Глава 1 Пpи императорском дворе в Константинополе

Глава 1

Пpи императорском дворе в Константинополе

Константинополь — императорский город, господствующий и над сушей и над морем, — 11 мая 470 года торжественно отмечал, как и каждый год, знаменательное событие: в этот день Константин Великий освятил город, названный его именем. Кульминацией праздничных торжеств были состязания на боевых колесницах, которые проводились на ипподроме — одном из самых крупных строительных сооружений того времени. Огромная арена, на которой, выражаясь фигурально, была сконцентрирована вся общественная жизнь Восточной Римской империи, являлась одним из наиболее примечательных мест всего римского мира; без преувеличения можно сказать, что она была сердцем Константинополя. Эта арена множество раз становилась свидетельницей и массовых народных выступлений, и кровопролитной борьбы враждующих партийных группировок, и смертоносных революций.

В дни национальных торжеств сюда стекалось все празднично одетое население города, включая и императорский двор; затраты на проведение этих празднеств были огромными. Так было всегда в день 11 мая — день, столь великий для Константинополя. Весь этот огромный город с миллионным населением приходил в движение. Богатые и бедные, люди высокого и низкого звания, римляне и варвары, горожане и люди, приехавшие из провинций, — все они, нарядно одетые, устремлялись к расположенному неподалеку от моря цирку, производя при этом неимоверный шум: в пестрой толпе людей, прибывших на праздник в этот полуазиатский торговый порт, были представители трех континентов. С самого раннего утра они заполняли городские улицы и переулки, а также вымощенные мрамором и украшенные статуями императорские форумы. Главная улица города, которая вела к форуму Августа и ипподрому, была полностью запружена людьми. Солнце еще не успевало взойти, а у ворот арены уже скапливалась огромная толпа. Сразу же после того, как они открывались, люди быстро заполняли ипподром. Это сооружение имело весьма внушительные размеры: 370 м в длину и 60 м в ширину; сорок расположенных друг над другом рядов с мраморными сиденьями были способны вместить примерно сорок тысяч зрителей.

Толпа находилась в постоянном движении, и повсюду оживленно обсуждались шансы на победу «зеленых» или «синих». Это были две самые популярные партии из четырех, борющихся за главный приз в состязаниях на колесницах. Используя своих сторонников, обе названные выше партии сумели создать весьма сильные фракции, которые постепенно не без возникновения угрозы для государственной власти — начинали играть все большую роль в общественно-политической жизни страны. Население города разделилось на два лагеря, и теперь, во время последних приготовлений к состязаниям на колесницах, приверженцы «зеленых» и «синих» яростно спорили, доказывая друг другу, что именно их партия имеет наибольшие шансы на победу в этих состязаниях. Тем временем люди, не принимавшие участия в жарком споре, просто любовались всем увиденным, ибо ипподром воистину можно было сравнить с великолепным музеем; их взгляды приковывали к себе установленные в цирке чужеземные монолитные колонны, а также произведения изобразительного искусства, сделанные из бронзы и мрамора. Фасад императорской ложи был украшен очень дорогими изделиями. Все эти великолепные произведения искусства были доставлены из более чем двухсот городов Азии, Египта, Греции и Италии, и все они предназначались для украшения новой резиденции императора. Некоторые из них были использованы для отделки галереи, закрывавшей гигантское сооружение сверху, и они также приковывали к себе внимание многих собравшихся в цирке людей.

Рис.  1.  Ипподромная площадь в современном Стамбуле с египетским обелиском и дельфийскими змеевидными колоннами

Открывавшаяся отсюда широкая живописная перспектива никого не оставляла равнодушным: внизу раскинулся омываемый морем и опоясанный каменными стенами город с роскошными зданиями и широкими площадями, с верфями и гаванями, в которых покачивались на волнах парусные корабли. При взгляде на восток открывался великолепный вид на императорскую резиденцию с ее дворцами и жилыми зданиями, двориками и садами, а чуть далее — на Боспор и на азиатское побережье с блестевшим в лучах весеннего солнца Халкедоном. Повернувшись к югу, восхищенный зритель видел необъятную ширь Мраморного моря, по которому гуляли сине-зеленые волны, а на заднем плане виднелись покрытые легкой дымкой Принцевы острова и снежная вершина азиатского Олимпа. Итак, красивые произведения искусства и великолепный ландшафт удовлетворяли первое любопытство собравшихся, однако они с нетерпением ожидали появления императорского двора и начала состязаний. Вся огромная верхняя часть северной стороны ипподрома была предназначена для размещения высокопоставленных сановников и чиновников различного ранга.

