АЛЕКСАНДР КАЗИМИРОВИЧ (1492—1506)

АЛЕКСАНДР КАЗИМИРОВИЧ (1492—1506)

Александр Казимирович мог сделать многое, дай ему судьба шанс для этого или отмерь ему долгие годы жизни. Кажется, счастье и удача отвернулись от Александра Казимировича и он был рожден, чтобы стать жертвой роковых обстоятельств и жестоких испытаний судьбы.

При жизни его жалели: «Боже, мы желаем спасения королю Александру. Забери его и дай нам лучшего правителя». Жалость, унижающая его благородство и человеческое достоинство. Жалость, которая для него была хуже смерти. Хотя Александра не назовешь слабым или безвольным, просто, попав в центр бурных событий, он не смог сделать то, где требовались сверхусилия.

Вначале все для него складывалось благополучно. После смерти в 1492 году Казимира паны рады просили Александра остаться в Великом Княжестве Литовском, «для некоторых пригод и нагабаней неприятельских на отчину нашу». Александра выбрали на Виленском сейме великим князем литовским, и 30 июня 1492 года (по другим данным, 15 июня) его короновали на великое княжение. Виленский епископ Войцех Табор благословил его правление и высказал пожелание: «Достойное это княжение за всякие государства: только тут обеими руками нами правь; в одной держи меч, а в другой — милосердие. Просим, чтобы не итальянским, коварным, не чешским или немецким обычаем, но правдивым литовским и Витовта правом нас радил и судил. Иначе будешь причиной собственной и нашей гибели». Как покажут дальнейшие события, предупреждение епископа было ненапрасным. Великий князь обещал править «...по правдивым литовским и Витовта обычаю», 6 августа он подтвердил привилеи и вольности Великого Княжества Литовского. Великий князь обязался выполнить пожелания панов рады, а также их судебные решения, дал согласие не заключать договоров с иностранными государствами без одобрения своей рады, даже посылать туда посольства. Государственные уряды и земли великий князь должен был раздавать с согласия панов рады и только гражданам Великого Княжества Литовского, лишать уряда мог только по постановлению суда панов рады. Были расширены и шляхетские права. Великий князь обязался не «возвышать людей простого стану» над шляхтой. Государственные подати отделялись от великокняжеских, и они направлялись на потребности государства, но распоряжаться ими великий князь мог с согласия панов рады. Так Александр с самого начала правления попал в зависимость от своей рады и уже до самой смерти не мог освободиться от ее воли. А паны добились расширения своей власти и разрыва персональной унии с Польшей.

В момент избрания великим князем Александру был 31 год (он родился 5 августа 1461 года). Родители — Казимир Ягайло и Елизавета Габсбург — хотели дать детям хорошее образование. Воспитывали королевичей историк и священник Ян Длугош и известный в Европе гуманист Филипп Калимах. Никакой роскоши, никаких поблажек учителя не позволяли. Королевичей приучали к лишениям и нелегким испытаниям. Учили их латинскому языку, истории, философии, литературе и другим наукам. Александр так и не полюбил философию и литературу. Не отличался он даром оратора, более молчал, чем говорил. Ему доставляли удовольствие красивые вещи, книги, любил породистых лошадей, ценил музыку. Придворный певец Чурилка тешил его народными песнями. С людьми вел себя Александр просто, без высокомерия, но вот с вельможным панством часто не церемонился. Когда ему надоел трокский воевода своими советами, то гневно ответил: «Мне не нужны опекуны, я уже взрослый». В конце концов, нарушая привилей, лишил его должности, а его заступников прогнал прочь. Значит, мог он проявить и характер. Королева Елизавета так охарактеризовала сына: «...такой же товарищеский и щедрый Александр. На охоте или в дороге он не обминет ни одного крестьянина, чтобы не остановиться и не переговорить словечком; не гадко ему было напиться с чарки убогой и осушить ее до дна». Польский хронист Мартин Бельский писал о нем: «Был Александр среднего роста, лица продолговатого, волос рыжих, костистый, плеч широких и силу имел в себе, но мысли не было, поэтому был молчаливым. Более всего увлекался людьми рыцарскими и музыкой. Добротой всех других братьев превосходил, что имел за достоинство. Когда кому что дарил, то более за расточительного, чем за искреннего считали». За доброту и называли Александра «Милостивый».

В наследство от отца Александр получил успокоенное долгими мирными годами Великое Княжество, которое вяло реагировало на политические события и изменения в соседних державах. Казалось, что Литва живет минувшим — воспоминаниями о своем былом величии времен Витовта. Но теперь наступило иное время, и к его испытаниям Великое Княжество Литовское оказалось неготовым.

