Глава седьмая Прошение царя Михаила Федоровича на царство

Глава седьмая

Прошение царя Михаила Федоровича на царство

I

После выбора Михаила Федоровича, когда русские люди пришли к радостному и спасительному для них единодушию, собор незамедлительно предпринял ряд мер для утверждения этого важного акта государственного бытия. Были приведены к присяге Москва, а затем и иные города, и всюду население присягало с величайшей готовностью и восторгом³³⁰. Распорядился собор и другим неотложным делом величайшей важности. Он снарядил торжественное посольство к народному избраннику – царю Михаилу Федоровичу, жившему тогда в Костромском Ипатьевском монастыре, и по обычаю озаботился составлением подробного наказа своим великим послам.

Посольство было многолюдно, и в состав его вошли, вероятно, многие из членов избирательного собора. Во главе же его поставлены были из властей архиепископ Рязанский и Муромский Федорит, архимандрит Чудовского монастыря Авраамий, Троице-Сергиева монастыря келарь старец Авраамий (Палицын), архимандрит Новоспасского монастыря Иосиф и протопопы «из соборов» столицы. Первое место среди светских послов принадлежало боярам: Федору Ивановичу Шереметеву и князю Владимиру Ивановичу Бахтеярову-Ростовскому, окольничему Федору Васильевичу Головину и дьяку Ивану Болотникову. С ними отправились «стольники, и стряпчие, и дворяне московские, и дьяки, и жильцы, и дворяне, и дети боярския из городов, и головы стрелецкие, и гости, и атаманы, и казаки, и стрельцы и всяких чинов люди, по спискам»³³¹.

Из наказа, данного великому посольству, узнаем, что Земскому собору не было в точности известно местопребывание избранного им царя. Послы должны были для «прошения» Михаила Федоровича «на царство» ехать «в Ярославль, или где он, государь, будет»³³². «Приехав к государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всея России» архиепископ Федорит и боярин Федор Иванович Шереметев «с товарищами» немедленно обязаны были «бити челом государю» и просить его принять общенародное избрание. Наказ со свойственной московским приказным документам обстоятельностью приводит и речи, с которыми великие послы должны были обратиться к юному избраннику русского народа и его матери «великой инокине Марфе». В этих речах Федорит и Шереметев от лица собора, своих «товарищей» и всей земли обязаны были умолять Михаила Федоровича вступить на царский престол, так как «без государя ни на малое время быть не мочно». К матери государя послам предстояло обратиться с просьбой благословить сына на царство и побудить его скорее ехать в Москву, так как, «послыша про его царскии приход к Москве», «все его государевы недруги будут в страхованьи, а Московскаго государства всякие люди государевым приходом обрадуются» и получат «избаву от всяких находящих бед и скорбей».

Прибытие посольства Земского собора в Кострому 13 марта 1613 года

«А как государь царь и великий князь Михаил Федорович всея России Московскаго государства всяких людей пожалует, – говорилось далее в наказе послам, – и как его государской подвиг к Москве будет, в котором числе и о том отписать к боярам к Москве, и бояре и всякие люди государя встретят».

Однако Земский собор не вполне был уверен в том, что Михаил Федорович без колебаний примет царский венец. Они предвидели, что царь послов «не пожалует, учнет отказывать, или за чем учнет государь размышлять». Тогда Федорит и Шереметев «со товарищи» должны были «государю бити челом и умолять его, государя, всякими обычаи, чтоб он, государь, милость показал, челобитья их не презрил, был на Владимирском и на Московском государстве государем царем и великим князем всея России и пожаловал ехать к Москве вскоре». Послы обязаны были прибавить, что «такое великое Божье дело сделалось не от людей и не его государским хотеньем, по избранью, Бог учинил его, государя, государем, царем и великим князем всея России и в сердца вложил всяким людям и до ссущих и беззлобивых младенцев, что быть… на всех великих государствах Российскаго царствия ему, государю, Михаилу Федоровичу».

Опасаясь, что народный избранник станет отказываться от принятия царской власти, собор имел в виду и причину, по которой это будет сделано. Это плен отца государева, митрополита Филарета. «А будет государь царь и великий князь Михайло Федорович всея России учнет разсуждать, – читаем в наказе, – о отце своем государе нашем, о митрополите Филарете, что он, государь, ныне в Литве, и ему на Московском государстве быти нельзя, для того, чтоб отцу его за то какого зла не учинили. И архиепископу, и архимандритам, и боярам, и окольничему государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всея России бити челом и говорити, чтоб он, государь, про то не размышлял: бояре и вся земля посылают к Литовскому королю, а отцу твоему, государю нашему, дают на обмену литовских многих лучших людей».