Между воротами главного входа на ипподром и церковью св. Стефана на двадцати четырех массивных опорах возвышалась императорская ложа — Кафисма — с расположенными слева и справа от нее ложами для его свиты. Войти в нее можно было только из императорского дворца, к которому она непосредственно примыкала. Первым свидетельством того, что очень скоро в своей ложе появится император, был торжественный выход императорской гвардии. Гвардейцы не только получали высокое жалованье, но и были наделены весьма обширными привилегиями. Они занимали свое место под императорской ложей, на слегка выступающей вперед террасе. Эти великолепные солдаты с полной воинской экипировкой неизменно привлекали к себе внимание очень многих зрителей. Особенно бросались в глаза высокие белокурые германцы, и в толпе довольно часто обсуждался вопрос о том, почему именно они стали приобретать все большее и большее влияние в Империи. Даже на сугубо национальных торжествах германцам уже давно отводилась весьма примечательная роль.

Вопрос о взаимоотношениях с германцами (или варварами) был в то время одной из важнейших проблем Восточной Римской империи. Наиболее вероятной причиной того, почему варвары стали играть в стране такую заметную роль, был серьезный провал в решении важнейших социальных задач, которые начиная с III в. н. э. стояли перед римским обществом. Речь идет, прежде всего, о взаимоотношениях крупных и мелких землевладельцев, о положении и тех и других в обществе, о статусе ремесленников и, наконец, о правовом распределении чрезвычайно больших государственных долгов между этими тремя социальными слоями общества. Новая система взимания постоянно растущих налогов, которая была направлена на учет возможностей этих социальных групп, на практике себя не оправдала. Все население Империи делилось на правящие круги и крупных владельцев собственности, на привилегированных производителей, державших в своих руках важнейшие экономические рычаги, и на низшие классы, которые были гораздо более слабыми в экономическом плане, но на плечи которых было возложено тяжкое бремя выплат налогов и непосильного труда. Прежде полностью свободные обладатели небольших земельных участков становились колонами и попадали в полную кабалу к крупным землевладельцам, которые прекрасно знали, как с помощью имеющихся в их распоряжении средств снять с себя наиболее тяжелые финансовые обязанности; таким образом, полностью платить налоги приходилось лишь колонам, которые крепко держались за свой небольшой участок земли. Именно поэтому подавляющая часть населения Империи постепенно разорялась и становилась все более бесправной и в экономическом, и в социальном плане. Похожим образом попадали в зависимость от государства и ремесленники, хотя некоторые из них были наделены определенными привилегиями, которые переходили по наследству от отца к сыну. Довольно часто ремесленников принуждали выполнять те или иные государственные заказы. Следствиями такого положения дел стали растущее недовольство широких слоев римского общества — многие колоны стали покидать Империю и переселяться к варварам — и общий экономический кризис. Естественно, что все это отражалось весьма заметным образом на финансах страны, основными источниками пополнения которых были налоги, взимаемые с людей, занятых в сельском хозяйстве, то есть, по сути дела, с колонов. Еще одно негативное последствие сложившихся в римском обществе социально-экономических отношений ярко проявилось в военной сфере. Как известно, всеобщая воинская обязанность была отменена в Римской империи уже довольно давно. Набор солдат в армию — в тех случаях, когда денежный выкуп оказывался чрезмерным, — осуществлялся точно так же, как и сбор государственного налога в виде сельскохозяйственных продуктов. Само собой разумеется, что власти все-таки стремились не призывать лучших работников на воинскую службу. А это приводило к тому, что в армию набирали многих людей, которые были попросту непригодны к выполнению воинских обязанностей, и от них трудно было ждать усердия и проявления ими патриотических чувств. К названным выше негативным последствиям нужно добавить еще один неблагоприятный момент постоянное уменьшение населения Империи. Очень скоро в стране стало попросту не хватать ни солдат — для выполнения все новых и новых задач по обеспечению безопасности государства, ни колонов — для обработки огромных латифундий. И чем дальше, тем больше Империя стала нуждаться в пополнении собственных людских ресурсов. Так постепенно стали разрушаться как раз те две основные опоры, на которых зиждилось огромное гордое здание Римской империи, — сельское хозяйство и армия. Было крайне необходимо вновь укрепить их, настолько хорошо, насколько это возможно, с помощью чужеземцев.

