Глава четвертая «Если завтра война»

Глава четвертая

«Если завтра война»

Солнце медленно опускалось за горизонт: еще один горячий день подходил к концу, аэродром постепенно затихал…

Поставив самолеты в ангары, мы построились и, довольные своими успехами, запели песню. Никто нас пока не учил строю и строевому шагу, но шли мы ровно, широко отмахивая руками.

И далеко-далеко над лугами и лесами звенели слова нашей песни:

Белая армия, черный барон

Снова готовят нам царский трон.

Но от тайги до британских морей

Красная Армия всех сильней.

Припев гремел еще громче:

Так пусть же Красная

Сжимает властно

Свой штык мозолистой рукой,

И все должны мы

Неудержимо

Идти в последний смертный бой!

Нам хотелось, чтобы нас слышала вся земля, и мы не жалели глоток. Я до сих пор люблю эту звонкую, героическую песню. В последние годы ее почему-то не поют, а зря. Ведь действительно – «от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней».

И не только «до британских»!

Наша славная Советская Армия сегодня – сильнейшая армия в мире!..

С песней мы пришли в лагерь, остановились у столовой. Быстро поужинав, я побежал в свою палатку. Там под подушкой меня дожидается интересная книжка про летчиков. Пока не совсем стемнело, хочу немного почитать.

В палатке я застал моего веселого соседа по койке. Но сегодня ему было не до шуток. Привалившись боком к железной спинке кровати, он неторопливо пощипывал струны гитары и, глядя в брезентовый потолок палатки, что-то тихо пел. Я прислушался:

Дивлюсь я на небо тай думку гадаю:

Чому я не сокил, чому не литаю,

Чому мени, боже, ти крила не дав?

Я б землю покинув и в небо злитав…

Песня украинская – тихая, задумчивая. И пел ее парень с таким чувством, с такой болью, что, распаленный сумасшедшим днем, а потом громкой красноармейской песней и лихой маршировкой, я вдруг как-то сник и, боясь помещать ему, робко прошел к своей койке.

И тут я вспомнил, что у моего дружка недавно случилась неприятность. Такая неприятность, что хуже некуда. За недисциплинированность в воздухе инструктор Петров отстранил его от полетов. Не навсегда, но отстранил. «Посиди-ка, – говорит, – пока на земле. Может, остынешь». А за что, спрашивается? Только за то, что атаковал в воздухе какого-то растяпу! Тот, правда, чуть не свалился на землю, но ведь все обошлось…

Жалко мне парня, очень жалко. Из таких, говорят, выходят настоящие орлы.

– Сходил бы поужинал, – советую я ему, – наши уже кончают.

– Не хочется что-то… А вернее – не заработал. Парень закуривает и ложится на койку.

– Тебе хорошо, ты летаешь, а тут загорай…

– Сам виноват!

– Сам. Не отказываюсь. Но от этого не легче.

– Пошел бы к Петрову. Он мужик что надо.

– Не могу.

– Гордость, значит?

– Может, гордость, а может, глупое упрямство. Осел, одним словом!

– Ну, ты это уж чересчур!

– И все-таки я летать буду. Буду!..

С улицы донеслись возбужденные голоса товарищей. Они уже поужинали и, видно, сейчас ввалятся к нам. К этому мы привыкли, и они, должно быть, тоже. А вот и они!

Вскоре в нашей маленькой палатке стало тесно. Шутки и смех сотрясают тонкий брезент. Опять звучит гитара, и наши «штатные» запевалы лихо подхватывают:

Если завтра война, если враг нападет,

Если темная сила нагрянет, –

Как один человек, весь советский народ

За свободную Родину встанет!

Припев подхватывают все. Вместе со всеми пою и я:

На земле, в небесах и на море

Наш напев и могуч и суров:

– Если завтра война,

Если завтра в поход, –

Будь сегодня к походу готов!

А в воздухе действительно пахло порохом. Тучи сгущались. Ведь это была осень 1940 года, когда войска фашистской Германии свободно разгуливали уже почти по всей Европе, в том числе по таким странам, как Чехословакия, Австрия, Польша, Норвегия, Дания, Бельгия, Голландия, Франция… Да, да, и Франция! Ведь еще 14 июня гитлеровские войска вступили в Париж!

В эти тревожные месяцы я много думал о цели жизни, о своем месте в ней. Хорошо, что я поступил в аэроклуб и уже почти освоил летное дело! Придет час – и Родине потребуются мои знания, моя смелость, мои крылья. Но что делать сейчас? Что выбрать; самолет или паровоз, небо или стальные рельсы? Конечно, самолет, небо! Но как быть с техникумом? Бросить?

Об этом я думал все чаще и чаще. Вот и сейчас, товарищи поют, а я думаю. Что мне делать? Как быть?..

Сигнал отбоя заставляет всех подняться. Ребята неохотно покидают нашу палатку и уносят с собой песню:

Поднимайся, народ, собирайся в поход,

Барабаны, сильней барабаньте!

Музыканты, вперед! Запевалы, вперед!

Нашу песню победную гряньте!

…Пройдет совсем немного времени, и многие из нас увидят войну совсем другой: без барабанщиков, без музыкантов, без легких побед «малой кровью»…

И вот наступил день окончания аэроклуба!