В заключение наказ снова предписывал «всякими обычаи государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всея Россия бити челом и его, государя, умолять, чтоб он шел на свой царский престол, к Москве не мешкая».

Встреча Великого посольства у стен Ипатьевского монастыря

Второго марта 1613 года, отслушав торжественное молебствие, послы тронулись в путь, сопровождаемые напутствиями собора и многочисленных толп народа, провожавших их. Посольству сопутствовали московские святыни: весьма чтимый образ Пресвятой Богородицы, написания святого Петра митрополита, и святые иконы великих чудотворцев Петра, Алексия и Ионы, митрополитов и святителей Московских. Тринадцатого марта «в вечерню» посольство достигло Костромы, в которой пребывал тогда юный царь, и остановилось в пригородном селе, «Новоселки именуемо», откуда послало к Михаилу Федоровичу с просьбой указать срок приема его государем. «И государь царь и великий князь Михайло Федорович всея России нас пожаловал, велел нам быти у себя, государя, марта в четырнадцатый день», – доносили послы в Москву Земскому собору.

В Новоселках послы провели ночь, условившись с воеводами, архимандритами и прочими представителями Костромы о том, как организовать на другой день торжественное шествие в Ипатьевский монастырь для предстоящего «прошения на царство» Михаила Федоровича³³³.

II

Юному народному избраннику не было тогда еще полных семнадцати лет. Добрый и мягкий, ласковый и приветливый, царь Михаил Федорович Романов, излюбленный всей Русской землей, постоянно сохранял на своем привлекательном лице отпечаток какой-то меланхолии, печали. Это выражение явилось следствием многих невзгод и испытаний, выпавших на долю государя всея Руси в его нежном детстве и ранней молодости. Маленьким, четырех-пятилетним ребенком Михаил Федорович был лишен ласк и забот горячо любивших его отца и матери, мало того, он был сослан под строгий присмотр в Белоозеро и лишь через год был переведен в вотчину отца, село Клины Юрьево-Польского уезда, где опять-таки под надзором прожил до самой смерти Бориса Годунова. Лишь в 1605 году отец, отныне митрополит Филарет, мать, инокиня Марфа, и девяти-десятилетний сын свиделись друг с другом. С тех пор Михаил Федорович не разлучался со своей матерью. Но отец был захвачен в Тушинский плен в 1608 году и попал в Москву, где в то время находились его бывшая жена и сын, лишь в мае 1610 года. В сентябре же месяце этого года Ростовский митрополит Филарет отправился во главе великого посольства под Смоленск, был там пленен в противность международным правам и обычаям и томился в далекой польской неволе.

Ипатьевский монастырь

Сам юный Михаил и мать его, инокиня Марфа, прожили два года в Москве и испытали там ужасы польской оккупации и кремлевской осады. Поляки, вероятно, зорко следили за сыном митрополита Филарета и бывшей женой последнего, старицей Марфой: Жолкевский, конечно, пояснил своим соотечественникам, как они должны наблюдать за юношей, уже намечавшимся к избранию в цари русского народа. С очищением Москвы от поляков наступила для многих знатнейших боярских жен и детей радостная минута их освобождения. Михаил Федорович с матерью тоже получили свободу и отправились в свои костромские вотчины³³⁴.

При этом они посетили некоторые чтимые ими местные обители. Не преминула инокиня Марфа со своим любимым, единственным оставшимся к тому времени в живых сыном посетить монастырь Святого

Макария на Унже, где на месте келии, в которой, по преданию, пребывал тогда Михаил Федорович, впоследствии воздвигнута была церковь³³⁵.