Так в качестве колонов и воинов в Римской империи появились варвары. Их наделили небольшими участками земли, но взамен обязали служить в армии. Выражаясь фигурально, можно сказать, что варвары были огромным резервуаром, из которого Империя непрерывно черпала человеческий материал, необходимый ей для решения самых разнообразных задач.

«Варваризация» римской армии осуществлялась довольно быстрыми темпами за счет славян и гуннов, но прежде всего — за счет германцев. В Западной Римской империи варвары служили и на флоте. В то время как сами римляне становились всё менее пригодными для несения военной службы, именно германские племена зарекомендовали себя как весьма искусные воины. И теперь регулярная римская армия пополнялась в основном германцами, которые стали подданными Империи. Отныне лишь варвары стали считаться полноценными солдатами. Чем больше варваров служило в том или ином армейском подразделении, тем большим предпочтением оно пользовалось. И очень скоро германцы стали не просто доминировать в воинских частях, но и составили основу всей регулярной армии; другими словами, тот государственный элемент, который каждая страна обязана иметь для обеспечения своей безопасности, в Римской империи почти полностью состоял из германцев. Тех же германцев, которые не являлись подданными Римской империи, также стали привлекать для выполнения отдельных воинских задач. Вспомогательные варварские корпуса, которыми командовали римские военачальники, оказывали весьма существенную помощь регулярной армии, которая уже не была достаточно мощной, чтобы отражать вторжения варваров, окружавших Римскую империю со всех сторон. Приходилось заключать с государствами таких племен федеративные договоры, по которым варварам разрешалось селиться на территории Римской империи, причем они получали в свое пользование треть всего недвижимого имущества, а взамен были обязаны по первому требованию выступить в поход на стороне Империи. Такое положение дел сохранялось недолго, поскольку почти все офицерские должности в римской регулярной армии заняли варвары или полуварвары. Даже высшие командные посты — начиная с III века — уже наполовину находились в руках столь же работоспособных, сколь и умных германцев. Многие из них дослужились до звания командующего армии. Представители именитых родов: всадники и сенаторы — почти полностью исчезли из армии, к большому огорчению патриотически настроенных греков и римлян, которые воспринимали это как величайший позор: ведь теперь они были вынуждены подчиняться самодовольным германским командирам, которые очень часто вели себя просто-таки вызывающе.

Между тем влияние варваров в Империи становилось все более заметным. И уже не только в армии, но и во многих государственных учреждениях высокие посты занимали чрезвычайно умные и деятельные германцы. Они весьма успешно делали и политическую карьеру. Многие из них, использовав свое ведущее положение в армии, стали высокопоставленными придворными. Говоря кратко, теперь перед германцами была открыта дорога к любым должностям и званиям, вплоть до высшей должности консула. Отныне буквально везде можно было встретить на руководящих постах высоких сильных людей с белокурыми волосами и голубыми глазами.

Благодаря неслыханному наплыву варваров весь облик Империи, по сравнению с предыдущими годами, изменился как внешне, так и внутренне. Галлия, Иллирия и придунайские провинции были уже почти полностью германизированы. Да и в самом сердце Империи они заняли настолько прочное положение в политической, экономической и общественной жизни, что ее уже трудно было себе представить без них. Следует подчеркнуть, что очень многие германцы, начавшие переселяться в Империю в IV веке, так и не стали полностью романизированными. Они не сумели впитать в себя римскую культуру; более того, они нанесли ей серьезный ущерб. Подавляющее большинство германцев так и остались варварами.