После смерти Казимира Иван III более не таился и открыто выступал против Великого Княжества Литовского. Он слал в Литву православным князьям «прелестные листы». Прельстившись ими, в Москву уехали князья Семен Воротынский, Василий и Андрей Белевские, Михаил Мезецкий. Они передали Ивану III свои вотчины — Серпейск и Мезецк. В этом в немалой степени был виноват и сам великий князь, который после смерти отца не заключил договоров с «украинными» князьями, не защитил их от нападений Москвы. Неслучайно князь Семен Воротынский в отказной грамоте писал: «Твоя милость, господине, меня не жаловал, города не дал и в докончанья не принял, а за отчину мою не стоял». Оказавшись между двумя государствами, как между молотом и наковальней, «украинные» князья вынуждены были принять сторону сильнейшего, ибо, по словам «Хроники Быховца», великому князю Александру «внове на господарстве вседшы и на тот час вальчити было его (Ивана III. — Авт.) с ним трудно». Зимой 1493 года московская рать захватила Вязьму. Вяземский князь Михаил был заточен в темницу и там «умре в железах». Его брат князь Андрей «бил челом» Ивану III и получил во владение Вязьму с условием служить Москве. Конечно, великий князь Александр не признал отъезд «украинных» князей в Москву, ибо «тыи князи з стародавна наши слуги суть» и, по его определению, были изменниками, убежавшими, «как то лихие люди».

Посланное Александром войско вернуло Серпейск, Мезецк и Вязьму, но московские полки вновь отвоевали их. Между двумя государствами началась необъявленная война. Иван III подбивал крымского хана на выступление: «...садись на конь и иди на Литовскую землю не мотчая!», и летом 1493 года крымские татары совершили набег на Киевскую землю и Волынь. Иван III уже предвкушал победу и в грамотах называл себя «государь всея Руси».

Перед московской угрозою Александр искал «радни и помощи» у своего брата — польского короля Яна Альбрехта. Тот ответил, что Польша будет помогать Великому Княжеству против всякого неприятеля, как об этом договорились в предыдущих «записях», но для этого нужно восстановить их. Польша вновь предлагала невыгодную для Литвы унию. На такие жертвы Александр не согласился, и ему оставалось пойти на уступки Ивану III. 5 февраля 1494 года в Москве был заключен «вечный мир». Иван III возвратил ВКЛ Любутск, Мценск, Серпейск, Мезецк, Мосальск, Брянск, Дмитров, Опаков, а Вяземское княжество и владения новосильских князей (Воротынских, Одоевских, Белевских) отходили к Москве. На переговорах литвинские послы просили Ивана III выдать свою дочь Елену за великого князя литовского. Московский государь поставил условие, чтобы его дочь оставалась православной и ее не заставляли принять католичество. Послы убедили Ивана III: «Той неволи не быть» и получили его согласие. Он сам был заинтересован в браке Александра с Еленой, чтобы закрепить за собой захваченные у Литвы земли и с помощью дочери вмешиваться в дела Великого Княжества Литовского. Александр же надеялся остановить агрессию Московии[56] против своего государства и получить от Ивана III в качестве приданого утраченные земли. Но он просчитался.

Венчание Александра и Елены произошло 15 февраля 1495 года в Виленском кафедральном соборе. Венчали молодых епископ Табор и православный священник. Уже с самого венчания разная вера встала между мужем и женой.

Люди искренне верили, что этот брак принесет мир с Москвой. Елену Ивановну на улицах встречали радостными приветствиями: «Хвала Господу за такой великий дар, что дал нам дочку московского монарха иметь своей панной! Пускай живет многия лета великий князь Александр, над нами пануючий». Но брак с Еленой не принес Александру счастья. Католическое окружение все время укоряло великого князя за брак с православной. Даже папа римский Александр VI в своей булле требовал развестись с «схизматкой». А каково было Елене, на которую наседали католики и заставляли принять католичество, когда поляки отказывались признать ее своей королевой, когда ее обвиняли в войне с Московией! Не оправдал этот брак и политических надежд Александра. Иван III обвинял зятя в том, что «все не потому становится, как Александр нам обещал». Мол, не венчался с Еленой в православной церкви, ее слуг отослал в Москву, а главное, в грамотах не называл его «государем всея Руси». Тем самым Иван III заранее готовил почву для обвинения Александра в неисполнении мирного договора, что могло служить поводом к войне.

В свою очередь Александр отвечал тестю: «Нашу великую княгиню держим в почете и после, даст Бог, хотим ее в почете держать». Александр писал правду. Как мог, так и ублажал жену. Наделил ее вотчинами, городами и староством Могилевским. Для развлечения Елены пригласил во дворец музыкантов и певцов.