Затем Михаил Федорович поселился в родовой вотчине своей матери, селе Домнине. Там в начале 1613 года избранник народный чуть было не погиб от рук врагов Руси, польских и литовских людей. Его спасли преданность и верность любимым боярам крестьянина села Домнина, незабвенного Ивана Сусанина. По преданиям, во многом подкрепляемым жалованной грамотой, данной в 1619 году царем Михаилом Федоровичем «по совету и прошенью матери» его, «государыни великия старицы иноки Марфы Ивановны», поляки стали допытываться у Сусанина, где его боярин. Сусанин послал к Михаилу Федоровичу предупредить о грозящей опасности, а сам вызвался проводить врагов к дому, где жил молодой его «государь». Вместо этого он завел «польских и литовских» людей в непроходимое, покрытое лесом болото. Когда враги увидели обман, они подвергли Ивана Сусанина «великим немерным пыткам». Самоотверженный крестьянин остался непреклонным, и обозленные поляки «замучили его до смерти», а сами погибли от холода и голода. Подвиг Сусанина и его беззаветная преданность спасли Михаила Федоровича и сослужили Русскому государству великую службу. За нее впоследствии царь наградил землей Богдана Сабинина, зятя скромного, но великого душой героя, и освободил его и его потомство от платежа каких бы то ни было податей и несения всяких государственных повинностей³³⁶. Царь Михаил Федорович, получив известие об угрожающей ему опасности, поспешил уехать в Кострому, где и поселился со своей матерью в Ипатьевском монастыре. Там и застало его великое посольство.

III

Настало утро четырнадцатого марта, знаменательного дня нашей истории. Устроили, как подобало важности момента, торжественную процессию. Духовенство облеклось в ризы, бояре «и вси пришедшие» с ними, «учредивше чины по достоянию и вземше честный крест» и святые иконы, принесенные из Москвы, «поидоша ко обители святыя Живоначальныя Троицы в Ипацкой монастырь»³³⁷. Близ монастыря на устье реки Костромы к посольству присоединились вышедшие крестным ходом костромичи «с женами и з детьми и поидоша вкупе в той же Ипацкой монастырь». В святой обители тогда «быша звоны великие для пришествия честных и чудотворных икон»³³⁸. На сретение крестному ходу вышли к вратам монастыря «государь царь и великий князь Михайло Федорович всеа Русии, и с матерью своею, с великою старицею инокою Марфою Ивановною».

Великая старица была взволнована и растрогана. Ей припоминались давние, жестоко разбитые мечты о царствовании ее возлюбленного супруга, томившегося теперь в далеком и тяжком плену; она страшилась за судьбу нежно любимого и заботливо оберегаемого юного сына. Разорение государства, грозные враги, опустошавшие Русскую землю, участь последних государей и претендентов на престол – все это пугало и тревожило много пострадавшую на своем веку инокиню Марфу. Однако торжественность обстановки, толпа, охваченная одним порывом, принесение святых и чудотворных икон не могли не умилять и не трогать престарелую мать народного избранника. Чувства матери разделял и юный Михаил Федорович. Он также встревожен был участью отца и не решался вступить на престол в таких исключительно тяжелых обстоятельствах. Но его молодую и чуткую душу до слез волновали и потрясали вид всенародного множества готовых склониться перед ним русских людей и величественный крестный ход, направлявшийся к Ипатьевской обители.

Со слезами на глазах встретил избранный русским народом государь чудотворные иконы и обратился с жаркой молитвой к Пресвятой Богородице. Благоговейно приложившись затем к святым образам, Михаил Федорович взволнованно спросил архиепископа Федорита: «О святейший архиепископ! Почто чюдные и чюдотворные иконы пречистые Богородицы и честные кресты воздвигл еси и толик великий многотрудный подвиг сотворил еси?»

В ответ на это архиепископ Федорит благословил крестом юного царя и его мать. После это великие послы стали править свое посольство: подали грамоты от всего Московского государства «и речь говорили и били челом по наказу».

Выслушав «непреложное моление» великих послов, сопровождаемое просьбами всех пришедших с ними, юный Михаил Федорович «непреклонен бысть к молению их, отрицашеся со многими слезами и рыданием и гневом», говоря: «Не мните себе того, еже хотети мне царствовати; ни в разум мой прииде о том, да и мысли моей на то не будет. Как мне помыслити на такову высоту царствия и на престол таких великих преславных государей царей Росийских, и великаго государя моего, пресветлаго блаженные памяти царя и великаго князя Федора Ивановича, всея Русии самодержца, взыйти?»… И отказал о том с великим гневом и со многими слезами».

Не менее решителен был отказ и «великой старицы»: с великим плачем и рыданием она заявила, «что сыну ее Михайлу Федоровичю никако на Московском государстве не бывати, и ей его никако на Московское государство благословити не мочно; того у них и в мысли нету и в разум их приити то не может, что на таком великом государстве сыну ее быти».