Рис. 2. Император Лев I (изображен на солиде, на реверсе показан сидящим на тоне, с нимбом вокруг головы

Чем меньше удавалось римлянам обходиться без услуг активных и способных варваров, тем большее возникало у них желание по крайней мере устранить влияние на дела Империи этих мощных чужеземцев, которые представляли собой постоянную скрытую угрозу не только могуществу, но и самому существованию Империи. Правящий в то время император Лев I (457–474 гг.), призвав на помощь племя исавров, откуда был родом его зять Зинон, пытался любыми способами повсюду избавиться от германцев, несмотря на то что в свое время один германец — и теперь еще чрезвычайно влиятельный, хотя и не в такой степени, как прежде, патриций Аспар, — сделал его императором. Похожие мысли возникали в головах собравшихся на ипподроме людей, воспитанных на греко-римской культуре, когда они видели перед собой могучих германцев императорской гвардии и ждали появления других варваров, занимавших важнейшие посты в государстве.

Тем временем на специально отведенных для них местах по обеим сторонам императорской ложи стали появляться прибывшие на празднества посланцы других народов. Это были гражданские чиновники и военачальники, которые не входили в свиту императора и среди которых почти не было германцев. Особое внимание собравшихся на ипподроме зрителей привлекали к себе: консул, который в действительности не обладал реальной властью; члены сената (как правило, очень богатые, но, так же как и консул, не обладавшие реальной политической властью люди, не имевшие ни собственного мнения, ни сильной воли); патриции — представители самых знатных аристократических родов; патриарх Геннадий, окруженный высокопоставленными священнослужителями, который считался наиболее влиятельным духовным авторитетом на Востоке и в то же время был патриархом Константинополя, полностью послушным императорской воле.

Перед самым началом состязаний колесниц в своих ложах появлялись члены императорского двора, причем их наряды на подобных торжествах отличались истинно восточной роскошью. Но придворные привлекали внимание собравшихся не только своими великолепными одеждами — они обладали огромной политической властью; это был двор абсолютного монарха, который спустя некоторое время появился в своей ложе. Теперь все внимание радовавшейся праздничному зрелищу толпы было приковано к нему. Некоторые из зрителей просили более осведомленных людей назвать им имена придворных, занимавших те или иные должности, и объяснить им значимость этих должностей. Речь шла о самых влиятельных сановниках Империи и императорского двора, которые уже заняли свои места. Это были: двое постоянно входивших в свиту императора высших военачальников, или императорских полководцев (magistri utriusque militiae praesentalis); начальник администрации префектуры Восток, резиденция которого находилась в Константинополе и которого называли alter ego[1] императора (praefectus praetorio); имперский казначей, или удельный министр (comes rerum privatarum); имперский министр финансов (comes sacrarum largitionum); квестор, по сути дела, член кабинета министров, которому было предоставлено исключительное право личного доклада императору; магистр оффиций (magister officiorum), который обладал чрезвычайно большой властью, поскольку он являлся главой всех юридических и административных органов управления и решал все вопросы, связанные с законодательством, исполнением законов и внешней политикой, к тому же он имел звание дворцового маршала и занимал пост имперского министра почт; и наконец, первый придворный сановник, самый могущественный человек при дворе — обер-камергер (praepositus sacri cubiculi), в большинстве случаев, евнух, которому подчинялись все без исключения императорские камергеры, пажи, дворцовая прислуга и т. д.

В то время как все эти названные выше влиятельные придворные и имперские сановники, а также сопровождающие их лица занимали свои места, по галереям церкви святого Стефана, примыкающей на востоке к императорской ложе — Кафисме, шла на праздник императрица Верина со своей дочерью, принцессой Ариадной, которая была женой исаврского военачальника Зинона. Придворный штат императрицы состоял из большого количества знатных матрон и дев, среди которых были и германские принцессы.

