Часть третья В окне моем – небо
Часть третья
В окне моем – небо
Глава первая
Со мной что-то случилось
Я открыл глаза и долго ничего не мог понять. Решительно ничего! И это не мудрено. Ведь за какое-то мгновение все вокруг меня так странно изменилось. Я снова закрыл глаза и затих, думая, что это дурной сон. Тот самый, который однажды мне уже снился!..
К сожалению, это был не сон. Значит, что-то произошло, если я здесь! Случилось что-то непоправимое! Где штурвал? Где приборы, кабина, второй пилот?.. Белые стены, высокий белый потолок, белые занавески на окнах… Что же произошло со мной?..
Решительно приподнимаюсь и пытаюсь встать. Несколько крепких рук бережно прижимают меня к подушке, я слышу чей-то строгий шепот:
– Не двигайтесь, пожалуйста, не двигайтесь! Вам это вредно. Вы понимаете?
Люди в белом… Я знаю, что они бывают рядом с нашим братом только в исключительных случаях. Что же все-таки произошло?
– Послушайте, где я нахожусь и что со мной? Чья-то прохладная, остро пахнущая медикаментами рука ложится мне на лицо;
– Мы вас очень просим… Не двигаться, не разговаривать. В вашем положении это совершенно недопустимо… – Но должен же я знать, где нахожусь!
– Вы, голубчик, во Львове.
– Львов! Значит, не долетели? Значит… Прохладная рука врача ложится на мои губы;
– Я запрещаю вам разговаривать. Вам нельзя волноваться. Взрослый человек, а не понимаете…
А мне теперь уже и самому не хочется разговаривать. Я, кажется, все понял: разбился! Этот ночной рейс стал последним в моей жизни… Но я не погиб вместе с другими? Как оказался здесь?..
Сутки назад на моей квартире на исходе ночи вдруг зазвонил телефон. Меня вызывали на аэродром.
– Срочное задание… Машина за вами уже вышла… Не задерживайтесь…
К подобным неожиданным звонкам я уже привык. И хоть война давно кончилась, жизнь моя по-прежнему была полна тревог и постоянного напряжения. На первый взгляд это будто бы ненормально, но если вдуматься, то ничего особенного в этом нет. Время еще беспокойное. Часть то и дело поднимают по тревоге. А я уже заместитель командира дивизии, спать много не положено…
На аэродроме меня ждал самолет. Задание несложное – проверить экипаж и дать свое заключение о подготовленности его к выполнению самостоятельных заданий. Командир корабля молодой, но уже немало полетавший летчик. Он уверенно поднял самолет в воздух и лег на курс. Я на месте второго пилота наблюдаю за его действиями.
– Считай, что меня тут нет, – говорю ему. – А я газеты посмотрю.
Молодой пилот уверенно ведет машину. Только на щеках горит румянец.
– Обратно полетим ночью. Поведу я, а ты отдохнешь. Летчик согласно кивает, а я, развернув «Правду», углубляюсь в чтение.
В обратный рейс вылетели ночью. Погода была скверная: сильный ветер, низкие тучи, на аэродроме гололед.
Предлагали переждать до утра, но я не согласился; приходилось летать и в гораздо худших условиях, доберемся и на этот раз. И к тому же приказ. Его выполнять надо.
Сижу в кресле командира корабля, внимательно слежу за приборами, чутко ловлю привычный рокот мотора и изредка бросаю взгляд на молодого летчика. Перед вылетом он признался, что опыта полетов в ночных условиях у него «маловато».
– Ничего, все впереди. Будут полеты, будет и опыт… Вы, молодые, должны летать лучше нас… Парень застенчиво улыбнулся:
– Летать бы, как вы, товарищ полковник. О большем не мечтаю.
– И плохо, что не мечтаешь. Кто не мечтает, тот не идет вперед. А кто не идет вперед, тот отстает.
Незаметно проходит час. Летим в облаках. В редких разрывах иногда блеснут звезды и опять кромешная тьма. Моторы гудят ровно, спокойно. Стрелки приборов чуть подрагивают. И вдруг-все исчезает…
От меня не отходят врачи, а я все силюсь вспомнить, что было потом. Что случилось с самолетом? Каким образом я оказался во Львове? К тому же в санчасти аэродрома?..
В неширокую щель между занавесками вижу кусочек ярко-голубого утреннего неба, высоко задранный хвост какого-то самолета, должно-быть Ан-10, и крыло еще одной машины. Как я оказался здесь?