Елена стала верной сподвижницей Александра, душой переживая за его неудачи и беды. Агрессивную политику отца в отношении Литвы не одобряла, о чем свидетельствует письмо Александра Ивану III в октябре 1496 года: «Помыслили мы с твоей дочкой, а с нашей Великой княгиней, что ты брат и тесть наш, хочешь знать, для чего мы с тобой доброй жизни не держим, как должно быть между нами, надеемся, что ты сам хорошо знаешь, что ты забрал многие города и волости, которые издавна служили нашей державе. Ты, обходя нас, входишь в приязни с Турецким, Перекопским, Валошским, ты приказываешь, чтобы мы с Перекопским и Валошским были в дружбе и приязни, но после того, как ты с ними пересылаешься, от них больш вреда сделалось и делается: но с Божией помощью, мы можем тебе и твоим детям быть лучшими приятелями, чем они. Да еще с тех времен или с твоего ведома, или не с твоего, делается много вреда. Ты, брат наш, города и волости, которые забрал у нас, верни, а вред прикажи оплатить, а когда у нас с тобой любовь по докончанию, то неприятели не будут на нас мыслить, а приятели будут радоваться». Как видно, Александр знал, кто наводит врагов на Великое Княжество Литовское — его тесть великий князь московский Иван Васильевич. Действительно, он поддерживал врагов Великого Княжества и сам стоял против своего «недруга» Александра.

Политические интересы для него были выше, чем родственные связи и счастье дочери. Это не удивляет, если учесть азиатские методы правления Ивана III — вероломство и жестокость. В требовании Александра вернуть завоеванные им земли он чувствовал робкую просьбу, убеждаясь в слабости и нерешительности зятя.

Отношения между двумя государствами обострились в 1497 году, когда Александр поддержал своего брата Яна Альбрехта в походе на Молдавию, правитель которой Стефан был союзником Ивана III. Поэтому московский князь предупреждал Александра: «У нас со Стефаном правда и договор есть и его нам покинуть нельзя: если хочешь мириться с нами, то мирись и с ним и нам всем правду и договор сотвори». Иван III настойчиво требовал, чтобы литвины не участвовали в польско-молдавской войне. Зря увещевал Александр тестя: «Мы надеемся, что брат наш, великий князь, больше желает добра нам, зятю своему, чем Стефану-воеводе».

После того как Молдавия приняла протекторат Турции, турецкая угроза Польше и Великому Княжеству Литовскому стала реальностью. Это видели паны рады и напоминали Александру, «ибо как понимаем, пока Килиа и Белгород в руках поганцев, не может быть покоя у границ обоих панств». Так оно и было. Вассал Турции крымский хан Менгли-Гирей слал в южные земли ВКЛ свои загоны. Были разорены Брацлав, Киев, Ровенская земля. А в 1497 году крымские татары дошли уже до Мозыря. Александр знал, кто наводит татар, но ничего против Московии не мог предпринять. Вот и поход на Молдавию закончился неудачей. Молдавское войско разгромило в Буковине поляков. Только приход войска Александра спас их от полного уничтожения. О размерах катастрофы свидетельствует поговорка: «За короля Альбрехта вымерла шляхта». А Иван III решил, что Александр не соблюдает с ним договор.

Любви между Александром и Иваном III так и не было. Раз за разом Иван Васильевич повторял литвинским послам и через свои посольства в Вильно, что Александр не «правит по докончанию». То же самое говорил он в августе 1499 года послу Станиславу Глебовичу: «Если Александр и так ничего не выполнит по докончанию, еще будет нашу дочку заставлять к Римскому закону, то он этим мира с нами не хочет».

Александр же взамен признания нового титула тестя желал внести в перемирную грамоту договор о принадлежности Великому Княжеству Литовскому Киева. Согласие Ивана III означало б его отказ от завоевания украинских земель. Московский властитель на такое условие не согласился. Оба правителя понимали, что их споры решит оружие, оба готовились к войне. С горечью Александр жаловался своему брату, венгерскому и чешскому королю Владиславу, что московский князь давно хочет «полакомиться» его землями.

По-прежнему Александр искал помощи у Польши. Полякам тоже нужен был союз с литвинами против турецкой угрозы, поэтому они перестали настаивать на своих условиях и приняли «равное злученье». На Краковском сейме 6 мая 1499 года были составлены «ревесалы» (грамоты), в которых поляки соглашались на условия литвинов и на «равное злученье». Два государства договорились не оставлять друг друга в нелегкий час и помогать советами и делом против врага. Магнаты и шляхта Великого Княжества обещали не выбирать великого князя, а поляки — короля без взаимного ведома и согласия. 14 июля акт унии подтвердили на Виленском сейме и литвины.