Последнее обстоятельство в то время уже никого не удивляло, поскольку многие члены императорского двора, и даже императорского дома, были вынуждены привлекать на свою сторону обладавших реальной властью германских вождей путем заключения брака. Так, в конце IV века вандал Стилихон взял себе в жены племянницу Феодосия Великого, а затем, употребив все свое влияние, добился того, чтобы юный император Гонорий, опекуном которого он был, стал мужем сначала одной его собственной дочери, а спустя некоторое время — и другой. К этому можно добавить, что и брат Гонория, Аркадий, был женат на дочери франка Бауто, красивой, получившей греческое образование Евдоксии, которая полностью подчинила своей воле царственного супруга. Хорошо известен и еще один факт: в 414 году Галла Плацидия, сестра Гонория и дочь Феодосия Великого, была отдана в жены королю вестготов Атаульфу. А еще через некоторое время, в 467 году, дочь императора Антемия стала супругой Рицимера, и примерно в 470 году Гунерих, сын короля вандалов Гейзериха, сумел жениться на дочери императора Валентиниана III Евдоксии. Таким образом, вожди варварских племен стали равноправными членами правящих римских династий, а их родственники стали играть заметную роль при императорском дворе в Константинополе…

Рис. 3. Император в кругу своей семьи и высокопоставленных сановников на играх в ипподроме

И вот наконец наступил момент, когда взорам всех собравшихся на ипподроме явилась священная особа императора, священная — потому, что он выполнял миссию Бога на земле и обладал Божественным авторитетом. Он персонифицировал в своем лице идею исключительности и незыблемости римской мировой империи. Как в прошлом, так и в настоящее время император олицетворял собой и неодолимую мощь этой империи, и ее блестящее великолепие. Его власть была абсолютной, совершенно ничем не ограниченной. Весь внешний вид императора должен был производить на окружающих сильнейшее впечатление. Его одеяние было украшено золотом и драгоценными камнями — начиная с диадемы и кончая ярко-красной обувью, также украшенной драгоценностями; и он весь был закутан в широкую императорскую пурпурную мантию. Целая «армия» пажей, камергеров и других придворных, среди которых мы вновь видим германцев, окружала его. Непосредственно рядом с императором находились его любимцы, доверенные лица и люди, которые, обладая весьма заметной властью, использовали ее для служения императору.

Среди последних особенно выделялись два человека, которые были известны всем жителям Константинополя: исавр Зинон, зять императора, и германец патриций Аспар, которому император был обязан своей короной. Рядом с ним стоял готский принц, достигший к тому времени примерно 15-летнего возраста. Это был Теодорих, сын короля остготов Тиудимира из рода Амалов и его наложницы Эрелиевы, который в 7-летнем возрасте — а родился он примерно в 452 году был отправлен в качестве заложника в Константинополь. С самого начала своего вступления на престол, в 457 году, император Лев I отказался выплачивать готам денежные субсидии, которые они до этого времени регулярно получали. Тогда готы взбунтовались, и лишь после длительной борьбы удалось прийти к новому, удовлетворившему их соглашению. Однако по условиям этого соглашения (как это уже неоднократно случалось с германскими вождями и их отпрысками) готы должны были — в качестве ценного залога — отправить Теодориха ко двору императора. Прибыв в Константинополь, юный остготский принц нашел защиту, опору и великолепный пример для подражания в лице Аспара (в жилах которого также текла готская кровь) и его приверженцев. В эти годы все огромное влияние германцев на императора и Восточную Римскую империю олицетворял собою Аспар, который, опираясь на свои воинские соединения, состоявшие из готов и подчинявшиеся ему как римскому генералу, был всесильным фаворитом в течение более чем десяти лет. И на протяжении всего этого времени император, будучи умным и энергичным человеком, постоянно осыпая Аспара всевозможными почестями, стремился избавиться от него — и чем дальше, тем больше. Однако гота Аспара поддерживала значительная часть римской армии, ибо ее основу составляли готы, и в первую очередь здесь нужно назвать зятя Аспара. Это был Теодорих Страбон со своими варварами. И несмотря на то, что император, безусловно, мог рассчитывать на поддержку исаврских отрядов, которыми командовал его собственный зять, время избавления от могущественных готов еще не пришло. Аспар трезво оценивал не только находившуюся в его руках власть, но и грозившую ему опасность ее потерять; поэтому он, что называется, держал ухо востро.