Отказав великому посольству в согласии на его «непреложное моление», Михаил Федорович и инокиня Марфа долго не соглашались идти с послами «за кресты в соборную церковь». Они не желали, конечно, снова выслушивать челобитье, но уважение к святым иконам и крестному ходу превозмогло, и народный избранник со своей матерью присоединились к торжественной процессии.

И вот в соборе Ипатьевского монастыря при молебном пении духовенства «боляре, Федор Иванович Шереметев с товарищи, и весь царский синклит и всенародное множество всех православных християн, с великим слезным рыданием и воплем били челом Михайлу Федоровичю… чтоб он государь Михайло Федорович милость надо всем Московским государством показал, был на Московском государстве благонадежным государем». С жаркой мольбой обратились послы и к «великой старице иноке Марфе Ивановне», чтобы она «всех пожаловала, сына своего Михайла Федоровича на Московское государство государем царем и великим князем всеа Русии благословила, и на свой царский престол в царствующий град Москву подвиг свой учинили вскоре, чтобы их государским приходом Московскаго государства всякие люди от великих своих бед, и разоренья в радость претворилися, и вместо плачевных песней, радостныя воспели». И на это челобитье последовал решительный и взволнованно-гневный отказ. Инокиня Марфа говорила, «что никако в мысль их то не внидет, что сыну ее, Михайлу Федоровичю на таком великом преславном Московском государстве быти государем. Как то может сстатися? а он еще и не в совершенных летех; а Московскаго государства многие люди, по грехом, в крестном целованье стали нестоятельны, да и потому, что Московское государство от польских и от литовских людей разорилося до конца, и прежних великих государей из давных лет сокровища царские и все их царское всякое достояние литовские люди вывезли; а дворцовые села, и черные волости, и пригородки и посады от литовских людей и от воров запустошены, а всякие служилые люди бедны; и чем служилых людей пожаловати, а свои государевы обиходы полнити и против своих недругов, Польскаго и Литовскаго и Неметцких королей и иных пограничных государей стояти? да и для тово, что великий государь мой, а сына моего отец, святейший Филарет, митрополит Ростовский и Ярославский, ныне у короля в Литве в великом утесненье, а сведает король то, что, по прошенью и по челобитью всего Московскаго государства, учинитца на Московском государстве сын наш Михайло, и король тотчас велит над государем нашим, Филаретом митрополитом, какое зло учинить; и без благославения отца своего, сыну моему как на такое великое дело помыслити?»

Послы обратились с новым слезным молением к избраннику русского народа и его матери. Они не оставили без возражения веских сомнений и колебаний «великой старицы». «О боголюбивая, великая государыня, старица инока Марфа Ивановна! – говорил от имени прочих послов Ф. И. Шереметев, – призри на нас наших богомольцев, и на своих раб, на царский синклит и на толикое многое человеческое христианское множество, услыши всенародный вопль и рыдание, утеши плачь неутешный, воздвигни паки на царство ваше и отечество ваше возвеличи, христианский род возвыси, дажь Богом избраннаго царя на царство, всем нам благонадежная государя, сына своего единороднаго, от благочестиваго корени благоцветущую отрасль, великого государя нашего, царя и великаго князя Михаила Федоровича, всеа Русии самодержца безо всякого размышления, полагаяся на волю Создателя нашего и Творца, Господа нашего Иисуса Христа, а Московского государства всяких чинов люди ему великому государю учнут служити и прямити во всем, на чем ему государю крест целовали и души свои дали. А прежние государи, царь Борис сел на государство изведчи государской корень, царевича Дмитрея. И Бог ему мстил праведнаго и безпорочнаго государя царевича Дмитрея Ивановича убиение и кровь богоотступником Гришкою Отрепьевым. А вор Гришка Отрепьев, по своим злым делам, от Бога месть приял, зле живот свой скончал. А как царь Василей учинился на Московском государстве; и, по злодейству, многие городы ему служити не похотели и от Московскаго государства отложилися, и то все делалося волею Божьею, а всех православных христиан грехом, во всех людех Московскаго государства была рознь и междусобство. А ныне, по милости всемогущего Бога, все люди во всех городах всего Росийского царствия учинилися меж себя в соединеньи, и в братстве и в любви, по прежнему, и обещалися все единодушно за нашу истинную православную християнскую веру и за святые Божии церкви, и за великаго государя нашего царя и великого князя Михаила Федоровича, всеа Русии самодержца, против ево всяких недугов и изменников стояти крепко и неподвижно, и битися до смерти; а никак ему государю ни в чем измены не учинити и иного государя из иных государств и из Московскаго государства, на Московское государство государем никак никого не хотити, и не мыслити о том; и на том все ему великому государю всякие люди всего великаго Росийского царствия крест целовали радостными душами. А что размышляете, великие государи, о великом святейшем Филарете митрополите, что он за нашу истинную православную християнскую веру греческаго закона и за все православное християнство в Литве страждет; и мы, богомольцы ваши и Московского государства боляре, и воеводы и всяких чинов люди, послали х королю посланника, а даем за государя святейшего Филарета митрополита, на обмену многих полских и литовских людей, хто им надобен; и за тем бы вы, великие государи, не размышляли и против воли Божии не стояли»³³⁹.

