Культурное слияние
Культурное слияние
За 110-летний период гетманства Левобережье претерпело изменения не только в административно-политическом устройстве и в социальном порядке, о чем сказано выше, но значительно изменилась и культурная сторона жизни и пути ее дальнейшего развития.
После Люблинской (политической) и Брестской (религиозной) уний, католическо-польская агрессия на Украине-Руси пошла быстрыми темпами, накладывая яркий отпечаток на всю ее культурную жизнь, в особенности на жизнъ ее высших сословий, как наиболее образованных.
Ополячивание этих высших классов шло быстрее и воспринималось легче, чем переход в унию или католичество. Не было исключением и высшее духовенство, стоявшее на страже православия, но незаметно все больше и больше полонизировавшееся.
До какой степени далеко зашла полонизация – свидетельствуют многочисленные документы XVII столетия, сохранившиеся в разных архивах и до наших дней. Так, например, в 1637 г. митрополит Киевский пишет частное письмо архиепископу Луцкому на польском языке; по-польски же пишет архимандрит Киево-Печерской Лавры епископу Черниговскому в 1653 г. Таких документов можно найти немало в архивах Киева, Луцка и Чернигова.
Еще дальше зашла полонизация среди магнатов и шляхты того времени, даже оставшихся в православии. Православный магнат Кисель пишет православному магнату Четвертинскому тоже по-польски. Магнатам подражает шляхта, а шляхте берущая с нее пример, стремящаяся сама превратиться в шляхту казачья старшинская верхушка.
Разговорный язык тоже быстро начинает засоряться полонизмами, в первую очередь, конечно, разговорный язык высших классов, соприкасавшихся с поляками, принимавших от них слова, недостающие в языке простонародья, который у всех народов беднее языка более культурных классов.
Говоря о языка, надо иметь в виду, что в эту эпоху, не только на Украине-Руси и в России, но и по всей Европе разговорный, народный язык, на котором говорили, сильно отличался от языка «книжного», на котором писали и печатали немногочисленные тогда книги.
Только на рубеже XVIII–XIX столетий книжный и разговорный языки пошли по пути быстрого слияния.
Карамзин и Пушкин положили начало этому слиянию в языке русском, Котляревский – в языке украинском.
Еще в XVIII веке русские писатели – Кантемир, Ломоносов, Сумароков, писали на языке «книжном», равно как на «книжном» же языке писал и украинский философ Григорий Сковорода.
В эпоху же воссоединения и непосредственно предшествующую ей на Украине-Руси книжный язык, по словам Грушевского, представлял собой смесь «украинско-церковнославянского и польского». Говоря это, Грушевский забыл упомянуть и обилие слов и целых выражении на средневековом латинском языке, знанием которого щеголяли образованные люди того времени и любили уснащать латинизмами свои письма и речи, подобно тому, как русское высшее общество XIX века уснащало свою речь французскими словами. В письмах высших классов Украины-Руси первой половины XVII века нередко можно найти десять-двадцать процентов, а то и больше, латинских слов. Все это делало книжный язык Украины-Руси малопонятным для простого народа. Отличался сильно книжный язык от народного и в Великороссии, но все же в меньшей степени, ибо в нем не было ни полонизмов, ни латинизмов.
Основной же базой книжного языка и Киева, и Москвы был язык церковнославянский, богослужебный язык православной церкви. Это установлено многочисленными филологическими исследованиями и не вызывает никаких возражений сепаратистов.
Вот почему оказались «без надобности» два переводчика, включенные в многочисленную свиту Бутурлина, ехавшего в 1653 году оформлять воссоединение Великой и Малой Руси. Московские бояре и казацкая старшина понимали друг друга без всяких переводчиков и в дальнейшем в архивах нет никаких сведений о наличии переводчиков при сношениях представителей России с казацкой старшиной. Не было их и в дальнейшем до самого 1917 года. Хотя в остальных частях России с нерусским населением переводчики были обязательны, как при органах администрации, так и при судах, ибо там население, действительно, часто не понимало русского языка, на котором велось все делопроизводство.