Рис.  4.  Серебряная табличка, подаренная консулом Аспаром церкви в 434 году

Подобная ситуация была вовсе не новой. На протяжении примерно трех поколений германские вожди — как в Восточной Римской империи, так и в Западной — находились в точно таком же положении. Как только их влияние усиливалось, немедленно возникала (правда, не приносившая им особого успеха) реакция римлян, поскольку они видели, что попадают во все большую зависимость от варваров, и считали это не только позором для страны, но и угрозой самому ее существованию. Римляне были вынуждены мириться с захватившими власть варварами до тех пор, пока они явно нуждались в них, ибо прекрасно осознавали собственную слабость. То, к чему стремился в Византии Аспар: к господству над императором, его двором и всей империей, — уже более десяти лет держал в своих руках в Западной Римской империи знатный свев королевского происхождения, патриций и главнокомандующий армией Рицимер — яркое олицетворение доминирования «германского духа» в этой стране. В годы царствования пяти императоров Рицимер во второй половине V в. (ум. в 472 году) был фактическим правителем Италии. Разумеется, он изо всех сил удерживал свои позиции, подавляя в зародыше любую возникающую угрозу, и немедленно устранял каждого вступившего на престол императора, как только тот пытался взять управление страной в свои руки.

И Рицимер, и Аспар стремились избежать той судьбы, которая была уготована знаменитому вандалу Стилихону, гениальному политику и выдающемуся стратегу, ставшему после смерти Феодосия Великого наиболее значительным лицом в Западной Римской империи: ведь после того, как Стилихон — верный сторонник семьи Феодосия и защитник Италии от набегов орд Алариха I и Радагайса — фактически правил Империей в течение 13 лет, он, вследствие интриг национальной дворцовой партии, в 408 году по приказу императора был обезглавлен. Аспару удалось избежать такой участи: и сам император и Зинон пока еще были вынуждены мириться с его присутствием. И вот теперь они, все трое, сохраняя, по крайней мере внешне, дружеское расположение друг к другу, появились на ипподроме.

Рис. 5. Состязание на колесницах в цирке (консульский диптих из Константинополя, 541 г.)

Рис.  6.  Игры в цирке (фрагмент консульского диптиха, начало VI в.)

Рис.  7.  Травля диких зверей и игры в цирке (диптих консула Ареобинда, 506 г.)

Прежде чем сесть на свой императорский стул из белого мрамора, Лев I подошел к ограждению трибуны и, держа в руке полу своей мантии, осенил крестным знамением склонившихся перед ним людей. Ответом на это императорское благословение стали громкие крики одобрения и восхваления, аплодисменты и пение гимна. Вскоре за этим на ипподром торжественно ввезли статую Константина с богиней Тихе, которой были оказаны соответствующие почести. Только после этого император, взмахнув белым платком, дал знак к началу состязаний на колесницах. Тут же на арену бешеным галопом вынеслись запряженные двумя или четырьмя лошадьми колесницы, что вызывало бурное оживление зрителей, которые громкими криками приветствовали участников состязаний. И лишь тогда, когда колесницы входили в очередной поворот, толпа на мгновение замолкала, а затем вновь разражалась неистовым ревом. Семь кругов нужно было пройти колесницам по дорожкам ипподрома, а затем выносилось решение о победителе, которое приверженцами как победившей, так и проигравшей партии встречалось с таким неистовством, что нередко это походило на безумие. До полудня проводились состязания, в которых принимали участие двенадцать колесниц, а затем, для того чтобы зрелища были как можно более разнообразными, проводились состязания в беге, борьбе и кулачные бои, а также демонстрация, и иногда даже травля, заморских зверей. Изо всех сил стремились подогреть веселье акробаты, клоуны и мимы. В обеденное время объявлялся большой перерыв. Двор возвращался в трапезную Большого императорского дворца, и все усаживались за накрытые столы. Остальные зрители принимались за скромную еду, сидя на своих местах, над которыми, закрывая арену от лучей жаркого полуденного солнца, висело огромное туго натянутое покрывало из пурпура или шелка. Как только двор (который уделял трапезе намного большее время, чем люди, оставшиеся на ипподроме) возвращался на свои места, игры возобновлялись. Они продолжались в той же самой последовательности и с теми же развлечениями, что и до обеда, и длились до вечера. Завершались игры награждением победителей, причем призы за победу сердечно приветствовавший их император вручал собственноручно.