И на эту речь Михаил Федорович и инокиня Марфа «с великим плачем и гневом, о государстве отказали». Тогда великое посольство и «всенародное множество», «в великом ужасе и смятении бывше», снова обратились к избранному народом государю и его матери с усиленными мольбами согласиться на принятие Михаилом Федоровичем царского сана. На этот раз с длинной витиеватой речью выступил архиепископ Федорит. Он заклинал молодого царя не противиться «вышняго Бога Промыслу». «Повинися святой Его воле, – с жаром говорил владыка, – никто же бо праведен бывает, вопреки глаголя судбам Божиим; и прежние убо цари, предъизбранные Богом, царствоваху, и сих благочестивый корень ведеся до благочестиваго и праведнаго великаго государя нашего царя и великого князя Федора Ивановича, всеа Русии самодержца, на нем же и совершися и конец приять; в него ж место Бог сию царскую честь на тебе возлагает, яко по свойству свойственному царского семени, Богом избранный цвет». Далее, приводя в подтверждение своей мысли цитаты из святоотеческих писаний, Федорит доказывал, что во всенародном избрании Михаила Федоровича сказалось Божие предопределение, так как «глас народа – глас Божий»³⁴⁰. Затем, сообщив ряд примеров избрания народом государей, Рязанский архиепископ убежденно закончил свою речь следующим увещанием: «Такоже и ты, великий государь Михаило Федорович, не ослушайся Божия повеления, и утоли плачь и рыдание и вопль многонародный, восприими скифетродержание Росийскаго царствия».

Речь архиепископа сопровождалась плачем и рыданиями просящаго «всенародного множества». В таких переговорах прошло уже шесть часов «и молиша безпрестанно, от третьяго часа дни и до девятого». Но Михаил Федорович остался непреклонен. Он повторил в своем ответном слове Федориту и другим послам доводы, приведенные уже его матерью, сказав, кроме того: «И отторженные грады от Московского государства, Великий Новгород, и Смоленск и иные городы как и чем к Московскому государству привратити? И то прошение ваше никак исполнитися на мне не может».

Неоднократные, горячие отказы избранного всенародно царя и его матери повергли послов «и все государство» в уныние. И «о сем в недоумении мнозе бысть и во мнозей скорби и в плачи неутешимый еже прошения своего не получиша». «Послы недоумевахуся», как «у великого государя, царя и великого князя… и у матери его, у великие государыни. милости просити и бити челом». Наконец, послы надумали «и ин совет благ учиниша». Они воздвигли животворящие кресты и святые иконы и с ними торжественно «приидоша к месту», где стояли юный царь и его мать, великая старица Марфа³⁴¹.