Но в акте унии таилась опасность для Литвы, ибо в нем было записано, что Королевство Польское и Великое Княжество Литовское в будущем должны иметь общее правительство и единого государя, которого избирают на совместном съезде двух народов с титулом короля польского и великого князя литовского. Все литвинские сановники присягнут на верность королю польскому. Предусматривалось, что «все будет общим для ободвух народов». Литвины не увидели опасности, не поняли, что подписывают приговор своей стране.

Укреплял свое положение и московский государь. Он по-прежнему натравливал на Великое Княжество Литовское крымского хана. Менгли-Гирей стал требовать от Александра дань за украинские земли и передачу ему Киева, Канева, Черкасс и Путивля. Александр возмущался: «Царь Менгли-Гирей у нас хочет того, чего предки его цари и отец его у наших предков, великих князей литовских, и отца нашего, короля его милости, никогда не хотели и не вспоминали». Но то были другие времена и другие обстоятельства. А сейчас былая мощь Великого Княжества осталась в хрониках и летописях. И Александр безуспешно старался вернуть утраченное величие. Как никогда, он был щедрым на милости к православным, особенно к «украинным» князьям. Крупнейшие православные города Киев, Городно, Бельск, Луцк, Берестье, Полоцк, Менск получили магдебургское право, «абы люди наши, там мешкаючыи, через врад добрый и справедливый были размножены».

Православная вера, хотя и не была государственной в Великом Княжестве Литовском, не подвергалась гонениям. Православные пользовались теми же правами, что и католики, за исключением давнего запрета занимать высшие державные посты в Вильно и Троках. Александр разрешил строить и ремонтировать православные храмы, что в свое время запретил его отец. Освободил православных священников от светского суда и гарантировал невмешательство в церковные дела. Могли ли похвалиться православные такими вольностями в государстве Ивана III?

Одновременно Александр делает попытки ввести в государстве церковную унию. Но они оказались неудачными. Православные упорно держались «схизмы», а их преследование могло привести только к новому обострению с Иваном III. Вот что писал в 1500 году краковский каноник Ян Сокрани: «Из всех народов, носящих имя христиан, но отделенных от Римской церкви, нет ни одного, который был так непоколебим в защите своего схизматического заблуждения, как народ русский. По упорству в своей схизме русины не верят никакой предлагаемой им истине, не принимают никакого убеждения и всегда противоречат: убегают от ученых католиков, ненавидят их учение, отвращаются от их наставлений. Признают только самих себя истинными последователями апостолов и первобытной церкви... Русские люди до того ненавидят веру латинян, что желали бы не только всячески вредить ей, но даже искоренить во всем мире. Едва только великий князь Литовский начал в своих владениях обращать русинов к единству Римской церкви, как князья и воеводы их с яростью поспешили предаться великому князю (московскому), защитнику их схизмы». Так и было. Иван III получал из Великого Княжества Литовского тревожные известия о том, что смоленский епископ Иосиф Солтан и великокняжеский писарь Иван Сапега ополчились на православную веру, а великий князь Александр «неволил государыню нашу, великую княгиню Олену, в латинскую проклятую веру. Да и все наше православное христианство хотят отсхитити». Это вроде бы подтвердил убежавший в Москву князь Семен Бельский, который говорил, что Александр «посылал... владыку смоленского да своего бискупа виленского к князьям русским и ко всей Руси, которые держат греческий закон, и говорил им от тебя, чтобы они приступили к римскому закону».

Папа римский писал Александру, что православные не однажды соглашались на унию, но она так и не была заключена. Зато требовал перехода Елены Ивановны в католичество, а если не согласится — разорвать с ней брак. Папа только давал указания, но ничем не помог. Александр надеялся, что церковная десятина поступит в государственную казну на войну со «схизматиками» из Московии. Просчитался.

Намерение Александра принять церковную унию и стало поводом для начала войны Ивана III с Великим Княжеством Литовским. Он вновь слал православным князьям прелестные листы и «обещал им многие городы и волости свои», как свидетельствует «Хроника Быховца». В Москву бежали князья приграничных с Московией земель: Мосальские, Хотетовские, Трубецкие. Послам Александра Иван III говорил, что именно тот нарушает договор, принуждает православных взять «римскую веру» и из-за этих принуждений он принял убежавших князей в свое государство. Но послы показали Ивану III его грамоту к Менгли-Гирею, перехваченную литвинами. Московский государь обещал быть с крымским ханом против «Литовского князя». Александр уже не знал, что сказать своему злобному тестю, только с горечью укорял его: «Брат и тесть! Вспомни душу и веру». Тайное стало явным. Зачем было притворяться и оправдываться? В ответ Иван III решил начать войну и послал в Вильно разметную грамоту: «Великий князь Александр по докончанию не правит: великую княгиню Елену, князей и панов русских к Римскому закону принуждает, посему Великий князь Иван Васильевич снимает с себя крестное целование и за христианство хочет стать, сколько Бог ему поможет».

