внутри различных видов производства. Советы Катона по вилловому хозяйству свидетельствуют о недостаточном количестве зерновой продукции. Тогда как производство вина превышало потребности Италии, производство масла было гораздо накладнее, чем африканский и испанский импорт.

Параллельно с ростом латифундий большое значение приобрело разведение скота, которое было широко распространено в Южной Италии, в Кампании, в долинах Апеннин, но также и в низменности реки По. Особенно форсировалось изготовление шерсти. Не только Апулия с центром Каноса, Калабрия с центром Таренто, на севере Модена и Парма, но даже Цизальпина с центром Альтин радовались большому спросу. Максимальная цена высококачественной шерсти была 100 сестерциев за фунт. Со времен поздней Республики подобный же подъем пережили пригородные хозяйства вокруг больших городов, специализировавшихся на рыбоводстве и разведении птицы.

Трудности, возникшие для италийского сельского хозяйства при принципате, станут понятны только тогда, когда будут рассматриваться внутри аграрного развития всей империи. Перепроизводство вина и масла за счет обеспечения зерном относится также к большей части греческого Востока. Без южнорусского импорта зерна нельзя было удовлетворить потребности Греции и Малой Азии. Однако одновременно на рынки, которые до этого покупали италийское масло, начало поступать масло из Сирии и Малой Азии. В итоге можно сказать, что экономическое процветание провинций основывалось на растущем покрытии потребностей в сельскохозяйственной продукции собственным производством и на экспорте в Италию и Рим, шла ли речь об испанских зерне, масле, льне или рыбном соусе, о североафриканских зерне, масле и редких животных, о зерне, шерсти, полотне и папирусе из Египта, о масле, пшенице и фигах из Сирии, о шерсти и древесине из Малой Азии.