Подобные празднества, которые демонстрировали на столь достопримечательных местах весь блеск сравнимого с греческим имперского величия и на которых присутствовали официальные представители всего мира в Константинополе, не могли не производить на всех участников сильного впечатления. Не в последнюю очередь это относится и к варварам любой национальности, которые редко могли видеть в такой сконцентрированной форме импозантную демонстрацию и могущества, и высокого уровня культуры Восточной Римской империи. Не был исключением и юный остгот Теодорих. С огромным уважением и восхищением взирал он на все то, что окружало его в годы вынужденного пребывания в императорском городе, стараясь не пропустить все самое нужное и ценное, чтобы впоследствии воспользоваться этим. За это время благодаря добросовестной учебе и хорошему воспитанию и без того незаурядные способности Теодориха развились еще больше, и ему удалось впитать в себя все лучшее из самых разнообразных впечатлений и высказываний, которые жизнь в не сравнимой ни с каким другим городом столице предлагала ему на каждом шагу. И, разумеется, не следует утверждать, что юный варвар мог бы получить и более высокое образование. Его научили читать и писать на греческом и официальном римском языках, а также искусству составления деловых бумаг, которое он, впрочем, довольно быстро забыл. Да и вообще, в жизни тогдашнего Константинополя высокая образованность ценилась весьма низко, несмотря на вновь открытые в 425 году Феодосием II христианские высшие школы и имеющиеся библиотеки. Космополитичный Константинополь был одновременно и столицей Империи, и торговым портом. Высокая духовная жизнь была прерогативой Афин и Александрии. Материальные ценности, которые стекались в Константинополь из множества стран, доставляли либо морские суда, либо большие караваны из центра Азии. Развивалась не только торговля, но в значительной степени и промышленность, и обе эти отрасли несли с собой достаток и роскошь. Даже некоторые общественные бани были украшены великолепными произведениями искусства. Рынки предлагали покупателям очень дорогие товары: материи, металлы и драгоценные камни. В вечерние и ночные часы эти здания были ярко освещены. Театры, которые в отличие от античных времен были распространены довольно широко, предлагали зрителям различные формы развлечения и времяпрепровождения. Для украшения одежды и предметов домашнего обихода использовались золото и серебро, драгоценные камни и слоновая кость.

Рис.  8.  План средневекового Константинополя.

На карте показаны здания и сооружения, сохранившиеся до наших дней. Постройки, о которых известно только место их расположения, показаны штриховыми линиями

Особого восхищения заслуживала великолепная система водоснабжения города, включавшая в себя многочисленные общественные колодцы и канализацию; в Константинополе было и огромное количество различных благотворительных учреждений: больницы, дома для бедняков, престарелых и сирот. А какое огромное значение имел Константинополь как резиденция императора и место пребывания имперского правительства! Да, это был воистину императорский город, славящийся и великолепными общественными сооружениями, и дорогостоящими произведениями искусства.

Само ежедневное созерцание такой неповторимой картины города должно было пробудить в готском мальчике, а затем и юноше, чувство восхищения и подготовить его к жизни в пределах этой Империи, имевшей столь богатую и пышную столицу. Как часто он останавливался, широко раскрыв глаза от удивления, перед огромными общественными сооружениями с их великолепными архитектурными и скульптурными украшениями! Форум Августа, или Императорский форум, с двумя серебряными статуями: Феодосия II и прекрасной Евдоксии, с разных сторон окружали базилика св. Софии, здание Сената, ипподром и императорский дворец. Последний сам по себе представлял целый город с большими зданиями, с часовнями, галереями, двориками, террасами и садами, тянувшимися до самого моря.