К этому времени мы уже неплохо освоили взлет и посадку, виражи, мертвую петлю и другие фигуры сложного пилотажа, каждый по-настоящему полюбил авиацию.

Окончание аэроклуба было для многих из нас не только праздником, но и важным этапом в жизни. Надо решить – авиация или техникумы, вузы, училища, где мы готовились к другой интересной и нужной профессии. Что выбрать? Чему посвятить себя до конца?

Мы хорошо помнили слова Николая Островского о смысле жизни: «Жизнь человеку дается только один раз. И нужно прожить ее так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…»

Да, мы помнили их и поэтому, прежде чем избрать направление в жизнь, думали.

А впрочем, может, это мне лишь кажется теперь? Может, не всем было так трудно ответить на вопрос? Для меня этот выбор, помнится, был нелегким. С одной стороны, я окончил уже два курса техникума, и будущая специальность мне нравилась. С другой, я боялся, что родители не поймут меня, а обижать их, поступая так, как я хочу, без их согласия, мне не хотелось. И все-таки в душе я давно был уже летчиком.

Мое удрученное настроение заметил и инструктор Петров.

– У всех нынче праздник, один ты, Гареев, невеселый, – заметил он. – Или в техникум возвращаться не хочется: разбаловали мы тут вас…

Его глаза словно угадывали все, о чем я думал.

– Да, у меня сейчас трудное положение, – честно признался я. – И техникум люблю, и авиацию…

– А что больше?

– Больше? Авиацию, конечно!

– Вот тебе и решение! А ты мучаешься. Если хочешь летать, поступай в военное училище.

– В училище?

– Конечно! Это тебе не техникум. Училище – это здорово!

– А меня возьмут?

– Должны. Было бы желание.

– Желание есть…

– Помню, как ты в аэроклуб рвался, – улыбнулся Петров. – И достиг своего. Стоит лишь по-настоящему захотеть, тогда всего добьешься. Надеюсь, ты это понял?

– Понял.

– А то, что думаешь, мучаешься, – это хорошо, – продолжал инструктор. – Не люблю людей, которые горячатся. Да и авиация больше любит не лихость, не горячность, а спокойную уверенность и точный расчет. А эти качества, Муса, у тебя есть. Парень ты – основательный…

С этого дня я стал думать о военном училище.

После обеда, когда мы уже готовились покинуть наш чудесный палаточный лагерь, на аэродром подкатила легковая автомашина. Из нее вышло несколько человек. Все в новой летной форме, с новенькими планшетами на боку.

Это были военные летчики…

Через четверть часа все в лагере знали, что к нам прибыли гости – представители Энгельсской военно-авиационной школы летчиков. Их задача – отобрать наиболее способных и подготовленных учлетов. И надо ли говорить, как мы обрадовались.

Военных летчиков мы видели впервые, нам во всем хотелось походить на них. Мы усердно козыряли, щелкали каблуками, вытягивались в струнку, когда кто-нибудь из них обращался к нам. Со стороны это выглядело, наверное, смешно, но нам так хотелось понравиться этим строгим военным, что мы ничего не замечали.

– Поздравляю тебя, Муса, – сказал мне Петров. – Твоя мечта осуществится уже сегодня.

– Вы уверены? – вспыхнул я.

– Уверен. Только ты не волнуйся. Летай себе, будто за тобой никого нет, – и все будет в порядке.

– А что, разве будем летать?

–Да. Они хотят каждого посмотреть в деле.

– Это хорошо… Отбор начался в тот же день.

Один за другим мои товарищи уходили в небо. Вот и моя очередь. Я торопливо иду к самолету.

– Начнем, товарищ учлет, – говорит военный летчик, едва я успеваю привязать ремни и оглядеть приборы.

– Есть начать! – отвечаю ему по-военному и, волнуясь, запускаю мотор. Проверив его на малых и больших оборотах, выруливаю против ветра и поднятием руки запрашиваю разрешение на взлет. Белый флажок стартера, короткая пробежка – и земля уже внизу!.. Я готов к испытаниям. Недавнее волнение улеглось, я спокоен и собран. Как всегда. Это воспитал во мне мой чудесный летчик-инструктор Петров…

Полет был недолгим. Проверив меня в самых трудных упражнениях и, должно быть, оставшись довольным, военный летчик коротко бросил:

– На посадку!

Когда мы приземлились на аэродроме, первым к нам подбежал Иван Петров. По его сияющему лицу я понял, что слетал неплохо. И еще я подумал, что вот мы летаем, а он с земли следит за каждым из нас и волнуется. Волнуется больше, чем мы.

А он уже трясет мою руку:

– Молодец, Муса. Быть тебе летчиком!

– Да, все в порядке, – заключил и мой экзаменатор. – Будете рекомендованы в школу военных летчиков. Поздравляю!

Я резво спрыгнул на землю и от радости начал говорить то по-башкирски, то по-русски:

– Рахмат… Спасибо… Бик зур рахмат!..

Я счастлив: мечта моя начинает осуществляться. И еще я счастлив потому, что оправдал доверие своего инструктора.

Многим хорошим, неповторимым обязан я Петрову в своей жизни! Память об этом замечательном человеке, до конца преданном небу и авиации, умеющем пробуждать в юных сердцах жажду полета, веру в свои силы, стремление преодолевать любые преграды, – память о нем, как и о первом полете, будет жить во мне всегда.