Смущенный и потрясенный Михаил Федорович обратился к архиепископу и другим послам: «Почто толикий подвиг животворящии крестом и честным Божиим иконам, и себе многой труд сотворяете, и неначаемое дело выше моея меры на мя возлагаете, чего и в разум мой не может приитти?». На эти слова последовала речь Рязанского владыки: «Не буди государь, одержим печалию, но утеши сердце свое упованием Божиим и Пречистые Богородицы милостию и великих чюдотворцов, вся тебе и твоему царствию подаст благая, толко не буди, государь, противен воли Божии. Отец же твой, – продолжал Федорит, – великий государь наш, преосвященный Филарет, митрополит Ростовский и Ярославский, по своей к Богу великой вере и правде, от таковаго злаго пленения и скорбей и бед вскоре свобожен будет; а милость и благословение его великого государя на тебе великом государе, единороднем сыне его, ныне и всегда есть и будет. А еже глаголеши, яко толик подвиг мы воздвигохом, повемы же ти истину, глаголя: не мы сей подвиг сотворихом, якоже глаголеши. Но пречистая Богородица с великими чудотворцы возлюби тебе, и святую волю Сына Своего и Бога нашего, изволи исполнити на тебе государе нашем. Тем же, государь, устыдися пришествия честнаго Ея образа; послушай, якоже Бог изволи и пречистая Богородица и великие чюдотворцы, и не буди противен воле Божии, повинися святой воле Его безо всякого размышления; Бог творит, еликож хощет, и строит вся благая Своим святым хотением и волею; якоже пророк рече, аще не Господь созиждет дом, всуе трудятся зиждущии; надеющейся на Господа, яко гора Сион, не подвижетца во веки».

Безмолвно, в сильном душевном борении, со слезами и рыданиями приблизился юный царь к своей матери и склонился к ней. Послы и всенародное множество пали на колени и, земно кланяясь, продолжали умолять Михаила Федоровича и Марфу Ивановну. Слышались громкие восклицания: «О великая государыня, старица инока Марфа Ивановна! Умилися над остатком роду християнскаго, милосердуй о нас, пощади, великая и христолюбивая старица, пощади!». Все громче и громче раздавались вопли рыдающего народа. Заклинали не презреть пришедших в обитель «чудотворных икон», кричали: «Положите на милость, не оставте нас сирых и безгосударных».

Старица инокиня Марфа Ивановна поколебалась в своей твердости, но скоро оправилась. С умиленным сердцем сказала она послам: «…прошение ваше выше нашие меры; на такову высоту царствия, и на престол таковаго великого преславного государства просите у меня сына моего единородного, света очию моею Михаила Федоровича, и у меня на то мысли никак нет; а у сына моего Михаила потомуж никак мысли и хотенья на то нет же; свидетель и сердца наши зрит Бог; а будет на то святая Его воля, якоже годе Господеви, тако и буди, воли бо Его никто же может противитися; а без вышняго и всемогущаго Господа Бога Промысла и святой Его воли, вместо скорби и сетованья, утешение ко исполнению вашего прошения и моления совершити невозможно».

Народ, собравшийся у обители вместе с великими послами, удвоил слезы и моления. Михаил Федорович был потрясен до глубины души. «Престаните от таковаго начинания, – сказал он, громко рыдая, – и возлагаете на меня такое великое бремя, царский превысочайший престол, выше моея меры; имите ми веры, видев толикий ваш многотрудный подвиг, скорблю душею и болезную сердцем, а прошение ваше совершитися не может». Затем сослался народный избранник на свою крайнюю молодость, на трудное положение государства, угрожаемого врагами и потрясенного и разоренного смутой. «А служилые и всякие люди в бедности, – заключил излюбленный народом государь, – а дати им будет ничего: и то им всем ставить от нас не в милость».

Тогда архиепископ, бояре и всенародное множество пришли в отчаяние. Они прибегли к последнему доводу. «Сия ли угодна вам и тебе великой старице иноке Марфе Ивановне, и сыну твоему, государю нашему, Михаилу Федоровичу, – плакали неутешные послы, – что нас бедных не пощадити и сирых оставити». Послы прибавляли, что безгосударная Русь станет добычей внешних и внутренних врагов, что опять наступит междоусобие и прольется неповинная кровь. И на кого падет вина такой конечной гибели родной земли? На это следовал ответ: «И того всего взыщет Бог в день страшнаго и праведнаго суда на вас, на тебе великой старице иноке Марфе Ивановне и на сыне твоем, на тебе великом государе нашем Михаиле Федоровиче, а у нас о том у всех всего великаго Росийского царствия, всех городов, от мала и до велика, крепкой и единомышленной совет положен и крестным целованьем утвержден: что мимо сына твоего, государя нашего Михаила Федоровича, на Московское государство государем иного государя никого не хотети и не мыслити о том».

Зная, с каким трудом было достигнуто единодушие на соборе, как народная масса радовалась тому, что «безгосударное» время прекратилось и что выбран государь из любимой боярской семьи, ближайшей по родству к угасшей династии, поймем отчаяние послов и сопровождавшего их народа.