Только в июле 1918 г. украинцы перестали понимать русских, и во время мирных переговоров Украинской самостийной державы с Россией украинский делегат Шелухин вел переговоры с делегатом России, Раковским, через переводчика, хотя оба отлично владели обоими языками. Переговоры велись публично и доставили немало веселых минут киевлянам, присутствовашим в качестве публики при этих переговорах.
Еще на рубеже XVIII–XIX столетий один из исследователей украинского языка писал: «Несправедливо думать, что наречие, коим говорят теперь малороссияне, обязано своим происхождением единственно влиянию языка польского. Местное удаление киевлян от новгородцев и других славянских племен, еще в глубокой древности положило зародыш таковому изменению языка славянского, и наблюдательный филолог в Летописи Несторовой, в Путешествии к святым местам черниговского игумена Даниила и в Песни Игоревой, письменных памятниках XI и XII столетий, приметит уже сии отмены в некоторых словах и в самом их составе.
Неоспоримо, что соседство с Польшей и Литвою, а потом долгое господство сей державы над Малороссией, изменив в ее духе, правилах, обычаях и частью в вере, много подействовало и на язык, показывая в теперешнем его составе смесь древних славянских слов с польскими, литовскими, немецкими, которым особенный выговор дал собственную, совершенно отличную от других наречий, форму.
Сведующие люди находят нынешнее малороссийское наречие сходным с тем, коим говорят венгерские россияне, известные под именем карпатороссов. В малороссийском наречии скрыто происхождение многих славянских слов, которых тщетно будем искать в нынешнем языке русском» (Бантыш-Каменский. «История Малой России», т. III, с.220). Приведенная цитата является ответом французскому путешественнику и писателю Шевалье, проведшему в XVII веке несколько лет в Польше и писавшему, что язык населения Украины-Руси есть «наречие языка польского».
Не надо забывать, что культурная жизнь Руси-Украины, как и везде в ту эпоху, ограничивалась только высшими классами, почти не затрагивая широких народных масс. Соприкасаясь постоянно с высшим классом польско-литовским, получая образование в иезуитских школах Запада, представители высших классов Украины-Руси легко воспринимали западную культуру и постепенно, но довольно быстро, полонизировались, как, например, князья Вишневецкие, Сангушки, Острожские, Четвертинские и др., а за ними и шляхта. Обычно с полонизацией приходило и окатоличивание без каких либо принудительных мер. Так шло до Брестской унии (1596 г.) и наступившей непосредственно за ней католической агрессии, сопровождавшейся жестокими насилиями и издевательством над прадедовской православной верой. Насилия эти вызвали сопротивление и ожесточенную борьбу, в первую очередь, в области религиозной жизни, которая в ту эпоху была и центром культурной жизни вообще.
Для оснащения необходимыми знаниями для борьбы с хорошо образованными противниками-униатами и католиками начали создаваться «русские» (так тогда называли) учебные заведения, готовившие не только кадры образованного православного духовенства, но выпускавшие и светских борцов против окатоличивания и ополячивания. Это были преимущественно сыновья православной шляхты и казацкой старшины, как видно из сохранившихся списков учеников. Из этих учебных заведений особенную известность приобрела Киевская Академия при Братском монастыре, основанная митрополитом Петром Могилой в начале XVII века, бывшая полтора столетия, культурно-духовным центром Украины-Руси и давшая много культурных сил Великороссии, как об этом уже упоминалось выше.
Кроме научной подготовки, преимущественно церковно-схоластической, окончившие Академию выносили из нее и хорошую антипольскую и антикатолическую зарядку, что сказалось впоследствии, когда они заняли руководящие должности на Украине-Руси во время и после освободительной борьбы.
С Москвой и московской культурой они, находясь в пределах Польши, почти не соприкасались и ее не знали, кроме сектора религиозного. В то время Москва уже была и центром, и оплотом православия и все православные к ней тянулись.
Так было до окончания освободительной борьбы, закончившейся, как известно, разделом Украины-Руси на польское Правобережье и русское Левобережье.