Картины одна мрачнее другой встают в моем воображении; у самолета отказывают сразу все двигатели (такое бывает чрезвычайно редко!), и машина камнем летит к земле!.. Ее охватывает огромное пламя!… Раздается мощный взрыв, и черное ночное небо на какой-то миг озаряется короткой тревожной вспышкой…
Нет, все это не то. Ничего подобного произойти не могло. Но чем объяснить мое появление в этой тихой светлой комнате? Врачи, конечно, знают. Нужно попытаться еще раз поговорить с ними. Не каменные же они.
– Послушайте, – начинаю я несмело, – вам, наверное, известно, что случилось с нашим самолетом. Ко мне наклоняются сразу несколько человек.
– Вам нельзя волноваться… Это может плохо…
– Погодите вы меня пугать! У меня ничего не болит, я совершенно здоров, и единственное, о чем я прошу вас, так это сказать, что произошло с самолетом?
– Успокойтесь, пожалуйста. С вашим самолетом ничего не случилось, он пролетает еще сто лет.
– Но как же тогда я оказался у вас?
– Об этом вы узнаете потом, дорогой. А сейчас отдыхайте, постарайтесь уснуть. Вы же не спали всю ночь.
Да, я не спал всю ночь и сейчас с удовольствием уснул бы. Но попробуй усни тут, если с тобой стряслось такое, что совершенно не поддается рассудку! Может, и полета никакого не было? Может, я давно здесь, и все остальное мне только кажется?
Из соседней комнаты слышится негромкий женский голос, видимо, врач говорит по телефону. Этот голос на минуту отвлекает меня от невеселых мыслей, и я непроизвольно прислушиваюсь. Она рассказывает кому-то о человеке, которого свалил инфаркт, а он буянит. Что с ним делать, она не знает. Кто он? Да летчик какой-то. Отлетал свое, голубок…
Женщина положила трубку и коротко сказала;
– В госпиталь. Только осторожно!
Меня положили на носилки и вынесли на улицу. Здесь я увидел своего летчика. Вместе с ним был весь экипаж нашего самолета! Вот так штука! Я уже «похоронил» их, а они дожидаются меня тут? Что за дьявольщина происходит сегодня со мной!..
Увидев меня, товарищи обступили носилки. Я улыбаюсь им и тороплюсь задать несколько вопросов. Но врачи спешат. Носилки вместе со мной оказываются в машине скорой помощи. Оглушительно громко хлопают дверцы. Водитель включает мотор и трогает с места.
– Куда? – спрашиваю я санитара.
– В госпиталь…
Теперь я уже не пытаюсь через врачей узнать о судьбе своего самолета. Силюсь во всем разобраться сам. С самолетом, пожалуй, все в порядке: ребята здесь, стало быть, и машина цела. Но если с самолетом ничего не произошло, то, следовательно, случилось что-то со мной. Да, да, со мной! Как я раньше не подумал об этом?
В госпитале меня окружили вниманием и заботой. Но ни разговаривать, ни двигаться врачи по-прежнему не разрешают.
– Я совершенно здоров. Чего мне тут валяться? Мне в полет нужно, – говорю я им.
– Полет придется отложить, товарищ летчик. А пока мы вас обследуем, подлечим. Может, еще и полетаете…
И тут мне вдруг вспомнились слова, сказанные женщиной по телефону на аэродроме:
– У него, по-видимому, инфаркт… Отлетал свое, голубок…
Выходит, что это было сказано обо мне…
В госпитале я провел несколько дней. Это были очень тяжелые дни, полные гнетущей неизвестности и тревоги. «Товарищи, поди, уже давно в Москве, – прикидывал я в уме на другой день, – командование обо всем знает. Может, вызволят меня отсюда…»
Через несколько дней мне разрешили встать.
Я улыбнулся:
– А вдруг – инфаркт?
– Нет, инфаркт исключен, – сказал врач. – Мы это точно установили.
– Так что же со мной было?
– Пока не знаем.
– Летать буду?
– Сейчас трудно сказать…
– А домой могу поехать?
– Пока нет… Но через два дня, думаю, большой опасности уже не будет…
И вот я снова лечу в Москву. Товарищи прислали за мной самолет. Но веду его не я. Неужели теперь я лишь пассажир Аэрофлота?..