К западу от дворца располагалось все, к чему можно было пройти через Золотые ворота по Via triumphalis[2]: вымощенный мрамором форум Константина с портиками и порфировой колонной, на которой была установлена статуя этого выдающегося императора; рядом с Капитолием — форум Феодосия Великого с триумфальной аркой и статуями его сыновей, императоров Аркадия и Гонория, а также с колонной самого Феодосия; и наконец, центральная улица города, убегающая на юго-запад, приводила к форуму Аркадия с одноименной колонной.

Все лучшее, что успели создать к тому времени греческие архитекторы и скульпторы, было осмыслено и использовано с еще более ярким великолепием в описанных выше и других местах города. Тот, кто понимал язык этих памятников, мог ежедневно, вновь и вновь, знакомиться со славным прошлым Империи. Готскому принцу они напоминали еще и о судьбе его соплеменников, которые все же отважились посягнуть на освященное римское величие. Ибо скульптуры на колоннах Феодосия I и Аркадия, так же как и колонна на Акрополе, рассказывали о победах, одержанных над готами. На последней колонне (ее называли Готской колонной), сооруженной в III веке, была надпись, которая утверждала, что счастье в Константинополь вернется только в том случае, если в нем не останется ни одного гота. Весьма убедительным доказательством римской мощи были для будущего воина Теодориха внушительные городские укрепления: широкие и глубокие крепостные рвы; окружавшая город наружная стена с брустверами, башнями и воротами; и внутренняя стена — очень похожая на наружную, но только еще более мощная. Арсеналы, гавани и верфи, предназначенные для военных кораблей, усиливали впечатление военной мощи Империи: с могуществом же римской армии юный гот, которому прочили военную карьеру, был хорошо знаком. Не меньшее впечатление производила на умного юношу, наставниками которого были опытные люди, и мощная иерархическая структура органов административного управления Империи. К этим чувствам добавлялось и восхищение той внушительной невидимой силой, которая устраняла возникающую в огромной Империи неразбериху и приводила в порядок самые запутанные дела. Юного гота восхищали римские законы, римское право и та «civilitas», которую Теодорих позже, когда он уже был правителем Италии, столь часто прославлял в своих указах. Огромное влияние на Теодориха, находившегося в Константинополе, оказало и богатство культуры этого мира. Все сказанное выше заложило в нем, чужеземце, веру в непобедимость и вечность римской мировой империи, которые воплощались в священной особе императора. Когда Теодорих входил в церковь Святых апостолов, которая была построена при Константине Великом и в которой находилась усыпальница членов императорского дома Константина и Феодосия Великого, он сразу же почти осязаемо ощущал дыхание вечности этой империи.

Рис.  9.  Колонна Феодосия I в Константинополе, воздвигнутая в 386 году в честь победы над готами

Рис. 10 Колонна Аркадия в Константинополе

До сих пор мы говорили о тех ощущениях и впечатлениях, которые оказали сильнейшее влияние на ум и сердце юного готского принца. Но и сам он всеми фибрами своей души стремился усвоить созданные греками и римлянами ценности. Их воздействие пришлось как раз на самые восприимчивые годы жизни, годы юности, и оставили в душе Теодориха неизгладимый след, который он пронес через всю свою жизнь. Уже с юных лет он преклонялся перед идеалами римской жизни и сокровищами римской культуры, точно так же как двумя поколениями раньше это делал его соплеменник, король вестготов Атаульф, под влиянием своей жены Галлы Плацидии. И поэтому самым горячим желанием Теодориха было желание остаться в Империи — под сенью ее великой культуры! Однако в 470 году (когда Теодориху уже исполнилось 18 лет) император, наградив готского принца богатыми дарами, отсылает его обратно к собственному отцу и народу — а остготы в то время заняли ведущее положение среди германских племен, живших на берегах Дуная, — в Паннонию, римскую провинцию, которая находилась между Дунаем и Дравой и на территории которой раскинулись два больших озера: Балатон и Нойзидлер-Зе. Эта провинция, известная также под названием Венгрия, уже давно была отдана варварам и обжита ими.