Такое «непреложное моление» сломило, наконец, твердость духа великой старицы. Она «царское свое сердце на милость преложи, слезныя источники со многим умилением испущая», изъявила свое согласие благословить сына на царство, раз такова воля Божия. Выразив потом свое горячее желание, чтобы «святая б наша и непорочная истинная крестьянская вера сияла на вселенной, якоже под небесем пресветлое солнце, а крестьянство бы было в тишине и в покое», великая инока Марфа обратилась к послам, как представителям всей земли, с увещанием, напоминая им, чтобы они «своему Богом избранному государю Михайлу Федоровичу служили и прямили во всем безо всякого позыбанья; а к ворам ни х каким не приставали, и воровства никакого не заводили, и из иных государств на Московское государство иных государей и Маринки с сыном не обирали, и им не в чем не доброхотали, и с ними ни о чем не ссылалися, по своему вольному крестному целованью, чтоб и досталь наша истинная православная крестьянская вера от иноверцов в попрании, а Московское государство в конечном разорении не было».

С грустью слушал юный Михаил Федорович слова своей любимой матери. Он понимал тяжесть великой ответственности, какая на него возлагалась. «Всевидящее и серца человеческия зритель Бог свидетель на мя, да и ты моя великая государыня, – говорил глубоко опечаленный царь, – что в мысли моей о том нет и на разум мой не взыде; яз всегда при тебе хощу быти, и святое и пресветлое равноангельское жилище твое зрети».

Тут глазам присутствующих представилось трогательное зрелище: «Великая же государыня, старица инока Марфа Ивановна, во мнозем душевном умилении и тихости сына своего… со утещением увещевала». Долго беседовала мать со своим царственным сыном и, наконец, убедила его не противиться воле Божией и принять тяготы высшей власти.

Юный царь обратился к великому посольству и прочим бывшим в соборе людям и выразил свое согласие на их мольбы. Полный веры в Промысел Божий, он так заявил о своем решении: «Аще на то будет воля Божия, буди тако!».

Невыразимая радость охватила присутствующих: излюбленный народом царь, желаемый всеми русскими людьми³⁴², согласился исполнить просьбы народа и возложил на себя бремя царственного служения. Восторженно ликовала четырнадцатого марта Кострома, а скоро и вся Русь из донесения послов и из сообщений в разные города узнала о дне великого народного торжества. Русский народ исстари был глубоко монархичным, а бедствия «разрухи» и междуцарствия еще более укрепили его в идее, что «без государя ни на малое время быть не мочно». И вот снова есть государь на Руси, и государь свой, русский, племянник благочестивого набожнейшего царя Федора Ивановича, молодой, ласковый, набожный Михаил Федорович Романов, отрасль любимейшего «из великих родов». Радостно благословил на царство архиепископ Федорит народного избранника и вручил ему «царский посох»³⁴³. Благословил затем Рязанский архиепископ великую инокиню Марфу, и началось благодарственное богослужение. После него царь Михаил Федорович и мать его слушали челобитье послов о незамедлительном «подвиге» их к Москве. С восторгом вняло великое посольство милостивому ответу, что «поход их государской для их моления к Москве будет вскоре».

Таким образом, с четырнадцатого марта 1613 года верховная власть перешла к ныне царствующему дому. Это событие предрешено было седьмого февраля 1613 года, а с двадцать первого февраля этого года, со дня торжественного провозглашения Михаила Федоровича, государя этого титулуют во всех официальных документах царем и великим князем всея Руси. С четырнадцатого же марта начинается правление первого царя из дома Романовых.