Еще Ивановы послы не доехали до Вильно, а московские войска 3 мая 1500 года перешли границу Великого Княжества Литовского. Сдался Брянск. Князья Семен Можайский и Василий Шемячич перешли на сторону Москвы вместе со своими вотчинами: Черниговом, Стародубом, Гомелем, Новгород-Северским, Рыльском. Чувствительная потеря для Великого Княжества Литовского. А 14 июля у реки Ведрош был разбит передовой отряд войска литвинов во главе с гетманом Константином Острожским. В плен попало много знатных панов: сам гетман, дворный маршалок Григорий Остик, князья Друцкие и другие.

Великий князь Александр узнал о поражении, когда стоял с войском возле Борисова, и очень «запечалился». Поражение гнетуще подействовало на его воинов. Предводитель наемников бросил свой шлем под ноги великому князю и увел своих людей. После этого Александр не стал искать победу на поле битвы. Теперь он больше надеялся на дипломатию. Он послал 30 000 злотых хану Большой Орды Ших-Ахмету, чтобы тот напал на Московское княжество. «И с какой стороны мог бы ты идти на его землю, а с которой мы; и Божьей помощью, тогда дело свое доведешь, по воле своей, как сам того хочешь, а холопа своего сказнишь», — писал хану Александр. Чтобы собрать деньги Ших-Ахмету, Александру пришлось отдавать под залог свои великокняжеские владения.

А что же паны? А они не желали раскошеливаться. В это время и начал Александр враждовать со своей радой, в которую входили богатейшие магнаты государства. Он приблизил к себе деятельного и гордого князя Михаила Глинского. Этот человек сыграет исключительную роль в правлении Александра после Сигизмунда. Современники отзывались о нем как о выдающемся человеке. «Он отличался крепким телосложением и изворотливым умом, умел подать надежный совет, был равно способен и на серьезное дело и на шутку и положительно был, как говорится, человек на всякий час!» — писал о нем императорский дипломат Сигизмунд Герберштейн. Даже враги признавали его достоинства. «Упомянутый князь Михаил Глинский — человек столь же смелый духом, сколь проницательный умом, крепкий телом и готовый ко всякой опасности», — отмечал секретарь Сигизмунда Юст Деций.

Такой человек был нужен Александру, и он назначил его маршалком дворным. Одновременно Александр предлагает мир Менгли-Гирею, обещает платить дань по три гроша с человека от Киевской, Волынской и Подольской земель и подстрекает хана против Ивана III. «А кто пред тем твоим предком холопом тебе писался, тот ныне тебя уже братом называет... Каждый холоп, когда верх возьмет над своим хозяином, не может никогда ему добра мыслить, поэтому все злое хочет ему сделать, чтобы вновь к своему хозяину не попал в то холопство». Но Менгли-Гирей не разорвал союза с Иваном III. Осенью крымские татары совершили набег на южные земли Великого Княжества Литовского и Польши, дошли даже до Берестья.

Лучшего добился Александр в переговорах с Ливонским орденом. 3 марта 1501 года в Вильно он подписал союзный договор с ливонским магистром Вальтером фон Плеттенбергом, магистратом Риги и ливонскими прелатами. Позаботился Александр и об укреплении Смоленска, Полоцка и Витебска, увеличил там гарнизоны и лично посетил эти города, подняв горожанам дух. В послании к смолянам он выразил надежду, что «дай Бог, замок наш Смоленск будет в целости захован».

У Александра появилась реальная возможность изменить ход войны в свою пользу. Московское войско не смогло взять Смоленск и вынуждено было отступить. Смоляне своим мужеством оправдали надежды Александра, что он и отметил: «...але вжо и часу счастного панованья нашого противу неприятелям нашим они досыть чинили и нам верне служили, яко господару своему отчинному и дедичному». Надо было воспользоваться неудачей московитов под Смоленском и перейти в наступление.