Хотя формально эта борьба и закончилась «вечным миром» с Польшей в 1686 г., но, фактически она завершена только Полтавской победой 1709 г., т. е. заполняет собою весь первый полувековой период Гетманщины (1654–1709 гг.).
После окончательного включения в Российское государство, культурная жизнь Гетманщины-Левобережья во весь второй период (1709–1764 гг.) сильно меняется. Борьба религиозная отходит в область тяжелых воспоминаний.
Православие торжествует победу; из гонимой при Польше делается религией господствующей.
Во всем Левобережье не остается ни одного католика или униата. Их костелы и монастыри навсегда исчезают из городов, и в 1917 г. из 42 городов Гетманщины (Черниговская и Полтавская губернии) ни в одном городе не было польско-католического монастыря или костела (католические и протестантские храмы были только в немецких «колониях» Черниговской губернии).
Вместо Варшавы политическим и культурным центром становится Петербург, и притом центром государства строго централизованного, не в пример полуанархической Польше.
Бывшая раньше почти исключительно религиозной, культура Москвы заменяется европеизированной светской культурой Петербурга, где открываются светские учебные заведения (Шляхетский корпус), учреждается Академия Наук, начинает выходить газета, печатаются книги.
Одновременно с этим Петербург становится местом, где можно делать блестящие карьеры, приобретать, как тогда говорилось, «чины, звания и имения».
Никаких ограничений для достижения всего этого уроженцам Гетманщины не ставилось. И культурные слои Украины-Руси потянулись на север без всякого принуждения. А свою, «киевскую» культуру, начали синхронизировать с культурой общероссийской, освобождаясь в то же время от всего польско-латинского и в языке, и в культуре.
Сыгравшая такую огромную роль во время борьбы с католицизмом Киевская Академия начинает терять свое значение и уступает первенство центральным, общероссийским культурным учреждениям и учебным заведениям чисто светского характера.
Причиной этого было то обстоятельство, что Академия не реформировалась и застыла в своем чисто схоластическом богословском направлении, которое было так важно во время католической агрессии и потеряло значение после того, как эта агрессия была ликвидирована. К половине XVIII века она превращается в чисто духовное специальное учебное заведение, каковым, под именем Киевской Духовной Академии, остается до революции 1917 г.
В своей «Истории Украины» (с. 427) Грушевский об этом пишет так: «Академия имела характер богословский в своей науке; притом ее наука основывалась на старых схоластических методах, для того времени не своевременных и не интересных, и не шла за успехами современной европейской науки. Реального знания она не давала, литературная подготовка, основанная на устаревших образцах, тоже все меньше была пригодна для тогдашнего времени. И, когда появляются в России, в Петербурге и в Москве, первые светские школы, Киевская Академия и основанные по ее образцу провинциальные коллегии не выдерживают конкуренции с ними. Зажиточные украинские граждане, казацкая старшина, начинают посылать своих детей в столичные школы».
В другом месте той же книги (с. 423–424), Грушевский пишет: «В украинских школах заботились главным образом о том, чтобы научить своих учеников правильно писать славянским языком, а не заботились совсем о языке народном, его чистоте и правильности. Украинские писатели XVII и XVIII веков кичатся и гордятся церковнославянщиной».
И в первом, и во втором случае возразить Грушевскому нечего, ибо он говорит правду. Но для полноты картины необходимо прибавить то, о чем Грушевский счел нужным умолчать:
1. Что в ту эпоху о языке народном, его чистоте и правильности не заботились не только в школах украинских, но и в великороссийских, французских, немецких и других народов.
2. Что украинские культурные круги не проявляли никогда инициативы для создания светских школ украинских, хотя для этого была полная возможность во время царствования императрицы Елизаветы.
3. Что вместо этого они, совершенно добровольно, посылали своих детей в столичные, общероссийские школы, демонстрируя этим свое желание слиться с общероссийской культурной жизнью.