IV

В связи с избранием Михаила Федоровича ставится нередко один интересный вопрос. Мы разумеем известия об ограничениях царской власти, под условием принятия которых был избран будто бы на престол первый из дома Романовых. Этим известиям принято было доверять без особой проверки их до исследования А. И. Маркевича. Последний попытался критически разобраться в них, многие из них заподозрил и в конечном итоге пришел к таким заключениям: 1. «Во время выбора Михаила Федоровича Романова тоже составлены были условия, которые были ему сообщены, по всей вероятности, в виде записи, имевшей исключительно канцелярское значение»; 2. «Некоторые пункты этой записи, и в том числе относящиеся к суду, представляют повторение обещаний, данных царем Василием, иные же объясняются тогдашним положением фамилии Романовых, но условия не заключают в себе ничего нового, чего бы не было в прежних обычаях, и никоим образом не могут быть поняты как желание ограничить власть царя. Царь Михаил, вероятно, обещал исполнить то, о чем его просили, но записи не подписывал и креста на соблюдение записи не целовал; это было в то время не за обычай, и у него этого и не требовали»; 3. «Исполнение обещанного было вполне делом доброй воли царя, что понимали и бояре, составляя условия»; 4. «Хотя и есть основание полагать, что царь Михаил вообще исполнял обещанное, но в отдельных случаях он мог считать это почему-либо неудобным и отступал от него. Поэтому нет причины искать определенного момента прекращения действия его обещаний: такого момента никогда и не было».

Мы видим, что в результате изысканий А. И. Маркевича «ограничительная запись вовсе не являлась ограничением царской власти». Еще далее, чем его предшественник, пошел С. Ф. Платонов в статье «Московское правительство при первых Романовых». Названный исследователь с обычным своим мастерством обратился к анализу источников и известий «об ограничительной записи» царя Михаила. Он разделил все источники на две группы: иностранные источники и русские. Сведя первую группу к некоторому единству, профессор Платонов объяснил нам всю ее ничтожность и неприемлемость. Затем исследователь проанализировал показания Псковской летописи и Котошихина и выяснил нам заключающиеся в них противоречия, неясности и запутанности. В результате С. Ф. Платонов неопровержимо показал, что и русские источники не имеют в данном случае большей ценности, чем их иностранные собратья.

После этого автор интересующей нас статьи изучил условия избрания и первых лет правления царя Михаила Федоровича. При этом выяснилось, что боярство, разбитое и униженное в Смуту, не могло повлиять на выбор царя, а следовательно, и думать о каких бы то ни было условиях его избрания. Далее, Земский собор, действуя в полном единении со своим избранным государем, также не имел надобности и желания ограничивать его власть. И правительство первых времен царствования Михаила Федоровича³⁴⁴, вследствие пестроты своего состава, было не в состоянии формально ограничить власть государя. Поэтому профессор Платонов не верит существованию «ограничительной записи» или обещаний царя Михаила Федоровича. Во всяком случае, автор «Очерков по истории Смуты» продолжает думать, что эти «обещания», «вероятно, были столь же мало юридически обязательны, как и обещания царя Василия».

Мы вполне присоединяемся к мнениям и наблюдениям профессора Платонова. Со своей стороны, думаем, что и речи быть не могло о каких бы то ни было обещаниях царя Михаила Федоровича³⁴⁵. Мы видим, как долго и настойчиво отказывался царь Михаил Федорович от принятия царской власти. Нельзя думать, что мы имеем в данном случае дело с соблюдением обычая или политической игрой. Конечно, обычай заставлял во всех подобных случаях отказываться от высокого сана и чести. Конечно, выгодно было бы укрепить свое положение путем настойчивых отказов от власти. Но выставленные царем Михаилом Федоровичем и его матерью причины действительно должны были заставить призадуматься всякого человека, а не только неопытного юношу и удрученную многими несчастьями великую старицу Марфу. Таким образом, о каких бы то ни было «ограничениях» при избрании или «прошении» на царство никто не мог и помыслить. А в позднейшее время дать подобные «обещания» царю Михаилу, наверное, отсоветовали бы те лица, которые получили особое влияние при молодом государе и которым было бы невыгодно какое бы то ни было ограничение его власти.

Говоря об «обещаниях» царя Михаила, всегда проводят аналогию между его избранием и воцарением Шуйского или выбором Владислава. Но нельзя проводить таких аналогий. Шуйский сам «учинился на царство» и искал поддержки в боярах. Но и то, как выяснил С. Ф. Платонов в своих «Очерках», он не пошел дальше милостивого манифеста о справедливом суде. Владислав был чужеземцем. От него надо было оградить Русь. И это сделали в договорах от четвертого февраля и семнадцатого августа 1610 года. Михаил Федорович был своим, русским, излюбленным народной массой царем. Народ ему верил и вверял своему избраннику власть над собой без договора и «условий».

При полном народном доверии и искренней радости воцарился Михаил Федорович Романов над Русской землей, которую много лет защищали и возвеличивали верной службой ее государям его предки бояре Романовы-Юрьевы-Захарьины-Кошкины.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.