Но в это время Александра отвлекли события в Польше. Смерть 7 июня 1501 года короля Яна Альбрехта открывала Александру дорогу к королевскому трону. В августе на Городенском сейме паны рады дали согласие Александру выставить свою кандидатуру на выборах польского короля. Теперь все помыслы великого князя были о королевской короне. Он с отрядом конницы в 1400 всадников обосновался в Берестье и пристально следил за событиями в Польше. Желая заручиться влиятельной поддержкой, Александр написал своему брату Фредерику, примасу Польши, и просил его помощи в борьбе за польскую корону. Фредерик ответил: «Читал твое письмо матери. Мы оба уверены, что ты будешь добиваться польской короны честными средствами, а не силой и оружием, как об этом ходят слухи». В ответном письме Александр оправдывался и просил брата стать посредником между ним и матерью: «Пускай пожелает Ваша светлость успокоить ее Высочество, убеждая ее от нашего имени, что мы, согласно нашему обычаю, желаем поступать по воле ее Высочества вместе с женой нашей, которая подчиняется ее королевскому Высочеству и желает, как последняя раба, служить ее Высочеству и все, что ни прикажет ее Высочество, все исполнит она с полной радостью и покорностью».

Слал листы Александр и польским панам, просил их помощи, обещал слушаться их советов и быть им благодарным за избрание королем. Пообещал он и соединить Великое Княжество Литовское с Польшей, а это подействовало на поляков более чем убедительно. Если раньше они всерьез не воспринимали кандидатуру Александра, рассматривали кандидатуры его братьев — чешского и венгерского короля Владислава и глоговского князя Сигизмунда, то теперь единогласно готовы были избрать его королем. Тем более по Польше поползли слухи, что Александр собрал большое войско и готов силой захватить власть.

Александр с нетерпением ждал в Берестье известий из Польши. Польские послы привезли ему радостное известие об избрании королем, но потребовали от него подписать привилей, по которому законодательная власть в Польше переходила к сенатской раде, где король занимал место председателя. Привилей ограничивал его власть, сенаторы получили право низложить короля, если он не исполнит их решений. Но Александр мало думал о последствиях: нужно было как можно быстрее короноваться. Спешка не позволила Александру созвать сейм ВКЛ для обсуждения новой унии с Польшей. 23 октября в Мельнике без согласия сейма Великого Княжества он заключил унию на польских условиях. Оба государства будут иметь одного правителя, избираемого на общем сейме, единую валюту, но уряды и суды Короны[57] и ВКЛ остаются отдельными. Акт унии подписали 27 магнатов, сопровождавших Александра. Но их не уполномочили на общегосударственном (вальном) сейме представлять Великое Княжество Литовское.

12 декабря 1501 года Александр был коронован. Как он ни настаивал, но польские паны не согласились на коронацию Елены. Мало того, епископский капитул укорял его за женитьбу на православной и говорил, что он плохой христианин и позорит Бога. Александр был разгневан и написал капитулу: «В деле брака мы действовали только с согласия папы и при участии кардинала Фредерика. Как бы там ни было, капитулу не подобает в это вмешиваться, это искушение и плохой пример для младших».

В отсутствие Александра паны рады не предпринимали активных действий в войне с Московией. И был упущен выгодный момент, когда против нее выступили Ливонский орден и Большая орда. Московское войско разбило ливонцев 24 ноября 1502 года возле Юрьева (Дерпта). Не дождался помощи литвинов и хан Ших-Ахмет, приведший свою орду в Северскую землю. Хан взял Рыльск и Новгород-Северский и напрасно ждал помощи Александра. Но тот был занят делами Польского Королевства и не выполнил своих союзных обязательств. А войско, посланное на помощь Ших-Ахмету, было разбито 4 ноября 1502 года возле Мстиславля московским войском. Хан Ших-Ахмет отвел свою орду в волжские степи, где она стала легкой добычей крымских татар. В выжженных степях Большая орда была обречена на голодную смерть. Часть орды ушла в Крым, а хан Ших-Ахмет убежал на Волгу, но после вернулся в Литву. Он обвинил Александра в вероломстве: мол, тот вызвал его из далеких краев, но помощи не оказал и вынудил погибать от голода. Но хана Ших-Ахмета самого обвинили в случившихся бедах: стоял возле Киева и вместо того, чтобы воевать с Крымским ханством, грабил мирные земли. Александр приказал отослать Ших-Ахмета в замок Троки. А перед крымским ханом Менгли-Гиреем он кривил душой, когда уверял его в своей непричастности к войне Большой орды с Крымским ханством и обещал «постоянно посылать поминки». Но Менгли-Гирею нужна была война, которая приносила ему больше добычи и богатства, чем «поминки» от великого князя. И новые татарские загоны пустились в набег на украинские и польские земли.