Результатом же всего этого было быстрое и безболезненное слияние двух культур – киевской и московской, в одну культуру – российскую, которое можно считать законченным к концу XVIII столетия. Писатели и мемуаристы Украины XVIII столетия писали уже на книжном языке общероссийском, очищенном от польских и латинских слов, чем отличался книжный язык Украины-Руси до воссоединения.
Чтобы убедиться в этом, достаточно перечитать, например, дневник Генерального подскарбия Марковича (20-е годы XVIII века), произведения Григория Полетики, Капниста, Конисского (вторая половина XVIII века), многочисленные письма и дневники старшины XVIII века, печатавшиеся регулярно в известном журнале «Киевская Старина», посвященном истории Малой Руси-Украины.
Произошло ли это слияние добровольно и без принуждения, или это, как утверждают украинские шовинисты-сепаратисты, вовсе не слияние, а принудительное поглощение высшей, украинской культуры, низшей культурой поработивших Украину великороссов?
Вот что писал по этому вопросу отец украинского сепаратизма проф. М. С. Грушевский: «Новое украинское панство с готовностью и поспешностью шло навстречу желаниям российского правительства: не только приспособлялось к новым порядкам, но и принимало культуру новой державы, русский язык, официальный и литературный, невзирая на то, что культура русская стояла еще очень низко.
Несколько десятилетий тому назад, во времена Дорошенко и Мазепы, украинцы были первыми учителями в Московщине, которые пересаживали туда достижения украинской культурной жизни. А во времена Петра почти все высшие духовные должности в Московщине позанимали киевские воспитанники, украинцы, и даже в московских школах вводили вначале украинский выговор, перемалывая московских парней на украинский язык» (История Украины, с. 429).
Правда, в другом месте Грушевский пишет о «давлении московской цензуры на украинскую литературу» и приводит два случая этого «давления»: запрещение печатать акафист св. Варваре «по причине неправильного языка» и требование Петербурга применения введенного для всего государства гражданского шрифта.
Но так как, по признанию самого Грушевского, «книгопечатание на Украине находилось в руках духовенства», а высшие духовные посты общегосударственного значения, как приведено выше, были замещены украинцами киевскими, то выходит, что и «давление» происходило не от великороссов, а от своих же украинцев, которые очищали книжный язык (на котором тогда только и печаталось) от полонизмов и латинизмов – наследия польского владычества.
Печатать же тогда что-либо на народном языке нигде никому не приходило и в голову, как об этом упомянуто выше.
Приведенных примеров и цитат из произведений идеолога сепаратизма и творца мифа о «порабощении и угнетении» украинцев великороссами, полагаю, достаточно, чтобы вынести решение о том, было ли слияние русско-украинских культур в период Гетманщины добровольным или принудительным – результатом «порабощения и угнетения». Совершенно очевидно, что оно было добровольным и соответствовало настроениям и Великой и Малой Руси-Украины.
Наши предки XVII–XVIII веков понимали обстановку и не пытались навязывать особенностей, сложившихся под Польшей, на территории двух губерний, «киевской культуры», всей огромной России, как это делают теперь галичане-сепаратисты, навязывая особенности быта и культуры далекой, полонизированной и окатоличинной маленькой окраины Галиции всей Украине.
Заканчивая гетманский период Левобережья, приведший к превращению Гетманщины в две «малороссийские губернии» (Черниговскую и Полтавскую), необходимо отметить, что именно этот период украинские сепаратисты изображают в своей, приспособленной для политических целей «истории», как период насильственной ломки быта и культуры Украины «поработившей» ее Россией:
В области культурной – принудительная русификация и уничтожение «украинской культуры».
В области социальной – закрепощение крестьян и создание феодально-сословного строя.
В области политическо-административной – ликвидация всех «вольностей казацких».
Мы рассмотрели выше достаточно подробно и объективно все изменения, происшедшие в этот период, и с полным основанием можем эти утверждения сепаратистов назвать извращением истории, не выдерживающими никакой объективной критики.
На самом же деле, в области культурной произошло добровольное слияние; в области социальной – все изменения произошли по инициативе украинской старшины – Россия их только подтвердила; в области административно-политической – инициатива изменений, нередко принудительных, действительно, исходила от России и действительно, «вольности» выборной старшины были, в той форме, в которой они существовали в момент воссоединения, ликвидированы.
Но зато старшина приобрела другие «вольности» – вольность потомственного дворянства Российской империи, а вместо права «послушенства» «посполитых» – право владения крепостными крестьянами. То есть, от изменений не проиграла, а выиграла.
Что же касается местного административного аппарата, то (кроме назначаемых из Петербурга губернатора и высших губернских чиновников), он полностью остался в руках старшины, превратившейся в потомственных дворян: они выбирали суд и полицию из своей среды, а предводитель дворянства являлся, как бы хозяином уезда.
Не проиграли и казаки, не попавшие в число потомственных дворян. Они превратились в свободных земледельцев.
Оба врага Украины-Руси: крымские татары и Польша, с которыми раньше велись непрерывные кровавые войны, были обезврежены общероссийскими силами. Крым завоеван, а Польша низведена на положение третьестепенного, к тому же разлагающегося государства и не могла угрожать Украине. Потребность борьбы на границах отпала. Поэтому, вместо постоянной, весьма обременительной военной службы, казаки постепенно были уравнены в несении воинской повинности с остальным населением России.
Проиграли только «посполитые», попавшие, в качестве крепостных крестьян, во владение к своей бывшей старшине и ее потомкам. Их положение действитльно было очень тяжелое и бесправное и мало чем отличалось от положения «посполитых» времен польского владычества. Только что не было религиозного и национального преследования, характерного для польской эпохи. Для полноты картины необходимо напомнить, что положение крепостных-украинцев ни чем не отличалось от положения крепостных в остальной России.
Перемены за столетний период Гетманщины во всех областях жизни действительно произошли огромные. Но нельзя рассматривать Гетманщину отдельно от остальной России, в состав которой она входила. И если за этот столетний период сравнить перемены в России и на Гетманщине, то нельзя не признать, что перемены в России, как уже упомянуто раньше, были неизмеримо больше, чем на Украине. Не нужно забывать, что рубеж XVII–XVIII столетий был эпохой огромной ломки и создания централизованной Российской империи. Нельзя также не признать, что только общероссийскими силами Левобережье из арены постоянных татарских набегов и объекта польско-католической агрессии превратилось в мирный и спокойный край. Как показало прошлое, Украина-Русь одна не могла справиться ни с Крымом, ни с Польшей.
И, если бы не активное вмешательство России в ответ на просьбу Хмельницкого и старшины о воссоединении, то, несомненно, восстание было бы утоплено в крови, а уцелевшее население обращено в бесправных холопов, подобно населению Галиции, и, в значительной степени ополячено и окатоличено.
Ошибочно и исторически неверно этапы политическо-административного слияния Украины-Руси с остальной Россией изображать как этапы «порабощения» или постепенного «лишения вольностей и привилегий», как это делают сепаратисты.
Постепенные сокращения этих «вольностей» во весь первый период Гетманства, следовали всегда за очередной изменой очередного гетмана. Напомним их:
1657 г. – «Переяславские Статьи» Юрия Хмельницкого – после попытки его и старшины односторонне изменить «Мартовские статьи» – результат «Переяславского акта» Богдана Хмельницкого 1654 г.
1663 г. – «Глуховские статьи» Брюховецкого – после измены Выготского и гетманской междоусобицы.
1672 г. – «Конотопские статьи» Самойловича – после измены Брюхавецкого.
1708 г. – «II Глуховские статьи» Скоропадского – после измены Мазепы.
Каждые новые «статьи» усиливали участие представителей России в военно-административном аппарате Украины-Руси, в который Россия вначале почти не вмешивалась.
Вряд ли можно возражать, что эти мероприятия были необходимы в интересах ведения совместной борьбы, во время которой большинство гетманов воссоединенной Украины-Руси заканчивало свою деятельность изменой, за которые Россия расплачивалась кровью.