Великий князь Александр возвратился из Польши без желаемой помощи. Польская шляхта отказалась от военных налогов и не откликнулась на королевский призыв о сборе «посполитого рушения». Только героизм защитников Смоленска, которые с середины июня по ноябрь 1502 года держали осаду московского войска, спас Литву от вражеского нашествия. Но крымские татары разграбили предместья Слуцка, Клецка, Новогородка и увели в неволю тысячи людей. Совершили татары набег и на Польшу. Напуганные поляки потребовали от Александра скорейшего примирения с Иваном III и даже просили Елену быть посредником в переговорах. Она отправила отцу письмо с упреками: «Лучше мне под твоими ногами в твоей земле умереть, чем такую славу о тебе слышать, все одно только и говорят: для того он отдал дочку свою в Литву, чтобы там удобней землю и людей высматривать... смилуйся, возьми по-старому любовь и дружбу со своим зятем и братом своим». Нет, Иван III не желал брать «по-старому любовь и дружбу» с Александром. Вместо мира 23 марта 1503 года было заключено перемирие на 6 лет. К Московии отходили «на перемирные года» все земли, которыми владели князья-беглецы. Под властью Ивана III оказались верхний бассейн Десны и бассейн Угры, восточная часть Смоленщины, Брянщина, Гомельщина, а это давало Москве военно-политические преимущества для наступления на Киев и Смоленск. Подобных территориальных потерь Великое Княжество Литовское еще не несло. Слабым утешением было возвращение ВКЛ шести городков: Ельни, Руды, Ветлицы, Щучы, Усвят и Озерища.

В поражении обвиняли Александра. Он гневно ответил: «Тем, кто не советовал созывать посполитое рушение в нужное время, пусть Бог отплатит за тот злой совет». И делал вид, что готов сражаться, как явствует из его слов московским послам: «Какие наши земли он (Иван III) взял себе, и он бы те наши земли отдал». Но никаких реальных действий для этого Александр не предпринял, а вернулся в Польшу.

Два года занимался он польскими делами. Они были запущены. Брат Фредерик, которого Александр оставил вместо себя председательствовать в сенате, был человеком «ума небольшого», пьянствовал и развлекался. В общем, как писал современник, «каждый поступал не по закону, а свое самовольство чинил и искал всякой наживы».

Александр начал наводить в Польше порядок. Жестоко расправился с разбойничьими шайками, наводнившими Королевство, несколько панов поплатились жизнью за злодейства и насилие. В 1504 году на сейме в Петракове Александр определил обязанности королевских чиновников, добился принятия закона, запрещающего занимать одновременно две должности, что ослабляло их власть в государстве. Но эти победы Александр добыл ценой уступки шляхте. Теперь без согласия сейма король не мог вносить поправки в права и привилеи шляхты, что делало короля зависимым от нее. Поддержанная им Посольская изба, в которую входили представители шляхты, противостояла сенату. Король отнял у сената судебную и исполнительную власть. В сфере деятельности сената остались установление чрезвычайных податей и законотворческая деятельность. Провел он и финансовую реформу, создав систему податей. Но за все нужно было платить. Александр вновь согласился не принимать решений без совета сенаторов и послов земель.

Между тем литвины звали Александра в Великое Княжество. Паны рады были обеспокоены возвышением дворного маршалка Михаила Глинского. Он наговаривал Александру на раду: «Пока в Литве будут жить эти паны, до тех пор в Княжестве не утихнут ссоры». На Берестейском сейме в 1505 году Александр даже не выслушал оправдания панов рады и прогнал их прочь, а личного врага Глинского, трокского воеводу Яна Заберезинского, лишил уряда.

Не исключено, что Глинский настраивал Александра против панов рады не из-за оскорбленных чувств, а по соглашению с главой династии — венгерским и чешским королем Владиславом Ягеллоном. Под давлением поляков Александр согласился утвердить Мельницкую унию, а это вело и к политической смерти ВКЛ, и к утрате Ягайловичами своих наследственных прав на Литву. Владислав объявил, что свои права на Литву передает Сигизмунду. Но влиятельная партия Заберезинского, в которую входили виленский епископ Войцех Табор, жемайтский староста Станислав Кезгайло, полоцкий наместник Станислав Глебович, великий гетман Станислав Кишка и другие паны, подписавшие Мельницкую унию, могла склонить сейм к принятию унии. Вот Глинский и распалил гнев на них у Александра. Сейм не состоялся, и унию так и не ратифицировали. Можно сказать, что Александр и Глинский спасли Великое Княжество Литовское от «втеления» его Польским Королевством.

Под влиянием Глинского великий князь был готов к решительным действиям. За панов рады вступился виленский епископ Войцех Табор. Он на Радомском сейме обвинил Александра в желании нарушить права панов. «Милостивы королю! Невинне на нас гнев твой господарски был, за прычыной некоторых людей, бо мы против тебе, господара нашого, не стояли, але ж мы боронили прав привилеяв нашых, што быхмо пры них зостали, а так, милостивы господару, я яко пастыр тутошнего панства и ваш, повиненом того стеречь, и тебе, господара нашого, од того отводити, абы ты, господар наш, права нашы и листы свои нам одержал, а если бы хотел хто их ломати. Боже, мсти каждому таковому». Слушая эти слова, Александр весь кипел от гнева. Ему угрожали Божьей карой.

После сейма Александра разбил паралич. Поправлялся он медленно. Тяжело пережил смерть матери в 1505 году. Больной, он отправился в Вильно организовывать защиту Великого Княжества Литовского от набегов крымских татар. Вероятно, понял он, что власть принесла ему только разочарование, а теперь и забирала последние силы. Поэтому 24 июля 1506 года в Лиде Александр написал завещание. «Единственным дедичем и наследником своим и своей отчизны в Королевстве и в Великом Княжестве Литовском» он назвал своего брата Сигизмунда.

В Лиде Александр собрал «посполитое рушение» — семь тысяч человек. Войско возглавил Михаил Глинский и повел его на татар. Александра отвезли в Вильно. По дороге ему стало хуже: он уже не мог разговаривать.

Глинский 5 августа возле Клецка разбил 30-тысячное войско крымских татар и освободил из неволи 40 тысяч пленников. Это было самое славное событие за время правления Александра.

Неизвестно, собралось бы шляхетское ополчение, если бы Александр не приехал в Литву и не организовал защиту края «от безбожных татар». Но он, пересилив болезнь, сделал все возможное для победы, а лавры победителя достались князю Михаилу Глинскому.

Известие о победе было последним утешением умирающего короля.

«Тогда за этот вот найсчастливейший успех мы благодарность Богу, спасителю нашему вознесли», — писал он в послании своим подданным. Слабеющей рукой Александр пожал руки приближенным. Прав был хронист Мартин Кромер, писавший, что победу под Клецком надо приписывать не князю Михаилу Глинскому, «а только помощи самого Бога и счастью короля, который, борясь со смертью, победил врага, но став победителем, был побежден смертью». Ночь с 19 на 20 августа Александр не пережил. «В самом деле, вовремя умер, пока не раздал все как в Польше, так и в Литве», — злорадствовали после его смерти.

Не все удалось, не все приносило свои желаемые плоды, но укорять Александра в бездеятельности, в неспособности править державой не стоит. Тяжело избежать неудач. И великий Витовт познал их, но за долгое правление смог добиться и побед. А вот Александру жизнь не отпустила многих лет, время его побед так и не пришло. Поэтому и современники его, да и последующие поколения, только обвиняли Александра. Обвиняли в неудачных войнах. Хронист Матвей Меховский с долей злорадства писал: «В войнах он был лишен счастья, никогда не выигрывал. В его правление происходили великие нападения, разрушения, захваты людей, животных и имущества. Враги всегда, когда хотели, свободно приходили и уходили без никаких потерь». Да, войны с Московской державой сложились для ВКЛ неудачно. Но разве не бездеятельная политика отца (великого князя Казимира) дала возможность укрепиться Москве, а его привилеи панам и шляхте ослабили власть великого князя? Александру же приходилось пожинать плоды правления отца. Что-то изменить, даже при желании, у него не было достаточно власти и сил, да и времени не хватило. И разве так свободно приходили и уходили враги? Стремительные набеги крымских татар приносили большие опустошения, но они были губительными и для врагов. В 1497 году князь Константин Острожский разбил отряд Махмет-Гирея. Две победы над татарскими загонами одержал слуцкий князь Семен Олелькович. И конечно, большая заслуга Александра в победе под Клецком. Именно он, уже смертельно больной, собрал войско ВКЛ и отправил на врага. Не заслуживает Александр таких обвинений, подобных тем, которые высказал Матвей Меховский.

Не стоит забывать о радении Александра в государственном строительстве. Он выдавал привилеи, наделял города магдебургским правом. Тем самым способствовал их развитию, а значит, и укреплению государства. А Вильно «с дня на день каждый раз лучше в разных искусствах умножал», как отмечали современники. Он сделал столицу краше, воздвиг вокруг нее стену, достроил знаменитый костел Св. Анны. Судьба была к нему несправедливой, несправедливыми к нему были и современники, но он был справедливым, и его справедливость воспринималась подданными за великую милость, поэтому и назвали его Милостивым. Он не стал великим правителем, но остался справедливым и добрым человеком, принявшим вызов судьбы и истории. Побежденный, но не сдавшийся им.