Вкрапливание представителей России в военно-административный аппарат было поэтому необходимостью, вызываемой действиями самой украинской старшинской головки.
России оставалось или аннулировать Переяславский акт и уйти за свои рубежи, т. е. отказаться от свой исторической задачи – объединения исконно-русских земель Киевской Руси, или стараться обезвредить высшую старшину, не считавшуюся ни с историческими задачами, ни со стихийным стремлением широких народных масс к воссоединению. Россия выбрала последнее и пошла по пути защиты этих масс от расправы польских карателей, которая бы неизбежно наступила, если бы Россия вышла из борьбы.
Таков смысл «лишения вольностей» в первый период Гетманства.
Мотивы сокращения этих «вольностей», приведшие к упразднению Гетманства во втором его периоде, надо искать в другом. Лежали они, как было уже указано, в стремлении строго централизованной абсолютной монархии, каковою была Россия XVIII века, иметь единообразный военно-политическо-административный аппарат на всей своей территории.
Это совпало с потерей значения казачества как пограничной военной силы: с победами над Турцией и разложением Польши отпала необходимость держать многие десятки тысяч казаков как военные соединения. И они были постепенно переключены на мирное положение свободных земледельцев, что, естественно, повлекло за собою и ликвидацию старшинского класса.
Описание гетманского периода было бы не полным, если бы не коснуться вопроса, как этот период представляют сепаратисты, ставя историю на службу политике.
В их изложении или отсутствует всякое упоминание, или упоминается только вскользь третий партнер в русско-украинских взаимоотношениях – Польша.
Взаимоотношения эти изображаются, как борьба «киевской культуры» – «украинской» с низшей, «московской культурой» – великорусской, а результат этой борьбы – как «порабощение» к концу XVIII века последнею первой.
Тот же факт, что украинская «киевская культура» уже к моменту воссоединения была в значительной степени полонизирована и быстро шла по пути полного поглощения культурой польско-католической, не оттеняется в достатачной степени, а то и просто замалчивается. Благодаря этому создается впечатление, что если бы не воссоединение и центростремительная политика России, украинская «киевская культура» свободно бы развивалась и пышно расцветала.
На самом же деле, беспристрастное изучение той эпохи дает основание утверждать, что в Речи Посполитой эта «киевская культура» была обречена, и, не приди воссоединение, она бы была без остатка поглощена и переварена чуждой, польско-католической культурой.
В XVIII столетии православная «киевская культура» Украины-Руси стояла перед дилеммой: или быть полностью уничтоженной польско-католической агрессией, или пойти по пути очищения от польско-латинского влияния и слияния (не «порабощения») с православной же культурой Великороссии. Историческая обстановка сложилась так, что она пошла по этому второму пути.
Третий путь – путь самобытного развития «киевской украинской культуры», как указано выше, был объективно невозможен в той обстановке и при тогдашней расстановке сил.
Этого никак нельзя забывать при изучении той эпохи, а надо четко и ясно ставить вопрос, что было бы лучше для украинского народа, его быта и культуры: продолжение того пути, по которому он шел до 1654 г. (поглощение Польшей) или путь слияния с Россией и совместное создание культуры общероссийской.
Исторические судьбы разделили Украину-Русь на две части – Российскую и Польскую до конца XVIII века. Объективное изучение культурной жизни населения в этих разделенных частях дает неопровержимые доказательства, какие возможности для населения и его культуры были у каждой из этих частей.
Жизнь и изменения в части Российской изложены выше – повторять их нет надобности.
Следует только добавить, что на рубеже XVIII–XIX веков, с пробуждением национальных сознаний разных народов Европы, именно в российской, а не в польской части Украины-Руси возродилась, точнее, возникла литература на украинском, уже не книжном, а народном языке (Котляревский, Артемовский, Квитка).
В польской же части Украины-Руси к концу XVIII века все население в религиозной жизни было окатоличено (уния); в социальном положении превращено в крепостных «хлопов» польских помещиков, а национальная культура приведена в безмолвие.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.